Стая

Глава IX. ВСТРЕЧИ НЕОЖИДАННЫЕ, ОПАСНЫЕ, РАЗНЫЕ

К Бескудину Виктор ворвался так стремительно, что тот, усмехнувшись, сказал:

— На ракетных скоростях работаешь.

— А что делать? События подгоняют. Мне сейчас Рая Туманова звонила.

— Ну да? — удивился Бескудин.— Откуда она твой телефон узнала?

— Карцев, наверное, сказал. Сейчас они вместе. Рая хочет срочно повидать меня. По секрету от него, кстати. Я через полчаса ей свидание назначил. А вы спрашиваете, почему такие скорости.

— Та-ак,— задумался Бескудин.— Ну, а что с этим, с Харламовым?

— Наглец. Но кепки поначалу испугался и кое-что рассказал. Например, что знаком с тем человеком.

— Так, так. Интересно.

— Но арестовывать его... что-то я засомневался, Федор Михайлович.

— Это почему же?

— А потому, что о его вызове к нам все кругом уже знают. Если не вернется, тот, главарь-то, сразу .поймет и скроется. Ищи его тогда.

— Его, между прочим, и сейчас искать надо.

— Но сейчас он на месте. Вот повидаюсь с Мотькой...

— С кепочником, что ли?

— Да. Может, на след выйду.

— Ты — этот самый... оптимист, я смотрю. Ну, а Харламова отпускать сейчас все равно нельзя. Среда сегодня. Ты что, забыл? Ну-ка, в двух словах введи в курс, что он тебе рассказал и как. В двух словах, говорю.

Виктор торопливо передал ему свой разговор с Розовым и под конец прибавил:

— Он много чего знает, да не говорит, Федор Михайлович.

— Главное, чтобы задумался,— покачал головой Бескудин.— Вот как у тебя с Карцевым.. Ведь ничего парень тебе не сказал, а задумался. И вот нй тебе — звонок.

— Звонок не его. Хотя так мы с ним вроде хорошо поговорили вчера. И вдруг... Крепко он меня подвел. Я даже думал,— Виктор улыбнулся,— ругать вы меня будете за Карцева.

— Ты за кого меня принимаешь, з,а кого, говорю? Еще философ, понимаешь, диссертацию собирается писать.— Бескудин не на шутку рассердился.— Нам души человеческие надо уметь отпирать. Не просто это, милый ты мой. Совсем не просто. Да еще расхлебывать надо, чего там родители, школа или там общественность...

— Надо еще глубже,— загоревшись, перебил его Виктор.— Чтобы никто не мог сказать, как Карцев, что нет, мол, правды. Все это не просто. Время сложное, век трудный, темп жизни бешеный. Взрослым и то разобраться не легко. Обо всем этом думать надо, думать!

— Ишь как ты в теории-то силен,— усмехнулся Бескудин.— Ну, давай на практике. В душу залезай.

— Мне бы сейчас в машину залезть, Федор Михайлович. А то ведь к девушке на свидание опаздываю.

— Спускайся. Вызову сейчас. С Харламовым я сам потолкую. Малость ты, видать, напортил с ним. Напортил, говорю. Ну давай, давай. Век у нас ракетный.

Виктор так же стремительно, как и вошел, выбежал из кабинета.

Уже в машине, застегивая пальто, подумал: «Повезло с начальником, ей-богу, повезло».

Раечку он узнал сразу. Она робко жалась около колонны, разглядывая проходивших мимо людей. Виктор помнил слова Глеба Устинова: «Маленькай совсем, вроде девочки, а шапка — во!» ?«г

— Вы — Рая?—спросил он, подходя.

— Да,— встрепенулась Раечка и смущенно улыбнулась.— А вы — товарищ Панов?

— Именно. Или в просторечье — Виктор. А куда вы Толю дели?

Раечка окончательно смутилась и опустила глаза.

— Я ему сказала, что к знакомым заеду. Там папа. Он меня будет ждать через час.

— Значит, в нашем распоряжении час. Что ж, пойдемте. Чего тут стоять?

— Пойдемте.

Подземным переходом они прошли на улицу Горького и влились в поток пешеходов.

— Прямо не знаю, с чего начать,— все еще смущаясь, сказала Раечка.— Вы знаете, мне страшно за Толика. Они его убить могут. Честное слово.

— Что же случилось? Поссорились?

— Да. Толик с Галей. Вот просто час назад.

— В ларек к ней заходил?

— Да. А вы разве знаете?

Раечка удивленно посмотрела на Виктора. Тот засмеялся.

