Столкновение в океане

«Нам требуются спасательные шлюпки»

Пелена непроницаемого тумана, всего лишь на несколько минут расступившаяся в момент катастрофы, снова окутала накренившийся итальянский лайнер, дрейфовавший по темному морю. Два красных огня, поднятых на единственной судовой мачте позади рулевой рубки, и разносившиеся далеко вокруг скорбные двойные гудки туманного сигнала говорили о том, что судно лишилось управления и не имеет хода. Насколько мог видеть с мостика глаз, поблизости не было ни одного судна. Видимость была всего метров пятьдесят, а может быть и меньше. На экране радиолокатора проступал эхосигнал только одного судна, — судна, столкнувшегося с «Андреа Дориа», и капитан Каламаи понимал, что оно, возможно, тоже тонет.

Крен достигал уже 25°. Сколько времени продержится лайнер — никто сказать не мог. Франчини и Джианнини, не покидавшие мостика с момента столкновения, спустились в каюты за спасательными жилетами. Джианнини, прежде чем выйти из каюты, надел под рубашку крест, подаренный ему матерью семь лет назад, когда он впервые отправился в море.

В радиорубке, расположенной позади рулевой, после передачи сигнала бедствия SOS потянулись томительные секунды гнетущего молчания. Затем сразу, один за другим, стали поступать ответы. Радиостанция Саут-Чатам в штате Массачусетс подтвердила, что первой приняла сигнал бедствия, затем поступило подтверждение от береговой станции Маккай в штате Нью-Джерси. В эфире появилась береговая охрана Соединенных Штатов, дежурный радиоузел, который в Ист-Моричес на Лонг Айленде подтвердил прием сигнала SOS. Отозвался «Стокгольм», с которого переспросили:

«ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СТОЛКНОВЕНИЕ ПРОИЗОШЛО С «АНДРЕА ДОРИА»

С «Андреа Дориа» ответили: «ДА»

На борту лайнера приняли ответы грузового судна «Кэйп-Анн», двух американских военных транспортов «Рядовой Уильям Томас» и «Сержант Джоуне Келли», датского грузового судна и еще нескольких судов, которых в справочнике позывных радиостанций не оказалось. Эти отклики на сигнал бедствия, свидетельстовавшие, что находившиеся поблизости суда вскоре подойдут для оказания помощи, были переданы капитану Каламаи на мостик. Четыре радиооператора «Андреа Дориа» знали, что в данный момент радисты всех судов докладывают своим капитанам принятую от итальянского лайнера радиограмму о бедствии и сообщают его координаты.

Сигнал бедствия, переданный «Андреа Дориа» на средней частоте 500 килогерц, распространялся у поверхности земли на 300–400 миль, а отраженный от ионосферы — на 2000 миль. Если бы лайнер находился в центре Атлантического океана, его призыв о помощи был бы принят береговыми станциями Соединенных Штатов, Европы и, вероятно, всех промежуточных пунктов. Фактически радиосигналы судна были приняты станциями береговой охраны в Ардженшии, расположенной на острове Ньюфаундленд и на Бермудских островах.

Однако центр по координации морских и воздушных спасательных операций, функционировавший в системе береговой охраны, приступил к своей деятельности по сигналу, полученному от радиста первого класса Роброй Э. Тодца. Он был дежурным радистом приемного радиоузла нью-йоркского округа береговой охраны в Ист-Моричес на южном берегу Лонг Айленда и должен был следить за радиограммами, передававшимися на частоте 500 килогерц. Двум своим товарищам по вахте он вручил принятые почти одновременно радиограммы с позывными ICEH и SEYT. Позывные дали возможность быстро установить названия судов, и в 23 часа 25 минут по прямому проводу телетайпа в Нью-Йорк, в центр по координации спасательных операций, полетела радиограмма:

«АНДРЕА ДОРИА СТОКГОЛЬМ СТОЛКНУЛИСЬ В 23 ЧАСА 22 МИНУТЫ МЕСТНОМУ ВРЕМЕНИ КООРДИНАТЫ 40 ГРАДУСОВ 30 МИНУТ СЕВЕРНОЙ 69 ГРАДУСОВ 53 МИНУТЫ ЗАПАДНОЙ».

В Нью-Йорке, на десятом этаже старинного, покрытого копотью, величественного дома по Лафайет-стрит, расположенного через квартал от здания окружного суда, лейтенант Гарольд У. Паркер стал действовать согласно заведенному порядку без всякого промедления. Нельзя сказать, чтобы он был озадачен или взволнован. Он не располагал никакими данными, позволявшими судить о степени повреждений при столкновении. Ему даже не пришло в голову, что одно из судов тонет. Ведь фактически ни разу в течение вечера и ночи «Андреа Дориа» не передал этого страшного для себя признания. Поступившая телеграмма была просто одной из трех тысяч просьб о помощи, которые ежегодно получал спасательный центр береговой охраны. Но, как всегда, действия Гарольда У. Паркера были быстрыми и уверенными.

По карте прибрежных вод лейтенант сразу определил дислокацию и готовность всех судов третьего округа береговой охраны. В округе имелись три спасательных судна, еженедельно чередовавшихся по степени готовности. Судно в готовности № 1 имело на борту всю команду и стояло наготове с прогретыми двигателями, чтобы выйти в море по первому сигналу. Готовность № 2 считалась резервной, и судно могло выйти в море через несколько часов. Это время было необходимо для сбора команды. Готовность № 3 распространялась на суда, находившиеся вне службы.

