Глава 39

Прав оказался инкогнито из столицы: гостей набился полон дом. Поздравить недужного полицмейстера прибыл весь цвет города. Дворяне, деловые люди, чиновники — с жёнами и без. Все с подарками. Гости не то чтобы нарядные — всё ж таки к больному прикатили, но солидные. Господа в сюртуках и мундирах, дамы в строгих дорогих платьях.

Я зашёл в дом с чёрного хода. Офицер Митюша опять удивил — дал от щедрот своих перстень с печаткой. Амулет простенький, но годный. Кто его наденет, того перестают замечать. Сразу видно, столичный инкогнито работает на серьёзных людей. Не знаю, кто конкретно его собирал в дорогу, но он точно не поскупился.

Эх, а нас тут, в провинции, за каждую мелочь щемят! То нельзя, это нельзя, амулетик надеть — ни-ни! А тут вон чего…

Бомбу мне тоже вручил офицер Митюша. Бомба солидная. Глянешь, сразу ясно — такая дура рванёт, только клочья полетят.

«Не беспокойтесь, это только для вида, — сказал Митюша, — там динамиту на медный грош. Один дым и треск, и ничего боле. Но нам ведь больше и не надо?»

Сам офицер Митюша тоже явился на именины господина полицмейстера. Пришёл как подобает, в блестящем гвардейском мундире, под своим настоящим именем. Поди не пусти такого красавца. За ним робкой тенью семенил слуга в сером сюртучке, тащил за барином всякие нужные мелочи. Всё как задумано.

Притаился я в укромном месте, откуда видно всё, и стал ждать сигнала.

Вижу, машина подкатила — одна из двух, что есть в городе. Авто прекрасной эльвийки, хозяйки борделя. Из машины выбрался сам глава общины эльвов — господин Левикус, за ним хозяйка — прекрасная эльвийка. Вслед за ними вышла девица-секретарь. Очень скромная, в сером платье, личико прикрыто серой же вуалькой, в руках сумочка-несессер. Из несессера торчат спицы и свешивается кончик цветной нити.

Среди прочих прибыл бизнесмен Алексеев собственной персоной. Спокойный, как будто ничего не случилось. Ни Федьки, ни Ерошки с ним нет. Вообще один прибыл, без жены. Я узнал — супружница есть у него, но с ним не живёт. Служит в столице, при государыне — любимой фрейлиной.

Наконец все собрались. У дома пристроились коляски, старомодные кареты; антикварная машина приткнулась сбоку, чтобы не пугать лошадей.

Я подождал ещё, убедился, что все на месте.

Потом тихонько двинулся на позицию. Крадусь тёмным коридорчиком, тихо-незаметно…

— Ах! — девичий писк.

Блин. Понадеялся на амулет, прошляпил девчонку. Прямо на меня вылетела.

Смотрю, а это дочка полицмейстера, Лизавета Ивановна. Ухватила меня за руку:

— Ах, это вы! Дмитрий Александрович, это вы!

И вцепилась в руку, как клещами, сильно так. Лицо раскраснелось, глаза блестят.

— Простите… — начинаю. Как она меня увидела? Вот блин, и что сказать-то? Вообще, по хорошему, надо бы ей рот заткнуть да в кладовку. Как в кино показывают — убрать лишних свидетелей, чтобы не мешали.

Но Лизавета мне сказать ничего не дала.

— Дмитрий, вы пришли! — уже двумя руками в меня вцепилась, волнуется. — У меня было предчувствие!

— Я…

— Не надо слов! Да, я виновата, но вы вели себя ужасно. Тогда, в Москве… Вы сказали, что всё кончено. Чтобы я уезжала к отцу. Потом я узнала, что нашу группу всю убили… убили всех, кроме двоих… Что один из них — жандармский агент…

Лизавета Ивановна всхлипнула. Помотала головой, в глазах слёзы:

— Говорили, на месте нашли платок. Я сказала Швейцару, что не знаю, чей. Но я сразу поняла, что он ваш, что это мой подарок. Зачем вы так со мной? Бросать его на пол, да ещё при Бургачёве… Это жестоко! Ходите в гости, делаете вид, что мы незнакомы… За что ты так со мной, Дима?

Ой. Ну ничего себе…

А она слёзы утирает, говорит:

— Я всё понимаю, мой отец тиран, ужасный человек. Знаю, он сказал, что если ты попытаешься ещё раз просить моей руки, переломает тебе ноги и выбросит на помойку. Я никому не сказала, что подозреваю тебя. Что ты, возможно, агент. И вот они убиты, все убиты, даже моя подруга! Зачем я говорю сейчас с тобой, не знаю…

— Я не убивал Клавдию.

Лизавета подняла голову, взглянула мне в глаза.