— Кое-что знаю. Ну, так зачем же вы заходили?

— Мне надо было по делу...— замялась Раечка.

Виктор покосился на нее и сказал:

— Вот что. Условимся говорить все начистоту. Хорошо? А то у нас ничего не получится. Дело тут серьезное. Вы даже не знаете, насколько оно серьезное.

Раечка по привычке закусила губу, потом решительно оказала:

— Хорошо. Я вам расскажу все. У Гали я была еще утром...

Она говорила сбивчиво, волнуясь. Стыд мешал говорить, но страх, почти отчаяние, владевшие ею, заставляли преодолевать стыд. И еще помогало доверие. Этот человек с первого взгляда внушал его своим открытым лицом, участием, даже твердостью. А ведь такой, казалось бы, совсем простой парень, мимо которого в другое время Раечка прошла бы, даже не заметив его. Раечка вдруг почувствовала доверие к нему даже по контрасту с теми, кто обычно окружал ее.

— ...И я решила взять у мамы этот кулон,— упавшим голосом йроизнесла она.

— Простите,—перебил ее Виктор.— Вы сказали, что перед вашим уходом пришел Паша. Это шофер, который тоже был с вами в ресторане?

— Да. Боже мой, вы же все знаете!

— К сожалению, не все. Иначе... иначе вам бы уже давно некого было бояться. Поэтому очень важно то, что вы рассказываете. Итак, пришел Пашка. И вы ушли?

— Нет. Подождала его на улице. Он меня потом на машине отвез. Ему Галя велела.

— Это он так сказал?

— Нет, я слышала.

— А что вы еще слышали?

— Я... я все слышала.

Они миновали уже серую громаду Центрального телеграфа, когда Виктор сказал:

— Пожалуй, свернем в переулок. Тут может попасться слишком много знакомых.

Раечке вдруг стало страшно. О каких знакомых говорит этот человек? Он был из другого, пугающего, неведомого ей мира, он, наверное, всегда подвергается опасности, а теперь, если ее увидят рядом... Она даже на секунду пожалела, что встретилась с ним. Но только на секунду. Раечка тут же подумала о Толике и так ярко представила себе его, как он стоит на углу, около магазина, и ждет ее, сунув руки в карманы и подняв воротник пальто. Нет, нет, ради Толика она все вытерпит! В переулок так в переулок, пожалуйста!..

— Значит, Паша еще раз должен к ней сегодня зайти? — спросил Виктор.— Когда же?

— Она сказала — под вечер, часов в пять.

— А Паша сегодня работает?

— Да. Когда мы ехали, он сказал: «Надо будет диспетчеру подкинуть, чтобы рейсик дал нормальный. В полчетвертого— коня в стойло. Сам смотаюсь домой — и к Галочке». У них роман, кажется.

— Да, роман,— задумчиво повторил Виктор, потом взглянул на часы и сказал:—Вот что, Рая. Время у нас еще есть. Расскажите мне все, что вы знаете о Гале. О всех ее романах, о знакомых, даже о ее характере. И не стесняйтесь. Мне надо знать все, чтобы действовать. Это вы понимаете, так ведь?

— Понимаю,— нерешительно ответила Раечка.—

И все-таки... Я так мало знаю...

— Все равно. Все, что вы знаете. Это же не праздное любопытство, поймите.

Раечка помолчала, потом все так же неуверенно и совсем тихо начала рассказывать. Виктор, наклонившись, внимательно слушал.

— Однажды она мне рассказала о своем первом романе. Его звали Роберт...

Они дошли до конца переулка и повернули назад. Когда они снова вышли на улицу Горького, Виктор сказал:

— Ну все, Рая. Спасибо вам. Вы нам очень помогли. Теперь возвращайтесь к Толе. И ничего не бойтесь. За остальное отвечаем мы.

Раечка неловко протянула ему руку.

— И вы... вы арестуете этого человека?

— Обязательно,—убежденно произнес Виктор.— Поэтому мне надо спешить. Впереди много дел, как вы понимаете.

— Вы меня уже десятый раз уверяете, что я все понимаю. А я ничего не понимаю.

И Раечка впервые за их встречу засмеялась.

Виктор улыбнулся ей и напоследок помахал рукой. Он и в самом деле торопился.

Место работы Павла Авдеева он знал. Это было очень далеко от центра, и Добираться туда было целой проблемой. Времени же оставалось в обрез.