Через три минуты после того, как лейтенант Паркер получил телеграмму о столкновении, спасатель «Тама-роа» длиной 55 метров, находившийся в готовности № 1, уже вышел в море. Приказ ему был передан сначала по телефону на спасательную станцию Санди-Хук, расположенную в нью-йоркской гавани, а оттуда — по радио, с помощью микрофона. Стоявшее в Нью-Лондоне, в штате Коннектикут, в готовности № 2 спасательное судно «Овашо» было извещено через радиоузел Ист-Моричес. Затем Паркер дал команду сняться с якоря судам учебного отряда береговой охраны «Якутат» и «Кэмпбелл», находившиеся в заливе Кэйп-Код.

Прослушав разговоры, которые велись по загруженной воздушной телефонной линии со штабом береговой охраны в Бостоне, он узнал, что и там знают о катастрофе. Патрульное судно «Эвергрин», возвращавшееся с ледовой разведки в районе Ньюфаундленда, получило приказ направиться к месту столкновения. Были извещены стоявшие в готовности № 2 в портах штата Массачусетс «Горнбим» в Вудс-Холе и «Легар» — в Нью-Бедфорде. На помощь были отправлены все суда, находившиеся в распоряжении береговой охраны, потому что там придерживались принципа: пусть отправленное судно окажется ненужным, но отправить надо во что бы то ни стало. Таким образом, еще до того, как в семь часов утра лейтенант Паркер сдал дежурство, одиннадцать судов береговой охраны покинули порты. Позднее три из них были отозваны, не успев подойти к месту происшествия.

Был отдан приказ самолетам, базировавшимся в Нью-Йорке и Бостоне, вылететь к месту катастрофы, но затем отменен из-за тумана. По всему побережью, от аэродромов на Бермудских островах до Ардженшии, были поставлены на ноги станции береговой охраны, приступившие к перекрестному пеленгованию радиосигналов «Андреа Дориа», чтобы точно установить его место. Работая всю ночь напролет, лейтенант Гарольд У. Паркер убедился, что это была крупнейшая за весь его десятилетний период работы в береговой охране спасательная операция. Он считал, что это была самая крупная операция со времени гибели «Титаника» — 1912 года. Однако, какие бы меры не приняла береговая охрана, она все же не располагала средствами оказания непосредственной помощи судну, терпящему бедствие вдали от берега.

Значительно ближе к месту происшествия оказалось грузовое судно «Кэйп-Анн» (компания «Юнайтед фрут компани») длиной 119 метров, плававшее уже двенадцать лет. Теперь оно возвращалось из Бремергафена после рейса по фрахту компании «Исбрандсен лайн». На борту судна была команда из сорока четырех человек, но радист был только один — Чарльз Файл. В 10 часов вечера он закрыл свою радиорубку, не забыв, однако, проверить включение на частоте 500 килогерц автоматического приемника сигнала тревоги. В 23 часа 23 минуты, когда он читал в своей каюте, примыкавшей к радиорубке, автомат вдруг сработал, прозвенев резко, как будильник. Швырнув в сторону книгу, радист подбежал к приемнику и успел принять радиограмму «Стокгольма», а также сигнал бедствия SOS «Андреа Дориа». Громкое отчетливое звучание радиосигналов подсказало опытному радисту, что «Кэйп-Анн» находится поблизости от места происшествия. Чтобы уточнить место столкновения, он передал:

«ПОВТОРИТЕ КООРДИНАТЫ».

Сигнал бедствия SOS с координатами был повторен. Радист Чарльз Файл ответил:

«ВАС ПОНЯЛ, СЛЕДИТЕ ЗА МНОЙ, БУДЬТЕ НА ПРИЕМЕ».

Капитана «Кэйп-Анн» радист нашел на мостике у радиолокатора. В течение последних 12 часов, с тех пор как его судно водоизмещением 6600 тонн попало в туман, капитан Джозеф Э. Бойд не покидал мостика. Несмотря на тридцатитрехлетний опыт плавания, капитан беспокоился. Он слышал, как в радиорубке сработал автоматический сигнал тревоги, но покинуть хотя бы на секунду радиолокатор, когда туман застилал нос «Кэйп-Анн», он никогда бы не решился. Однако, узнав о радиограмме, он поставил у радиолокатора своего третьего помощника Роберта Престона, а сам поспешно нанес на карту место «Кэйп-Анн» и место «Андреа Дориа». Итальянский лайнер находился всего в пятнадцати с половиной милях к юго-западу, на несколько градусов в сторону от курса «Кэйп-Анн».

— Держать двести сорок восемь градусов! — отдал капитан распоряжение рулевому.

Капитан Джозеф Э. Бойд сообщил о столкновении по телефону в машинное отделение, потребовав развить максимальную скорость, и приказал дать тревогу для команды. Когда «Кэйп-Анн», все увеличивая скорость, с четырнадцати до семнадцати с половиной узлов, устремился для оказания помощи, худой, начинающий лысеть сорокадевятилетний капитан Бойд постепенно пришел к заключению, что крупное судно, обогнавшее «Кэйп-Анн» в тумане около восьми часов вечера, наверное, и было «Андреа Дориа».

