Стражи полуночи

16 Кража

Они узнали о случившемся вскоре после того, как пробило полдень.

Утро ничем не отличалось от всех прочих. Доктор Теофилус осмотрел наиболее слабых обитателей ночлежки, выискивая признаки недугов. Как и всегда, он задержался около стоявшей в углу самодельной кровати, на которой спал его дед. Лили знала: Тео надеется, что старик наконец заговорит. С тех пор как внук нашел его, изнуренного голодом и грязного, в одном из заброшенных складов и привел в Дом милосердия, граф не проронил ни слова.

Бенедикта сняла с огня котел с похлебкой и принялась обносить постояльцев. Никто не знал, из каких продуктов она варит этот жидкий суп. Лод как-то заявил, что его младшая сестра обладает даром внушения — ей удается сварить похлебку исключительно из воды и собственных добрых намерений и уверить людей, будто ее стряпня утоляет голод.

Лили, стоя в бывшем алтаре, измельчала целебные травы для снадобий. Хотя заботы о постояльцах Дома милосердия отнимали у нее уйму времени, девочка никогда не забывала, что является ученицей доктора.

Иными словами, все шло как обычно. До тех пор, пока не пришел Лод.

Едва взглянув на него, Лили поняла — что-то произошло. Лод был превосходным актером, он умел держать себя в руках и вошел как ни в чем не бывало. Но Лили сразу заметила его затравленный взгляд и непривычную сдержанность.

— Лили, не могли бы вы позвать Бенедикту? — произнес он подозрительно спокойным и ровным голосом.

— Сейчас позову, — кивнула Лили. — Лод, что случилось? — добавила она, нахмурившись.

— Прошу вас, позовите Бенедикту, — повторил Лод и в изнеможении прислонился к алтарю. — Простите, Лили, но я… Она должна узнать об этом прежде, чем они будут здесь… А они наверняка придут совсем скоро…

— Да о чем вы говорите… — начала Лили, но прикусила язык. Ей не хотелось вытаскивать из Лода силком то, что он намеревался открыть Бенедикте.

Узнав о приходе брата, Бенедикта вприпрыжку вбежала в комнату. Улыбка, игравшая на ее губах, мигом погасла, когда она увидела выражение лица Лода. Не говоря ни слова, он взял ее руку и крепко сжал.

В полном молчании брат и сестра вышли из Дома милосердия. Лили и Тео обменялись недоуменными взглядами. Даже постояльцы, обычно равнодушные ко всему происходящему, похоже, были встревожены.

Через несколько минут Лили поняла, что больше не в состоянии ждать. Она вытерла руки о фартук и двинулась к дверям, решив, что проявила достаточно деликатности и теперь имеет право все выяснить.

Путь ей преградил инспектор Гривс, возникший в дверном проеме. За его спиной стояла целая группа контролеров, и среди них — сержант Полдрон. Все, за исключением инспектора, хранили на лицах угрюмое выражение. Что касается Гривса, тот был скорее печален, однако полон решимости.

— Приношу свои извинения, доктор Теофилус и мисс Лилит, но нам необходимо осмотреть помещение и побеседовать с вами, — произнес он. — Убедительно прошу предупредить ваших постояльцев, что никто из них не имеет права покидать здание без моего разрешения. В противном случае вам угрожают самые неприятные последствия.

Лили, испуганная и растерянная, отступила назад. Она не понимала, что происходит. Неужели представители власти явились сюда, чтобы закрыть Дом милосердия? Но тогда инспектор говорил бы с ней намного жестче.

— Инспектор, если вы хотите получить контракты, я… — пробормотала она.

— Сожалею, но речь идет о нарушении закона куда более тяжком, чем отсутствие документации, — отчеканил инспектор, глядя на девочку в упор. — Совершена кража, мисс Лилит. Как это ни печально.

— Инспектор, я уверена, что ни один из наших постояльцев не способен на кражу, — пролепетала Лили. — Разумеется, вы можете их обыскать, но я ручаюсь…

Лили внезапно осеклась, осознав, что не задала самого естественного в подобных обстоятельствах вопроса. У нее просто язык не поворачивался задать этот вопрос. Доктор оказался решительнее.

— Могу я узнать, инспектор, какого рода кража совершена? — спросил он.

— Похищена человеческая жизнь, сэр.

По лицу доктора пробежала тень. Лили отчаянно хотелось зажать руками уши и не слышать того, что ей предстояло услышать сейчас.

