Столкновение в океане

«Вижу судно»

Густой серый туман, сокративший видимость почти до полумили, окутывал «Андреа Дориа». Временами влажная мгла скрывала от взоров стоявших на мостике даже нос судна. Рулевая рубка уже погружалась в сумерки, когда два штурмана одновременно поднялись на мостик. Они резко отличались друг от друга. Старший второй штурман Франчини был высоким, худым, серьезным, со смуглым цветом лица. Ему было тридцать семь лет. Младший третий штурман Эугенио Джианнини, наоборот, был весел, энергичен, невысокого роста, коренаст, со светлой кожей и белокурыми волосами. Ему было двадцать восемь лет.

Вахта на мостике «Андреа Дориа» менялась в 20 часов. Старший вахтенный офицер, первый штурман Луиджи Онето, приступил к сдаче вахты Франчини, а Джианнини сменил у радиолокатора младшего второго штурмана Гвидо Бадано.

— Пошли, я покажу на карте наше место, — сказал первый штурман Онето второму штурману, и они отправились в штурманскую рубку. Франчини просмотрел черновой судовой журнал, а Онето перечислил все меры предосторожности, принятые в связи с туманом. Судно шло истинным курсом 267 градусов. Эта цифра была написана мелом на небольшой черной доске, висевшей над штурманским столом, и на другой доске, находившейся перед рулевым.

Джианнини, как всегда в начале вахты, проверил и убедился в правильности показаний трех установленных на мостике компасов. Затем проверил щиток управления водонепроницаемыми дверями — двенадцать маленьких лампочек тускло светились в рулевой рубке.

Справа от штурвала находился радиолокатор «Рэйтеон». Сдавая вахту, Бадано показал на экране установки, включенной на двадцатимильную шкалу, эхосигналы трех судов.

— Все они идут в одном направлении с нами, — сказал он.

Теперь Джианнини видел, что два судна находились примерно в девяти милях впереди «Андреа Дориа» по курсовому углу около 40 градусов соответственно слева и справа; третье шло примерно в шести милях позади и левее.

Приняв вахту, Франчини задержался у радиолокатора, чтобы запомнить положение находившихся впереди судов, а затем вышел на крыло мостика. Всматриваясь вместе с капитаном в густой непроницаемый туман, они изредка перебрасывались словами.

Джианнини молча наблюдал за экраном радиолокатора. Он видел, как быстроходный «Андреа Дориа» постепенно догонял оба идущих впереди судна. Судно позади, от которого «Дориа» быстро уходил все дальше и дальше, его не интересовало. Время от времени капитан спрашивал о расстоянии до этих судов и их курсовые углы. В ответ Джианнини громко произносил соответствующие цифры. Расстояние он определял по концентрическим окружностям на экране, которые соответствовали определенному числу миль; курсовой угол — по азимутальному кольцу вокруг экрана, предварительно установив на соответствующий эхосигнал подвижный визир.

На «Андреа Дориа» радиолокатор был более усовершенствованного типа, чем на «Стокгольме». Он имел встроенный репитер, синхронизированный с гирокомпасом, что давало возможность в любой момент определить не только относительный курсовой угол другого судна, но и истинный пеленг на него. Однако около радиолокатора итальянского лайнера не было планшета для прокладки, которым мог бы воспользоваться оператор. Чтобы точно определить место, курс и скорость хода наблюдаемого судна, второй вахтенный штурман должен был произвести прокладку на планшете, находившемся в освещенной штурманской рубке. Планшет лежал в верхнем ящике штурманского стола и не использовался. В отличие от порядка, заведенного на «Стокгольме», на «Андреа Дориа» не было принято вести прокладку радиолокационных наблюдений. Штурманский состав на глаз определял курс и скорость хода других судов, по возможности запоминая для этого изменение положения эхосигналов на экране радиолокатора: если пеленг изменялся быстро, то суда разойдутся благополучно, если же медленно, то оба судна следуют курсом, ведущим к столкновению, и одному из них или обоим (в зависимости от обстоятельств) необходимо изменить курс.

