Страж штормов

19. ШТОРМОВОЙ СОКОЛ

НЕ ТОЛЬКО КЕЛДРИК наблюдал, как «Каллинде» покидает Меаррен Ард. На острове ваэре Таэн склонилась над хрустальной чашей, пристально глядя на парус лодки, выходящей в открытое море.

Едва «Каллинде» отошла от берега, пенные волны стали захлестывать ее нос. Джарик держал курс в открытое море, прочь от Скалистой Гавани. Рулевое весло дрожало в его руках, лодку трясло и подбрасывало, за ее кильватером бурлила пена, но юноша упорно не давал «Каллинде» сойти курса, хотя суденышко и казалось беспомощной игрушкой стихии.

При виде пенных валов, обрушивающихся на «Каллинде», Таэн вспоминала о крушении «Ворона» — а еще о буре, разразившейся некогда над Имрилл-Канде.

Изображение в чаше исчезло. Сжимая в потных руках прохладный хрусталь, девушка продолжала бороться с угрызениями совести.

«Если бы не я, Джарик сейчас по-прежнему ставил бы ловушки вместе с Телемарком».

Таэн дрожащими руками подняла чашу, но вода продолжала волноваться, и девушка снова поставила сосуд на траву… Вода закапала на ее пальцы, словно слезы.

Таэн вдруг поняла, что трусит. Победа над сатидом оставила ужасный след в ее душе: она убедилась, что Эмиен скорее предаст дорогих его сердцу людей, чем признает, что ошибается.

Девушка стала задумчиво наматывать на пальцы свои длинные шелковистые волосы.

Она позволила Тамлину уговорить себя, позволила убедить, что только сын Повелителя огня способен вызволить Анскиере из ледяного плена и помочь Эмиену. Так она старалась оградить себя от суровой правды, которую открыл ей сатид.

Таэн посмотрела на свои руки. Ее пальцы стали тоньше и изящнее, чем были в тот день, когда она впервые ступила на остров ваэре. Она выросла, но до сих пор, словно ребенок, пряталась за чужими спинами. Она даже пыталась закрыть глаза на страдания Джарика, притворяясь, что поступает так ради Эмиена. А теперь Джарик боролся за свою жизнь среди шторма, разразившегося из-за магии Анскиере.

Таэн уронила руки на колени. То, что ваэре неустанно наблюдали за ней, заставляло ее нервничать. На этом острове царило вечное спокойствие, и это еще острее заставляло девушку чувствовать, какой опасности сейчас подвергался Джарик. Упрямое мужество юноши заставило Таэн понять: она не должна перекладывать спасение брата на чужие плечи. Она должна сама вызволить Эмиена из беды, даже если при этом лишится его любви.

Таэн внимательно осмотрелась: она была одна на поляне, и Тамлин не явился на ее зов. Не желая прибегать к помощи хрустальной чаши, Таэн закрыла глаза и устремилась ко двору Кисберна, к брату.

Полумрак рощи ваэре сменился ярким светом свечей. В их сиянии Таэн увидела пышно одетых придворных, ломящиеся от яств столы, старательно наигрывавших на скрипках королевских музыкантов. То было пышное празднество в честь выхода королевского флота, и на этом торжестве присутствовал и брат Таэн.

Те, кто впервые увидел бы молодого человека, развалившегося на шелковых подушках с полным кубком в руке, ни за что не догадались бы, что это рыбацкий сын. В речах Эмиена не осталось и следа от просторечного говорка, с его холеных рук исчезли мозоли. Красивый темноволосый юноша в расшитом золотом черном бархатном камзоле казался воплощением аристократизма.

Вокруг Эмиена теснились девушки, стараясь поймать его взгляд, но Таэн видела, что шутки брата полны горечи, как и его улыбка. Женщины не радовали Эмиена: он обращал внимание только на тех, кто обладал властью и весом при дворе. Он принимал комплименты придворных дам, втайне презирая этих красоток, и ни разу не пригубил из своего бокала.