— И кто является жертвой? — едва слышно произнес Тео.

— Молодая женщина по имени Глория, доктор. Насколько нам известно, она часто бывала здесь.

До слуха Лили донеслись приглушенные рыдания Бенедикты.

Лили казалось, этот кошмар никогда не кончится. Каждый из контролеров, за исключением сержанта Полдрона, надзиравшего за обыском, счел своим долгом допросить ее. Как заведенная, девочка повторяла одно и то же. Да, последний раз она видела Глорию несколько дней тому назад, когда та приходила навестить свою младшую сестру. Нет, ей вовсе не показалось, что молодая женщина чем-то взволнована или расстроена.

Голова у Лили шла кругом, но она старалась подбирать слова как можно тщательнее. Нет, у Глории не было врагов, завистников и недоброжелателей. Она понятия не имеет, кто мог убить старшую сестру Бенедикты. Лили настойчиво употребляла слово «убить», хотя контролеры всякий раз поправляли ее, напоминая, что речь идет о «похищении жизни». Лили содрогнулась, узнав, что тело Глории было обнаружено в трущобах района Рыб. Нет, она не представляет, какие причины вынудили молодую женщину отправиться в этот опасный квартал, покачала она головой. И она никогда не замечала, чтобы около Дома милосердия бродили какие-нибудь подозрительные личности.

Всякий раз, когда Лили повторяла эту фразу, губы очередного контролера искажала язвительная ухмылка. По всей вероятности, все без исключения обитатели ночлежки, отвечавшие на вопросы испуганным бормотанием, казались представителям власти до крайности подозрительными. Даже инспектор Гривс, взиравший на Лили не без некоторого сочувствия, осуждающе покачал головой, когда она вновь заявила, что никого не подозревает.

— Мисс Лилит, вы должны признать очевидное, — заявил он непререкаемым тоном. — Ваш так называемый Дом милосердия — чрезвычайно опасное место, так как здесь собираются люди, готовые на любое преступление.

— Это самые обычные люди, инспектор, — возразила Лили. — Просто им не повезло в жизни. Кого-то из них погубила собственная глупость, кого-то — людская алчность.

Инспектор поднял голову от своих записей и задумчиво посмотрел на девочку.

— Поверьте моему опыту, мисс Лилит, большинство преступлений совершают именно самые обычные люди. Надеюсь, вы не станете возражать против того, что клиенты вашего заведения относятся к числу тех, кого принято называть отбросами общества.

Инспектор обвел глазами комнату и остановил выразительный взгляд на чумазом оборванце, который, нимало не смущаясь присутствием контролеров, осыпал своего соседа грязными ругательствами.

— Мне представляется более чем возможным, что мисс Глория — молодая, красивая, преуспевающая — одним своим видом пробуждала в душах здешних обитателей самую черную зависть, — изрек инспектор. — Вы не согласны со мной, мисс Лилит?

Лили молча отвернулась. Если бы в глазах инспектора мелькнул проблеск тайного злорадства, ей было бы легче. Но Гривс отнюдь не злорадствовал. Он всего лишь приводил доводы здравого смысла, на которые девочке нечего было возразить.

В промежутке между допросами Лили успела обойти Дом милосердия и раздать больным лекарства. На лицах наблюдающих за ней контролеров застыло откровенное осуждение, но Лили это ничуть не волновало. Она надеялась, что Лод и Бенедикта вернутся в самом скором времени. Однако Тео сказал ей, что они отправились на опознание тела сестры. Лили, понурив плечи, в полном изнеможении опустилась рядом с доктором. Несмотря на то что в Доме милосердия, наводненном постояльцами и контролерами, яблоку было негде упасть, Лили томило чувство беспредельного одиночества.

Внимание Тео было целиком поглощено язвой на руке старухи, которую он осматривал. Тем не менее, когда Лили встала, он повернул к ней голову.

— Они вернутся, Лили, непременно вернутся. Но сейчас им надо побыть вдвоем.

«Да, из всей их семьи в живых осталось только два человека», — с горечью подумала Лили. Она никогда не интересовалась, при каких обстоятельствах Глория, Лод и Бен лишились своих родителей. Жизнь в сиротском приюте приучила ее, что о родителях лучше не расспрашивать. Подобный разговор может вынудить человека к неприятным признаниям. Не всякому хочется говорить о том, что родители его продали.

— Что же нам теперь делать? — спросила она.

Доктор удивленно взглянул на нее.