Пока окутанный влажным, насыщенным мельчайшими капельками воды туманом «Андреа Дориа» рассекал волны спокойного темного моря, на мостике роскошного лайнера ни у кого не было дурных предчувствий. Не раз, в течение сорока одного рейса на «Андреа Дориа» через Северную Атлантику в Нью-Йорк и обратно, приходилось капитану Каламаи водить свое судно в тумане. За все три с половиной года он пропустил в связи с отпусками только десять рейсов. Будучи капитаном лайнера «Сатурния» и других судов, Каламаи пересек Северную Атлантику более ста раз, а Южную Атлантику, совершая рейсы из Средиземного моря в Южную Америку, и того больше.

Туман и все превратности плавания по океану были также хорошо знакомы и второму штурману Франчини, посвятившему морю половину своей жизни — восемнадцать лет. Во вторую мировую войну он в чине младшего лейтенанта плавал на двух подводных лодках, в 1943 году, спасаясь с торпедированной подводной лодки, попал в плен и был отправлен в Англию, в лагерь для военнопленных, где провел три с половиной года. После войны служил на пяти различных судах итальянской компании, пока не был назначен в октябре 1955 года вторым штурманом «Андреа Дориа».

Но третий штурман Джианнини, хотя совершал уже пятый рейс на судне, стоял свою первую вахту в тумане.

Три месяца тому назад итальянская компания, приняв его на службу, сразу направила на «Андреа Дориа». До этого в 1949 году, начав с младшего палубного юнги, он уже плавал на шести судах. Морское образование он получил такое же, как старший штурман и капитан. Все три штурмана на мостике имели капитанские сертификаты. Но Джианнини получил свой лишь в минувшем январе, после окончания Итальянской морской академии в Ливорно.

В начале десятого на мостике появился главный штурман Освальдо Маджанини. С момента наступления тумана он уже во второй раз появлялся там.

— Не сходите ли вы вниз отдохнуть? — спросил Маджанини капитана.

Еще до ответа заместитель знал, что тот скажет:

— Нет, благодарю вас.

Вопрос был задан скорее из вежливости, потому что за все годы, в течение которых Маджанини знал капитана Каламаи, последний ни разу во время тумана не доверил управления судном другому лицу.

Маджанини, который не стоял обычных вахт с минувшего февраля, то есть со времени его назначения главным штурманом, остался на мостике. Поговорив немного с капитаном, он обошел рулевую рубку, проверил радиолокатор, правильность действий рулевого, посмотрел на карты; словом, освоился с обстановкой.

Капитан Каламаи по привычке непрерывно шагал. Начав с дальнего конца крыла мостика, выступавшего над бортом судна, он проходил по всей его шестиметровой длине, доходил до рулевой рубки, проходил через нее, временами посматривая на радиолокатор, заходил в штурманскую рубку, останавливаясь там, чтобы определить место судна. Затем возвращался в рулевую рубку и снова выходил на крыло мостика, где в лицо дул влажный морской ветер, где ощущалось движение судна. Крыло мостика — лучший наблюдательный пункт, с которого можно увидеть или услышать появление другого судна, а старые «морские волки», подобные капитану Каламаи, более доверяли своим чувствам, чем радиолокатору.

Вскоре после 21 часа 20 минут на расстоянии семнадцати миль прямо по курсу судна на экране радиолокатора появился новый эхосигнал. Наблюдая, как его желтая точка все ближе и ближе перемещалась к центру, Джианнини громко доложил об этом. Неподвижный центр экрана представлял собой двигавшийся «Андреа Дориа», а двигавшийся эхосигнал — неподвижный плавучий маяк «Нантакет», который по расчетам должен был к этому времени открыться. Обступив радиолокатор, находившиеся на мостике штурманы стали наблюдать за перемещением эхосигнала, появлявшегося под обегавшей экран линией развертки. Они пришли к выводу, что, наконец, показался плавучий маяк.

