Стиховорения и драмы

Их час придет! окрепнут крылья,

Младые когти отрастут,

Взлетят орлы — и цепь насилья

Железным клювом расклюют.

Ты наш! Ты наш! родные чувства

Сказались нам, тебя мы ждем,

Мечты любимец, жрец искусства,

Святым проникнутый огнем!..

Горе, горе! их сгубили

Польши лютые костры.

Их прельстили, их сманили

Польши царские пиры.

За братьев, убиенных вами,

За пламя ваших мирных сел,

Сожженных вашими ж руками;

За бездну скорби, бездну зол,

Вместо 21-27 Копия Аксаковых ИРЛИ

За грех крававого Ивана,

За грех московских палачей,

За стыд тушинского обмана,

Жди времени.

Я ждал его, я ждал,

Но тщетно всё, оно не приходило

И не придет.

Терпенье.

Перестань.

Не смейся надо мною. В рану сердца

С улыбкою вонзаешь ты кинжал.

Жестокий друг! В пылающую душу

Ты масло льешь, чтоб пламень потушить.

Нет, этих слов: «жди времени», «терпенье» —

Я более уж слышать не хочу!

Заруцкий! дай мне смерть, но дай мне мщенье,

И я с восторгом к ней помчу.

Как ты, мой друг, я недруг атаману.

Спи, спи, теперь ты смерти не избегнешь.

Ты должен заплатить кровавый долг,

И верный мой кинжал мне не изменит,

Не задрожит надежная рука.

О боже!

Что это?

Отца проклятье,

Как страшно ты!

Какой тяжелый вздох,

Он вырвался из глубины душевной.

О! О! что жизнь мне! Дайте умереть.

За гробом есть покой.

А! он несчастлив.

Его душа страдает, как моя.

Живи ж, Ермак! Я жизнь тебе оставил,

Но не оставил я своей вражды.

Везде тебе я положу преграды,

Исторгну я из рук твоих Сибирь.

Но если б вновь тебе блеснуло счастье

И если б на твоих устах

Вновь показалася веселая улыбка,

Страшися! я непримиримый враг.

Смотри.

Увы! Другого он не знает,

И всякий раз, как взор его закрыт,

Колеблют грудь его стенания и вздохи.

Смотри, смотри.

Я думаю, в душе

Скрывает он несносной грусти бремя.

Ты думаешь?

Видал ли ты хоть раз,

Чтоб радостью чело его блистало?

Видал ли ты, чтоб горестный туман

С его лица улыбка прогоняла?

Нет, никогда.

Его снедает дни

Тоска, болезнь неизлечимой раны.

Ах! я бы жизнь мою готов отдать,

Чтоб Ермаку спокойство возвратилось.

Но он молчит; и в тишине растут

Его страдания.

О горе! горе!

Отрады нет! Вовек прощенья нет!

Какой ужасный стон! Ах, он несчастлив.

Да, он несчастлив. Да, Кольцо, ты прав.

Но берегись.

Какой внезапный гнев.

Ты, ты Мещеряку грозить дерзаешь!

Иль ты забыл, с кем говоришь теперь?

Нет, помню я; но снова повторяю:

Остерегись — совет полезный мой.

Иль вскоре ты раскаиваться будешь.

Я?

Ты. Но теперь мы спор свой прекратим.

Ты дорого заплатишь за угрозы.

Мой меч...

Теперь молчи. У Ермака

В нем истина блеснула для меня.

Но почему ж словам твоим смеяться?

И почему им верить я не стал?

И мне, Ермак, твои понятны чувства;

Ты знаешь сам, я их всегда делил;

Оно теперь, поверь мне, несомненно.

Ты долго наслаждаться будешь им,

И, счастлив в недрах родины любимой,

Забудешь ты минувшие труды.

Как? друга своего Ермак не знает?

Я в родине спокойно буду жить,

Когда Ермак сражается, страдает

Иль, может быть, лежит в своей крови?

Ах, больно ты мое поранил сердце!

Мне, мне тебя оставить? Никогда.

С тобой делил я слезы и страданья,

С тобой труды, с тобою торжество,

С тобою смерть.

О друг великодушный,

Прости словам моим. Я знаю сам,

Что никогда ты дружбе не изменишь.