Выстукивая радиограмму капитана, радист Файл полагал, что на роскошном итальянском лайнере обрадуются, узнав, что «Кэйп-Анн» подойдет к ним примерно через тридцать минут. Но с «Андреа Дориа» пришел запрос:

«СКОЛЬКО СПАСАТЕЛЬНЫХ ШЛЮПОК ИМЕЕТЕ НА БОРТУ»

Файл ответил: «ДВЕ»

Тогда «Дориа» радировал:

«SOS — I СЕН — ПОЛОЖЕНИЕ УГРОЖАЮЩЕЕ

ТРЕБУЮТСЯ СПАСАТЕЛЬНЫЕ ШЛЮПКИ ДЛЯ ЭВАКУАЦИИ 1000 ПАССАЖИРОВ И 500 ЧЕЛОВЕК КОМАНДЫ НАМ ТРЕБУЮТСЯ СПАСАТЕЛЬНЫЕ ШЛЮПКИ»

Другие капитаны также изменили курс своих судов и направились к «Андреа Дориа», сообщив об этом по радио. Норвежское грузовое судно «Лионне», находившееся в ста пятидесяти милях, запросило, нуждается ли лайнер в его помощи. С «Андреа Дориа» ответили:

«НУЖНА НЕМЕДЛЕННАЯ ПОМОЩЬ»

Американский военный транспорт «Рядовой Уильям Томас», который, возвращаясь из Европы в Нью-Йорк с военнослужащими и их семьями, шел, застигнутый туманом, в девятнадцати милях восточнее «Андреа Дориа», радировал:

«НАХОДИМСЯ СЕМИ МИЛЯХ ЮЖНЕЕ НАНТАКЕТ ИДЕМ К ВАМ»

Несколько далее, на расстоянии сорока пяти миль к северо-востоку, также в тумане шел танкер «Роберт Гопкинс», принадлежавший фирме «Тайдуотер ойл ком-пани». Танкер недавно вышел в обратный рейс из Бостона в Корпус Кристи (порт в штате Техас). Сейчас он передал по радио свои координаты и добавил, что идет полным ходом на сближение, имея на борту две спасательные шлюпки. Его капитан Рене Бланк оказался человеком с железными нервами. Прежде чем выйти в открытое море, длинному пустому неповоротливому танкеру, идущему сквозь похожую на вату пелену тумана, пришлось, не снижая полного хода в пятнадцать узлов, лавировать среди беспорядочно разбросанных вдоль побережья штата Массачусетс мелких рыбачьих судов.

Сказать, что капитаны перечисленных и других оказавшихся поблизости судов отозвались на сигнал бедствия «Андреа Дориа» ни секунды не колеблясь, значит согрешить перед истиной. Но к чести их, они отозвались быстро, хотя знали лишь, что итальянский лайнер терпит бедствие, но не знали ничего о грозившей ему гибели. Людям сухопутным невозможно понять или описать то чувство ответственности и то нервное напряжение, которое испытывает капитан судна, когда меняет курс и полным ходом идет сквозь туман в надежде оказать помощь терпящему бедствие судну-собрату, отбросив в сторону осторожность и поставив на карту безопасность своего судна и своих пассажиров.

Ответственность, лежащая на капитане грузового судна или танкера, не идет ни в какое сравнение с ответственностью капитана пассажирского лайнера. Поэтому и единственным лицом, которого, пожалуй, больше всех обеспокоил принятый сигнал бедствия SOS, оказался барон Рауль де Бодеан, исполнявший обязанности ушедшего в отпуск капитана почтенного французского лайнера «Иль де Франс», направлявшегося во Францию, в порт Гавр, имея на борту 940 пассажиров и 826 человек команды.

Предводитель сословия роскошных французских лайнеров «Иль де Франс» покинул Нью-Йорк одновременно со «Стокгольмом». Погода в начале плавания благоприятствовала «Иль де Франсу», как она благоприятствовала и следовавшему позади шведскому судну. Море было спокойное, видимость хорошая, дул легкий юго-западный ветер. Спущенное на воду в июне 1926 года, это судно превосходило валовой вместимостью (44 500 регистровых тонн) «Андреа Дориа» и «Стокгольм» вместе взятые. Один из самых быстроходных и крупных судов в мире, французский лайнер из года в год сохранял за собой репутацию одного из самых комфортабельных плавающих судов, на котором умели создавать приятные условия для пассажиров. «Иль де Франс» во время второй мировой войны перевез за шесть лет во все части разобщенного боевыми действиями мира 626 000 человек войск. После завершения войны судно вернулось во Францию, на свою родную верфь в Сен-Назере, там оно подверглось капитальному ремонту и полному переоборудованию. С 1949 года «Иль де Франс» был снова в море как символ беззаботного французского образа жизни.

Вечером 25 июля пятидесятитрехлетний капитан де Бодеан, аристократ, поразивший и очаровавший пассажиров своим умением пользоваться моноклем и истинно французским остроумием, отправился, как обычно после обеда, на мостик. От его внимания не ускользнули ни луна и звезды, светившие в вышине, ни мягкая, неравномерно мертвая зыбь океана, ни различные другие мельчайшие подробности вахты. Затем он отправился в свою просторную каюту, расположенную позади рулевой рубки, чтобы заняться просмотром судовой документации и списка пассажиров. Капитан не принимал участия в намеченных на первый вечер рейса судовых развлечениях, главное место среди которых отводилось «вводным» танцам, целью которых было растопить лед светского равнодушия у любого новичка, не знакомого с обычаями жизни на борту лайнеров. В пять минут одиннадцатого, примерно в одиннадцати милях от плавучего маяка «Нантакет» «Иль де Франс» внезапно встретился с туманом, и капитана де Бодеана срочно вызвали на мостик.

Туман, как впоследствии записал капитан в своем журнале, был «исключительной плотности», поэтому была усилена вахта, включен автомат, подающий туманные сигналы, закрыты водонепроницаемые двери, включен радиолокатор и по телефону в машинное отделение отдано распоряжение принять «обычные меры предосторожности». Они ничем не отличались от мер, принятых на «Андреа Дориа», потому что «Иль де Франсу» также следовало соблюдать расписание. Скорость его хода в тумане была немногим менее 22 узлов.