Франчини пошел в штурманскую рубку и определил место судна с помощью лорана — импульсного радионавигационного прибора дальнего действия; полученный результат проверил по радиопеленгатору, повернув его в сторону плавучего маяка. Теперь не оставалось никаких сомнений: прямо по курсу находился плавучий маяк «Нантакет» — первый для «Андреа Дориа» проверочный ориентир после Азорских островов. В четырнадцати милях от плавучего маяка капитан Каламаи приказал изменить курс на шесть градусов влево, так как если бы «Андреа Дориа» продолжал идти прежним курсом, то стоявшее на якоре маленькое судно оказалось бы рассеченным пополам. Стоявший у руля пятидесятидевятилетний матрос Карло Доменчини стал перекладывать штурвал влево, ожидая, когда картушка компаса, отщелкивая градусы, остановился на цифре 261. Приближение к плавучему маяку требовало особой бдительности, поэтому около радиолокатора стал второй штурман Франчини. Главный штурман Маджанини, заглядывая через его плечо, также наблюдал за приближением эхосигнала. Джианнини занялся более обыденными делами: написал новый курс на двух черных досках, проложил его на карте и сделал соответствующую запись в черновом судовом журнале.

На крыле мостика капитан Каламаи внимательно всматривался в туман, окутавший округлый нос его судна. Строго руководствуясь международными Правилами, в которых говорится, что суда должны иметь возможность остановиться в пределах расстояния, равного половине дальности видимости, итальянский суперлайнер должен был бы давно застопорить свои машины. Но вместе с тем «Андреа Дориа» был обязан на следующее утро высадить своих пассажиров в Нью-Йорке; в порту его ожидало около 250 специально нанятых грузчиков, готовых приступить к работе в 8 часов утра. Независимо от того, вовремя или нет ошвартуется судно, с этого момента им будут платить по два доллара пятьдесят центов в час. Поэтому лайнер не снижал скорости, как и поступают почти все другие суда, попавшие в туман.

В ту ночь особенно густой туман образовался именно на мелководье около маяка, где теплый Гольфстрим встречается с холодным течением, берущим начало у берегов Новой Шотландии. Судам, оказавшимся здесь, границы тумана не были известны. Лишь впоследствии удалось установить, что полоса тумана распространилась от мелей Нантакет на 160 миль к западу и на 18–19 миль к востоку.

В таком тумане капитан Каламаи, конечно, не мог увидеть огня плавучего маяка, на это он и не рассчитывал. Франчини, стоявший у радиолокатора в рулевой рубке, громко докладывал о расстоянии и курсовых углах. В 22 часа 20 минут второй штурман крикнул:

— «Нантакет» на траверзе, дистанция одна миля!

Тут же он обернулся и взглянул на часы в штурманской рубке, которые были видны сквозь открытую дверь. Находившийся там Джианнини записал время траверза плавучего маяка и расстояние до него. Эти данные были очень важны, так как точно указывали место судна в данную минуту.

После того как «Андреа Дориа» прошел с большой скоростью мимо невидимого плавучего маяка (капитан успел расслышать только шесть туманных сигналов), Каламаи приказал:

— Курс двести шестьдесят восемь!

Рулевой принялся быстро перекладывать штурвал вправо, и судно легло на новый курс, отклонившийся всего лишь на два градуса от курса на запад. Это был прямой путь к плавучему маяку «Амброз».

Третий штурман Джианнини нанес на карту место судна — в одной миле к югу от плавучего маяка «Нантакет». Подсчитав расстояние и время от последнего определения, сделанного Франчини с помощью лорана, он рассчитал, что судно шло со скоростью 21,8 узла. Он доложил об этом капитану. «Андреа Дориа» заканчивал рейс в Нью-Йорк, перед ним был свободный прямой путь в океанском просторе.

Туман вокруг не рассеивался. Около радиолокатора в рулевой рубке главный штурман Маджанини тихо разговаривал с Франчини.

Тишину мостика нарушил телефонный звонок. Джианнини взял трубку. Звонил радиооператор, доложивший, что из Нью-Йорка по радиотелефону вызывают пассажира. Штурман сказал об этом капитану, Каламаи распорядился:

— Передайте!

Джианнини спустился с мостика, чтобы передать вызов старшему стюарду. Штурман очень скоро вернулся в темную тихую рулевую рубку. Но прошло некоторое время, пока после ярко освещенных пассажирских помещений его глаза освоились с ее сумраком. Затем он подошел к Франчини:

— Не разрешите ли мне еще подежурить у радиолокатора? — спросил он старшего по должности.