Рука с рукой мы жизни путь пройдем.

Остановися: я разбойник был.

Но скажешь, что его проклятье

Исполнилося над моей главой.

С тех пор я чужд покою и отрады,

Как цепь тяжелую, я жизнь влачу.

И слезы то бегут из глаз, то скрытно

Они падут на сердце, как огнь.

Мне светлый мир — пространная могила.

Среди живых как мертвый я брожу.

И кажется мне, злобный дух мучений

Вы помните ль, когда он наши челны

Поверил пенистым морям

И, Каспия рассекши бурны волны,

Пристал к персидским берегам.

Кто смел тогда надеяться спасенья?

И кто из вас тогда победы ждал?

О боже, боже, это справедливо!

Об нем и слезы лить я не должна.

Он враг законов, вождь убийц презренных,

Разбойник он: и я его люблю!

И лишь о нем всечасно я мечтаю,

Засну, и он передо мной.

Молюсь, и пред иконою святой

Я имя Ермака в молитвах повторяю.

Я зрю его, как в прежние года.

Его глаза блестят любовью нежной;

Или в величьи грозном, как тогда,

Когда рукою смелой, неизбежной

Он за меня злодею отомстил.

Вотще мне разум громко повторяет:

Безумная, забудь! Он небу изменил.

Ах! сердце тихим вздохом отвечает.

Тебя так пламенно, так страстно он любил.

Его увидишь ты.

[Ах, ты не знаешь,

Как тяжело проклятие отца.

Ему внимает ад; и духи злобы

Овладевают жертвою своей.

Источник чувств высоких иссякает,

И гибнут вмиг все доблести души.

Отчаяньем влекуться преступленья,

За преступленьем и позор и смерть.

Из недр своих сама земля отвергнет

Преступника, проклятого отцом.

Нет, Ермака не ждет такая участь,

С раскаяньем, с слезами он придет,

И ты простишь ему.

Мое прощенье

Для сына будет смерти приговор.

Да, смерть за смерть и кровь за кровь. Убийца

Свою главу на плаху должен несть.

Но как найдет он нас.] Нет, никогда!

Не он ли нам несет от Иоанна

Прощение преступных наших дел?

Служи отчизне, не служа царю,

Распростирай свои завоеванья,

Венчанного злодея грудь, врага

Величия и мужества и славы,

И подданных, и царства своего.

Он выпил кровь спасителя России,

Он погубил всех доблестных вождей,

Твоей главы он хочет. О, Ермак,

И сына юного ведет с собою,

Так славно им от самых детских лет

Вскормленного в науке злодеяний.

Здесь не Москва, не трепетный народ,

[Но... я страшуся... он не изменил.

Опомниться, раскаяться он может.

Шаман проклятый! без тебя он был

Уже в моих руках, моею жертвой.

О, если твой безвременный приход

Его спасет, тогда... ты сам погибнешь,

Шаман, моя верна рука.]

Какой народ не знает о тебе,

Какой народ тебе не покорится.

Татары все, Кучумовы рабы,

Тебя в вожди, в цари себе желают.

Будь царь Сибири, и вокруг тебя

Кочующий Ногай поставит кущи.

Иди к боям; вокруг твоих знамен

Слетятся так, какхищных птиц станицы,

Калмык, киргизец, жители степей

И дикие алтайские народы,

Свирепые, как вихорь на горах,

Как Иртыша бунтующие воды,

И неисчетные, как звезды в небесах.]

К тебе из недр растерзанной России

Непобедимая стечется рать,

Бегущие неправого гоненья,

Несчастные, лишенные всего

Свирепою опалой Иоанна,

Россия!.. Чем, скажи, обязан ты

Отечеству, где нет святых законов,

Где доблестям ругается (так!) порок,

Где граждан жизнь преступников добыча

И где твоя невинная глава

Игралище Скуратовых свирепых.

Гонением да дикими лесами,

В которых ты скрывался как беглец.

Вот всё твой долг. Россия? ха! Россия!

[Ты можешь думать, что беспечный сон

Меня хотя на время посещает?

Вчера я рассказать тебе не мог,

Как мне блеснул надежды луч, как страшно

Я вновь обманут был, увы! теперь

И мщения мне боле не осталось.