— То, что мы делали прежде, Лили, — ответил он, без особого успеха пытаясь улыбнуться. — У нас есть работа, и мы будем ее продолжать. Невзирая на любые трудности.

Лили кивнула, внезапно ощутив себя маленькой растерянной девочкой. Как она могла позволить себе хоть тень сомнения? Дом милосердия был ее идеей, и она сумела убедить доктора Теофилуса, что эта идея осуществима. Неужели теперь она поддастся отчаянию и слабости?

— Все вокруг так беспросветно, — пожаловалась Лили. — Иногда мне кажется, все наши усилия пропадают зря и на самом деле мы никому не помогаем.

— В таких случаях следует поменьше размышлять и поступать так, как считаешь должным. Это касается не только нас, но и контролеров. У них есть свои обязанности, и они должны их выполнять, — заявил доктор.

Лили догадывалась, что последняя фраза далась ему с трудом.

— Кстати, перед тем как уйти, Лод упомянул, что при ней не нашли ни одной бутылочки… ты понимаешь с чем, — добавил Тео, понизив голос. — Это обстоятельство кажется ему чрезвычайно странным.

— Мне тоже, — пробормотала Лили.

Несмотря на всю скрытность Глории, ни для кого не было тайной, что ее пристрастие к дистиллированным чувствам превратилось в серьезную проблему. Она всегда носила с собой бутылочки, которые тихонько позвякивали при каждом ее движении.

— Думаю, у нее кончился запас, и не было возможности его пополнить, — нахмурившись, предположил Тео. — Она нервничала и забыла об осторожности.

Доктор тяжело вздохнул, лицо его исказила гримаса боли.

— Я часто видел смерть, Лили, но близкие мне люди никогда не умирали на моих глазах. Они просто исчезали…

Лили слегка сжала руку доктора. Догадки и предположения, смутные, не успевшие оформиться, вихрем кружились у нее в голове.

Чей-то торжествующий возглас заставил ее отвлечься от размышлений. Обернувшись, Лили увидела сержанта Полдрона, а рядом с ним — двух других контролеров. Они с обеих сторон держали Пита, старого рыбака, который беспомощно извивался в их сильных руках. Инспектор Гривс поспешно приблизился к своим подчиненным, шепотом обменялся с ними несколькими фразами, и они, увлекая за собой арестанта, направились в подвал, где проводились допросы.

Лили вопросительно взглянула на доктора. Он понимающе кивнул.

— Я останусь здесь, а ты иди посмотри, что там происходит, — вполголоса сказал он.

Лили со всех ног сбежала по лестнице. Притаившись в темном углу, она увидела, как контролеры усадили Пита на старый бочонок. Сержант Полдрон поднял фонарь, направив свет прямо в лицо старому рыбаку, а инспектор встал перед ним, грозно сдвинув брови. От его обычной мягкости не осталось и следа.

Причудливые пляшущие тени, отбрасываемые фонарем, мешали контролерам рассмотреть Лили, сжавшуюся в комочек на нижней ступеньке. Затаив дыхание, она наблюдала за инспектором. Он повернулся к одному из контролеров, молодой женщине, и сделал знак вести протокол допроса.

— Итак, ваше имя Питер?

— Да, сэр. — Голос Пита, по обыкновению, был хриплым и надтреснутым, однако он ничем не выдал своего волнения.

— Ваш возраст?

— Тридцать девять лет.

Полдрон, подняв свой фонарь, принялся недоверчиво рассматривать глубокие морщины, бороздившие лицо Пита, и седые пряди в его волосах.

— Странно. Вы выглядите намного старше, — бросил он. — Вероятно, вы настолько привыкли лгать, что не можете правдиво ответить даже на вопрос относительно собственного возраста, — добавил он с насмешливой улыбкой.

— Жизнь заставила меня состариться прежде времени, сержант, — ответил Пит, смело взглянув в лицо Полдрону. — Она была ко мне не особенно ласкова.

Внимательнее приглядевшись к нему, Лили поняла, что у него и в мыслях не было обманывать контролеров. Теперь она ясно видела: Питу далеко до старости, но невзгоды и испытания наложили на его наружность свою печать.

— Оставим разговор о возрасте, сержант, — подал голос инспектор. — Если мистер Питер хочет убавить себе годы, это его дело. Над ним тяготеет куда более серьезное обвинение. — Инспектор сделал многозначительную паузу и продолжил: — И мы располагаем неопровержимыми свидетельствами, доказывающими его вину.