— Мне хочется тебе верить. Видела тебя с продажными девками… Ты знаешь, я даже обрадовалась, что ты с ними, а не с приличной девушкой. Ведь тогда я бы поняла, что всё взаправду кончено.

Блин, ох уж эти девушки… я тут с динамитом пришёл, а у них одни амуры на уме. Даже у таких, которые паровозы взрывают. Спрашиваю её:

— С кем ты в кабине локомотива была? Офицер, весь из себя статный?

Она покраснела до ушей.

— Ты узнал? Он больше тебе не соперник. Мы встречались только раз, правда. А тут дело. Надо было шашку динамитную подкинуть, то его идея была. Никто бы не пострадал, дверца в топке стальная. Напугали бы только, чтобы знали сатрапы — мы ещё отомстим! Даже Тосик хотел в то утро на вокзале быть, фотографии сделать. Но не вышло у него — инфлюэнца…

Ой, дурёха!.. Дверца стальная… Погоди, погоди — Тосик? Тот самый, что никто и звать никак?

— Тосик? — спрашиваю. А сам ревность изображаю. — Ты с ним теперь?

Лизавета головой замотала, улыбнулась сквозь слёзы:

— Господи, нет. Тосик дурачок, всё надеется. Думает, дядя ему наследство оставит, раз от законной жены детей нет. Мой папА ещё смеялся над ним, говорил мне в шутку: вот поженим вас с Антошкой, сколько земли соединим! На полгорода хватит, да ещё останется.

Опаньки! У меня внутри как будто лампочка вспыхнула. Вот это кто… Кузен Тосик… Антошка. Антон Евгеньевич, шустрый репортёр. Ведь бизнесмена Алексеева зовут Евгений Харитонович. А это, выходит, его сынок незаконный. Как говорится — от морганатического брака. Так вот кто был тот ребёнок с мячиком на старой фотографии.

А у журналиста, оказывается, виды на наследство. Хорошее такое наследство. Если получится Лизу окрутить, так очень хорошее. Земли на полгорода, да участок, где дома эльвов стоят. Повезло господину Алексееву, что на вокзал тогда не явился. Сейчас бы Тосик уже на землю лапу наложил. Сынок, пускай даже незаконный.

— А что с Бургачёвым у тебя? — спрашиваю. Сам прикидываю, что делать. Сейчас Митюша сигнал будет давать, а у меня на руках девица в беде… Вцепилась, как клещ.

— Он жених мой, — ответила Лизавета. Сама приподнялась на цыпочки, обхватила меня руками и поцеловала.

Ух… Жаркий поцелуй получился. Скоро мы целовались уже вместе, как любовники. Да мы и были любовники. Уже давно.

Отлепилась она от меня, потащила за руку. Затащила в комнату, говорит:

— Не могу больше так. Давай сбежим. Прямо сейчас, и пропади пропадом всё наследство.

И я вижу — она уже всё решила.

— Слушай, — шепчу, — ты вещи собери, и уходи на улицу. Найди извозчика, чтобы незнакомый был, подальше отсюда. Чтобы не нашли нас.

Эх, семь бед — один ответ! Хотя я не помню её, и любовь у них была с другим Димкой Найдёновым, но всё равно девчонку жалко. Сейчас здесь такое начнётся… Не надо ей этого видеть. Пускай пока извозчика поищет, а там разберёмся.

Она кивнула, кинулась одеваться — на улицу бежать.

А я выскользнул из комнаты и двинулся в большой зал, где собирались гости. Пора начинать.

***

Темнота упала внезапно. Погасла люстра под потолком. В темноте раздался зловещий — как в театре — голос:

— Трепещите, злодеи! Настал ваш последний час!

Вспыхнул огонёк фитиля, с треском разгорелся, осветил руку в чёрной перчатке и тёмное, в дьявольских разводах (сажа обыкновенная) лицо.

Это придумал Митюша. Как по мне, глупее не бывает. Но сработало.

Взвизгнули дамы. Кто-то охнул.

Зловещий голос загремел:

— Видите этот огонь? То дьявольское пламя! Оно ждёт, давно ждёт вас, погибшие души! Как только догорит этот фитиль, вам конец! Покайтесь, пока не поздно!

Фитиль разгорелся ярче, в скудном свете стало видно бомбу. Здоровая связка динамитных шашек, из каждой выходит шнурок. Шнурки соединяются в один, уходят вверх, к руке мрачного человека в чёрном. Зрелище не для слабонервных.

Дамы завизжали громче, раздался суровый мужской голос:

— Что за шутки, милостивый государь! Немедленно прекратите этот балаган!

