Стилет

Глава 4

Чезарио подъехал к замку и остановился у парадного входа. Двор был безлюден и тих. Отворилась дверь, и на пороге появился дряхлый старик. Он узнал гостя, и радостная улыбка осветила его морщины.

— Дон Чезарио! Дон Чезарио! — вскричал он дребезжащим старческим голосом, торопясь навстречу, спотыкаясь на ступеньках и кланяясь.

— Гио! — воскликнул Чезарио, приветствуя старого слугу.

А тот уже укоризненно качал головой.

— Как же вы не предупредили о своем приезде, дон Чезарио! Мы бы приготовились к достойной встрече!

— Сам не знал, что заеду сюда, Гио, — улыбнулся гость. — Я только на одну ночь. Завтра отправляюсь домой.

Старик помрачнел.

— Как же так, дон Чезарио? Разве ваш дом не здесь?

Чезарио смотрел на тяжелые каменные плиты, лестницей ведущие в замок.

— Да… — голос его смягчился, — все забываю. Но теперь я живу в Америке…

Гио вынул из машины чемоданы и поплелся вслед за хозяином.

— Как последние гонки, дон Чезарио? Победили? — Чезарио отрицательно дернул головой.

— Нет, Гио. Пришлось прервать гонку — перегорел двигатель. Потому и заехал сюда.

Он прошел через громадный нетопленый зал и остановился перед портретом отца. Благородное лицо патриция глядело на него с холста. Война уничтожила отца духовно и физически. Он не считал нужным прятать свое презрительное отношение к немцам, и дуче приказал конфисковать его земли. Вскоре отца не стало.

— Какая жалость, что вам не повезло с машиной… — все еще сокрушался Гио.

— С машиной? Ах, да, да!.. — Чезарио развернулся и направился в библиотеку.

Теперь он ни о чем не думал и только отмечал про себя перемены, происшедшие в замке за последние годы.

Вот так же было после войны. Он вернулся тогда и понял: прошлое исчезло без следа. Все, что у них было — и банк Кординелли, и земли, — все, кроме замка и громкого титула, перешло во владение дяди, который тем не менее не мог простить брату, что тот официально признал Чезарио своим сыном и таким образом лишил его самого права на наследование княжеского титула.

Все вокруг знали, какой мерзавец и негодяй завладел банком Кординелли, но сказать об этом вслух никто бы не решился. Чезарио вспомнил свою встречу с дядей, и горькая складка пролегла на его щеке.

— Синьор Раймонди, — Чезарио держался вызывающе надменно, — мне стало известно, что отец передал вам на хранение некоторую сумму…

Раймонди холодно прищурился. Сутулясь, он сидел за пыльным черным столом.

— Тебе сказали неправду, дорогой племянник, — проскрипел он в ответ. — К сожалению, мой брат, князь Кординелли, покинул нас, оставшись должником. Вот здесь, — он похлопал ладонью по столу, — здесь лежат закладные на земли и замок.

Он не солгал. Все бумаги были в порядке. Владельцем замка был теперь Раймонди Кординелли.

И три года после войны Чезарио жил под властью старого скряги. Приходилось выпрашивать деньги даже для того, чтобы оплатить занятия в фехтовальной школе…

В один из вечеров Чезарио был в банке, в дядином кабинете. В коридоре поднялась какая-то суматоха. Через стеклянную дверь он и увидел, как в кабинет направляется хорошо одетый седой незнакомец — и все встречные останавливаются перед ним и почтительно раскланиваются.

— Кто это? — поинтересовался Чезарио.

— Эмилио Маттео, — коротко ответил дядя, поднимаясь навстречу гостю.

Чезарио удивленно поднял брови. Имя ничего ему не говорило.

— Маттео — один из донов Общества, — объяснил дядя. — Только что из Америки.

Чезарио усмехнулся.

«Общество» — название мафии. Взрослые люди, а играют, как мальчишки смешивают кровь, приносят обеты, называют друг друга «дядями», «племянниками», «кузенами»… Какая чушь.

— Ничего смешного, — прикрикнул Раймонди. — «Общество» имеет большое влияние в Америке. А Маттео — из первых людей на Сицилии.

Дверь отворилась, и гость появился на пороге.

— Здравствуйте, синьор Кординелли, — проговорил он с сильным американским акцентом.

— Ваше посещение — большая честь для меня, — поклонился Раймонди. — Чем могу быть полезен?