— Нет, я постою, — ответил Франчини, как бы невольно пожав плечами. Всматриваться в темный экран радиолокатора в поисках крохотных эхосигналов — пожалуй, это было наиболее обременительной обязанностью вахты: третий штурман провел за радиолокатором первые два часа, и Франчини решил, что в оставшиеся два часа он возьмет этот труд на себя.

Приблизительно через двадцать или двадцать пять минут после прохода плавучего маяка «Нантакет» Франчини заметил около наружного края экрана маленький, едва различимый эхосигнал. Он решил, что «Андреа Дориа» догоняет какое-то идущее с меньшей скоростью судно. Он внимательно следил за точкой на экране, в которой светящаяся линия развертки каждые восемь секунд освещала эхосигнал. Вскоре Франчини убедился, что ошибся. Это было судно, но шло оно не в одном направлении с «Дориа». Это было встречное судно!

— Судно! — громко доложил он. — Вижу судно на встречном курсе.

— Какой пеленг? — спросил капитан Каламаи.

Главный штурман Маджанини и Джианнини подошли к радиолокатору и стали заглядывать через плечо второго штурмана, который, установив на эхосигнал подвижный визир, доложил:

— Судно в семнадцати милях, четыре градуса справа.

Три стоявших у радиолокатора штурмана напряженно следили за перемещением эхосигнала. Судя по скорости, с которой сокращалось расстояние между эхосигналом и центром экрана (в центре находился «Дориа»), становилось все более и более очевидным, что оба судна шли одним путем навстречу друг другу. Но никто не побеспокоился сделать прокладку курса или скорости встречного судна. Никто не видел никакой трудности и тем более опасности в расхождении с одним-единственным судном на безбрежном просторе океана. Фактически все были настолько далеки от плохих предчувствий, что главный штурман Маджанини именно в этот момент покинул мостик. Перед уходом сердобольный главный штурман опять предложил капитану Каламаи, не оставлявшему мостик с трех часов дня, сменить его, но капитан отказался и на этот раз. Тогда Маджанини, пожелав спокойной ночи, удалился в свою каюту, находившуюся одной палубой ниже, чтобы перед сном заняться просмотром судовой документации.

Несмотря на то, что море в тот вечер было спокойно, «Андреа Дориа» испытывал бортовую качку. Как и большинство современных пассажирских судов, итальянский лайнер был мало остойчив, так как огромная надстройка, необходимая для размещения салонов и других помещений, была непропорционально тяжелой относительно подводной части корпуса, имевшей для обеспечения высокой скорости хода обтекаемую форму. Кроме того, наступила последняя ночь рейса. В течение восьми суток плавания было израсходовано из цистерн, расположенных в нижней части корпуса, около 4000 тонн мазута и пресной воды. Медленно, подобно гигантскому маятнику, судно валилось на одну сторону своего округленного корпуса, затем выравнивалось и лениво переваливалось на другую. Бортовая качка усиливала обычное рыскание, нос лайнера отклонялся то вправо, то влево. Пассажиры, вернее большинство из них, уже успели вполне освоиться с непрекращающимися дополнительными движениями: вибрацией, бортовой и килевой качками, рысканием. Само собою разумеется, что моряки тем более не обращали на это никакого внимания.

Время от времени то капитан Каламаи, то третий штурман заходили в рулевую рубку и смотрели на эхо-сигнал другого судна, фиксировавшийся радиолокатором. Франчини, едва успев отойти от установки, снова принялся наблюдать за эхосигналом, перемещавшимся вниз, к центру экрана, параллельно курсовой черте «Андреа Дориа». Следовательно, другое судно шло встречным параллельным курсом, немного правее «Дориа». Что это было за судно — он не знал, но это не имело никакого значения: «Андреа Дориа» был обязан избегать любой опасности столкновения.