— Неопровержимыми свидетельствами? — растерянно переспросил Пит, заерзав на своем бочонке. — О чем вы, инспектор?

— Вы прекрасно знаете, о чем я, — процедил инспектор. — Мистер Пит, опросив… — он замешкался в поисках нужного слова, — клиентов здешнего заведения, мы выяснили, что во время визитов мисс Глории вы имели с ней продолжительные беседы. Вы этого не отрицаете?

— Чего тут отрицать, — проворчал Пит. — Всякому приятно поболтать с такой славной девушкой. Чесать языками со здешними жильцами — удовольствие ниже среднего. Они только и знают, что ныть да жаловаться. А она умела слушать и при случае могла дать дельный совет, хотя была совсем молода. Одного не возьму в толк — в чем я провинился? Или на разговоры теперь тоже нужно заключать контракт?

— Не порите чушь, — отрезал инспектор. — Насколько нам известно, вы встречались с мисс Глорией и за стенами этого здания. Несколько раз мисс Глория отправлялась в район Рыб, чтобы отыскать вас. Сообщите нам, какую цель преследовали эти встречи?

На лбу старого рыбака выступили крупные капли пота, пальцы беспокойно мяли обтрепанный воротник рубашки. Надо признать, инспектор говорит чистую правду, с содроганием подумала Лили. Всего неделю назад, после злополучного бала, она столкнулась с Глорией и Питом в квартале трущоб.

— Я… мы… мы, это… — мямлил Пит, беспомощно озираясь по сторонам.

Сержант Полдрон и инспектор буравили его взглядами, исполненными откровенного отвращения.

— Не пытайтесь ввести нас в заблуждение, мистер Питер, — предостерег сержант. — Вы же помните, я своими глазами видел вас в обществе мисс Глории. Это может подтвердить мисс Лилит.

Пит понурил голову и уставился на свои загрубевшие ладони, лежавшие на коленях. С губ его сорвалось какое-то нечленораздельное бормотание.

— Сделайте милость, говорите более внятно, — с ледяной невозмутимостью произнес инспектор.

— Это… в общем, не надо возводить на меня напраслину. Мисс Глория… у нее… у нее не все было ладно… Иногда ей до зарезу требовалось одно снадобье… Даже не снадобье, а так, ерунда. Знаете, такие маленькие бутылочки со всякими там чувствами… Я помогал ей достать это баловство…

— Проверив расписки и контракты мисс Глории, мы выяснили, что она приобретала дистиллированные чувства в чрезвычайно больших количествах, — сообщил инспектор.

— Вам, может, эти дозы кажутся большими, а ей все было мало, — невесело усмехнулся Пит. — Она, бедняжка, вечно твердила, что жить не может без этих самых снадобий. Говорила, стоит глотнуть из бутылки, мир становится ярче и веселее. И даже самые отвратные клиенты кажутся славными людьми, и расхваливать их на всех углах уже не так тяжело. А я… в общем, у меня есть кое-какие связи, — признался Пит, понизив голос. — Бывали времена, когда я работал на торговца этими самыми снадобьями. К счастью, сам на них не подсел. Ну и… иногда я задешево доставал мисс Глории то, что ей требовалось. В этом нет ничего противозаконного! — с пылом заявил он и вскинул голову. — Жители Агоры имеют полное право продавать и покупать любой товар!

— С этим никто не спорит, мистер Питер, — хладнокровно молвил инспектор. — Скажите лучше, почему в результате ваших деловых сношений мисс Глория оказалась мертвой?

Молчание.

— Мы располагаем показаниями свидетелей, — продолжал Гривс. — Согласно этим показаниям, вас видели вместе вчера, около пяти часов вечера. Вы о чем-то спорили, причем весьма яростно. Свидетели утверждают даже, что вы кричали на мисс Глорию. После этого ее уже никто не видел живой.

Молчание.

— Не стоит запираться, мистер Питер. Откровенность — вот что может вам помочь. Скажите, что вы получали от мисс Глории в обмен на интересующий ее товар?

— Еду, что же еще… Пару раз она давала мне одеяла… Я хватался за всякую возможность хоть что-то заработать. Не всякому нравится приходить в эту ночлежку и получать здесь еду задаром.

— Значит, вы с мисс Глорией заключали торговые сделки. Почему же в Директорию не поступило ни одного контракта?

— Да неужто вы успели проверить?