Непрестанно куря (очередную сигарету он прикуривал от обжигавшего пальцы окурка предыдущей), капитан де Бодеан лично стал у радиолокатора. Видимости почти не было, пелена тумана скрывала даже нос французского судна. Капитан вспомнил о письме жене, где описал то нервное напряжение, которое испытал на огромном французском лайнере, попавшем в туман во время рейса в Нью-Йорк.

В 22 часа 34 минуты «Иль де Франс» был на траверзе плавучего маяка «Нантакет», пройдя от него, как показал радиолокатор, в 6 милях южнее. Затем судно легло на так называемый, рекомендованный путь «С» — обычный трансатлантический путь.

Капитан де Бодеан все еще не отходил от радиолокатора, когда в тихую рулевую рубку с известием о бедствии другого судна вбежал радиооператор Пьер Аллане. Он принял SOS «Андреа Дориа», продублированный в 23 часа 30 минут неизвестным судном, но непосредственной передачи с борта итальянского лайнера на частоте 500 килогерц не слышал. Капитан де Бодеан взглянул на радиограмму:

«SOS В 03 ЧАСА 20 МИНУТ ПО СРЕДНЕМУ ГРИНВИЧСКОМУ ВРЕМЕНИ КООРДИНАТЫ 40 ГРАДУСОВ 30 МИНУТ СЕВЕРНОЙ 69 ГРАДУСОВ 53 МИНУТЫ ЗАПАДНОЙ НУЖДАЕМСЯ НЕМЕДЛЕННОЙ ПОМОЩИ»

Видя, что находится поблизости от указанного пункта, капитан отправил радиста за дополнительными сведениями, а сам пошел в штурманскую рубку, чтобы точнее определить место своего лайнера. Возвратившийся с новыми радиограммами радист сообщил, что «Андреа Дориа» столкнулся со «Стокгольмом» и что несколько судов, в том числе «Кэйп-Анн» и «Томас», спешат к месту происшествия.

Капитан де Бодеан был в затруднении: следовать ли ему прежним курсом во Францию или изменить курс и возвратиться для оказания помощи. Он не мог предположить, что такое совершенное судно, как «Андреа Дориа», действительно тонет. Ни одна из радиограмм не содержала и намека на это. Но ведь итальянский лайнер передал сигнал бедствия SOS с просьбой о немедленной помощи. Не принять во внимание сигнала капитан де Бодеан не мог. Для этого он слишком хорошо знал море. Вопрос заключался только в том, существовала ли необходимость участия «Иль де Франса» в спасательной операции? После неудачной спасательной операции во время гибели «Титаника» Международная конференция по охране человеческой жизни на море, состоявшаяся в 1929 году, признала обязательным для всех судов, принявших сигнал бедствия SOS, следовать прямо к месту происшествия, если только судно, терпящее бедствие, не освободит от этой обязанности.

Капитану де Бодеану была хорошо известна моральная сторона морских традиций, но он также полностью отдавал себе отчет, в какую огромную сумму обойдется поворот назад его технически устаревшего, расходовавшего большое количество топлива судна. Если он изменит курс и направится к «Андреа Дориа», а затем окажется, что «Иль де Франс» там не нужен, то капитану придется долго оправдываться перед пароходной компанией «Фрэнч лайн». Но если «Иль де Франс» там нужен, французская компания никогда не поставит действия капитана де Бодеана под сомнение. Окончательное решение зависело только от него одного. В конце концов, как заметил позднее министр торгового флота Франции, капитан де Бодеан, был «первым, после бога, на борту «Иль де Франса».

Зная, что капитаны других судов поймут его затруднительное положение, капитан де Бодеан решил непосредственно запросить итальянский лайнер.

Сообщив координаты своего судна на 23 часа 40 минут, он спросил:

«НУЖНА ЛИ ПОМОЩЬ»

В ответ «Андреа Дорна», не колеблясь, повторил свою первоначальную радиограмму о бедствий со словами:

«НУЖДАЕМСЯ НЕМЕДЛЕННОЙ ПОМОЩИ»

Но из-за какого-то каприза радиосвязи на «Иль де Франсе» этой радиограммы не приняли. Тогда капитан де Бодеан обратился за советом к «Стокгольму». В ответ капитан шведского судна радировал, что при всем своем желании не сможет направить спасательные шлюпки к «Андреа Дориа» до тех пор, пока не убедится в безопасности своих пассажиров. Осмотр повреждений на «Стокгольме» пока еще не был окончен. «Иль де Франс» стал перехватывать радиограммы других судов, и вскоре стало ясно, что «Андреа Дориа» нужны спасательные шлюпки, как можно больше спасательных шлюпок.

Приняв решение, капитан де Бодеан, всего лишь месяц назад ставший командиром «Иль де Франса», начал действовать быстро и уверенно. Развернув на обратный курс свое судно длиной 240 метров, он направил его к месту столкновения, находившемуся в сорока четырех милях. В 23 часа 54 минуты, спустя одиннадцать минут после обращения к «Андреа Дориа» со своей первой радиограммой, капитан радировал:

«КАПИТАНУ АНДРЕА ДОРИА СЛЕДУЮ ВАМ НА ПОМОЩЬ. ПОДОЙДУ В 5 ЧАСОВ 35 МИНУТ ПО ГРИНВИЧСКОМУ ВРЕМЕНИ[3] НЕ ТОНЕТ ЛИ ВАШЕ СУДНО В КАКОЙ ПОМОЩИ НУЖДАЕТЕСЬ КАПИТАН».