По дороге Виктор думал о том, что он скажет этому Пашке, который сегодня, видимо, повезет куда-то того человека. От того, что Виктор ему сейчас скажет, сумеет или не сумеет он убедить Пашку помочь ему, зависит успех операции, и во многом успех всего дела. Разговор надо обдумать сейчас же, сию минуту, советоваться некогда и не с кем. Это тот случай, когда решение надо принимать самому и на свою ответственность. Но как повести разговор с Пашкой, что он за человек?

Виктор принялся перебирать в уме все, что он уже знал об этом парне. Шофер, влюбленный в свою машину, бесшабашный, лихой, хотя ни в чем пока не замешанный. Но он уже сдружился с Харламовым и, что самое главное, влюблен в Галю, готов ради нее на все. Лю« бовь... Она, пожалуй, спасет Карцева, сделает другим человеком Раю. Но она же, любовь, может толкнуть сегодня Пашку на преступление. Надо заставить этого ослепленного парня понять, что происходит вокруг него! Разве заслуживает Галя такой любви? Может быть, раскрыть ему глаза на нее? А вдруг не поверит? Может быть, пригрозить? Но любовь может оказаться сильнее, увидит Галю и наплюет на все угрозы, такой парень это может. Бить на сознательность, на долг? С Пашкой это пока пустое занятие. Так что же делать?

Виктор мучительно ломал голову, не зная, на что решиться. Отчаяние охватывало его. Нет, он не оперативный работник, он ничего не может придумать. «Философ, теоретик,— издевался он над собой.— Перед тобой конкретный, человек, Пашка,— не Гладстон, не Бисмарк, не Клемансо. А попробуй залезь к нему в душу, к этому Пашке!» Виктор все больше нервничал. Все, что приходило ему в голову, казалось глупым и примитивным.

Он доехал до конечной станции метро, пересел на автобус, потом долго шел пешком, расспрашивая дорогу.

Вот, наконец, и длинный кирпичный забор автобазы. За ним слышен рокот моторов, чьи-то возгласы, шум и лязг металла. Из широких распахнутых ворот неуклюже выехала длинная грузовая машина с прицепом,, потом юркий «пикап». Все ближе, ближе проходная, а за ней...

Озарение пришло неожиданно, как и всякое озарение.

Когда в кабинет вошел невысокий темноволосый парень в перепачканной телогрейке, Виктор, глядя на него в упор, резко сказал:

— Садись, Паша. Я из милиции. Фамилия моя Панов. Дело у меня к тебе. Помощь требуется.

— Скажите на милость,— усмехнулся Пашка, опускаясь на стул.— Прямо так и помощь?

Виктор сел напротив и, не спуская с Пашки взгляда, хмуро и решительно сказал:

— Надо спасать Галю.

— Что?! — Пашка рванулся к нему.— Что с ней случилось?

— С ней плохо, Паша.

— В больнице? Сшибло?

— Нет. Но ей угрожает большая опасность. И опасность эта — человек.

— Ну, я его, заразу...

Пашка с трудам перевел дыхание.

— Один ты с ним не справишься. Это не такой человек. Справиться с ним можно только вместе.

— Кто такой? — глухо, с угрозой спросил Пашка.,

— Ты его сегодня увидишь. Это для него Галя просила машину. Она его боится, его. многие боятся, Паша. Это опасный человек. Голыми руками его не возьмешь...

— Видали мы таких...

— Таких ты еще не видал. И если ты хоть слово лишнее скажешь Гале, ты все погубишь и ее тоже.

— Что надо делать? — медленно, с усилием спросил Пашка, поднимая на Виктора вдруг сразу посуровевший, строгий взгляд.

«А парень-то, оказывается, серьезный»,— обрадованно подумал Виктор, ничем, однако, не выдавая своих чувств.

— Делать надо вот что,— неторопливо произнес Виктор.

Чем дальше шел этот прямой и серьезный разговор, тем все больше убеждался Виктор, что на Пашку можно положиться, что парень не подведет, не проболтается, не струсит, что он сейчас верит ему, Виктору, и действительно готов на все.

Под конец, когда обо всем условились, Виктор сказал:

— Имей в виду, Паша. Галя — это не забава, у нее не легкая и не светлая жизнь. Она навидалась обмана. И думает, что обманщики все. Помоги ей, если любишь. А если не любишь, отойди.

— Не отойду,— мрачно ответил Пашка.

— Тогда помоги.

— Угу.— Пашка мотнул головой.

Они поднялись.

— Значит, договорились,— сказал Виктор, протягивая руку.

— Точно,— ответил Пашка, с подчеркнутой силой отвечая на рукопожатие.— Можете не сомневаться, Авдеев слово держит, спросите кого хотите,— и чуть смущенно добавил: — А тут еще Галя.

