ДОПОЛНЕНИЯ

СОРОК ВОСЬМОЕ О том, что поэт отдал себя Юлии, а не любви

На ту же мелодию

Слаба моя броня: совсем слепят меня

любовь и Юлия, но поздно

Бежать — спасенья нет, мне прыщут стрелы вслед,

и обе смотрят грозно.

Одной взор опалил, другой — прекрасен, мил...

но вдруг взмолилась слёзно

Лукавая любовь: мол, ты не прекословь,

бороться тщетно, милый.

Я пред тобой стою, дай руку мне свою,

не меряйся же силой!

Со мной тебе узнать случится благодать,

иль кончишь ты могилой!

Нет, этому не быть, хоть можешь получить

ты пленника любого.

Ведь правду говорят: их встретит только яд,

а сети ждут улова.

Прелестнице моей, поверь, до смертных дней

быть верным дал я слово!

Но воинский трофей баталии сией —

я сам с душой и телом.

Смиряя гордый нрав, себя к ней приковав,

скажу пред светом целым:

— Цепям своим до днесь я счастлив был, Бог весть,

страдальцем став несмелым.

Мне Юлия моя, любезные друзья,

преподала науки:

Так весела, легка казалась мне, пока

ей не попал я в руки.

И не любовный стон, а тяжкой цепи звон

приумножает муки.

Итак, теперь бы смог я подвести итог

тому, что приключилось:

Красавицы цепей не сбросить, нужно ей,

чтоб дольше мука длилась.

От беспощадных чар, как сабель янычар,

храни вас Божья милость!

(Μ. Вирозуб)

ПЯТИДЕСЯТОЕ Поэт сравнивает Юлию с любовью, начиная это сравнение с похвалы Юлии.

На мелодию «Лишь тоска и горе»

В судьбе моей земной лишь в Юлии одной

отрада мне и мука,

На миг, как на века, — так с Юлией горька

минутная разлука.

Торжественно легки, пусть к Юлии стихи

летят, любви порука.

Во сне и наяву лишь Юлией живу.

Душа моя стремится

И днем и ночью к ней, ведь в Юлии моей

сама любовь таится.

Читаю я в очах и в ласковых речах:

она — любви царица.

Она ведет всегда, счастливая звезда,

спасительной тропою,

Она — живой поток, она — весны глоток,

она — венец покоя.

Она — бесценный клад, сокровище, стократ

мне в мире дорогое.

Гуляет ли, поет, сидит, смеется, шьет,

любовь все время с нею,

Иль спит, легко дыша — она так хороша,

что я взглянуть не смею,

Ведь друг ей — Купидон, помочь стремится он

во всех ее затеях.

Лицо ее свежей изысканных лилей,

прекрасней райской розы.

Сиянье нежных глаз — как редкостный алмаз,

как утренние росы,

Как солнце в небесах, как слитки на весах,

ее златые косы.

Как на Дунае челн скользит, проворства полн,

по быстрому теченью

Так Юлия идет, не поступь, а полет,

легки ее движенья,

Струит улыбка свет, и все глядят ей вслед

с огромным восхищеньем.

Когда она порой сравняется со мной,

веселием сияя,

Теряю разум я, слепая страсть моя

пожаром полыхает,

Недвижим я стою, скрывая боль свою,

в бессилии страдая.

Печальный мне удел Господь сносить велел,

не знаю я иного.

Ведь грешникам в аду на части сердце рвут

семь коршунов суровых,

Но только минет ночь, срастается оно

и гулко бьется снова.

То ж и со мной: когда ко мне она добра,

то радуется сердце

И утихает боль; когда ж, смеясь порой,

она острее перца,

Резка и холодна, то я мечусь: куда

от мук ужасных деться?

Я повторяю вновь: как две сестры, любовь

и Юлия похожи.

Увы, любовь мягка, а Юлия резка,

терзает и тревожит,

Любовь, как мед, сладка, а Юлия горька,

но нет ее дороже.

(Д. Анисимова)

EX PSALMO 42

Я вижу оленя, которого злая

Терзает, пугает охотничья стая.

К воде он стремится, покоя не зная

От бега и лая.

Тебя так взыскует душа моя, Боже,

Кричит на весь свет, что ей, страждущей, тоже

Напиться Ты дашь. И, воистину, что же

Есть в жизни дороже!

Но я от врагов моих слышать не в силах,

Что множество дней без молитвы, унылых,

Провёл я. Мне горько, и кровь стынет в жилах

От слов опостылых.

Ведь мне говорят: значит, Бог твой неблизко,

Истлела давно твоя детская ризка,

Изгнанец, из Божьего вычеркнут списка,

Раз пал ты так низко!

Стыд жжёт меня смертно, но снова и снова

Куражится враг и бросает мне слово,

А память, горюя, припомнить готова

Дни света иного.

Когда-то, не зная о будущем сраме,

К Тебе я входил за Святыми Дарами

И в радости пел пред Твоими дверями

С толпою во храме.

Душа, вправду ты у меня не безвинна,

Но ты просто верь в своего господина,

Хотя б для сомненья имелась причина,

Живи благочинно.

Тогда возвратит Он былую удачу,

Цветением счастья одарит впридачу,

Пойму я, что тоже для Господа значу,

И в счастье заплачу.