Таэн не хотелось окликать брата в зале, полном гостей, среди которых наверняка был и лорд Шолл. Ей требовалось заставить Эмиена уйти отсюда.

Стараясь не выдавать своего присутствия, Таэн терпеливо ждала нужного момента.

Вдруг одна из девиц — блондинка с круто завитыми локонами — кокетливо ойкнула и, взмахнув рукой, толкнула Эмиена под локоть.

Таэн торопливо ухватилась за эту возможность: уловка девушки отвлекла Эмиена, и сновидица торопливо проникла в сознание брата, который рассмеялся, и, не пролив ни капли вина, ответил завитой красотке остроумным замечанием.

Но Таэн увидела, что невеселые мысли Эмиена блуждают сейчас далеко отсюда.

В этот момент в тайной комнате Татагрес совещалась с королем, разрабатывая планы союза с демонами против Скалистой Гавани. Эмиен знал, что после Татагрес уйдет к себе, сядет перед горящей свечой, прикоснется к золотому обручу и погрузится в транс. Колдунья вызовет представителей трех рас демонов и заставит их сородичей служить королю, чтобы погубить Анскиере из Эльринфаэра. Эмиен отчаянно мечтал обладать такой же магической силой, и ему очень хотелось увидеть, как колдунья плетет свои заклинания.

Таэн поняла, что пора действовать, и едва ощутимым, как падение на кожу капли росы, прикосновением к разуму брата превратила его тайное желание в беспокойство.

Светловолосая девушка сердито тряхнула головой:

— Эмиен! Ты меня не слушаешь!

— Извини. — Поднявшись, юноша протянул ей бокал с вином. — Сожалею, но мне придется тебя покинуть.

— Не уходи, Эмиен. Куда ты так спешишь? — Девушка наклонила хорошенькую головку и провела пальцами по его рукаву. — В полночь будет фейерверк.

Эмиен почти не почувствовал ласкового прикосновения. Замерев, он быстро оглядел зал, но никто из гостей не привлек его внимания. Не понимая, что это Таэн заставила его утратить всякий интерес к блестящему пиршеству и к девицам, он молча проскользнул мимо флиртующих дам. Они проводили юношу удивленно-разочарованными взглядами, когда он пересек бальный зал и скрылся за боковой дверью.

Коридор, в котором он очутился, был почти пуст, если не считать нескольких стражников. Таэн заставила Эмиена ускорить шаг, и, бесшумно ступая по роскошным коврам, он свернул в другой коридор, а потом вышел наружу, в темный, окруженный колоннадой двор.

Лунный свет блестел на отполированных мраморных столбах, отбрасывал четкие тени на узорные плиты двора. Эмиен закрыл за собой дверь и, не зная, что пришел в это укромное место под влиянием сестры, вздрогнул от холодного весеннего воздуха. Почему ему вдруг вздумалось сюда явиться?

В следующий миг Эмиен увидел, что он здесь не один.

В залитом лунным серебром саду неподвижно стояла женщина, ветер шевелил ее легкое свободное одеяние. На ее груди висел на цепочке лунный камень, роскошные черные косы были уложены в прическу, поверх которой красовался венок из миртовых цветов. Пораженный красотой незнакомки, Эмиен ухватился за косяк и некоторое время молча глядел на нее… Пока что-то в облике женщины не показалось ему знакомым.

— Таэн?

Женщина улыбнулась, и ее ласковый взгляд рассеял последние сомнения Эмиена. Юноша глубоко вздохнул и потер ладонью глаза. Этого не могло быть, наверное, он просто выпил слишком много вина! Но когда он снова присмотрелся, Таэн все еще была здесь. Потом она пошла к Эмиену: что-то в ее походке показалось ему странным, не говоря уж о том, какой она выглядела взрослой!

— Да, я больше не хромаю, Эмиен, — тихо сказала Таэн, словно прочитав его мысли.

Она подошла еще ближе, так что стал слышен шелест ее шелкового одеяния, полы которого сметали росу с травы. Онемев от изумления, Эмиен стоял, прислонившись к двери, и смотрел на призрак сестры. Еще два шага — и она окажется совсем рядом.