— Нечего спрашивать, сам вижу,— впервые за весь разговор улыбнулся Виктор.

Ему и в самом деле казалось, что все надежно, все предусмотрено и никаких неожиданностей теперь произойти не должно. Так ему казалось.

Когда Розовый вышел из кабинета и уселся на скамью, он решил, что дело его все-таки плохо.

Драка есть драка, тут статья, конечно, серьезная. Да еще на него покажут, как на заводилу, это уж факт. Но еще хуже, если заметут Гусиную Лапу, тут откроется такое... Два мотоцикла Розовый увел собственноручно, это он твердо помнил, а уж пьяных раздел штук пять, не меньше, одному даже по башке дал: кричать вздумал. И это все, не считая сегодняшнего дела! Да, за такое отломится будь здоров сколько. Если они, конечно, поймают Гусиную Лапу.

Но они его не поймают. Теперь уж точно. Так вот почему он торопится: кепочка-то, оказывается, у них. И как только она к ним попала! Но и он сам, Розовый, тоже хорош. Дернула его нелегкая спрашивать насчет очной ставки. Знает ведь, что сидит сейчас Гусиная Лапа у него дома, с утра еще сидит и ждет часа, чтоб к Галке прощаться идти. А вечером дельце обделает и — адью-покеда! Ищи ветра в поле.

Эх, только бы его, Розового, отсюда выпустили до суда хотя бы. Надо выкручиваться. Теперь уж его не купить, шалишь. И больше той драки ничего навесить ему не смогут. Это факт.

Розовый даже зажмурился от удовольствия при этой мысли. На круглом его лице мелькнула злорадная усмешка.

В этот момент его и позвали. Только совсем в другой кабинет, в конец коридора.

Бескудин внимательно посмотрел на входившего парня. Вид его ему не.понравился. «Хитрить собрался, шельма,— подумал он.— И о чем-то, видимо, догадывается».

— Ну что ж, Харламов, давай продолжим разговор,-— сказал он спокойно, почти равнодушно.

— О чем говорить-то? Ну, подрались.

— И об этом тоже. И о том, чья кепочка у нас. С ним у тебя тоже дела были.

— Не было у меня с ним дел.

— Вот как? Воздухом, значит, вместе дышать ходили? Мороженым тебя угощать?

— Почем я знаю, зачем он приезжал? — беспечно ответил Розовый.— Он мне не докладывал.

Бескудин насторожился.

— Боишься его?

—- Чего мне его бояться?

— А ты, кстати, его давно знаешь?

— Не. Так, встречались...

— Выл у него дома хоть раз?

— Не. Никогда не был.

— А другие ребята?

— Никто не был.

— Значит, только до вокзала его провожал? — небрежно спросил Бескудин, решив проверить вдруг возникшую догадку.

— Ага.

— И встречал там?

— Ага.

— Ты что ж, прямо на перрон выходил?

— Не. У палатки встречались. На площади.

Розовый отвечал сквозь зубы, по-прежнему упорно глядя себе под ноги. Он теперь вынужден был отвечать на такие вопросы, раз уж признался, что знает хозяина кепки. Он все больше злился на себя за это и, наконец, снова попытался увести разговор в сторону, к драке хотя бы.

— А бить мы того дядьку не хотели. Сам начал.

— Кто это «мы»?

— Ну, ребята. Кто ж еще.

Вдруг Бескудин в упор спросил:

— Где Генка Фирсов?

Розовый даже поперхнулся от неожиданности и растерянно пробормотал:

— Я почем знаю...

— Знаешь,— усмехнулся Бескудин.

— Не знаю я, не знаю! — с надрывом произнес Розовый.— Что хотите делайте! Не знаю!

Бескудин внимательно посмотрел на него.

— Здорово ты, однако, заволновался, Харламов. Здорово. Но ты не волнуйся. Мы его и без тебя найдем. Живого или... мертвого, но найдем. Понятно? Тогда я тебе напомню наш сегодняшний разговор.

И Розовый понял, что тут он снова выдал себя, снова попался. И это было еще страшнее, чем с кепкой. Он опять, совсем уже неуклюже, попытался уйти от опасного разговора.

— А про того я вам все как есть рассказал.

Бескудин спокойно покачал головой. Он давно уже не

удивлялся своему терпению. Этот случай был еще не самый трудный.

— Нет, брат, не все ты рассказал. И лучше-нам от тебя все узнать, чем от него.

— Его сначала поймать надо,— многозначительно заметил Розовый.