Франчини периодически докладывал о движении встречного судна: оно все еще шло правее на встречном параллельном курсе. Он определял его курс на глаз, не ведя прокладки. Это было равносильно делению в уме многозначных чисел, чтобы найти приблизительный ответ. В море этого приблизительного ответа обычно бывает достаточно, хотя специалистов по радиолокации бросает в дрожь при одной только мысли об опасности, таящейся в подобной практике. Такое определение скорости и курса другого судна безопасно лишь в том случае, если судоводитель во избежание столкновения заблаговременно предпримет решительные и уверенные действия. Лучше всего вести свое судно на достаточном расстоянии от другого, чтобы независимо от его неожиданных поворотов столкновение было невозможным.

Франчини пользовался хорошо известным всем морякам практическим приемом: если радиолокационный пеленг другого судна изменяется, то суда разойдутся благополучно, но если пеленг остается неизменным, то существует опасность столкновения. В тот вечер Франчини казалось, что пеленг увеличивается.

Капитан Каламаи считал, что судно справа от «Андреа Дориа» должно держать курс к берегу, возможно к острову Нантакет. Он полагал, что это, вероятно, рыболовный траулер или другое подобное мелкое судно. Рыбачьи суда в этих водах не были редкостью. Поскольку справа от лайнера находилось восточное побережье Соединенных Штатов, а слева — открытое море, капитан Каламаи решил держаться левее.

Вопреки Правилам для предупреждения столкновения судов в море, требовавшим в случае, если суда идут прямо или почти прямо друг на друга, изменения курса вправо, чтобы разойтись левыми бортами, капитану Каламаи казалось, что расстояние между судами допускало расхождение правыми бортами. Держась левее, «Андреа Дориа» удалялся в открытое море, а это было лучше, чем приблизиться к берегу, так как там можно было встретить другое судно, в результате чего капитан был бы вынужден, в соответствии с Правилами, изменить курс еще больше вправо и оказаться еще ближе к мелководью.

Особого беспокойства о том, достаточно или нет он взвесил каждую из этих возможностей, капитан не испытывал. Около радиолокатора стоял штурман, непрерывно наблюдавший за другим судном. С крыла мостика капитан заметил, что туман стал немного рассеиваться. Видимость увеличилась примерно до трех четвертей мили. Шагая по темному мостику своего роскошного лайнера, капитан Каламаи полностью сознавал его быстроходные качества и свое собственное умение управлять им без риска. Его уверенность не имела ничего общего с безрассудной храбростью. Она была результатом почти сорокалетнего опыта безаварийного плавания. Большую часть своей жизни капитан «Андреа Дориа» провел на море, командуя крупными современными лайнерами.

В то же время, не ведя прокладки точного курса и скорости другого судна, капитан Каламаи не знал, что стремившееся навстречу судно тоже было быстроходным, а следовательно, по-видимому, более крупным и совершенным, чем рыболовное. Прокладка могла бы подсказать ему, что суммарная скорость сближения обоих судов была 40 узлов, и расстояние между ними каждые три минуты сокращалось на две мили.

Когда между судами осталось около семи миль, Франчини переключил радиолокатор на более крупную шкалу. Теперь на круглом экране появилось изображение района радиусом, восемь миль вместо двадцати. Эхосигнал другого судна, увеличившись в размере, отступил к краю экрана. Теперь, как увидел Франчини, он быстрее перемещался к центру. Франчини определил, что другое судно, если оно не изменит курса, пройдет по правому борту «Дориа» на расстоянии около мили. Он доложил об этом капитану Каламаи, который зашел в рубку, решив лично взглянуть на радиолокатор.

На мостике воцарилась атмосфера сосредоточенности, но напряженности не чувствовалось. На радиолокаторе было видно только одно судно и обширный океанский простор по обе стороны «Андреа Дориа».

Рулевой Доменчини обратился с просьбой сменить его на посту, чтобы сходить вниз выкурить сигарету. Капитан Каламаи разрешил, штурвал взял матрос Джулио Вичиано.

С момента появления в семнадцати милях другого судна свое первое приказание (у руля стоял сорокатрехлетний Вичиано) капитан Каламаи отдал после того, как Франчини доложил, что встречное судно находится по курсовому углу около пятнадцати градусов справа на расстоянии… Когда впоследствии капитан и стоявший у радиолокатора штурман пытались воспроизвести ход событий, они вспомнили, что тогда не согласились по одному очень важному вопросу: Франчини говорил, что расстояние до встречного судна было три с половиной мили, капитан говорил — пять миль. Вся важность этого разногласия стала очевидной во время предварительного слушания дела в федеральном суде Соединенных Штатов Америки.