— Молчать! Не двигаться! — рявкнул человек в чёрном. Поднял другую руку к потолку. Грохнул револьверный выстрел. — Нас много! Вам не сбежать от карающей руки правосудия!

Дрогнула люстра, с печальным звоном посыпалось на паркет богемское стекло.

Если бы гости посмотрели внимательней, то увидели — огонёк на фитиле почти не движется. Времени до взрыва вагон, можно успеть заварить и выпить чашечку кофе.

Но кто будет разбираться в такой момент?

— За народ и волю! Да свершится месть!

Раздался топот множества ног. Гости стали разбегаться кто куда.

Хлопнула дверь наверху. Кто-то бежал в комнаты. Может, это полицмейстер полез в заветный сейф? Пора гасить фитиль, и брать гада с поличным. Ничего, не уйдёт. Всё предусмотрено, нужные люди расставлены по местам, схватят за руку голубчика.

Я сунул револьвер за пояс, опустил руку с фитилём. Сейчас, просто положитьползучий огонёк под под ноги и растереть…

Выстрел из револьвера, одновременно — вспышка боли. Если бы я не нагнулся положить фитиль, мне пробило бы голову. А так пропахало по спине.

Я упал. Фитиль перед моими глазами пополз к бомбе. Ничего, там же динамита на медный грош…

Заскрипели по битому стеклу ноги в щегольских сапогах. В затылок упёрся ствол револьвера. Негромкий голос офицера Митюши:

— Как вовремя я повстречал вас, господин Найдёнов. Вы идеально подходите на роль мстителя-народовольца. Наш общий друг журналист предлагал прикончить вас при тайной встрече на квартире Клавдии. Он счёл вас опасным. Но я решил дать вам шанс умереть красиво.

Митюша присел рядом со мной, подвигал пальцем горящий фитиль.

— Сейчас этот шнурок догорит, огонь достигнет запалов, и произойдёт большой бабах. Простите, Дмитрий Александрович, но это необходимо — ради всеобщего блага. Вы должны понять. Ваша губерния должна быть закрыта. Будь у меня время, я объяснил бы вам. Вы бы поняли. Но не судьба. Сейчас я уйду, а вы останетесь. Динамит в бомбе настоящий. Вы погибнете при взрыве, который сами устроили, господин Найдёнов. Жаль, но такова жизнь.

Офицер вздохнул. Ему и правда было жаль. Я понял, что сейчас умру.

Раздался крик — кричали со всех сторон.

— Дверь! — визжал кто-то, не понять, мужчина или женщина. — Двери не открываются! Мы погибли!

По залу затопали ноги.

— Зажгите свет! Ради всего святого, зажгите свет! — истерично кричала какая-то женщина.

— Ох, грехи мои тяжкие! — простонал кто-то. — Так и надо мне, душегубцу…

Голоса кающихся бились в темноте зала. Трещал, подползая к запалам, огонёк фитиля.

— Прощайте, господин Найдёнов, — прошептал офицер Митюша.

Вспыхнулсвет. Это была не лампа ине свеча.

Зал для приёма гостей залило призрачным ультрамариновым светом. Не таким слабым, как в подвале, где я нашёл труп убитого гоблина, а котик Талисман спрыгнул с моего плеча.

Этот свет был ярче. Намного, намного ярче.

Я повернулся и посмотрел. Глава общины, старший эльв Левикус, стоял посреди зала. Он улыбался. Он сиял так, что сквозь человеческую оболочку просвечивал настоящий эльф. Жуткое существо, похожее на человека.

Брат Левикус повернулся, посмотрел по сторонам. Открылся пылающий рот.

— Как много душ, — прозвучал в моей голове гулкий голос. — Много, много душ.

— Нет! — прекрасная эльфийка встала перед ним. — Нет, Альбикус. В тебе говорит больной мозг брата Левикуса. Остановись. Хватит жертв.

Так вот оно что! Вот куда делся эльв, который пропал, испарился при взрыве! Когда взорвались два ящика динамита, в момент смертельной опасностион укрылся в самом подходящем месте — теле другого эльва. Теле брата Левкуса, старейшего эльва в этом месте. Но брат Левикус — чокнутый. И бедный брат Альбикус чокнулся вместе с ним…

— Тебе не остановить меня, сестра, — прогуделстарший эльв. — Уйди с дороги. Меня мучает голод.

— Тебе придётся пройти через меня, — сказала прекрасная эльвийка.

Сейчас она сияла так же ярко, как её старший собрат.

Брат Левикус засмеялся. Шагнул вперёд, вытянул руку — она протянулась невероятно далеко — и ткнул сияющим пальцем в бомбу, что лежала передо мной.

— У тебя нет выбора, сестра.

Запалы вспыхнули одновременно. Я увидел, как они превратились в горящие точки. Как вздрогнули и распустились огненными цветками трубки динамитных шашек.