Ответа «Андреа Дориа» не последовало. Но радист Чарльз Файл с «Кэйп-Анн», правильно оценив критическое положение, передал:

«СООБЩЕНИЕ SOS — ДОРИА НУЖДАЕТСЯ ВЫСАДКЕ 1500 ЧЕЛОВЕК ПАССАЖИРОВ И КОМАНДЫ. НАСТОЯТЕЛЬНО РЕКОМЕНДУЮ ДЕРЖАТЬ НАГОТОВЕ ДЛЯ ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ ВСЕ ВАШИ СПАСАТЕЛЬНЫЕ ШЛЮПКИ».

По телефону дав приказание в машину идти полным ходом вперед, капитан начал готовиться к предстоящей спасательной операции. Он вызвал своего заместителя, главного штурмана Кристиана Петтра, и распорядился подготовить, по возможности не беспокоя пассажиров «Иль де Франса», спасательные шлюпки и подобрать на них матросов. Судовой врач Мишель Делафон получил приказание приготовить судовой лазарет к приему неизвестного количества пострадавших. Засновали стюарды, запасаясь дополнительными одеялами. Шеф-кокам всех трех классов было приказано приступить к приготовлению горячего кофе, бульона и бутербродов. Капитан де Бодеан не отрывался от радиолокатора, проклиная туман, застилавший нос его судна. По мере приближения «Иль де Франса» одновременно с другими судами к точке с координатами 40°30' северной широты и 69°53' западной долготы капитан все больше волновался за безопасность своего судна и пассажиров.

Когда тридцатилетний «Иль де Франс» полным ходом шел сквозь туман по морю, его команда восприняла призыв о помощи с энтузиазмом, которым, вероятно, отличались первые полки, маршировавшие по Франции под звуки «Марсельезы». Весть о несчастье передавалась из уст в уста с бесчисленными искажениями и неточностями. Но догадки лишь подливали масло в огонь воодушевления, охватившего палубных матросов, каютных юнг, мотористов, коков, стюардов, которые, несмотря на повседневную утомительную работу, поспешили вложить свою лепту в спасательную операцию. Новичкам-подручным на камбузе или юнгам представился удобный случай доказать, что они тоже моряки. Представилась возможность возродить дух морских традиций и легенд, возвеличить славу самого любимого судна Франции. Служившим на борту ветеранам команды было известно, что «Иль де Франс» — устаревшее, нерентабельное в эксплуатации судно, но им были также известны его слава в предвоенные годы, его заслуги во второй мировой войне, его участие в спасательных операциях после ее окончания.

В 1950 году французский лайнер оказал помощь английскому грузовому судну «Чизик», потерпевшему бедствие в центральной части Атлантического океана, а в 1953 году во время шторма, при силе ветра до 30 метров в секунду, спас двадцать четыре человека с либерийского грузового судна «Гринвиль», тонувшего в восьмистах милях западнее мыса Лэнд-Энд.

Между тем, пока «Иль де Франс», «Кэйп-Анн» и «Томас» шли полным ходом к «Адреа Дориа», итальянский лайнер дрейфовал бортом вперед к находившемуся поблизости «Стокгольму». Перемена положения обоих судов была обнаружена капитаном Норденсоном сначала по радиолокатору, а затем с крыла мостика: он увидел, как в темноте ночи стали приближаться и расти огни итальянского лайнера. Как бы стремясь к отмщению, «Андреа Дориа» дрейфовал на поврежденный нос «Стокгольма».

Не теряя времени, капитан Норденсон попытался уступить дорогу. Он толкнул рукоятки машинного телеграфа на «полный ход назад» и приказал рулевому положить руль право на борт. Педер Ларсен принялся вращать штурвал, корпус судна завибрировал от пущенных в ход двигателей, но судно не только не развернулось, но даже не сдвинулось с места. «Андреа Дориа» продолжал приближаться. На мостике «Стокгольма» всполошились. Стали звонить в машинное отделение, кинулись осматривать рулевое устройство, осветили лучами прожектора нос, желая проверить, не сорвались ли при столкновении якоря. Но двигатели работали нормально, руль был, по-видимому, в порядке и якоря, весом пять с половиною тонн каждый, находились на месте и даже были вдавлены в разрушенную носовую часть судна.

Ощущая свою беспомощность, капитан Норденсон с ужасом уставился на приближавшийся «Андреа Дориа». От прилива крови лицо его, до этого розовое, постепенно приобрело багровый оттенок. Однако итальянский лайнер продрейфовал мимо носа «Стокгольма» на расстоянии менее одной трети мили. Угроза вторичного столкновения миновала.

Капитан Норденсон приказал узнать, почему «Стокгольм» лишился хода. Полученное донесение объясняло все довольно просто. Цепной ящик, расположенный впереди таранной переборки, оказался разбитым. Обе якорные цепи длиною под 275 метров, полностью размотавшись, волочились по дну океана и там, на глубине 76 метров, за что-то зацепились. «Стокгольм» был прочно прикреплен к океанскому дну.

Разматываясь, тяжелые якорные цепи утащили тела трех юных членов команды из двух ближайших к носу кают второй палубы. Судьба семнадцатилетнего Кеннета Йонассона и бывшего лишь на год старше его Суне Стеена, которые занимали каюту 1–2, не вызывала уже никакого сомнения, после того, как пассажирский помощник капитана проверил вахтенное расписание. Эверт Свенсон из каюты номер 2–2, как рассказал его сосед Джон Гагстром, находился в момент столкновения у себя — укладывал в чемодан подарки, приобретенные в Нью-Йорке для матери и девушки, на которой собирался жениться. Эверт Свенсон показывал эти подарки Гагстрому, примерно в 22 часа 45 минут вышедшему из каюты на палубу подышать свежим воздухом.