— И поймаем. Когда к Гале придет.

Это было так неожиданно, что Розовый рывком поднял голову и растерянно посмотрел на Бескудина. Тот усмехнулся.

— Ну, чего смотришь? Ведь придет?

И Розовый машинально подтвердил:

— Ага.

Но тут же, придя в себя, украдкой бросил тревожный взгляд на часы, висевшие на стене.

От Бескудина не ускользнул этот взгляд. «Неужели он знает, когда тот придет к ней?» — обеспокоенно подумал он.

— А когда придет?

— Почем я знаю.

— Знаешь. Не мешай нам, Николай, не мешай. Лучше помоги. И не жалей его. Он много бед причинить может. И мы его все равно возьмем. Тогда он тебя жалеть не будет. Тут товарищества никогда не было, нет и не будет.

Низко опустив голову, Розовый неожиданно всхлипнул.

— Нужен мне такой товарищ, как же...

Допрос продолжался.

Бескудин, не повышая голоса, расспрашивал Розового о его жизни, об отце, о матери, о знакомых, о работе на заводе.

Розовый отвечал охотно, почти весело. И тогда превращался в самого обычного, неглупого, хотя и плутоватого парня. «Вот таким бы ему и быть всегда,— думал Бескудин.— Семья, родители изгадили. Все от них пошло...»

С минуты на минуту он ждал возвращения Панова или хотя бы звонка от него. Но время шло, а Панов не появлялся. Бескудин все больше начинал беспокоиться. Что же такое сообщила Виктору та девчонка, что случилось?

— Ну, Николай,— сказал он,— ты мне все-таки скажи, когда он должен быть у Гали, сегодня?

Розовый снова скользнул глазами по часам и утвердительно мотнул головой.

— Сегодня.

И Бескудин, невольно удивившись легкости, с какой тот внезапно ответил на его вопрос, вдруг понял, что со-верщил промах. Ведь Харламов снова взглянул на часы!

Действовать надо было немедленно, и Бескудин прервал допрос.

Через несколько минут оперативная группа во главе с Устиновым уже мчалась на знакомую привокзальную площадь.

С самого утра Галя была необычно взвинчена, грубила покупателям, все валилось из рук. Она зло отшвырнула ногой просыпавшийся компот, а когда разорвался пакет с апельсинами, чуть не расплакалась.

Стычка с Карцевым еще больше взвинтила ее, и, когда они с Раечкой ушли, Галя остервенело пробормотала им вслед:

— Поубивать бы вас всех к чертям!

Она с таким мрачным видом отпускала товар и цедила слова, что один старичок покупатель добродушно заметил:

— Эх, тебе бы, дочка, еще улыбку, не было бы краше невесты, ей-богу.

— Пусть вам старуха ваша улыбается. Улыбки ему еще подавай,— взорвалась Галя и швырнула ему пакетик с черносливом.

Старик, опешив, только покачал головой.

А немного времени спустя за ее спиной скрипнула дверь, и Галя испуганно обернулась.

В палатку, нагибаясь, вошел Гусиная Лапа, в расстегнутом пальто и мятой, старой ушанке, на бычьей шее болталось кашне. Он по-хозяйски усёлся в углу палатки, расставив здоровенные, облепленные снегом валенки, и без всякого вступления объявил, как о чем-то давно решенном:

— Завтра двигаем, Галюха. Собирай манатки.

Галя, что-то отвешивая, метнула на него испуганный взгляд и дрогнувшим голосом ответила:

— Ты что, ошалел? Куда это я поеду с тобой?

— А чего? —одним ртом усмехнулся Гусиная Лапа, а маленькие, припухшие глазки смотрели по-прежнему холодно и настороженно.—Здесь паленым что-то потянуло. Потому сегодня все и летит. И тикать надо. На юг махнем.

— Сам и поезжай.

— Не-е. Передумал я. С тобой поеду. Больно ты мне приглянулась, кралечка моя. Я тебя там в шелк и бархат одену, королевой будешь...

— Не поеду,— сдавленным шепотом произнесла Галя, чувствуя, как от страха замирает и падает куда-то сердце.

— Поедешь. А не то... другому тебя не отдам, запомни.

— Я тебя лучше ждать буду.

Покупателей в этот момент не было, и Галя, захлопнув окошечко, повернулась к Гусиной Лапе, но приблизиться не решилась. Ей вдруг показалось, что он сейчас схватит ее, начнет душить, и она невольно взглянула на его руки. И тот, перехватив ее взгляд, снова усмехнулся, потом молча вытянул правую руку с растопыренными короткими пальцами. Галя увидела вытатуированный на ладони знакомый кулак с выразительно сложенными тремя пальцами и коряво выведенное слово «выкуси».