— Нет! — Эмиен закрыл лицо рукой. — Уходи!

Таэн остановилась.

— Почему? Я не сделаю тебе ничего плохого, брат!

Стоя с закрытыми глазами, Эмиен слышал ее дыхание и шелест ее платья; потом налетевший ветерок метнул шелковую полу к ноге юноши. Эмиен отпрянул и крепко прижался к двери.

— Я вовсе не утонула. — Таэн умело создавала иллюзию своего присутствия, ее голос даже будил в колоннаде эхо. — Я жива. Когда «Ворон» погиб, Анскиере позаботился о том, чтобы я целой и невредимой попала на остров ваэре. Об остальном ты можешь догадаться сам, ты ведь помнишь легенды и мифы о ваэре. Я выросла, Эмиен. Я больше не хромаю. И я счастлива так, как никогда не была счастлива на Имрилл-Канде.

Она мысленно подтолкнула Эмиена, и тот, протянув руку, коснулся пряди ее волос. Но то, что сестра казалась такой живой и настоящей, только еще больше испугало его.

— Нет, — хрипло проговорил он, ударив кулаком по двери.

Таэн посмотрела на него полными боли глазами.

— Почему ты не хочешь поверить мне, Эмиен? Неужели Татагрес так сильно тебя изменила? И тебя не радует то, что твоя сестра жива и счастлива?

Эмиен отвел взгляд; на его шее вздулись вены, губы дрожали. Таэн почувствовала, как мысли его мечутся, словно вспугнутые птицы, как в нем борются гордость, страх и привязанность к сестре. Она ощущала боль брата, как свою собственную, но не дрогнула ни на миг.

— Если ты вернешься на правильный путь, ты обретешь покой, Эмиен. А понять — значит простить. Загляни в свое сердце. — Таэн мягко коснулась его разума, обещая утешение и любовь. — Оставь Татагрес, брат, она презирает тебя.

Эмиен нерешительно взглянул на сестру, его лицо потемнело.

Таэн сказала правду: он больше не мог обманывать сам себя. Ненависть заставила его сердце почернеть от злобы. Эмиен охнул и, закрыв лицо руками, втянул голову в плечи. Но образ сестры не желал рассеиваться перед его мысленным взором, даже с закрытыми глазами он видел Таэн, и ее слова продолжали звенеть пронзительно и чисто, как козьи колокольчики на лугах Имрилл-Канда.

— Мама скучает по тебе, Эмиен. — Голос Таэн теперь зазвучал мягче, искушая его надеждой на возвращение. — То, что тебя больше нет рядом, убивает ее сильнее, чем смерть отца.

Напоминания о гибели отца Эмиен уже не вынес.

— Моя сестра мертва! — воскликнул он.

Его крик, в котором смешались гнев и ужас, гулко пронесся между колонн, разбудив в саду долгое эхо.

Брат отказался ей верить, и это было для Таэн больнее удара по лицу.

— Ты позоришь наших предков, Эмиен. Неужели ты предашь все, чему тебя учили? Неужели кровь, текущая в твоих жилах, больше ничего не значит для тебя?

— Да. — Эмиен справился с собой, теперь в его голосе прозвучал злой вызов: — Наши предки были несчастными вонючими глупцами! К чему мне вспоминать их бесполезно прожитые жизни, их вечно мокрую одежду и сети для ловли трески? Когда я добьюсь своего, такие простаки будут мне служить! И не только они — само море ляжет к моим ногам!

Желание Эмиена отомстить было ядовитым, как укус змеи. В сердце юноши Таэн увидела столько злобы, что растерялась — и их мысленный контакт прервался.

Таэн очнулась вся в слезах на поляне ваэре, и царящая здесь вечная тишина не принесла ей успокоения. Заглянув в сокровенные уголки души Эмиена, она поняла: брат не захотел прислушаться к ее словам, потому что больше всего на свете жаждал власти. Теперь пределом его мечтаний было управлять другими людьми, и он ни за что на свете не откажется от своих планов.