Старший штурман Каллбак руководил энергичной работой аварийно-спасательной партии, состоявшей из пяти мотористов, тридцати моряков разных специальностей, судового врача и старшей медицинской сестры. Носовые каюты были разрушены и вдавлены одна в другую, их стальные переборки изогнулись подобно мехам аккордеона. Сузившиеся дверные проемы давали возможность протиснуться в некоторые каюты, но многие из них были закупорены наглухо и их пришлось вскрывать. Но все же до рассвета удалось проникнуть во все каюты, внимательно их осмотреть и вытащить потерпевших. Стальные переборки кают разрезались автогеном, при этом несколько человек стояли наготове с пожарными шлангами, чтобы предотвратить возникновение пожара. В машинном отделении перекрыли лопнувшую спринклерную систему, вода из которой затопила палубы. Когда спасательная партия обнаруживала кого-либо из пострадавших членов команды, доктор Оке Несслинг или медицинская сестра Карин Клэссон оказывали ему первую помощь, затем наблюдали за доставкой в лазарет.

Медицинская сестра Клэссон стояла около иллюминатора своей примыкавшей к лазарету каюты и маленькими глотками пила кофе, как вдруг лайнер завибрировал, и в иллюминаторе показались огни другого судна. Затем раздался грохот. Оступившись назад, она упала на диван, чашка выскользнула из рук. В результате трех лет службы на «Стокгольме» у худенькой застенчивой медицинской сестры выработались инстинктивные навыки. Она завязала спасательный нагрудник, надев его поверх ночного халата, и направилась к двери, однако уже взявшись за ручку, остановилась в раздумье: стоит ли ей приступить к исполнению своих служебных обязанностей немедленно или же лучше потратить несколько минут на то, чтобы одеться. Скромность восторжествовала, и юная сестра оделась в свежую голубую форменную одежду, повязав поверх белый накрахмаленный передник. По пути в фойе второй палубы сестра Клэссон споткнулась и упала в поток воды, вытекавшей из лопнувшей в носу спринклерной системы, и очутилась у ног помощника капитана по пассажирской части, выходившего из служебной каюты.

— Это ужасно! — воскликнула она, когда Даве помог ей подняться на ноги. — Мы, наверное, налетели на крупное судно!

— Нет, не думаю, — ответил тот спокойно.

Он посоветовал сестре возвратиться в лазарет, сменить насквозь промокшую одежду, и ожидать там дальнейших указаний.

Затем ей приказали отправиться вперед, в поврежденную носовую часть судна, чтобы помочь доктору Несслингу. У сестры Клэссон перехватило дыхание от ужаса, когда она увидела первого члена команды, лежавшего скрючившись на полу каюты главной палубы. При свете переносной электрической лампочки его тело имело лиловато-зеленый трупный оттенок. За все двадцать шесть рейсов на «Стокгольме» в Нью-Йорк и обратно медицинской сестре Клэссон не приходилось видеть насильственной смерти, однако, сдержав волнение, она опустилась на колени и стала щупать пульс. Он оказался равномерным и хорошего наполнения. Озадаченная сестра выпустила руку моряка и только тогда обратила внимание на свои пальцы. Они тоже стали лиловато-зелеными и клейкими! Это была краска! Бесчувственное тело буфетного юнги Свена Альма было облито краской, полученные же им повреждения оказались незначительными. Среди обломков сестра Клэссон обнаружила соседа Свена Альма по каюте, Карла Элиса Остерберга с проломом черепа. Через два часа он скончался в лазарете.

Почти целый час понадобился мотористам, чтобы вырезать в переборке каюты 5-А отверстие размером чуть более полуметра. В каюте спасательная партия обнаружила тридцатишестилетнего Вильгельма Густавссона. Он лежал без сознания, одна нога оказалась сломанной, лицо было залито кровью.

Особенно трудно было перенести буфетного юнгу Ларса Фалька. Он был обнаружен с разбитым черепом и переломом шеи. Жизнь юноши висела на волоске, но товарищи каким-то образом ухитрились благополучно протащить его через обломки.

Одного из любимцев команды, высокого белокурого моряка из каюты 4-Г нашли при смерти. Судьба не улыбнулась ему. Он отложил свой отпуск и пошел в этот рейс, после чего собирался жениться на подруге детства. Только из-за того, что партнер по бриджу был в отпуске, тридцатилетний Иоганссон отправился в тот вечер спать, когда еще не было одиннадцати часов. Его тело мало отличалось от кусков покореженной стали и искромсанного дерева, разбросанных вокруг. Разрезав окровавленные пижамные брюки, сестра с доктором обнаружили переломы обеих ног. Более серьезным повреждением оказалась трещина черепа. Когда сестра Клэссон делала Иоганссону укол морфия, он прошептал:

— Ну вот, все и кончено.

Ей показалось, что он иронически усмехнулся.

Другой моряк, живший также в носовой части судна, несомненно, обязан жизнью приступу морской болезни. Тридцатишестилетний испанец Бернабе Поланко Гарсиа поступил на «Стокгольм» в Гетеборге уборщиком помещений команды. Он был одинок среди сплоченной команды скандинавов. Около одиннадцати часов он намеревался подышать свежим воздухом на открытой палубе, так как его стала одолевать тошнота. При столкновении он вдруг споткнулся. Бросившись на открытую палубу, Гарсиа успел разглядеть отвернувший в сторону «Андреа Дориа». Но тут сквозь гул голосов и шум страдающий от качки испанский матрос услышал тихий лепет девочки, звавшей свою мать. Доносился он откуда-то из обломков. Опустившись на колени, испанец пополз по направлению к голосу и обнаружил девочку в желтой порванной пижаме. Удивленно разглядывая лицо худого матроса, она поразила его, промолвив первые слова по-испански:

— Где мама?