— Поняла? — продолжая усмехаться, с угрозой спросил Гусиная Лапа.— И все. Вот так, королева.

— Но ведь на работе я,— пробормотала Галя.— И мама и дом...

Гусиная Лапа нагнулся к ней и с силой ударил кулаком по колену.

— Все побоку. Новую жизнь начнем.

Галя отрицательно покачала головой. Говорить она не могла, комок подкатил к горлу. И шевельнуться не могла, так и продолжала стоять, опершись руками о прилавок.

Тяжело поднявшись, Гусиная Лапа надвинулся на нее, взял за плечи и шепотом выдохнул:

— Завалю, а никому не отдам, понятно?

Галя сразу привычно обмякла в его руках, мелко-мелко задрожал подбородок, и она до боли закусила губу, чтобы не разрыдаться. Потом тоже шепотом спросила:

— Ну, куда же мне завтра?..

Ей стало вдруг все безразлично, все на свете. Ехать так ехать, и все равно куда...

Гусиная Лапа посмотрел на нее как-то по-особому пристально, изучающе, будто впервые увидел такой, потом задумчиво произнес:

— Может, завтра, а может, ц не завтра. Человек один от меня придет. Все скажет. Вот так, Галюха. Так-то оно вернее будет.

Потом он ушел. А Галя все стояла у прилавка в каком-то странном оцепенении, и только чей-то нетерпеливый голос за окошечком заставил ее пошевелиться.

Женщина просила взвесить ей апельсины.

На привокзальную площадь Виктор приехал вместе с Пашкой на его машине.

— Я здесь сойду,— сказал он.— А ты двигай прямо к палатке.

Пашка кивнул головой и притормозил. Виктор вылез из машины.

Он прошел по тротуару от угла до продуктового магазина и обратно, потом остановился перед щитом с газетой. Уже смеркалось, и читать было трудно, да и сосредоточиться не удавалось. Мысли лихорадочно кружились вокруг событий этого дня.

В это время кто-то дотронулся до его плеча. Виктор обернулся. Перед ним стоял Глеб Устинов.

— Ты откуда взялся? — удивленно и обрадованно спросил Виктор.

— В сторожа нанялся,— с обычной ленцой ответил Устинов и даже зевнул.— Палаточку тут одну стерегу с ребятами. Вот уже...— он отдернул рукав и взглянул на светящийся циферблат часов,— минут сорок, пожалуй.

— Нет, серьезно. В чем дело?

— Ну, если серьезно...

Устинов в двух словах изложил полученное задание.

— Эх, Глебка,— вздохнул Виктор.— Опоздали мы, кажись. Теперь надо Пашку ждать, что он скажет.

Устинов ревниво спросил:

— Почему это мы опоздали?

— А потому, что Пашке было назначено на пять. А сейчас вон четверть шестого. Соображаешь?

— Ничего не значит,— возразил Устинов.— Это тебе не расписание поездов.

— Ну, ну, поглядим. Вон, кстати, Пашка.

Из потока машин вынырнул синий «пикап» и остановился возле них у тротуара.

Виктор сделал Пашке знак, чтобы он подошел. Тот медленно вылез из машины. Вид у него был растерянный и злой.

— Ну, Паша, в чем дело?—обеспокоенно спросил Виктор.

— Дрянь дело,— ответил тот.—Прогнала.

— Что сказала?

— Сказала: «Уйди, Пашенька, не до тебя мне».— «А как же,— говорю,— насчет подвезти? Я и путевку достал». И тут она мне такое сказала, что я просто опух. «Путевку,— говорит,— и я себе достала, далекую, без возврата». И заплакала и... ну, в общем обняла меня. Словно прощалась.

Пашка еле сдерживал волнение, но голос его заметно дрожал.

Виктор с тревогой посмотрел на Устинова, потом спросил:

— Ну, а еще что?

— А еще я ей говорю,— продолжал Пашка.— «Давай и тебя отвезу. Все равно уж. Куда хочешь,— говорю,— отвезу». А она отвернулась и плачет. Потом рукой махнула. «Ты уж себя не губи, Пашенька. Хватит меня одной». Я прямо чувствую — кричать хочу, драться. «Куда же ты,— спрашиваю,— едешь?» — «Не знаю,— говорит,— Далеко».— «А когда?» — спрашиваю. Думаю, перехватим, не пустим. «Не знаю,— говорит.— Ты только уйди ради бога». И прямо выталкивает. Ну что же это такое, а, Виктор? Что же делать-то теперь? — в отчаянии спросил Пашка.