Как? ты прощаешь Ермаку?

Простить?

Ему простить? Ты ль говорил, Заруцкий?

Нет, нет. Мой друг, холодный сей кинжал

В его груди напьется жаркой крови!]

Безумный!

[О, при этом вспоминаньи

Моя душа кипит. Надежды нет,

Нет мщения. Заруцкий, я бессилен.

Но меч.

Да, он умрет, но что ж? Увы!

С ним не умрет его деяний слава.]

О, если вы-не тщетная мечта,

Как, я бы стала тех трудов страшится,

Которые ты мог переносить?

Ты шел без ропота, а я бы стала

На тяжкую судьбу свою роптать?

Меня, о дочь моя, звал долг священный;

Я исполнял веление небес.

Я шел, чтоб сыну возвратить отраду,

Чтоб дать душе его покой.

Вперед, вперед мое рвалося сердце

И за собою вслед меня влекло.

Когда Кольцо бы мог остановиться,

Я, я один пошел бы. Через степь,

Через леса, через крутые горы

Я бы пришел, чтоб пред лицом небес,

И пред землей, и перед всей природой

Проклятье снять с сыновней головы.

Но о тебе как часто в мраке ночи,

Когда твой взор невольный сон смыкал,

Как часто плакал я! О, ты не зрела

Сих слез, пролитых мною о тебе!

[Но если ложной вестью я обманут...

Заруцкий правды, может быть, не знал.

Уже с утра сомнением томимый

Оставил я твой мирно спящий стан,

Когда зари лучом едва златимый

Дымился вкруг холмов сырой туман;

С тех самых пор гоним тяжелой думой,

Чтоб усмирить волнение души,

Брожу один во мгле лесов угрюмой,

Но нет покоя в мертвой их тиши.

[Ты знал несчастье?

Ах! Как молод ты,

Когда еще мечтаешь, что возможно

Без горести дожить до сих седин.

Ты счастлив, может быть, досель.

О, боже.

Смотри сюда. Не радостей рука

Так глубоко морщины начертила.

Нет, юноша, над древней сей главой

Судьба свои гоненья истощила.

Но мне ль роптать? Не горестью одной

Наполнено мое существованье.

Несчастием к земле склонилося чело,

Но не печаль, а счастья ожиданье

Меня к могиле привело.]

В сем месте, Ольга, должно нам расстаться,

Увы, навеки! Я иду к боям,

С которых мне не возвратиться боле...

Какой мечтой тревожиться Ермак?

Ты побеждал всегда, зачем же нынче

Изменит счастье твоему мечу?

Ты слышала, с прощанием последним

Он говорил мне: смерть за смерть, мой сын!

И мне ль словам родителя не верить?

Нет, Ольга, глас его был глас судьбы,

Которая слабеющему взору

Явилася в последний жизни час.

Да, я пойду к кровопролитным битвам,

Но никогда с победой не вернусь.

В земле враждебной и под чуждым небом

Определен трудам моим конец.

А ты опять в отчизну возвратишься,

Ты узришь светлой Волги берега,

Прелестный край, любимый небесами.

Но скоро весть придет издалека,

И ты услышишь, может быть, с слезами

О ранней смерти Ермака.

О! Будь счастлива, будь всегда счастлива,

Мы никогда не встретимся с тобой.

Ах, что сказал ты? Посмотри на небо

И вспомни: там он ожидает нас.

Ермак, там нет разлуки, нет печали.

Но это ли нам прежде сердца глас

И юные надежды обещали?

Зачем об них воспоминаешь ты?

Когда назад я взоры обращаю,

На бурное теченье дней моих,

Не верю я годов минувших счастью,

И памяти не верю я своей.

Прошедшее мне кажется мечтою,

В прелестном сне блеснувшей предо мною

И слишком сладкою для бедной жизни сей.

Но, может быть, ты позабыла, Ольга,

Те дни, о коих вспоминаю я.

Ах! я желала позабыть, но, боже!

Ум забывает, сердце — никогда.]

Он говорил мне: «Смерть за смерть, мой сын».

[И мне словам родителя не верить?