Уткнувшись лицом в колени, Таэн погрузилась в безутешное горе.

Татагрес старалась не зря; теперь сам Анскиере вряд ли смог бы спасти Эмиена.

Эмиен захлопнул дверь в сад с такой силой, что резные перемычки затряслись. Дрожащий, мокрый от пота, он задвинул щеколду и, тяжело дыша, прижался спиной к холодному железу.

Его сестра была маленькой девочкой, и она умерла, утонула. Он сам видел, как погиб «Ворон»!

Но боль Эмиена постепенно утихла, паника прошла, когда он здраво поразмыслил над только что увиденным в саду. Та взрослая девушка могла быть только наваждением или колдовством. Наверное, это дело рук коварного Анскиере, который хочет помешать ему добиться намеченной цели.

Эмиен улыбнулся, а потом запрокинул голову и радостно расхохотался. Конечно, Татагрес неспроста связалась с ним. Как он не понял этого раньше? Если бы он был ничего не стоящей пешкой в руках колдуньи, волшебник, обученный ваэре, не стал бы тратить на него время!

Эта мысль опьянила его, он сразу вырос в своих глазах. Как знать, может, Таэн и впрямь выжила и только что явилась ему в саду. Если так, она всего лишь марионетка ваэре. Они отобрали у нее детство, заставили стать пешкой в игре против родного брата.

Эмиен оттолкнулся от двери и пошел по коридору. Он устал быть игрушкой в чьих-то руках. Да, он уничтожит Анскиере! У Килмарка будет слишком много хлопот с демонами, чтобы король отступников мог узнать Эмиена, когда тот высадится в Скалистой Гавани. Лед, который держит Анскиере в плену, можно будет разбить, а сталь разит не только обычных людей, но и волшебников тоже!

Эмиен вытер вспотевшие ладони о черный бархат камзола. Если он убьет Анскиере, сама Татагрес станет его уважать!

Войдя в свою комнату, Эмиен увидел, что все факелы погасли, а в окна, которые забыла закрыть служанка, задувает холодный ветер. Оставив дверь приоткрытой, юноша пошарил на каминной полке, нашел огниво и кремень, зажег свечу и захлопнул тяжелый переплет оконной рамы с такой силой, что задрожало пламя свечи. Эмиен выругался, опустился на колени перед камином и начал разжигать огонь, не обращая внимания на то, что угольки пачкают роскошный ковер. Он настолько привык к окружающему его великолепию, что давно уже не сравнивал его с убогой обстановкой родного дома.

Наконец в камине загудело пламя, и юноша, распахнув инкрустированные дверцы гардероба, стал перебирать бархат и парчу в поисках нужной одежды. Он оставил без внимания свою любимую батистовую рубашку; на сей раз его не интересовала роскошь. Вместо этого Эмиен выбрал плотные льняные штаны, кожаную куртку и матросские башмаки, купленные перед отплытием со Скейновой Границы.

Он нетерпеливо бросил облюбованный наряд на кровать и начал распутывать завязки кружевных манжет.

Юноша не услышал появления Татагрес, а колдунья молча остановилась в дверях при виде матросской одежды на постели и решительных резких движений Эмиена. Потом слегка улыбнулась и стала ждать… А когда Эмиен расстегнул рубашку, беззвучно очутилась рядом с ним и провела тонкими пальцами по его шее.

— Эмиен?

Юноша резко вздрогнул, но не повернулся. Татагрес почувствовала, как по его телу пробежала дрожь, но голос Эмиена прозвучал вполне спокойно:

— Я думал, у вас дела с королем.

— Мы уже закончили. — Татагрес слегка потянула его за шелковый воротник.

Эмиен нехотя повернулся и, несмотря на все усилия держать себя в руках, у него захватило дух.