Я даже зажмуриться не успел.

На месте бомбы возник огненный шар размером с футбольный мяч. Он переливался всеми цветами пламени. Шар подпрыгнул и мгновенно распух до размеров тележного колеса.

— Нет! — эльвийка протянула руки и обхватилаогненный шарладонями.

Огненный шарзасиял как солнце и погас, впитался в ладони прекрасной эльвийки.

— Берегись! — хотел крикнуть я, но не сумел выдавить ни звука.

Один шаг брата Левикуса, и на краткий миг две сияющиефигуры слились в одну.

Я увидел, как тело женщины рассыпается множеством синих искр, как от погашенного костра. А силуэт брата Левикуса — нет, старшего эльва Альбикуса — загорается ярче.

Мамочки, он сожрал её! Сожрал прекрасную эльвийку. Единственную, кто мог его остановить… Теперь нам всем точно конец.

Слуга офицера Митюши, неприметный старичок в сером сюртуке — только приглядевшись, можно было узнать в нём нашего стряпчего — выступил вперёд.

— Он мой, — сказал стряпчий-Талисман. — Ты не возьмёшь его.

Безумный брат Альбикус замер. Горящие синим огнём глаза уставились на фигуру человека.

— Младший брат. Беги, или умрёшь.

— Стой, — девичий голос зазвенел колокольчиком. Отозвался эхом в моей многострадальной голове.

Альвиния. Значит, хозяйка борделя прочитала моё письмо. Девушка шагнула вперёд, мельком глянула на меня. Я увидел её глаза — сияющие ультрафиолетом огненные овалы.

— Ты не получишь моего сына, Альбикус. Отступи, иначе я убью тебя. Убью окончательно. Беги, Альбикус!

Страшно загудело вокруг. Задрожали стены зала. Свет вспыхнул совсем уже ослепительно.

Кажется, я выключился.

— Дмитрий! Вставай. Вставай! — сильные руки хватают, тянут вверх.

Поднимаюсь на ноги. Кровь на спине запеклась коркой, стянула кожу. Но рана уже не болит.

От недавнего сияния не осталось иследа. Стены целы, только посреди зала чернеет идеально круглое выжженное пятно. Там, где только что была бомба.

В воздухе стоит удушливый запах гари. Под ногами хрустят осколки стекла, валяются перевёрнутые стулья. Испуганно жмутся к стенам насмерть перепуганные гости.

У стены, упёршись ладонью в зеркало, стоит и покачивается брат Левикус. Он смотрит в зеркальную поверхность, утирает лицо и что-то бормочет себе под нос.

Неподалёкуворочается, поднимаясь на ноги, офицер Митюша. Похоже, его кто-то хорошенько приложил по затылку. Рядом на полу, среди осколков фарфоровой вазы, лежит скорчившись вялое, как сдутый матрас, тело стряпчего.

Офицер Митюша встаёт, держась за голову, глядит на меня. Хватается за пояс, ищет револьвер, не находит. Тычет в меня пальцем и кричит:

— Вот он, бомбист! Хватай его!

Находит взглядом револьвер — тот лежит в сторонке — и бросается за ним.

Альвиния толкает меняк двери:

— Вперёд!

Глаза её сверкают синевой. Девушка подхватывает с пола свой несессер, бежит к выходу.

Дверные створки послушно распахиваются, сбитый с ноглакейотлетает в сторону.

— Скорее, Дмитрий! Бегом, пока он не опомнился!

Мы вылетаем во двор. Кажется, это уже было. Точно так же я выбегал из особняка чокнутого брата Левикуса. Только тогда прекрасная эльвийка была жива.

Из дома раздаются крики. На крыльцо выбегает офицер Митюша, за ним ещё гости. Они размахивают руками и показывают на меня. В руках у одного из мужчин ружьё, ещё у двоих — револьверы. Ну конечно, друзья полицмейстера умеют стрелять.

— Бомбист! Держи, стреляй!

Из-за угла вылетел автомобиль хозяйки борделя. За рулём сидит гоблин.

Я запрыгнул в машинуна ходу. Альвиния уже там.

— Ходу! — скомандовала она. — Гони!

Раздались выстрелы. Звякнул металл, взвизгнула пуля, уходя в рикошет. Машина загудела, набирая скорость. Мы выехали за ворота и понеслись по улице, распугивая редких прохожих. Город таял в вечерней дымке, над домами в лучах заходящего солнца сверкали шпили храмов. Ревел мотор, мы уносились всё дальше по дороге, оставив за спиной разъярённого старшего эльфа и толпу полицейских с револьверами. Под колёса ложился покрытый лёгким снежком императорский тракт.

Загрузка...