Нет, этот глас был глас судьбы самой,

Которая слабеющему взору

Является в последний жизни час.

Да, я иду к боям кровопролитным,

Но никогда с победой не вернусь.

В земле враждебной и под чуждым небом

Определен трудам моим конец.]

О нет, я прочитал в его душе

И знаю, он лишь часа ожидает,

Чтобы отмстить за брата своего.

Кольцо, с тех пор он мне служил так верно,

Так дружно в бой со мной всегла летал...

Он ослеплял тебя притворной дружбой,

Чтобы потом вернее погубить.

И отчего чело его мрачнеет

И дикий огнь горит в его глазах,

Когда случайно он тебя увидит.

Ты торжествуешь; он уныл, угрюм;

Несчастлив ты, и он блестит весельем.

Поверь, Ермак, поверь моим словам,

Оставь его иль он тебе изменит.]

Но верь мне, храброго и смелого бойца,

Товарища моих трудов и славы,

Торжествовать, коль ждет тебя победа,

И умереть, коль к смерти ты идешь.

О верный друг!

Не говори о дружбе,

Скажи одно: Кольцо, иди за мной, —

И я счастлив.

И всем твоим дружинам

Начальником...

Пусть будет Мерещак!

Не отвергай теперь моих молений;

Когда ты нашей дружбы не забыл

И краткая последняя разлука

Не истребила из души твоей

Все прежние воспоминанья, друг мой,

Послушайся меня. В последний раз,

Ермак, тебя прошу я, умоляю,

Не оставляй меня.

Ты видишь, я молю тебя с слезами;

О ты молчишь. Ах! сердца громкий глас

Меня к твоим коленам повергает.

Что вижу я?

В последний раз молю,

Ермак, позволь мне следовать с тобою.

Средь темноты, под бурею ночною

Оставила я тихо спящий стан,

Прошла без страха глушь дубравы темной, —

Сюда звала меня тоска души.

Ермак, навек с тобою разлучилась;

Я чувствую, томится грудь моя;

С тобой проститься! С жизнью разлученье

Стократ бы легче было для меня.

Ермак, меня ты боле не увидишь,

Но мне отрадно взор свой обращать

На этот тын, на ставки, на ограду,

За коей ты готовишься к боям.

И здесь зари дождуся я мечтая;

Когда ж к трудам тебя пробудит день

И выйдешь ты, доспехами сияя,

Тогда в лесах сокроюсь я, как тень.

Быть может, там, за дальними звездами,

Где ждет отец твой, съединимся мы;

Здесь на земле навек нас разделила

Невинных кровь, пролитая тобой.

Но... не стыжуся я сего признанья;

Я всё тебе, любви моей верна;

Она свята, как слезы состраданья,

Как вешняя роса, чиста она.

И ты пойдешь к сражениям кровавым,

А я вдали, в обители святой,

Где в детстве мы молилися с тобою,

Счастливая отдам душе покой,

И там я буду времени былого

Воспоминать прелестные мечты,

Молиться, но не плакать; что же снова,

Безумная, так горько плачешь ты?

О, будь счастлив, всегда счастлив... но в сердце,

Я чувствую, теснится хладный страх.

Всё здесь молчит, как будто бы в могиле,

И мертвая во стане тишина.

Не видно страж на дремлющей ограде,

Не слышно криков... А! я слышу шум!

Там за оградой... боже!... шум сраженья!

Ермак, Ермак!

Ты, Ольга, здесь; спасайся!

В ограде сей измена, гибель, смерть.

Ермак?

Погиб.

О боже.

[Изменник, от тебя! Но ты наказан.

О нет! когда б сто жизней он имел

И каждую сто раз я мог исторгнуть

Из груди сей, исполненной коварств,

Я и тогда бы не насытил мести.

Все пали, и без славы... Меч врага

Сразил их спящий, безоружных. Боже!

Зачем я жил до грозной ночи сей? ]

Меня настигнут... Плен.. Хотя мгновенный,

[ Иртыш, меня ты от него спасешь.]

Прости, Россия, никогда уж боле

Не буду я сражаться за тебя.

О, Ольга, ты любимая до гроба,

Прости! Ко утру весть к тебе придет

О смерти Ермака, и ты, быть может,

Прольешь о нем слезу.