— Не иначе как он ее с собой тянет,— предположил Устинов.

Виктор кивнул головой.

— Вот что, братцы,— сказал он.— Теперь я к ней пойду. Все это надо до конца выяснить.

— Торопишься, Виктор,— сказал Устинов.

— И торопиться тоже надо. Кроме того, мы с ней ведь знакомы. А вы будьте тут на всякий пожарный случай. Вдруг да я один не управлюсь?

Он подмигнул, лихо сдвинул на затылок шапку и, сунув руки в карманы пальто, направился через площадь, туда, где в сгустившихся сумерках за темными рядами машин мерцали огоньки палаток.

Виктор не подошел к окошечку, он только отметил про себя, что покупателей у Гали нет, и, обойдя палатку, приоткрыл дверь. Галя сидела вполуоборот к нему около прилавка и, подперев голову руками, задумчиво и хмуро смотрела куда-то в пространство.

— Можно ответственному товарищу зайти? — шутливо спросил Виктор.— К тому же холостому?

Галя обернулась.

— О господи. Вас только не хватало,— раздраженно ответила она.

— Верно. Меня только и не хватало вам.

Что-то в его спокойном, уверенном тоне, в котором уже не было и тени шутливости, насторожило Галю, и она неприязненно спросила:

— А зачем вы мне нужны?

— Во-первых, мы с вами условились. Но это не главное. Главное, настроение ваше мне не нравится. Его исправить надо.

— Как же это вы его исправить хотите? — усмехнулась Галя.

— Средство есть. Только бы вы сами захотели.

Он сказал это многозначительно и так серьезно, что Галя, привыкшая к ухаживаниям, почувствовала, что дело тут в чем-то другом. Она испытующе посмотрела на Виктора, потом вдруг взгляд ее потух, и она устало сказала:

— Бросьте уж. Что вы, «Скорая помощь», что ли?

— Именно так.

— А мне она не требуется.

— Еще как требуется, Галя.

Она метнула на него настороженный взгляд. Что-то было в этом человеке непонятное для нее, даже пугающее. Он казался таким непохожим на покорного и преданного Пашу, на хитрого, неверного, вечно юлящего Кольку, да и на всех других, кто крутится все время вокруг нее. Какая-то в нем странная уверенность, сила и еще что-то, главное и совсем уж непонятное. А так, с виду, и вовсе неказистый вроде бы парень. Галя мысленно поставила его рядом с Петром. Да тот из него одним ударом котлету сделает. А может, и не сделает? Что-то непохоже, чтобы из него можно было сделать котлету. Откуда же он вдруг взялся? И что ему надо? Приударить за ней собрался? Тоже вроде непохоже что-то... Эти не так подъезжают, не с той стороны. Но если не приударить, то...

Галя уже с нескрываемым беспокойством посмотрела на странного гостя и отрывисто, грубо бросила, ибо не было у нее сил продолжать сейчас эту игру.

— Катитесь. Не до вас мне.

— Э, Галя,— спокойно возразил Виктор.— Я ведь ответственный. Со мной так обращаться нельзя.

— А мне плевать.

Тогда Виктор тихо спросил:

— На что плевать, на судьбу свою?

И оттого, что он спросил это совсем тихо и как-то особенно грустно и душевно, Галя почувствовала, что комок опять подкатывает к горлу.

— На все,— глухо ответила.— И на судьбу тоже.

— А мне вот не плевать. Я не хочу, чтобы вы уезжали из Москвы, чтобы судьбу свою ломали.

И тут Галя не выдержала. Злые слезы потекли у нее из глаз, она кусала губы, пытаясь не разрыдаться, а слезы все текли и текли по ее щекам.

— Да вы... вы кто такой, чтобы...— Слезы душили ее и не давали говорить.

Виктор все так же тихо произнес:

— Мне нужен тот человек, тот самый.

— Петр?..— прошептала она в испуге, закрывая лицо руками.

— Он,— с облегчением сказал Виктор.— Где вы должны с ним встретиться?

Галя в отчаянии замотала головой, не отрывая рук от лица.

— Не знаю... ничего не знаю... Ой, нет моих сил больше!..— воскликнула она.— Сил никаких нет!.. Провалитесь вы все!..

И, уронив голову на прилавок, она зарыдала, тяжело всхлипывая, совсем по-бабьи, и вся тряслась и захлебывалась в слезах.

Виктор приблизился к Гале и погладил ее по голове.

