ТОМПЛИНСОН

Перевод: А.Эппель

И стало так! — усоп Томплинсон в постели на Беркли-сквер,

И за волосы схватил его посланник надмирных сфер.

Схватил его за волосы Дух черт-те куда повлек, —

И Млечный Путь гудел по пути, как вздутый дождем поток.

И Млечный Путь отгудел вдали — умолкла звездная марь,

И вот у Врат очутились они, где сторожем Петр-ключарь.

«Предстань, предстань и нам, Томплинсон, четко и ясно ответь,

Какое добро успел совершить, пока не пришлось помереть;

Какое добро успел совершить в юдоли скорби и зла!»

И встала вмиг Томплинсона душа, что кость под дождем, бела.

«Оставлен мною друг на земле — наставник и духовник,

Сюда явись он, — сказал Томплинсон, — изложит все напрямик».

«Отметим: ближний тебя возлюбил, — но это мелкий пример!

Ведь ты же брат у Небесных Врат, а это не Беркли-сквер;

Хоть будет поднят с постели твой друг, хоть скажет он за тебя, —

У нас — не двое за одного, а каждый сам за себя».

Горе и долу зрел Томплинсон и не узрел не черта —

Нагие звезды глумились над ним, а в нем была пустота.

А ветер, дующий меж миров, взвизгнул, как нож в ребре,

И стал отчет давать Томплинсон в содеянном им добре:

«Про это — я читал, — он сказал, — это — слыхал стороной,

Про это думал, что думал другой о русской персоне одной».

Безгрешные души толклись позади, как голуби у летка,

А Петр-ключарь ключами бренчал, и злость брала старика.

«Думал ,читал, слыхал, — он сказал, — это все про других!

Во имя бывшей плоти своей реки о путях своих!»

Вспять и встречь взглянул Томплинсон и не узрел ни черта;

Был мрак сплошной за его спиной, а впереди — Врата.

«Это я знал, это — считал, про это где-то слыхал,

Что кто-то читал, что кто-то писал про шведа, который пахал».

«Знал, считал, слыхал, — ну и ну! — сразу лезть во Врата!

К чему небесам внимать словесам — меж звезд и так теснота!

За добродетели духовника, ближнего или родни

Не обретет господних щедрот пленник земной суетни.

Отыди, отыди ко Князю Лжи, твой жребий не завершен!

И… да будет вера твоей Беркли-сквер с тобой там, Томплинсон!»

Волок его за волосы Дух, стремительно падая вниз,

И возле Пекла поверглись они, Созвездья Строптивости близ,

Где звезды красны от гордыни и зла, или белы от невзгод,

Или черным черны от греха, какой и пламя неймет.

И длят они путь свой или не длят — на них проклятье пустынь;

Их не одна не помянет душа — гори они или стынь.

А ветер, дующий меж миров, так выстудил душу его,

Что адских племен искал Томплинсон, как очага своего.

Но у решетки Адовых Врат, где гиблых душ не сочтешь,

Дьявол пресек Томплинсону прыть, мол не ломись — не пройдешь!

«Низко ж ты ценишь мой уголек, — сказал Поверженный Князь, —

Ежели в ад вознамерились влезть, меня о том не спросясь!

Я слишком с Адовой плотью в родстве, мной небрегать не резон,

Я с Богом скандалю из-за него со дня, как создан был он.

Садись, садись на изгарь и мне четко и ясно ответь,

Какое зло успел совершить, пока не пришлось помереть.»

И Томплинсон поглядел горе и увидел в Адской Дыре

Чрево красновато красной звезды, казнимой в жутком пылу.

«В былые дни на земле, — он сказал, — меня обольстила одна,

И, если ты ее призовешь, на все ответит она.»

«Учтем: не глуп по части прелюб, — но это мелкий пример!

Ведь ты же, брат, у адовых Врат, а это не Беркли-сквер;

Хоть свистнем с постели твою любовь — она не придет небось!

За грех, совершенный двоими вдвоем, каждый ответит поврозь!»