— Она была с тобой? — в замешательстве спросил он. Никто не говорил с ним на родном языке с момента вступления на борт этого белоснежного северного судна.

— Она была тут, со мной, — ответила девочка, продолжая разговор на испанском. — А кто вы такой?

— Я — человек из Кадиса.

Разговор был похож на игру воображения, потому что девочка в порванной пижаме и испанский матрос на шведском судне пытались разобраться в невероятном.

Это была четырнадцатилетняя Линда Морган, родившаяся в Мексике и выросшая в Италии и Испании, где жили ее мать, отец и отчим, по профессии журналисты. Девочка осталась в живых. Нос «Стокгольма», врезавшийся в борт «Андреа Дориа», пройдя под ее кровать, выбросил Линду из каюты 52. Пролетев по воздуху, она «приземлилась» на носовую часть шведского судна, позади изогнутого фальшборта высотой семьдесят пять сантиметров. Фальшборт, призванный защищать от разбиваемых судном волн электрическое оборудование палубных механизмов, укрыл Линду Морган от летевших в результате столкновения обломков. Сестра Линды, восьмилетняя Джоан Чанфарра, спавшая на стоявшей дальше от борта кровати, погибла.

Когда испанец и два шведских матроса принялись вытаскивать Линду из-под обломков, она, помня только, как легла спать на «Андреа Дориа», все время кричала:

— Я хочу к маме!

Считая, что Линда плыла на «Стокгольме» и перед столкновением забрела вместе с матерью на бак судна, куда вход пассажирам был запрещен, три члена команды принялись разыскивать среди обломков тело матери. Около правого края палубы, примерно на расстоянии десяти метров от оконечности носа и метрах в пятнадцати от девочки они заметили человеческую фигуру, но плачущей Линде ничего об этом не сказали. Тело женщины было недосягаемо, путь к нему преграждала гора из обломков стали и дерева.

Когда один из шведских матросов нес Линду в лазарет, ее увидел пассажирский помощник капитана Даве, вышедший из служебной каюты, чтобы вторично подняться на мостик.

— Что случилось с девочкой? — спросил Даве.

Матрос изложил версию относительно двух пассажиров «Стокгольма», застигнутых столкновением в носовой части судна. Помощник капитана достал из кармана список пассажиров и обратился к девочке:

— Как тебя зовут?

— Линда Морган, — ответила она по-английски. — Где моя мама? Вы не знаете, где моя мама?

— Нет, но я разыщу ее, — обещал Даве. Пассажирский помощник капитана стал искать в своем

списке фамилии Морган и Чанфарра, также названную девочкой.

Откуда ты едешь? — спросил он, не найдя этих фамилий.

— Из Мадрида, — последовал ответ, который не внес ясности.

В конце концов обратив внимание на незнакомую обстановку, девочка сказала:

— Я была на «Андреа Дориа». А где я теперь? Вот только тогда тайна оказалась раскрытой. Линда была первой пациенткой, доставленной в тот вечер в амбулаторию судового лазарета.

Чтобы облегчить ей боль, медицинская сестра Ивонна Магнуссон ввела ей слабый раствор морфия, и Линда задремала в своей крошечной отдельной каюте, ожидая врача, который был все еще занят в носовой части судна. Когда история Линды Морган стала известна команде «Стокгольма», ее прозвали «заколдованной девочкой».

По открытой палубе носовой части осторожно полз через опасные обломки малорослый и легковесный Вальдемар Трасбю, намереваясь снять безжизненное тело полной пожилой женщины, зацепившееся за край палубы. Достигнув цели, он внимательно оглядел его. Женщина сидела выпрямившись и обратив лицо в сторону судна. Ее поза напоминала величественную статую. Каштановые с рыжеватым отливом волосы рассыпались по плечам, на пальце вытянутой левой руки было надето золотое кольцо с голубым камнем в оправе. Вальдемар Трасбю, чтобы прийти в себя, отвернулся. Он опасался, что если толкнет тело, оно может свалиться с края палубы и исчезнуть в плескавшейся внизу темной воде. Но была и большая опасность: шатающийся обломок носа, на котором стоял моряк, мог в любую минуту обрушиться в море вместе с ним и мертвой женщиной.

Тридцатидвухлетний Трасбю подполз к краю палубы, схватил безжизненную руку и потянул за нее. Рука отделилась от туловища. Испугавшись, он выронил ее. Немного поколебавшись, заместитель главного стюарда предпринял вторую попытку. На этот раз он попробовал подтянуть тело к себе за волосы, но они остались у него в руке. В ужасе он отполз в безопасное место. Позднее, основываясь на описании тела, в женщине опознали жену Вальтера Карлина, занимавшую на борту «Андреа Дориа» каюту 46.

Между тем старший второй штурман Энестром нашел простой способ избавиться от воды из лопнувшей спринк-лерной системы и залившей вторую и главную палубы. С разрешения капитана он с младшим вторым штурманом Абениусом открыл два больших лацпорта в борту судна на второй палубе и вода с палуб была спущена за борт.