Маттео покосился на Чезарио, и Раймонди торопливо добавил:

— Позвольте представить вам моего племянника, князя Кординелли. — И повернулся к Чезарио: — Синьор Маттео из Америки.

Маттео смотрел испытующе и как бы оценивая.

— Майор Кординелли? — уточнил он. Чезарио утвердительно кивнул.

— Наслышан о вас…

На лице Чезарио отразилось недоумение. Во время войны о нем могли слышать очень немногие — лишь те, у кого был доступ к секретной информации. То, что сказал Маттео, показалось ему странным.

— Это честь для меня, сэр.

Раймонди между тем принял величественный вид и молвил:

— Приходи завтра, и мы утрясем все мелкие расходы по твоим фехтовальным упражнениям…

Чезарио не ответил, лишь на скулах проступили желваки и потемнели от гнева глаза. Он чувствовал, как тело наливается свинцом. Сегодня старик перешел все границы. Он и без того слишком много себе позволял. Чезарио направился к выходу, спиной ощущая испытующий взгляд Маттео.

Доверительное бормотание дяди сопровождало его до дверей:

— Чудный парень. Правда, дорого обходится. Осколок прошлого — ничему не обучен, дела никакого не знает… — и голос дяди стих за дверью.

Гио растопил в библиотеке камин, и Чезарио стоял у огня со стаканом бренди в руках.

— Обед будет через полчаса, — сказал старик. Чезарио кивнул и прошел через комнату к столу: на нем все еще стоял портрет матери. Чезарио помнил ее глаза: такие же синие, как и у него, они, однако, излучали тепло и доброту. Вспомнилось: однажды — ему тогда только что исполнилось восемь лет — он стоял у дерева в саду, поглощенный созерцанием огромной мухи, приколотой булавкой к коре. Муха жужжала и билась, тщетно пытаясь освободиться.

— Бог с тобой, Чезарио, что ты делаешь?!

Он оглянулся и, увидев мать, улыбнулся, показал пальцем на муху. Мать взглянула и вздрогнула, глаза сделались сухими.

— Прекрати немедленно! Откуда такая жестокость?! Сейчас же отпусти ее!

Чезарио спокойно выдернул булавку, однако муха осталась на месте. Быстро глянув на мать, он схватил муху за трепещущие крылья, бросил на землю и раздавил каблуком. Лицо матери стало белым.

— Зачем ты это сделал?!

Он задумался, но в следующее мгновение торжествующе улыбнулся.

— Мне нравится убивать!

Мать некоторое время смотрела на него, затем молча отвернулась и ушла в дом.

Через год она умерла от горячки, и князь взял Чезарио к себе в замок. Там у него было множество воспитателей и учителей, и ни один не оставался безнаказанным, если вдруг осмеливался делать замечания.

Чезарио поставил фотографию на место. Странное беспокойство овладело им. Слишком много воспоминаний будили эти стены. Продать замок, уехать, стать американским гражданином — единственный способ отделаться от прошлого. Отсечь единым махом, чтоб и следа в душе не осталось…

Он подумал о письме, заставившем прервать участие в гонках, отказаться от встречи с Илиной и срочно приехать сюда. Илина… Он улыбнулся. Что-то притягательное было в этих румынках из титулованного полусвета… Что ж, теперь она, верно, на дороге в Калифорнию со своим богатым техасцем. Гио распахнул дверь библиотеки.

— Обед подан, ваше сиятельство.

Тонкие белоснежные салфетки, золотистый отблеск свечей на столовом серебре, изысканные блюда… Гио мог собой гордиться. Холодный угорь нарезан ломтиками. Горячие креветки на пару стояли в кастрюльке над жаровней на отдельном столике.

Одетый в красно-зеленую ливрею дворецкого, старый слуга стоял в ожидании, придерживая спинку кресла, во главе длинного пустого стола, покрытого белой скатертью.

Чезарио сел и взял салфетку.

— Гио, поздравляю. Вы просто добрый гений!

— Благодарю, ваше сиятельство, — ответил тот с достоинством, откупоривая бутылку «Орвието». — В старые добрые времена у этого стола собиралось за обедом множество гостей…

Чезарио пригубил вино и кивнул. Старые добрые времена… Но жизнь идет, и времена меняются. Даже для таких, как Гио.

Он окинул взглядом длинный пустой стол…