На Татагрес было бальное платье из белого кружева, плотно облегающее ее стройное тело; на запястьях блестели золотые браслеты; волосы, пропущенные через обруч с аметистами, снежно-белыми прядями падали на обнаженные плечи. От нее веяло сладким запахом духов, и Эмиен невольно бросил жадный взгляд на ее полуобнаженную пышную грудь.

Татагрес понимающе усмехнулась и ногтем провела по ключице юноши.

— Почему ты ушел с праздника? На тебя это не похоже. Разве там не обещали фейерверка?

Вопрос казался самым невинным, но Эмиен чувствовал, что колдунья играет с ним — и легко вырвет у него правду, если захочет. Вот почему, стараясь говорить небрежно, он рассказал ей о недавней встрече в саду.

— Что, если Таэн выжила во время крушения «Ворона»? Если это и вправду так, значит, Анскиере отправил ее на остров ваэре, и теперь она — взрослая женщина.

Эмиен помедлил, отчаянно сопротивляясь желанию, которое разбудила в нем Татагрес. Он отлично понимал, что колдунья использует свою красоту как оружие, способное его поработить.

— У Таэн украли детство! — наконец заявил он. — За это Страж штормов заслуживает наказания!

Татагрес опустила руку и нахмурилась. Эмиен попятился, наткнулся на кровать и с вызовом начал расстегивать рубашку. Татагрес молча смотрела на него, теребя один из своих браслетов, ее прелестное лицо приняло озабоченное выражение.

— Твоя сестра пыталась убедить тебя отказаться от службы мне, — в конце концов почти печально произнесла Татагрес. — Именно поэтому ты решил сам убить Анскиере?

Эмиен скинул рубашку и швырнул на постель, стараясь этим резким движением замаскировать охватившую его дрожь.

— А вам не все ли равно?

— Нет, мне не все равно. — Татагрес придвинулась вплотную и коснулась подбородком его мускулистой груди. — Для меня это важно. — Ее теплое дыхание щекотало его кожу. — Неужели ты не понимаешь? Наши судьбы связаны — твоя и моя.

Ее близость обожгла Эмиена, вызвав в нем чувства бурные, как весенний прилив, и он хрипло рассмеялся.

— Связаны в каком смысле слова, госпожа? — Он схватил ее тонкие запястья. — Не забывайте, я видел, как вы убиваете. Зачем вы сюда пришли?

Татагрес не сопротивлялась, хотя его пальцы оставили красные отпечатки на ее нежной коже. Она подалась вперед, их губы почти соприкоснулись.

— Это предопределено.

В ее голосе внезапно зазвучали печальные нотки. Эмиен внимательно посмотрел на колдунью и вдруг понял: ее привела сюда некая тайная цель, и она предлагает ему себя против своей воли.

Но даже сознавая это, Эмиен не мог противиться желанию. К тому же, раз Татагрес задумала его использовать, ему не суждено было погибнуть, как погибли дозорные на берегу Скалистой Гавани.

Эмиен слегка ослабил хватку и повернул тонкие руки женщины ладонями вверх. Она шевельнулась, коснувшись бедром его ноги; Эмиен задрожал и отпустил ее, и тогда Татагрес обняла его и поцеловала… На мгновение Эмиен воспротивился ласкам, но потом с мстительной яростью обхватил колдунью за плечи и привлек к себе.

Их страсть забурлила, как горная река; Эмиен упал на кровать, потянув за собой Татагрес, и рванул завязки ее платья. Белое кружево лопнуло, юноша прижался лицом к гладкой теплой коже. Колдунья проворно и ловко расстегнула его пояс, а Эмиен, забыв обо всем на свете, запустил пальцы в длинные светлые волосы. Он не заметил торжествующей улыбки Татагрес в тот миг, когда колдунья позволила юноше овладеть ею.

Все закончилось очень быстро. Штормовая волна страсти рухнула, и Эмиен в изнеможении откинулся на измятое покрывало.

Некоторое время он был не в силах пошевелиться, и Татагрес неподвижно лежала рядом, по-хозяйски обхватив его поперек груди.