Ермак, Ермак.

Какой я голос слышу.

Ах! изменой

Погиб ты.

Боже! это не мечта.

Я слышу глас ее, я вижу, Ольга.

Тень Ермака, не ты ль меня зовешь

Туда, на эти дикие утесы,

Нависшие над бурною рекой.

О! я лечу к тебе...

Беги! спасайся!

Ты жив! ты жив! о счастье! тяжкий сон

Меня обманывал!

Ах, в этом стане

Погибли воины мои, и я

Один еще живым остался. Ольга,

Беги, сокройся, вслед за мной враги

Спешат к утесам сим. Через дубраву

Беги в тот стан; скажи моим друзьям,

Что я погиб, погиб изменой гнусной.

Пусть, пусть Кольцо отмстит за смерть мою.

Бежать? Но ты не следуешь за мною.

Я здесь останусь.

Мне бежать одной,

Тебя оставив. Нет, спастися вместе

Иль вместе здесь погибнуть! О Ермак!

Беги со мной: И буря, и дубрава

Сокроют нас спасительною тьмой.

А за дубравой, в безопасном стане

Твои дружины и Кольцо. Но что?

Ты медлишь? Вспомни, здесь, за сей оградой,

И ты один.

Я не могу спастися,

Я не могу последовать тебе.

Я ранен, я смертельно ранен, Ольга.

О небо.

Но здесь?

Мне здесь Иртыш защитой.

Но ты беги.

Ты хочешь умереть.

Я должен.

И когда ты умираешь,

Тебя оставит Ольга? Нет, Ермак.

Позволь, позволь мне умереть с тобою;

Ах! эта смерть приятней жизни мне.

Не отгоняй меня! На сих утесах

Или в волнах пусть кончу я свой век,

Но вместе с Ермаком! О, это лучше,

Чем пережить тебя, чем век в слезах

Томиться ядом грозных вспоминаний.

О чем ты просишь?

Но куда бежать?

Сии леса врагов свирепых полны;

Они отвсюду окружают нас.

Нет, нет, они оставили дубраву,

Чтоб ринуться в мой беззащитный стан.

Беги!

Судьба нас в жизни разлучила,

Но, примирившись, съединила нас.

Смягчилася она; ты непреклонен,

Не будь свирепее самой судьбины!

Она мне жить с тобою не велела,

Но умереть позволила с тобой.

Не будь неумолим! О, если прежде

Когда-нибудь меня любил Ермак,

Пусть он к моим молениям склонится,

Ты видишь, я лежу у ног твоих.

О, без тебя бы я смеялся смерти,

Но к гибели тебя с собой увлечь?

Ах! эта мысль ужасна. Ольга, слушай,

Меня еще не видели враги.

Беги в тот стан, еще приспеет помощь.

Сюда, за мною.

Там на скалах я вижу казака.

Боже, слишком поздно. Ты погибла.

Нас рознил мир, соединяет смерть.

Много остяков

К нему, к нему стремитесь на утесы.

Увы! как грозен был мой жребий к жизни.

Я горестью в могилу свел отца,

И от меня моя дружина пала,

И ты теперь погибнешь от меня.

Да, я была несчастлива, но ныне

Мне счастие смеется в первый раз.

Родитель твой во гробе, ты погибнешь,

Зачем же я останусь на земле?

Ах, жизнь была тяжелым наказаньем,

Но смерть, Ермак, благодеяньем мне.

Какая дева с ним в одежде белой?

О, я узнал ее. Прелестный глас

И красоту узная я неземную,

Шайтанов дочь, посланница небес,

Она слетает к смертным в час последний,

Чтоб жизнь они оставили без слез.

Уже враги стремятся на утесы,

Пойдем, Ермак, туда, где ждет нас смерть.

Всё кончено. мы в пристани покоя,

Смеяться можем мы судьбе.

Ты плачешь, Ольга?

Да, я плачу о тебе.

Ты должен пасть, столь храбрый, юный.

Я не без славы жизни путь протек.

Мой век был миг: Но этот краткий век,

Как неба самого горящие перуны:

Блеснул, разрушил и в волнах погас.

Прости.

Ермак, прости.

Примите мирно нас,