Каким бы ни было это расстояние, но именно в этот момент капитан сказал рулевому:

— Лево четыре градуса!.. Право не ходить!

Для безопасности капитан решил при расхождении увеличить расстояние между судами. Полагая, что можно благополучно разойтись правыми бортами даже без предпринятого изменения курса, Каламаи не видел необходимости в том, чтобы изменение курса было «уверенным» и «своевременным». Он надеялся на знание быстроходных возможностей «Андреа Дориа».

Рулевой Вичиано стал перекладывать руль влево, пока компас не показал 264 градуса, и судно легло на новый курс. Воспользовавшись рысканием лайнера, рулевой не допустил отклонения руля вправо и выполнил таким образом постепенный равномерный поворот влево. Он поступил в соответствии с намерением капитана, скомандовавшего «…право не ходить». Эта команда в итальянском торговом флоте употреблялась, когда требовалось осуществить плавный поворот водном направлении для увеличения расстояния между судами при расхождении, не слишком отклоняясь от курса. Положительной стороной такой команды была возможность меньшего расхода топлива при зигзагообразном «уверенном» маневре для обхода другого судна и сокращения расчетов в связи с этим маневром. Но изменение курса при подаче этой команды было настолько незначительным, что заметить его на глаз с другого судна было невозможно. В этом заключалась ее отрицательная сторона.

Стоявший у радиолокатора Франчини через некоторое время доложил, что другое судно находится в двух милях и все еще на параллельном курсе.

Капитан Каламаи подошел к поручням на середине крыла мостика и стал прислушиваться, не доносятся ли туманные сигналы другого судна. Но были слышны только протяжные туманные сигналы «Андреа Дориа», раздававшиеся каждые 100 секунд. Капитан, а с ним и младший штурман считали, что если итальянский лайнер подает туманные сигналы, другое судно должно было делать то же.

Джианнини вслух выразил свое удивление:

— Почему не слышно сигналов встречного судна? Капитан продолжал молчать, всматриваясь в туман.

— А ведь оно обязано давать сигналы, — укоризненно произнес третий штурман.

Неизвестное судно находилось всего в двух милях от «Адреа Дориа», но оба моряка не видели и не слышали никаких его признаков. Джианнини шагнул в рулевую рубку, чтобы взглянуть на радиолокатор. Эхосигнал находился менее чем в двух милях по курсовому углу около 30 градусов правого борта. Взяв бинокль, он возвратился на мостик и стал осматривать море впереди судна. Почти в тот же момент он заметил в ночном тумане слабый рассеянный отблеск света.

— Вот оно! — воскликнул он, указывая на световое пятно. — Видите?

— Вижу, — ответил капитан, силясь различить в расплывчатом световом пятне два топовых огня, чтобы определить направление движения судна.

Франчини, услышав этот разговор, решил, что встречное судно уже видно с крыла мостика визуально, и поэтому он не обязан следить за его радиолокационным эхосигналом. Он оставил радиолокатор, чтобы присоединиться к капитану и самому взглянуть на судно.

На мостике зазвонил телефон. Франчини взял трубку. Впередсмотрящий на баке Сальваторе Чолаче доложил:

— Огни справа.

— Хорошо. Мы их видим тоже.

Но фактически в тот момент капитан Каламаи и Джианнини могли видеть только рассеянный отблеск огней.

Первым заметил топовые огни «Стокгольма» Джианнини. В одно из мгновений, когда он всматривался через бинокль во влажную мглу, нависшую над мостиком, отчетливое видение двух огней поразило его сознание. В первый момент показалось, что другое судно шло курсом вправо: передний нижний огонь находился справа от заднего верхнего. Однако в следующий момент огни поменялись местами. Теперь Джианнини видел не только два топовых огня, но и яркий красный свет с левого борта другого судна.