— А как же иначе, мистер Питер. Как только мы обнаружили тело мисс Глории, сержант Полдрон вспомнил, что видел вас в обществе этой молодой особы всего неделю назад. Мы незамедлительно затребовали из архивов все ваши контракты. Кстати, среди них обнаружились весьма интересные.

В лице Пита не осталось ни кровинки, руки предательски задрожали. Лили сидела ни жива ни мертва, охваченная ужасом и любопытством. Она никак не думала, что документы старого рыбака могут содержать тайны, при одном упоминании о которых он бледнеет, как мертвец.

— Среди ваших документов мы нашли контракт, заключенный почти два года назад не с кем иным, как с доктором, который является владельцем данного заведения. — Инспектор сделал паузу, с удовольствием наблюдая за реакцией Пита. — Согласно этому контракту вы продали собственного сына, получив взамен лекарства, исцеляющие от серой чумы.

Пит издал сдавленный звук, напоминающий стон раненого зверя.

— Продал, да… — едва слышно пробормотал он. — А как еще я мог его спасти, скажите на милость? Тогда мне казалось, что моя песенка спета. Жену унесла чума, двоих младших тоже. Я думал: через пару дней наступит мой черед. Да и мальчишка тоже не жилец. А доктор, может статься, его вылечит. Так я тогда рассуждал.

Пит испустил тяжкий вздох и погрузился в молчание.

— Доктор унес мальца, и больше я его в глаза не видел, — наконец с трудом продолжил он. — Я решил: сын мой умер. А в прошлом году узнал, что это не так. Парень не только выжил, он многого добился. Во всем городе только и разговоров было, что о моем сыне. — На губах Пита мелькнула улыбка, гордая и печальная одновременно. — Оказалось, мой Марк не чета своему отцу…

— Значит, вашего сына зовут Марк, мистер Питер, — вполголоса уточнил инспектор.

Лили ощутила, что ей не хватает воздуха. Думая об отце Марка, она представляла его злобным, бессердечным чудовищем. А оказывается, это всего лишь несчастный оборванный бродяга, нашедший приют под ее кровом. Единственным чувством, которое внушал ей этот человек, была жалость. В конце концов, продав своего сына, он совершил для него благо, а не зло.

Пит вздохнул, сотрясаясь всем телом. Лили заметила, как он тыльной стороной ладони смахивает с глаз слезы. Когда старик заговорил вновь, в голосе его звучало облегчение. Потайная дверь в его душе, дверь, которая долгое время оставалась плотно запертой, внезапно распахнулась.

— К чему темнить, — пробормотал Пит, подняв глаза на инспектора и сержанта. — Никакой еды я от мисс Глории не получал. Взамен на то, что ей требовалось, она рассказывала мне о моем сыне… О том, что он поделывает, и все такое…

— Иными словами, вы наняли мисс Глорию шпионить за мистером Марком, — ледяным тоном отчеканил сержант Полдрон.

— Нет-нет, что вы! — подался вперед Пит. — Вовсе не шпионить. Просто мне… страшно хотелось знать, как он поживает. Меня-то он ненавидит, это как пить дать. Я понимал, мне лучше не показываться ему на глаза… И когда я узнал, что мисс Глория на него работает… Я решил воспользоваться случаем, только и всего…

— А потом она рассказала вам о том, что ваш сын принял участие в компании Пескатора, — негромко произнес инспектор. — Нам известно, что этот консорциум оказал на вашу судьбу непосредственное влияние, мистер Питер. Отрицать это не имеет смысла. Согласно документам, которыми мы располагаем, после создания компании Пескатора дела ваши, как и дела всей гильдии рыбаков, пошли из рук вон плохо. Два месяца назад, после того как были введены новые правила контроля за качеством, у вас начались проблемы со сбытом товара, и в результате вы оказались в числе несостоятельных должников.

— Но… это произошло не только со мной, — слабо воспротивился Пит. — Эти их дурацкие правила многих выбили из колеи… И теперь бывшие рыбаки шатаются без дела, в точности как и я…

— Да, вы потеряли свою лодку, свой дом и свою работу, — подытожил инспектор. — Вы стали несостоятельным должником. И все это из-за вашего сына. Не пытайтесь убедить меня в обратном, мистер Питер, — покачал он головой, заметив протестующий взгляд Пита. — Директория располагает неопровержимыми сведениями на этот счет.

Бывший рыбак долго молчал, сгорбившись и повесив голову.