Наконец Эмиен повернул голову, взглянул на колдунью — и увидел, что она спит. Мерцающий свет свечей озарял ее гибкое тело, и, убрав серебристый локон с щеки Татагрес, юноша невольно восхитился неземным совершенством ее лица. Но несмотря на свое восхищение, он не потерял головы после первого в жизни обладания женщиной, а продолжал мыслить расчетливо и здраво.

Татагрес считала, что теперь он будет предан ей душой и телом. Раскинувшись рядом, она казалась уязвимой, как и любая спящая женщина; больше того — казалась по-девичьи хрупкой и слабой. И это тревожило Эмиена. Он никак не мог себе представить, что та самая женщина, которая спит сейчас рядом с ним, полуоткрыв пухлые губы, устроила ураган в Скалистой Гавани и спорила с самим королем. Может, свое могущество Татагрес целиком и полностью получает от демонов?

Эмиен осторожно прикоснулся к золотому обручу на шее колдуньи и возбужденно задрожал. План действий, который он выработал после встречи с Таэн, вдруг показался ему смехотворным: нет, ему следует добиваться гораздо большего! Только не следует спешить. Когда настанет подходящий миг, он завладеет магическим могуществом Татагрес, и тогда у Анскиере из Эльринфаэра появится веская причина его бояться.

Штормовые волны били в борта «Каллинде», ветер завывал в снастях. Рулевое весло рвалось из рук Джарика с силой норовистой лошади, ладони юноши были в волдырях. После пяти дней, проведенных в штормовом море, у Джарика мучительно ныло все тело, промокшая одежда натирала кожу. Но эти муки были ничем в сравнении с теми страданиями, которые причиняло ему заклятие.

И все же Джарик упрямо вел суденышко вперед, хотя порой едва мог понять, бодрствует он или бредит.

Компас «Каллинде» трясся и качался в футляре нактоуза, его игла металась туда-сюда всякий раз, когда лодка взлетала на гребень очередной волны. Однако Джарик не нуждался ни в каких подспорьях, чтобы держать курс: он все время слышал властный зов Анскиере, который не давал ему сбиться с пути. «Каллинде» трясло, как в лихорадке, кливер был натянут слишком туго; судно слушалось руля только благодаря мастерству своего строителя. Но у Джарика не хватало сил, чтобы размышлять о достоинствах лодки, и он был слишком измучен, чтобы возиться с линями. Усталость притупила его самоконтроль, отдав на милость заклятия Анскиере. Упершись одной ногой в банку, крепко сжимая рулевое весло, Джарик старался не потерять рассудок, который угрожала поглотить штормовая темнота.

Вокруг не переставая выл ветер, стремительно увлекая «Каллинде» к цели, и меньше чем через шесть дней после отплытия из Меаррен Арда впереди появился маяк Скалистой Гавани.

Джарик едва заметил это: он правил, как в бреду, уже не отличая реальности от галлюцинаций. Иногда он видел черно-коричневого штормового сокола — птица летела над его головой, окруженная голубоватым ореолом. Порой такие видения длились часами, и измученному юноше оставалось лишь надеяться, что он сохранит рассудок к тому времени, когда подойдет к берегу.

И вот теперь остров впереди становился все ближе, а на фоне темных остроконечных скал по-прежнему горела единственная оранжевая искра: маяк на самой высокой башне замка.

Мачты «Каллинде» скрипели, паруса хлопали под порывами шквалистого ветра. Джарик чувствовал, как прибрежное течение пытается вырвать рулевое весло у него из рук, и глубоко вдыхал запах земли и пряный аромат мокрой листвы. Волны вздымались все выше, лодка тряслась, в ее высокий нос с шипением ударяли буруны, которые неслись к берегу бешеными пенистыми потоками.