Так сад расцветает весной. А за это,

Как птица пою Тебе песню привета,

Снести я готов все несчастия света,

Отраву навета.

Будь вечно со мною, Господь осиянный!

Тогда не погибну в тоске окаянной,

А вера моя, как вода Иордана,

Жива непрестанно.

Что я, грешный сын! И великое море

Способен Он ввергнуть в уныние, горе.

Но будет, я знаю, в отеческом взоре

Прощение вскоре.

Настанет врагам моим скоро досада,

Кому мой позор — дорогая услада,

Господь пожалеет заблудшее чадо,

Вернёт в своё стадо.

Скала моя, Боже, я жду приговора,

Не дай лишь надежде иссякнуть так скоро,

Когда от насмешек невзгод и позора

Один Ты — опора.

А спросят: где Бог твой? Я в воинской сече

Готов отплатить за поганые речи,

Пусть даже при нашей окажется встрече

И смерть недалече!

Душа, отступать ведь уже не пристало.

Молись горячее, хоть счастия мало,

Подумай в минуту, когда ты устала,

Что Он есть начало!

(Μ. Вирозуб)

В этом стихе, сравнивая своё состояние с состоянием голубя, вылетевшего из Ноева ковчега, (поэт) просит Господа, чтобы в грозных и многих опасностях жизни тот пролил бы на него милость и, приняв его в ковчег благости своей, спас бы его голову от многих искушений

Господь, я пришёл не с мольбами пустыми,

К Тебе обращусь со словами простыми:

Куда мне идти? Я один, как в пустыне.

Что делать отныне?

Чуть-чуть помоги: слишком долго невзгоды

Во мне зароняли неверия всходы,

И чуждыми были мне люди, народы,

Впустую шли годы.

Как голубь, искавший сухого ночлега,

Взлетел и вернулся потом из побега,

Усевшись с листком молодого побега

На крышу ковчега,

Душа моя так одинока, убога,

Летит: ей одна лишь осталась дорога:

В нужде она просит надежды у Бога

И веры немного.

Как ветку, что новой листвой шелестела,

Молитву душа преподносит несмело,

Тебе одному доверяясь всецело

Для доброго дела.

Прими в свой ковчег эту душу! Негоже

Скиталицу нищую бросить, ничтоже

Сумняшеся. Как же прибиться ей тоже

К Тебе, Святый Боже,

И в ад не попасть? Что за польза, Всевышний!

Ужели душа моя кажется лишней?

Твой Сын искупил даже грех наш давнишний!

В чертог светлый, пышный

Она не войдёт? Хоть спасал Ты когда-то

Обычную птицу? Ждёт ныне солдата,

Кому только имя Твоё было свято,

Иная расплата?

Пока же меня богомерзкие черти

На дно не потянут в своей круговерти,

Я буду молиться Единственной Тверди

До самыя смерти!

(Μ. Вирозуб)

На имя Балинта Балашши, в коем умоляет он о прощении грехов его и возносит благодарность, что, обратившись к Богу, стал он Богу любезен и тем обрёл освобождение от вечного наказания

На мелодию «Палко»

Боже, я Тебя прогневил опять.

На себе несу грешника печать,

Но готов принять

Бич суровый Твой — Божью благодать.

Аще Ты, Господь, руку занесёшь

Наказать меня за грехи да ложь,

Умоляю, всё ж

Правый гнев смири, милость приумножь!

Летопись грехов я узрел свою;

Искушал мя бес, и теперь стою

Бездны на краю,

И погибель я полной чашей пью.

Истинно: в грехе был и я зачат.

Хоть развеял Ты смрадный скверны чад,

Во греховный ад

Вверг себя я вновь, гибельней стократ.

Несть числа грехам, ужас мой велик,

С робостью я в Твой всматриваюсь лик,

В сердце страх проник,

Милосердья жду, жалкий ученик.

Так мы и живём: грех на всех лежит,

И седмижды в день праведник грешит.

Душу защитит

Лишь Твой Святый Дух, словно Святый щит.

Боже, Ты бы мог взгляд свой отвести,

Глядя на мои грешные пути.

Пощади, прости!

Гоже ль доброту падшим не нести?

Авва, милосерд Ты к своим рабам.

Протяни сейчас и к моим губам

Нить спасенья! Нам

Сил прибави, чтоб верным течь словам.

Лишь к Тебе душа вся обращена,

Милостью твоей выжила она

И теперь без сна

Восхвалять Тебя, грешная, должна.

Адова пред мной встала западня,

Но явил ты мне свет иного дня.

Я живу, храня

Благодарность: Ты не отверг меня!

Шала своего не избавлюсь коль

Или скажешь Ты, что я грешен столь —

Скорбная юдоль

Ждёт меня. Но Ты лишь одно дозволь:

Шаг за шагом чтоб подходить к Тебе,

О греховной вдруг позабыть гоньбе,

Об иной судьбе

Думать: о благой ангельской трубе.

Ибо, кто сии вирши сочинил,

Сам себя узнал, не жалел чернил

И себя казнил,

Господу отдав весь остаток сил!

(Μ. Вирозуб)

Загрузка...