— Когда она рассказала мне об этом… об этой компании… я поначалу не поверил… — заговорил он, с трудом выдавливая из себя каждое слово. — Бедная девочка, она упомянула об этом просто так, к слову… Откуда ей было знать, что эта проклятая компания разрушила мою жизнь. А я, когда услышал об этом, чуть с ума не сошел. Заорал на Глорию как бешеный. А потом малость поостыл и решил — наверное, я получил по заслугам. Наверное, звезды наказывают меня за то, что я продал своего сына. — Пит сжал кулаки. — Но мисс Глория… она испугалась… Когда я принялся орать, она пустилась наутек… Но клянусь, я не сделал ей ничего дурного… Лопни мои глаза…

— Расставшись с мисс Глорией, вы направились прямо сюда, в ночлежку? — вкрадчиво уточнил сержант Полдрон.

— Н-нет, — с запинкой ответил Пит. — Я малость побродил по улицам. Надо было успокоиться, а то внутри у меня все клокотало. Но сюда я пришел задолго до заката. Спросите у здешних постояльцев, они вам подтвердят.

— Значит, вы не угрожали мисс Глории?

— Нет.

— Вы не упрекали ее в том, что она лжет, пытаясь опорочить вашего сына?

— Нет!

— И вы не нанесли ей смертельный удар старым ножом для чистки рыбы?

— Говорю же вам, нет! — взревел бывший рыбак.

Пит попытался подняться с бочки, на которой сидел, но двое контролеров удержали его на месте. Инспектор с непроницаемым лицом наблюдал за происходящим.

— Мистер Пит, вы арестованы по приказу Директории, — изрек он, в упор глядя на обвиняемого. — Вы будете заключены в тюрьму, где вам предстоит находиться до суда.

— Прошу вас, ничего не говорите ему! — взмолился Пит, и в голосе его зазвенело отчаяние. — Не говорите моему сыну, что меня обвинили в убийстве. Он решит, я хочу ему навредить… Испортить его репутацию…

Лили больше не могла это слушать. Голова у нее шла кругом, сердце бешено колотилось. Шатаясь, она поднялась по ступенькам в бывший храм. Новость, которую она только что узнала, привела ее мысли в полный сумбур. Но в одном девочка не сомневалась: Пит не виновен в смерти Глории. Ей не раз случалось видеть людей, которых удары судьбы делали озлобленными и жестокими. И она знала, что отец Марка не из их числа. Он никогда не отнимет жизнь у другого человека. К тому же нельзя сказать, что бывший рыбак потерял все. У него есть сын. И это уберегает его от крайностей.

Однако Лили понимала, что обстоятельства складываются против Пита. Подойдя к окну, она увидала, как бедолагу, закованного в кандалы, выводят из дверей Дома милосердия. Инспектор подошел к ней и сообщил, что отныне четыре контролера будут нести в ночлежке караул, дабы оградить ее от «нежелательных элементов». Лили заставила себя улыбнуться и пробормотать несколько слов благодарности. Мысли ее были заняты трагическими событиями вчерашнего дня. Расставшись с Питом около пяти часов, Глория, несомненно, отправилась куда-то еще. Наверняка она надеялась получить то, что ей было необходимо. О, если бы знать, куда ее занесло!

Лили вышла на улицу и в задумчивости остановилась у дверей, наблюдая, как пыль, поднятая сапогами контролеров, оседает на булыжники мостовой. Внезапно взгляд ее привлек какой-то блестящий предмет. Это крошечный кусочек стекла, упавший со стены лавки мисс Дивайн, сверкал в лучах заходящего солнца.

В голове у девочки как будто что-то щелкнуло.

За год, прошедший с того момента, как она попыталась вступить в сделку с мисс Дивайн, Лили ни разу не заходила в лавку. Ей понадобилось пересилить себя, чтобы переступить через порог. Внутри ничего не изменилось. Глядя на ряды крошечных бутылочек, стоявших на полках вдоль стен, Лили ощутила приступ знакомого страха. Но если год назад в душе ее царили растерянность и недоумение, сейчас она была полна решимости.

Мисс Дивайн она нашла в задней комнате. Хозяйка лавки налаживала аппарат, предназначенный для извлечения человеческих эмоций. Пальцы ее с привычной ловкостью прикасались к металлическим рычажкам. В кожаном кресле дремала пожилая женщина, несколько ночей подряд проведшая в Доме милосердия. Грудь ее мерно вздымалась.