Джарик шире расставил ноги, борясь с качкой. Крепко вцепившись мокрыми руками в рулевое весло, он с трудом заставлял «Каллинде» держаться нужного курса. Рев воды оглушал его, по лицу, как слезы, текли капли соленой морской воды. В любой момент лодка могла разбиться вдребезги на клыках рифов, хотя Келдрик и уверял, что осадка «Каллинде» позволяет ей пристать к любому берегу. Несмотря на эти заверения, нервы Джарика были натянуты туго, как тетива лука. Слова Келдрика его не утешали: даже самый прочный киль не выдержит удара о подводную скалу.

Джарик прищурясь смотрел вперед, хотя почти ничего не видел за огромными пенистыми валами. Вдруг судно вздрогнуло, и рулевое весло, дернувшись, вырвалось из рук юноши.

Джарик с криком бросился рифить парус, который захлопал над его головой, как кнут. С шумом набежала еще одна волна, подняла лодку на своем гребне, и юноша испуганно прикусил губу.

Но старик не ошибся: «Каллинде» скользила по бушующему прибою легко, как играющий тюлень, а потом днище лодки заскребло по песку, и она легла на северный берег Скалистой Гавани.

Джарик отвязал фалы и дрожащими руками опустил паруса. Потом развернул грота-рей, закрепил шкоты и прыгнул за борт, очутившись по щиколотку в ледяной морской воде. Заклятие бушевало в его голове, как шторм, подталкивая к пропасти безумия. И Джарик знал: где-то на этом берегу, который он раньше видел во сне, его ждет судьба, уготованная ему Стражем штормов из Эльринфаэра.

Джарик и сам не понял, как ему удалось закрепить швартовы, обернув канаты вокруг большого прибрежного валуна. Его руки были стерты в кровь, спина болела, но он сумел оттащить «Каллинде» подальше от линии прибоя, чтобы лодку не унесло приливом. Даже заклятие Анскиере не могло бы заставить его отдать морю лодку старого Келдрика.

Джарик вынул из форпика меч и кинжал, краем глаза заметив, что штормовой сокол снова парит неподалеку. Но юноша не обратил на него внимания. Он знал, что сходит с ума, но теперь он был как никогда близок к цели и не собирался сдаваться.

Достав напоследок щит, он быстро зашагал по берегу.

Идти было трудно. Ноги вязли в песке, а когда он наконец добрался до твердой почвы, ему по-прежнему казалось, что земля под ним качается и колеблется. За дюнами начинались заросли колючего кустарника; Джарик двинулся напролом, продираясь в темноте через шиповник, спотыкаясь о корни и камни.

— Эй, чужак! — вдруг гаркнул кто-то совсем рядом. — Стоять!

Джарик услышал звон оружия и замер на месте. В следующий миг его ослепил оранжевый свет фонаря, заставив прикрыть лицо ладонью. Потом юноша опустил руку и, щурясь, посмотрел на преградивших ему путь людей с копьями и мечами в руках. Сзади, за его спиной, ревело море — он оказался в ловушке.

Вперед выступил человек с нашивками капитана.

— Выкладывай, зачем ты здесь, да побыстрей, не то распрощаешься с жизнью!

Страдая от властного зова заклятия, Джарик действовал скорее инстинктивно, чем повинуясь гласу рассудка. Он прищурился, стараясь как можно лучше разглядеть дозорных, и, пользуясь тем, что его руки прикрывают ветки кустов, незаметно взялся за рукоять меча.

— Я пришел с миром по зову Стража штормов Эльринфаэра, — проговорил он так уверенно, словно был королевским послом. — Я уважаю ваши законы, но ответ дам только ему. Позвольте мне пройти.

— К Килмарку его, — резко приказал капитан и сделал знак своим людям.

Наконечники копий, блеснув, опустились, будто спицы колеса, осью которого стал Джарик.

— Живым? — спросил кто-то за спиной Джарика.

Капитан кивнул.

Лютый гнев охватил юношу, когда тот понял, что на его просьбу не обратили внимания и что его собираются задержать силой. То была последняя капля, переполнившая чашу терпения сына Ивейна.

