Старый тракт

16

Запуржило уже с вечера. А к утру по Иркутскому тракту разыгрался такой буран, что и лес, и дорога, и подводы проезжих потонули в снежном месиве.

«Лучшей погоды для побега не придумаешь, только б не разъяснело, не ударил сильный мороз», — думала Виргиния Ипполитовна, вышагивая по тракту к месту будущего происшествия.

А за день до этого произошло то, что Виргиния Ипполитовна ждала с часу на час. В темноте раннего вечера ей в окно постучал всадник. Накинув на плечи пальто, она выскочила за ворота.

— По поручению к вам от Касьянова. Примите. — И он, не слезая с верхов, подал Виргинии Ипполитовне зубило. — Предмет запасной и к тому же для опознания вашей личности. Иметь при себе.

Далее всадник назвал место, где ей быть завтра от полдня до вечера. и передал бумажку с инструкцией, с наказом — по прочтению сжечь. Он ускакал в темноту, недослушав ее благодарности.

Весь обширный Сибирский тракт делился не на версты, а на станки, где партии каторжан и ссыльнопоселенцев располагались на ночевки. Как правило, это были большие села и деревни. А между станками были полустанки. Здесь партии останавливались, чтобы люди могли справить нужду, перемотать в котах портянки, передохнуть от тяжести кандалов, покурить. Для полустанков избирали увалы, заросшие кустарниками, чтоб с тракта не обозревался каждый, кого позвало на природу естество. С целью обогрева и других нужд на таких местах ставили старые срубы овинов, амбаров, мельниц. Чаще всего крыш в этих строениях уже не было, и дым костров, сушивших бушлаты или обогревающих промерзшее железо цепей, поднимался тучами в небо.

От Подломного до полустанка Еланное считалось двенадцать верст. Расстояние не так уж значительное, если, конечно, нет ветра и снегопада, как сегодня.

Виргиния Ипполитовна вышла из Подломного вскоре после завтрака. Нетерпение словно подстегивало ее.

Она была в черном полушубке, на голове пуховая шаль, на ногах серые валенки, на плече холщовая сумка с постромками, а в сумке учебники, тетради, мыло с полотенцем. Все это для отвода глаз, на случай неожиданных вопросов: куда изволите идти? Куда? В Семилужки, в волостное правление, к местным учителям за добрым советом, как лучше детей грамоте обучать. А к чему зубило? А что-то надо иметь острое от волков, еще вот и спички, и клок сена, чтоб огнем отпугнуть. Не очень убедительно? Возможно. А только зубило-то легче легкого в снег выбросить. Попробуй найди его в сугробах. Да ведь все это на крайний, на самый крайний случай, а если думать трезво, то, бог даст, пронесет, зачем же предполагать самое худшее.

По уточненному плану, переданному Касьяновым, в момент остановки этапа, с которым шел Валерьян на полустанке Еланное будет имитирован проезд почтовых подвод с расписными дугами, с бубенцами и колокольчиками на них. Впереди будет одна подвода, за ней вторая в две лошади, запряженных гусем — по-сибирскому обычаю, и наконец третья подвода. В нее-то Виргинии Ипполитовне и нужно без промедления подсесть. А куда же денут Валерьяна? Об этом в инструкции ничего не сказано, значит — не ее забота. В свой час узнается.

Виргиния Ипполитовна шла споро. Встречных подвод было мало, а обогнала ее лишь одна подвода с какими-то полицейскими чинами. В мельтешении снега невозможно было разобрать погоны на проезжих.

Когда Виргиния Ипполитовна, отфыркиваясь от таявшего на ее щеках снега, подошла к полустанку, дым, выбивавшийся через изломы старого сруба овина, растекся по всей округе.

— Проходи, молодуха, погрейся, а то скоро этап подойдет. Выгонят нас отсюда, арестантов греть будут, — сказал мужик, заросший волосом до самых глаз.

В тепле Виргиния Ипполитовна не нуждалась, ходьба согрела ее, но она все-таки примостилась на чурбак неподалеку от костра. Ноги изрядно устали, и она с удовольствием вытянула их, отдыхала.

Однако сидеть долго не пришлось. Подъехал верхом на коне солдат — вестовой этапа. Увидев у костра людей, принялся кричать на них:

— Давай, давай, топай отсюда! И ты, дед, и ты, красотка. Вон!

Мужик быстро выскочил из овина, снял с шеи коня подвесную кормушку с овсом и заторопился восвояси. Вышла из овина и Виргиния Ипполитовна. По-прежнему бешено посвистывал ветер и проносились снежные вихри.

На противоположной стороне тракта в тридцати шагах от него, на бугорке, стояла часовенка с иконой Богоматери. Часовенка от времени уже почернела, скособочилась, но пока еще прочно выдерживала удары ожесточенного бурана.