— Оно меняет курс, оно меняет курс! — закричал штурман. — Открылся его красный огонь! — Он судорожно хватал ртом воздух. — Оно идет на нас!

Теперь и капитан Каламаи видел два белых огня. На какую-то долю секунды он заколебался. Но это показалось вечностью. Поверить реальности происходящего было невозможно. Открывались топовые огни. Другое судно меняло свой курс вправо и шло прямо на «Андреа Дориа». Красный бортовой огонь встречного судна, кричавший капитану о надвигавшейся катастрофе, становился все ярче и ярче. До неизвестного судна оставалось, вероятно, менее одной мили.

Для капитана «Андреа Дориа» наступил не поддающийся измерению во времени момент, в течение которого надо было принять решение. Вдруг на просторе расстилавшегося вокруг на многие мили океана стало тесно. Если у Каламаи была хоть малейшая надежда избежать столкновения, то необходимый для этого инстинктивный маневр должен был воплотить в себе накопленные за все годы жизни знания моря и судов. Надо ли изменить курс вправо? Влево? Идти прямо? Застопорить машины?

Приняв решение, капитан Каламаи громко произнес:

— Лево на борт!

С быстротой, на которую был только способен, рулевой Вичиано принялся перекладывать штурвал влево.

Повернув его до отказа, он, согнувшись, налег на него всем телом, в отчаянной попытке ускорить поворот судна, сжав обеими руками одну из шпаг.

Джианнини бросился к центральному иллюминатору рулевой рубки, чтобы точнее определить направление другого судна. Ведь при наблюдении сбоку, с крыла мостика, можно и ошибиться в расчетах.

Франчини метнулся к автоматическому туманному сигналу, крича:

— Капитан! Сигнал!.. Два гудка!

— Да, да, дайте сигнал, — отозвался капитан с крыла мостика.

Второй штурман выключил автоматический туманный сигнал и дал два резких гудка — установленный сигнал поворота влево. В этот момент он с ужасом вспомнил, что судно все еще шло вперед полным ходом.

В три прыжка он оказался у машинного телеграфа, готовый рвануть его рукоятки назад, чтобы остановить судно.

— Капитан, машины! — крикнул он.

— Нет, оставьте машины! — громко сказал капитан. — Мы так быстрее повернем!

Капитан Каламаи понимал, что остановить «Андреа Дориа» уже невозможно. Турбины, развивавшие при заднем ходе только 40–60% мощности, были в состоянии остановить 29 100 тонн его судна в пределах расстояния не менее трех миль. У капитана оставалась единственная надежда — скорость лайнера. Он решил, что надо попытаться повернуть влево быстрее, чем другое судно отвернет вправо. Даже если бы этот маневр не удался полностью, то можно было рассчитывать, что оба судна, поворачиваясь по касательным дугам, возможно, только коснутся друг друга бортами и избегнут серьезных повреждений.

Но огромный «Андреа Дориа» не разворачивался с легкостью автомобиля. Схватившись за поручни, капитан Каламаи совершенно бессознательно старался подтолкнуть свое судно, помочь ему быстрее повернуться. Но мчавшийся полным ходом лайнер, прежде чем начать поворот, пронесся по инерции добрые полмили вперед.

— Пошло ли судно влево? Пошло ли судно? — пронзительно кричал Джианнини рулевому.

— Вот, начинаем поворот, — сказал Вичиано, когда послышались щелчки гирокомпаса (по два на каждый градус), и гигантский лайнер, подобно крабу, стал разворачиваться на воде. Сначала подался влево нос стремившегося вперед судна, затем, по мере того как сказывалось действие руля, за передней частью, наконец, потянулся и весь корпус.

Но было уже поздно. Вот капитан Каламаи различил расплывчатый силуэт носа другого судна, затем этот нос вынырнул из темноты и уставился на «Андреа Дориа».

Казалось, появившееся остроносое судно нацелилось прямо на него, в оцепенении стоящего на мостике и сознающего, что независимо от принятых им мер, избежать катастрофы судно не может. В последний момент инстинкт самосохранения взял верх. Не выдержав ужаса надвигающегося, капитан Каламаи стал пятиться к дверям рулевой рубки. И тогда «Стокгольм» нанес удар!