— У этой особы уйма злости самого наилучшего качества, — не глядя на Лили, сообщила мисс Дивайн. Лицо ее, по обыкновению, оставалось спокойным и бесстрастным. — Да и раздражительности у нее хватит на десятерых. Товар не самый ходовой, но все-таки покупатели находятся. Главная сложность состоит в том, чтобы отделить злобу от праведного гнева. А то получится привкус, который никому не по нутру. Привкус горечи.

Мисс Дивайн нажала какой-то рычаг, и в колбу, предназначенную для сбора эмоций, с шипением закапала красная жидкость. Лавочница сосредоточенно наблюдала за процессом.

— А вы зачем пожаловали, мисс Лили? — обратилась она к девочке. — Уверена, вам не повредит хорошая порция безмятежности.

— Нет, мне нужно кое-что другое, мисс Дивайн, — спокойно, но твердо произнесла Лили. — Безмятежность мне ни к чему. Я хочу получить знания.

Мисс Дивайн смотрела на нее, вопросительно вскинув бровь.

— Такого товара у меня нет, — покачала она головой, не сводя глаз с Лили. — Могу вам предложить превосходное свежее любопытство.

— Я не интересуюсь вашим товаром, — отрезала Лили, давая понять, что все уловки мисс Дивайн не имеют смысла. — Меня интересует Глория. Скажите, почему в последнее время она перестала заходить в вашу лавку?

— Спросите что-нибудь полегче, мисс Лили, — усмехнулась мисс Дивайн. — Это закон спроса и предложения. Клиенты приходят и уходят…

— Глория была не простой клиенткой, — вполголоса произнесла Лили. — Она впала в серьезную зависимость от вашего товара, и вы знаете это лучше, чем кто-либо другой. Отпуская ей порцию дистиллированных чувств, вы не сомневались, что она непременно вернется за большей. Верно, мисс Дивайн?

Владелица лавки с оскорбленным видом вскинула голову.

— Похоже, у вас создалось превратное представление о моем бизнесе, мисс Лили, — заявила она. — Торговля эмоциями — лишь малая его часть. Как вам известно, я произвожу стеклянную посуду, которая пользуется огромным спросом. И мне нет ни малейшей надобности…

— Тем не менее вы делаете все, чтобы расширить круг своих так называемых постоянных клиентов, — бесцеремонно перебила ее Лили. — Вы сразу видите человека, которому угрожает зависимость, и добиваетесь того, что зависимость эта становится непреодолимой. Жертвы, попавшие в ваши сети, готовы отдать последнее, лишь бы получить очередную склянку с вашим товаром.

— Я никому не навязываю свой товар, мисс Лили, — процедила мисс Дивайн. — Покупатели, которые ко мне приходят, сами знают, что им нужно. По крайней мере, я никого не обманываю. К качеству моего товара еще ни у кого не было претензий. А вот где-нибудь в трущобах вам могут всучить бурду, которая вызовет расстройство желудка, и ничего больше…

— Не сомневаюсь, вы торгуете превосходным товаром, мисс Дивайн, — заявила Лили. — Наверняка у Глории тоже не было в этом ни малейших сомнений. Почему же она перестала быть вашей клиенткой? Почему предпочитала доставать то, что ей требовалось, у старого рыбака, рискуя приобрести, как вы утверждаете, вредную для здоровья бурду? Она ведь понимала, что, отправляясь в трущобы, подвергает себя опасности.

В течение нескольких мгновений мисс Дивайн буравила Лили взглядом, не произнося ни слова. На лице ее застыло выражение оскорбленного достоинства, но в глазах метался страх.

— Я очень занята, мисс Лили. Надеюсь, вы самостоятельно найдете дверь, — пробормотала она, тщетно пытаясь придать тону надменность.

Лили впилась ногтями в собственные ладони. Она чувствовала, разгадка совсем близко. Для того чтобы концы сошлись с концами, требовалась самая малость. Свою следующую фразу Лили произнесла, подчинившись внезапному импульсу.

— Как-то раз я краем уха слышала разговор контролеров, — невозмутимо сообщила она. — Они говорили о законах. Вам известно, мисс Дивайн, какое преступление считается в Агоре самым тяжким?

Мисс Дивайн старалась принять равнодушный вид, но это ей плохо удавалось.

— Много лет назад в нашем городе жили пекари, которые решили взвинтить цены на хлеб, — продолжала Лили. — Они не стали делать его вкуснее, использовать муку лучшего качества, вовсе нет. Они решили договориться с другими пекарями. Решили разделить город на части, с тем чтобы жители каждого квартала могли покупать хлеб лишь у одного пекаря и ни у какого другого. Это давало им возможность назначать цены по собственному усмотрению. Ведь люди не могут обойтись без хлеба.