Виргиния Ипполитовна встала за часовенку и оказалась в том самом промежутке, который был защищен острым углом сруба от ветра. «Тут хорошо — и ветра нет, и видно все, что делается на тракте», — подумала Виргиния Ипполитовна и привалилась плечом на бревенчатую стену часовни.

Чем ближе приближался этап, тем сильнее охватывало Виргинию Ипполитовну волнение. «Бедный мой Валерьян, сколько уж он прошагал от Москвы! Где же все-таки решили друзья запрятать его? Может быть, отправят его к инородцам. Те умеют прятать в тайге так, что самая ловкая ищейка не отыщет», — рассуждала про себя Виргиния Ипполитовна.

Тракт почти пустовал. Проскакали двое верховых, спустя несколько минут на рысях промчались три подводы, и снова тракт замолк. Вестовой этапа, по-видимому, раскочегарил костер и ветер окутал старый овин густым дымом.

Наконец откуда-то издали послышались скрип саней, посвистывание, резкие, но неразборчивые возгласы постовых и показалась голова этапа. Его открывал всадник, это был, наверное, начальник конвоя. Вслед за ним двигались две подводы, а потом: по четыре человека в ряду шли каторжане. В конце колонны снова верховые — на трех конях.

Проехав подальше часовни шагов на сто, первый всадник остановился, прокричал какую-то команду — и колонна замерла, а потом стала дробиться на части. Одна часть пошла к овину, вторая приняла направление за увал, к кустарникам, третья часть попятилась в сторону от дороги. Сам первый всадник спешился и зашел в овин.

«Ну где же он, где?» — вытянув шею и напрягая глаза, искала Виргиния Ипполитовна Валерьяна.

Но опознать даже хорошо известного человека в этой толчее было невозможно. В одинаковых бушлатах, в одинаковых башлыках, закутанные во что только можно, — от шарфов до кальсон, занесенные снегом с ног до головы, каторжане копошились как муравейник.

«Где же он? Неужели отстал от этапа?» — волновалась Виргиния Ипполитовна. Но через минуту-другую она спохватилась — так ведь можно пропустить и подводу, которая обозначена для нее.

И вовремя спохватилась. Едва этап расползся, по тракту, позвякивая колокольцами, пронеслась одна подвода. Не успела она повернуть за перевал, появилась вторая подвода, пароконная, тоже с колокольцами. Кони были впряжены «гусем» один конь в оглоблях, второй впереди — в постромках. В широкой кошове сидели трое мужиков в дохах.

Сквозь бешеную сетку бушевавшей снеговерти Виргиния Ипполитовна увидела взлет какого-то черного покрывала, будто большая птица прикрыла на миг крыльями заснеженную землю. Это на Валерьяна, стоявшего у кромки дороги набросили тулуп, завалив его самого в кошеву.

А вскоре появилась третья подвода. Колькольчики уныло позвякивали под раскрашенной разноцветными полосками дугой. Конь, постукивая подковами о накатанную дорогу, круто перебирал ногами. «Пора и мне!» — подумала Виргиния Ипполитовна и выскочила из-за часовни, кинулась навстречу подводе. В санях сидели двое мужчин в черных полушубках и мохнатых папахах.

— Мне сюда заказано, — прокричала Виргиния Ипполитовна.

— Садись быстрее! — крикнул один мужчина, державший вожжи и зорко озиравший местность.

Когда отъехали от овина полверсты, этот же мужчина с мрачной усмешкой сказал:

— Зубило с тебя, хозяйка, причитается.

— Вот оно. В сумке.

Не дожидаясь, когда она достанет из сумки зубило, второй мужчина снял собачью рукавицу и, ловко засунув руку в сумку, извлек зубило и положил его в карман полушубка.

Версты две ехали молча. Овин, обогревавший этап, исчез за гривой леса, запах дыма перестал щекотать ноздри, отстал под порывами ветра.

«Слава богу, кажется, все удалось», — мысленно перекрестилась Виргиния Ииполитовна, хотя мужчины молчали, настороженно посматривая на белеющие под снегом просторы.

— А что будет дальше? — спросила Виргиния Ипполитовна, чувствуя, что пребывать в безвестности дальше она не может.

— А дальше будет то, что будет, — грубовато сказал мужчина с вожжами.

Вскоре сани развернулись, и неторная дорога круто юркнула в узкий проем густой пихтовой чащи. Тракт скрылся за лесом, который становился сумрачнее и гуще.

Через полчаса услышали доносившуюся откуда-то издалека стрельбу.

— На тракте палят! — сказал мужчина, сидевший в санях у самой их головки.

— Плохой знак! — мужчина с вожжами мучительно сморщился, будто его ударили по голове.

Они оба вытянули шеи, насторожились, но выстрелы больше не повторились.