Он с воплем кинулся вперед, туда, где горел фонарь. Мимо уха Джарика просвистело копье, но, не задев его, звякнуло о камень. Потом кулак юноши ударил по фонарю, выбив его из руки воина. Пламя погасло, и восьми лучшим дозорным Килмарка пришлось драться во мраке с человеком, глаза которого в отличие от их глаз успели свыкнуться с темнотой.

Джарик присел, стукнувшись плечом об эфес меча, и хозяин оружия крикнул:

— Он здесь!

Капитан отдал приказ, кто-то бросился снова зажигать свет. Джарик вытащил меч и кинжал, отчаянно стараясь не обращать внимания на вновь появившегося черно-золотого штормового сокола. Юноша споткнулся, врезался в чье-то затянутое в кожу плечо и, уловив краем глаза блеск стали, сделал ответный выпад. Клинок ударился о клинок, и на раздавшийся в темноте звон устремился весь отряд. Даже сквозь шум ветра Джарик услышал топот бегущих ног и сделал еще один выпад. Заклятие пело в его ушах хором сирен и обжигало, словно огонь; он даже не почувствовал боли, когда клинок задел его плечо.

Джарик отбил меч кинжалом, лишь слегка запоздав. Его противник выронил меч и зажал рану на руке, но его место тут же занял другой боец. Джарик атаковал, его клинок столкнулся с чужим клинком с такой силой, что отдача больно отозвалась в раненом плече юноши. На долю секунды боль замедлила его движения, а потом над головой Джарика словно вспыхнула молния — то был окруженный тройным сиянием штормовой сокол.

В этом сиянии противники наконец разглядели Джарика и бегом бросились к нему.

— Клянусь огнями Кора, опять колдовство! — крикнул кто-то. — Спорим, Килмарк выйдет из себя! Держу пари на что угодно!

В ответ раздался только лязг стали, когда Джарик отпарировал направленный ему в грудь удар. И тут в темноте вспыхнула высеченная огнивом искра, и фонарь наконец-то загорелся снова.

— Всемилостивые боги! — Юноша обернулся и понял, что окружен.

Несколько мечей, кроваво-красных в свете фонаря, смотрели ему в грудь, за его спиной стоял капитан с копьем. Было ясно, что бой окончен; но никакой многолетний опыт не мог подсказать воинам, что человек способен проделать то, что сделал в следующую минуту светловолосый юноша.

— Вам придется меня убить, — прошептал он. — У меня нет выбора!

И он очертя голову бросился на них. Капитан едва успел среагировать: крутнув копье, он древком ударил чужака по затылку. Выронив меч и кинжал, Джарик упал сперва на колени, потом — на бок; покатился вслед за своим оружием и рухнул в кусты ниже по склону.

Капитан быстро подошел к нему, вытащив из ножен меч и приготовившись, если потребуется, нанести последний удар. Но юноша не шевелился, и тогда воин пнул его под ребра.

— Вставай!

Но ни удары, ни ругань ничего не дали. Ветер ерошил кусты, теребил плащ юноши, но чужак не шевелился.

Капитан снял шлем и откинул со лба потные волосы.

— Принесите фонарь, парни. Он без сознания.

Он спрятал меч в ножны, один из дозорных принес фонарь, по кустам заплясали черные тени. Капитан схватил незнакомца за запястье и перевернул на спину. Ветер откинул волосы с тонкого лица юноши, на плече которого виднелась кровь. Руки парнишки были стерты до мяса, судя по всему, от работы со шкотами и стояния за румпелем.

— Проклятье, — поморщился капитан. — Кем бы он ни был, ему позарез надо было сюда причалить. Посмотрите, у него еще даже борода не растет.

Он помедлил, вытирая руки.

— Но все равно Килмарк захочет его допросить. Свяжите его покрепче. Мальчишка или нет, сегодня ночью он задал нам жару!

Один из воинов сбегал на берег и вскоре вернулся с куском шкота «Каллинде»; один дозорный тщательно связал руки юноши, а другой забрал оружие чужака.

Потом воины быстро завернули нарушителя в его мокрый плащ и понесли к Килмарку.