Капитан Норденсон, видя, что насосы не в состоянии справиться с водой, заливавшей первый трюм, распорядился, чтобы в машинном отделении опорожнили носовые цистерны с пресной водой. Он решил, что запас пресной воды не понадобится, так как было ясно, что продолжать свой путь в Швецию «Стокгольм» не в состоянии. Когда цистерна № 1 освободилась от девяноста тонн пресной воды, нос судна приподнялся, давление моря на вторую водонепроницаемую переборку уменьшилось.

Помощник капитана по пассажирской части Даве доложил капитану, что стюарды проверили наличие всех пассажиров. Серьезно пострадавших не оказалось.

Когда поток донесений на мостик и распоряжений оттуда несколько убавился, капитан приказал все еще дрожавшему третьему штурману определить место судна. Карстенс отправился к радиопеленгатору, но штурман так волновался, что ошибся в определении места «Стокгольма» почти на пять миль.

Вскоре после полуночи, твердо убедившись, что «Стокгольм» сохранил мореходность, капитан Норденсон впервые обратился к пассажирам:

— Внимание, внимание! — сказал он по-английски через громкоговорители, установленные по всему судну. — Говорит капитан. Произошло столкновение с итальянским пассажирским судном «Андреа Дориа». Нам опасность не угрожает. Оснований для беспокойства нет.

Это откровенное заявление, сделанное неторопливо, спокойным голосом положило конец догадкам. Некоторые снова разошлись по каютам, но большинство хотели слышать о дальнейших событиях. Непосредственно со «Стокгольма» пассажиры не могли увидеть много, так как туман и мгла застилали все вокруг и лишь временами в отдалении показывались огни «Андреа Дориа». В расположении пассажирских помещений все выглядело совершенно обычно. Судно было ярко освещено, легкий дифферент на нос казался почти незаметным, а носовая часть с ее помещениями для команды находилась в запрещенном для пассажиров месте и охранялась вахтенным.

Спустя один час и пять минут после столкновения «Стокгольм» принял носившую все признаки отчаяния просьбу «Андреа Дориа»:

«ВЫ НАХОДИТЕСЬ ОТ НАС В ОДНОЙ МИЛЕ УБЕДИТЕЛЬНО ПРОСИМ ЕСЛИ ВОЗМОЖНО СРОЧНО ПОДОЙТИ И ПРИНЯТЬ НАШИХ ПАССАЖИРОВ КАПИТАН»

Радиограмма капитана «Андреа Дориа» поставила шестидесятитрехлетнего капитана «Стокгольма» в затруднительное положение. Просьба об оказании срочной помощи свидетельствовала о том, что над итальянским лайнером нависла опасность потопления. «Но почему, — рассуждал капитан, — они не спустили тогда своих спасательных шлюпок?». Сам он в первую очередь нес ответственность за своих пассажиров и не мог отослать имевшиеся у него спасательные шлюпки, пока существовала вероятность, что они потребуются на «Стокгольме». Но он не мог также отказать в шлюпках судну, тонущему всего лишь в одной миле. Он радировал на «Андреа Дориа»:

«ИМЕЕМ СЕРЬЕЗНЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ ВЕСЬ НОС РАЗРУШЕН ПЕРВЫЙ ТРЮМ ЗАТОПЛЕН ВОДОЙ, ТРОНУТЬСЯ С МЕСТА НЕ В СОСТОЯНИИ ЕСЛИ ВЫ СПУСТИТЕ СВОИ ШЛЮПКИ МЫ МОЖЕМ ИХ ПОДОБРАТЬ КАПИТАН»

Через минуту, в 00 часов 21 минуту, «Андреа Дориа» ответил:

«ГРЕБИТЕ К НАМ»

Еще минуту спустя со «Стокгольма» передали:

«СПУСКАЙТЕ СВОИ ШЛЮПКИ МЫ ВАС ПОДБЕРЕМ»

Обмен такими радиограммами, до некоторой степени принявший характер пререкания, произошел, по-видимому, между радиооператорами судов, но его приписали капитанам.

Спустя тринадцать минут капитан Каламаи дал объяснение, сопроводив его повторной просьбой:

«КРЕН СЛИШКОМ ВЕЛИК СПУСТИТЬ ШЛЮПКИ НЕВОЗМОЖНО ПРОСИМ НАПРАВИТЬ ВАШИ ШЛЮПКИ НЕМЕДЛЕННО»

Тем временем капитан Норденсон совещался со старшим штурманом Каллбаком и вторым штурманом Энестромом. Они пришли к единому мнению, что «Стокгольм» был вне опасности. Вторая переборка оказалась надежной и можно было рассчитывать, что она выдержит давление морской воды. Капитан распорядился сообщить по радио на «Андреа Дориа», что «Стокгольм» вскоре вышлет свои спасательные шлюпки. Он приказал также Каллбаку и Энестрому проследить за комплектованием экипажей, снаряжением и спуском на воду всех трех моторных вельботов «Стокгольма» и четырех из восьми шлюпок с ручным приводом. Остальные четыре спасательные шлюпки были оставлены на борту — на всякий случай.

Энестром повернулся, чтобы уйти с мостика, но капитан снова обратился к нему:

— Пойдите туда, — указал он на крыло мостика, — и послушайте, хорошо ли работают громкоговорители.

Затем капитан включил трансляционную сеть и объявил пассажирам:

— Говорит капитан. Как я уже сообщил вам, мы столкнулись с другим судном. Сейчас мы начнем спускать наши спасательные шлюпки. Но не для себя. Они нужны, чтобы подобрать людей с другого судна. На «Стокгольме» опасность никому не угрожает.

Энестром отправился вниз, чтобы помочь при спуске спасательных шлюпок, восхищаясь предусмотрительностью «старика».