Сердце Виргинии Ипполитовны сжалось от недобрых предчувствий. Несмотря на ветер и мелкий снег, ей стало нестерпимо жарко, захотелось сбросить с головы шаль, расстегнуть ворот шубы.

«Никак не пойму, что они задумали? Почему же нет следов от первых подвод? Куда же мы едем?» — с отчаянием размышляла Виргиния Ипполитовна. Но представить ей весь замысел так и не удалось. Откуда она могла знать, что все три дороги расходились от тракта веером и вели к одному пункту — к хутору Лисицына, и самой короткой была последняя дорога, по которой и предполагалось провезти Валерьяна. Расчет был простой — оставить следы на первых двух дорогах, в случае погони дать преследователям ложный след.

Хутор Лисицына был затерян в таком укромном уголке притрактовой тайги, что, не зная подхода к нему, его можно было не найти даже в солнечную погоду. Изба уткнулась в подножие холма, баня спряталась на берегу речки в черемуховых зарослях. Скотный двор — амбар, конюшня, хлев — потонул в сукастых соснах.

— Тихо что-то, а пора бы им быть, — сказал мужчина, правивший конем.

— Видать, осечка, — отозвался второй мужчина, а у Виргинии Ипполитовны от его слов сердце с острой болью покатилось под ребра.

— Неужели провал?! — со стоном воскликнула Виргиния Ипполитовна.

— Случается, — проговорил правивший конем.

— Не угадаешь, где попадешь, — подтвердил второй.

Виргиния Ипполитовна поняла, что люди, с которыми свела ее судьба на Сибирском тракте, знают свое дело и не первый раз помогают побегу.

Когда подъехали к хутору ближе, стало ясно, что он покинут, изба не топится, людских следов никаких нет. А где же пароконная подвода? Ведь ее и задумали-то с целью, чтоб промчать Валерьяна по проселку как можно быстрее и открыть ему путь в тунгусское стойбище. Пароконная подвода должна оказаться здесь первой. Где же она задержалась? По какой причине?

Насупились мужчины, запыхали цигарками, то и дело выходили из избы, прислушивались к свисту ветра.

Наступила ночь. Темнота поубавила ярость бурана, очистила небо от туч, заблестели звезды.

Виргиния Ипполитовна забилась в избе в угол, старалась забыться, но дрожь напоминала ей о времени, заставляла воображать самое ужасное.

Утром, когда совсем стало светло, на хуторе появилась наконец пароконная подвода. На ней приехали те трое мужчин, которых мельком видела Виргиния Ипполитовна со своего поста у часовни.

По их виду — сосредоточенному, уставшему, суровому, Виргиния Ипполитовна все поняла — с Валерьяном случилась беда. Она заторопилась выйти на крыльцо, и тут настигла ее страшная весть:

— Валерьян убит. Мир праху его, — скинув шапку, сказал самый молодой из мужиков и широко, во всю грудь, перекрестился. Помолчав, подал ей руку, тихо добавил: — Касьянов я, черев меня шли вам его послания.

Остальные мужчины тоже сняли шапки, но сказать ничего не сказали, только сокрушенно вздохнули.

Земля под ногами Виргинии Ипполитовны колыхнулась, она вскрикнула, но, ухватившись за перила крыльца, выстояла.

— Горько и тяжко! — сказал Касьянов и ожесточенно ударил кулаком по стене избы.

— Как же? Почему? — онемевший язык не подчинялся ей, застывшие губы сминали слова.

— Надо ж такому случиться! Нас приняли за настоящую почту. Пятеро варнаков напали на нас, рассчитывая, что мы везем деньги. Выстрел сразил его в голову.

— Боже мой… Где же он нашел свою кончину…

— Кто же знал? Все было сделано чисто.

— Прошагал всю Россию, Сибирь, — Виргиния Ипполитовна плакала навзрыд, вытирала слезы рукавичкой.

— Ночью схоронили… Еще один крест встал на Сибирском тракте. Пусть пухом будет ему земля…

— Где же?

— Покажем. Только не теперь. Теперь всем надо разлететься. Пойдете по нашему следу, он выведет вас к тракту, а там налево — к Подломному. Мы поедем другой дорогой к городу через выселки.

— И не тянуть бы, пока не застукали, — сказал один из молчавших мужчин.

— Двинулись!

Зашагала и Виргиния Ипполитовна по указанной ей дороге.

В одном месте из-под самых ее ног с шумом вспорхнул глухарь. Он круто поднялся в небо, уселся на сухую вершину толстой сосны и долго смотрел вслед женщине, удалявшейся нетвердыми шагами, по прямому проселку, забитому снегом.

Вчера с этой же сосны, с этой же сухой макушки он видел, как бушевали на тракте людские страсти. Благо ему ничто пока не грозило. Он угрюмо созерцал происходящее. В его тревожной жизни подобное совершалось уже не впервые.