Летом Колю Сидорова послали от завкома на сенокос. В помощь подшефному колхозу.
Никто не спросил, конечно, держал ли Сидоров когда-нибудь в руках косу, грабли или вилы, а Сидоров, в том-то и дело, их не держал никогда.
А тут еще шлифовщик Штукин, который часто посещал Третьяковку и видел на картинах, как надо косить, схватил незнакомый сельскохозяйственный инструмент и принялся махать им, словно умеет, но очень быстро затупил его, а затем и сломал к чертовой матери, вызвав нездоровый издевательский смех колхозников и их детей особенно.
Коля не любил быть объектом насмешек, и пример Штукина его чрезвычайно огорчил. Всю ночь ой промучился в поисках ответа на вопрос: «Что делать?», а рано утром, взяв одно только вафельное полотенце, пошел на речку купаться и… пропал без вести.
Может, он и не собирался пропадать окончательно, но так вышло. Обстоятельства сыграли…
Делегация косарей-слесарей всполошилась: утонул ли, заблудился, или волки скушали?.. Искали три дня — ни полотенца, ни костей не нашли.
А однажды ночью в дверь квартиры Сидоровых кто-то позвонил. Лида глянула в глазок и обмерла.
— Коля! — рывком отворила дверь. — Раздели?
— Сам, — глухо бросил муж и прошел на свою жилплощадь.
Ужасная догадка посетила голову Лиды.
— Сбежал?
Коля молча кивнул.
А Лиде сразу стало его жалко.
— Замерз, поди… Я тебе щас ванную сготовлю.
— Лучше водки, — устало бросил заросший щетиной муж.
После ванной, водки, борща и других удовольствий Коля заснул сном праведника.
Однако утром в двери квартиры Сидоровых постучали. Постучали требовательно и ядовито.
— Кто там? — жеманно спросила Лида.
— Сидоров Николай здесь живет?
Коля сразу заметался по квартире. Под кровать, в шкаф, на балкон, в чемодан — найдут всюду. С разбега запрыгнул на антресоли и заставился ящиком с елочными игрушками.
Лида, зевая и потягиваясь, отворила дверь:
— Ой, а я непричесанная… Извините.
— Николай дома? — Вперед вылез шлифовщик Штукин.
— Николай? Так он же на сенокосе.
— Пропал он с сенокоса.
— Как пропал?
— Так пропал. Или утонул, или заблудился, или волки скушали.
— Или дезертировал»— зло добавил начальник цеха Кудрявцев. — Квартиру можно осмотреть?
— Осмотреть можно, — такой тон задел Лиду за живое, и она сразу почувствовала себя, словно на базаре, — а дезертиром своего мужа обзывать не позволю. Как на сверхурочные оставаться, так он вам не дезертир, как по два плана гнать, так он вам не дезертир, а тут нате сразу — сбежал, сдезертировал…
— Нет, ну почему, может, и не сбежал, — Кудрявцев не выдержал базарного напора и пошел на попятную, — может, и волки скушали…
В общем, пришлось делегации принести Лиде Сидоровой глубокие соболезнования в связи с утратой кормильца и мужа. Ну, понятно, после осмотра квартиры…
Три дня скрывался Коля Сидоров на антресолях, спускаясь только на завтрак, обед и ужин и по другим нуждам.
— Ишь, дезертиром попрекают, — ворчала тем временем внизу Лида, — а их, что ль, нету больше нигде?.. Только что не сбегают с работы окончательно, а отлынивают помаленьку. Перекуры там, нагрузки разные. Вроде при деле, а без дела. Ты вот тоже зря сбежал. Мог бы и там ничего не делать. Эй, слышишь там?
— Слышу, — вяло отзывался Коля с пролежнями на боках.
— Хотя сбежал — тоже ничего. Я за тебя уж и материальную помощь получила.
— Какую еще помощь? — Коля рванул свою голову вверх и тут же треснулся ею о потолок.
— По утрате кормильца… Ты ж у меня утрачен? Утрачен. А я эту материальную помощь в два счета израсходую. Я уж себе парик черный траурный приглядела.
— А че траурный?
— По тебе ж траур, Коля. Иль забыл?
— Не трави, Лидуха. Принесла бы лучше пивка… Эх, жизня! Ни телевизора глянуть, ни в домино… Зря в этом году на газету не подписался.
— Схватился.
— В другой раз умнее буду.
— Ты уж теперь никогда умней не будешь, Коля.
— Это почему же?
— Тебя ж волки скушали…
Однако во вторник, в день получки, мягкое сердце Лиды не выдержало.
— А ну, слезай с антресолей, паразит… Другие мужики зарплату домой несут, а этот пролежни себе натирает. Слезай, дезертирская морда!
— Куда ж я теперь? — растерялся Коля.
— А мне какое!.. Сумел с поля брани удрать, сумей перед товарищами и ответ держать.
Сам не свой слез с антресолей Николай Сидоров. Присел пару раз, чтоб размяться, оделся и пошел натощак в вечернюю смену. Лида наотрез отказалась кормить дармоеда.
А Коля шел на завод и — то бледнея, то краснея — представлял себе сцену объяснения с трудовым коллективом.
— Сидоров? — ахнул мастер Михеич. — Откудова ты взялся? Тебя ж волки скушали.
— Тихо, — приложил Коля указательный палец к губам, — только чтоб Лида не знала…
И через минуту уже рассказывал по секрету, что все это время провел у любовницы… Артистка, красавица, лауреат, стихи пишет, по телевизору каждый день, кто да кто, сами догадайтесь, а так не скажу, слово чести, не могу, ребятки, благородство не позволяет…
Начальник цеха Кудрявцев хотел было сначала не поверить и открутить Сидорову голову, но всеобщее сочувствие к человеку, потерявшему от любви рассудок, позволило ограничиться на первый случай постановкой на вид без всякого занесения…
Но когда слухи о любовнице дошли до Лиды, Сидоров очень и очень пожалел о своей буйной фантазии.