— Не надо плакать, Галя. Не надо. Не время. Потом. А сейчас надо действовать. Где вы должны встретиться?

Она резко, не отвечая, рванулась из-под его руки.

— Ну, хорошо,— сказал он.— Но вы все равно с ним не встретитесь. Встречусь с ним я.

Галя, притихнув, вдруг подняла залитое слезами лицо.

— Вы?..

— Я,— просто ответил Виктор.

— Вы, значит?.. А я?..

— Ас вас мы теперь глаз не спустим и никому в обиду не дадим. Так и знайте. Вот с этой минуты.

— Это правда? — прошептала Галя.— А если не он, если другой придет?

— Придет и уже не уйдет. Кстати, какая у него теперь кличка?

— Кличка? Гусиная Лапа... А что?

— Так. Для точности.

Виктор повернулся и уже в дверях посмотрел на растерянную девушку.

— Все будет хорошо, Галя,— улыбнулся он.— И мы еще встретимся с вами.

Он не спеша обогнул залитую огнями площадь. На другой ее стороне разыскал товарищей.

— Ну? — бросился к нему Пашка.

— Она останется,— коротко ответил Виктор и, вздохнув, добавил, уже обращаясь к Устинову: — А того искать придется. Не поможет она нам сейчас ничем.

— Пока мы кое-что тут установили,— неторопливо сказал Устинов.— Видели, как заходил к ней один здоровый, красномордый. Он небось.

Виктор кивнул головой.

— Он. По кличке Гусиная Лапа. Не слыхал такой?

— Нет. Интересная кличка.

— Сам он, наверное, еще интересней,— многозначительно сказал Виктор.

— Не сомневаюсь. Что теперь делать будем?

— Паша — домой,— распорядился Виктор.— Ребятам остаться и смотреть за девушкой. Ты, Глеб, к Федору Михайловичу на доклад. А я...— Он взглянул на часы.— Надо срочно разыскать одного человечка. Машина наша тут?

— Давай ко мне,— горячо предложил Пашка.— Мигом куда хочешь доставлю.

Виктор улыбнулся.

— Пока поезжай домой. Еще будет случай. Дружба наша, брат, только начинается.

Вход в мастерскую оказался с улицы, к узкой двери вела одна приступочка. Рядом в небольшом окне были разложены кепки и меховые шапки разных фасонов.

Когда Виктор зашел в маленькую, перегороженную прилавком комнату, из другой двери появился франтоватый, средних лет, полный человек, с глянцевой розовой лысиной и лохматыми бровями, между толстыми щеками пролегал длинный и узкий нос. «Ай да Мотька»,— усмехнулся про себя Виктор.

Знакомство произошло быстро. Мотька был любезен сверх всякой меры, казалось, он готов расшибиться в лепешку, но услужить неожиданному гостю.

Кепку он даже не взял в руки, только бросил на нее взгляд и быстро сказал:

— Моя работа. Шил месяца два назад,— и, тонко усмехнувшись, спросил: — Вам, я понимаю, нужны сведения о заказчике?

— Совершенно верно,— улыбнулся ему в ответ Виктор.

— С огромным удовольствием! И в любой момент, имейте в виду. У меня бывают, знаете, такие типы,— он махнул пухлой рукой.— Словом, верный ваш слуга. Ах, если бы и вы мне чем-нибудь помогли...

Виктор удивленно спросил:

— Чем же вам помочь?

— Ну, вы же имеете большой вес,— неопределенно ответил тот.

— А если точнее?

— Потом, потом. Сначала помогу вам я. И вы увидите. Так вас интересует тот заказчик? Пожалуйста. Живет...

Он назвал один из подмосковных городков, и Виктор отметил про себя: «Почти точно, сто километров».

— ...Зовут Васька. Кличка Длинный.— Мотька подмигнул.— Он у меня даже чай пил, между нами говоря.

— Васька? — с беспокойством переспросил Виктор.— Длинный?

— Именно. Длинный и тонкий, как жердь. Лицо все в прыщах, уши растопырены, а голова... муки сплошные, а не голова. Эдаким, знаете, узким бугром вверх.

Мотька говорил подобострастно и увлеченно.

«Неужели врет? — подумал Виктор.— Нет, не похоже. В чем же тогда дело? Ведь все не так».

— ...И пропойца, знаете, отчаянный. Увидит водку и дрожит весь. Ужас какой-то. И вдруг карты вытащил. Представляете?

— Представляю,— насторожился Виктор.— Значит, сыграть предложил? На что?

— На что угодно. Словом, подонок.