А ветер, дующий меж миров, как нож его потрошил,

И Томплинсон рассказывать стал о том, как в жизни грешил:

«Однажды! Я взял и смерть осмеял, дважды — любовный искус,

Трижды я Господа Бога хулил, чтоб знали, каков я не трус.»

Дьявол печеную душу извлек, поплевал и оставил стыть:

«Пустая тщета на блаженного шута топливо переводить!

Ни в пошлых шутках не вижу цены, ни в глупом фиглярстве твоем,

И не зачем мне джентльменов будить, спящих у топки втроем!»

Участия Томплинсон не нашел, встречь воззрившись и вспять.

От Адовых Врат ползла пустота опять в него и опять.

«Я же слыхал, — сказал Томплинсон. — Про это ж была молва!

Я же в бельгийской книжке читал французского лорда слова!»

«Слыхал, читал, узнавал, — ну и ну! — мастер ты бредни молоть!

Сам ты гордыне своей угождал? Тешил греховную плоть?»

И Томплинсон решетку затряс, вопя:

«Пусти меня в Ад! С женою ближнего своего я был плотски был близковат!»

Дьявол слегка улыбнулся и сгреб угли на новый фасон:

«И это ты вычитал, а, Томплинсон?» — «И это!» — сказал Томплинсон.

Нечистый дунул на ногти, и вмиг отряд бесенят возник,

И он им сказал: «К нам тут нахал мужеска пола проник!

Просеять его меж звездных сит! Просеять малейший порок!

Адамов род к упадку идет, коль вверил такому порок!»

Эмпузина рать, не смея взирать в огонь из-за голизны

И плачась, что грех им не дал утех, по младости, мол не грешны! —

По углям помчалась за сирой душой, копаясь в ней без конца;

Так дети шарят в вороньем гнезде или в ларце отца.

И вот, ключки назад протащив, как дети, натешившись впрок,

Они доложили: «В нем нету Души, какою снабдил его Бог!

Мы выбили бред брошюр и газет, и книг, и вздорный сквозняк,

И уйму краденых душ, но его души не найдем никак!

Мы катали его, мы мотали его, мы пытали его огнем,

И, если как надо был сделан досмотр, душа не находится в нем!»

Нечистый голову свесил на грудь и басовито изрек:

«Я слишком с Адамовой плотью в родстве, чтоб этого гнать за порог.

Здесь адская пасть, и ниже не пасть, но если б таких я пускал,

Мне б рассмеялся за это в лицо кичливый мой персонал;

Мол стало не пекло у нас, а бордель, мол, я не хозяин, а мот!

Ну, стану ль своих джентльменов я злить, ежили гость — идиот?»

И дьявол на душу в клочках поглядел, ползущую в самый пыл,

И вспомнил о Милосердье святом, хоть фирмы честь не забыл.

«И уголь получишь ты от меня, и сковородку найдешь,

Коль душекрадцем ты выдумал стать», — и сказал Томплинсон: «А кто ж?»

Враг Человеческий сплюнул слегка — забот его в сердце несть:

«У всякой блохи поболе грехи, но что-то, видать в тебе есть!

И я бы тебя бы за это впустил, будь я хозяин один,

Но свой закон Гордыне сменен, и я ей не господин.

Мне лучше не лезть, где Мудрость и Честь, согласно проклятью сидят!

Тебя ж вдвоем замучат сейчас Блудница сия и Прелат.

Не дух ты, не гном. Ты, не книга, не зверь, вещал преисподней Князь, —

Я слишком с Адамовой плотью в родстве, шутить мне с тобою не след.

Ступай хоть какой заработай грешок! Ты — человек или нет!

Спеши! В катафалк вороных запрягли. Вот-вот они с места возьмут.

Ты — скверне открыт, пока не закрыт. Чего же ты мешкаешь тут?

Даны зеницы тебе и уста, изволь же их отверзать!

Неси мой глагол Человечьим Сынам, пока не усопнешь опять:

За грех, совершенный двоими вдвоем, поврозь подобьют итог!

И… Да поможет тебе, Томплинсон, твой книжный заемный бог!»

Загрузка...