— Разумная стратегия, — проронила мисс Дивайн.

— Более чем, — кивнула Лили, приближаясь к ней вплотную. — Но, как выяснилось, противозаконная. Главный закон Агоры гласит, что никто не имеет права препятствовать торговле. Пекари, которые отказывались продавать свой товар покупателям из других кварталов, нарушили этот закон. В результате зачинщики оказались в тюрьме.

— Самое подходящее место для подобных пройдох, — заявила мисс Дивайн, быть может, слишком поспешно.

Повисла пауза, которую Лили не торопилась прервать. Внутри у нее все трепетало, и она прилагала отчаянные усилия, чтобы держать себя в руках. Девочка знала, сорвись она сейчас, закричи на мисс Дивайн — все будет потеряно. Неотрывно глядя в лицо стекольщицы, она продолжила:

— Те пекари, которые пошли на поводу у нарушителей закона, тоже были арестованы. После их продали тем самым людям, которых они обманывали. Им пришлось стать обычными слугами. Но некоторые из них сумели избежать такой печальной участи. Они чистосердечно признали свою вину. И им было позволено вернуться к своему ремеслу. — Лили невесело усмехнулась. — В конце концов, город не может обойтись без пекарей.

Решительный момент настал. Лили чувствовала, взгляд ее должен прожечь мисс Дивайн насквозь. Если ей не удастся сделать этого, лавочница сумеет увильнуть. Призрак Глории беззвучно витал над Лили, придавая ей решимости. Мисс Дивайн, не выдержав ее взгляда, опустила голову.

— Никаких договоров и контрактов не существует… — выдохнула она.

— Разумеется нет. Но, вне всякого сомнения, вы получали что-то взамен. Контролеры непременно это найдут, можете быть уверены, мисс Дивайн.

Лили по-прежнему не сводила глаз с лавочницы. Та, казалось, за несколько минут усохла и съежилась.

— Вы деловая женщина, мисс Дивайн, — отчеканила Лили. — Вы не станете заключать невыгодных сделок.

В ответ мисс Дивайн разразилась деланым хриплым смехом.

— Все сделки, которые мы заключаем, в результате не приносят никакой выгоды, — заявила она. — Только мы не сразу об этом догадываемся. Внушаем себе, что провернули прибыльное дельце. Сумели извлечь пользу из людских слабостей. — Мисс Дивайн схватила колбу, наполненную дистиллированной злобой, и встряхнула ее так, что жидкость вспенилась. — Секрет состоит в том, что все мы так или иначе впадаем в зависимость. Кто-то не может существовать без чужих эмоций в бутылочках. Другие не мыслят своей жизни без богатства, власти, старых друзей… Можно продолжать до бесконечности.

На лице мисс Дивайн мелькнуло выражение неизбывной тоски. В следующее мгновение она посмотрела на Лили, насмешливо прищурившись.

— Даже поиск правды может превратиться в опасное пристрастие, мисс Лили. Тот, кто отыскал крупицу правды, обязательно начинает желать большего. И в результате превращается в одержимого.

Мисс Дивайн со стуком опустила колбу на стол.

— Этого юношу называют пророком и превозносят до небес. Не берусь судить, насколько велики его способности. Знаю лишь, что он умеет играть по правилам. Поэтому он брал у меня мой товар. Тот, кто хочет, чтобы люди верно ему служили, должен держать в своих руках ключи от их счастья. Если ты сумел подобрать ключи, сможешь подчинить себе тех, кто рядом. Использовать их в полной мере. Не надо быть астрологом, чтобы понимать это.

Потрясенная Лили отступила назад. От ее самообладания не осталось и следа. Все у нее внутри восставало против того, что она только что услышала от мисс Дивайн. Девочка дорого дала бы за то, чтобы признание, которое ей удалось вырвать, оказалось ложью. Но в глубине души она не сомневалась: это правда.

— Если выяснится, что вы меня обманули, пеняйте на себя, — прошипела Лили.

Мисс Дивайн гордо вскинула голову. Былая самоуверенность вернулась к ней, словно никуда и не исчезала.

— Я не имею привычки лгать, моя дорогая. Ложь — это путь в лабиринт, из которого нет выхода.

Лили знала: мисс Дивайн не кривит душой. А еще она знала, как ей следует поступить теперь.