Стражи полуночи

19 Процесс

«…Согласно сведениям, которыми мы располагаем, мистер Лодейт и его сестра полностью оправились от полученных ранений. Инспектор Гривс выразил радость по поводу того, что у мисс Бенедикты, несмотря на пережитое потрясение, хватило сообразительности выбежать на улицу и обратиться за помощью к ближайшему патрулю. Дать какие-нибудь комментарии относительно причин, спровоцировавших у его подчиненного внезапный приступ умопомешательства, инспектор по-прежнему отказывается. Он отказался также объяснить нашему репортеру, почему той ночью он лично возглавил патруль, направлявшийся в район трущоб, хотя это не входит в его служебные обязанности».

Марк отложил газету. Голова у него шла кругом. После того как Снутворт принес ему эту статью, он прочел ее уже три раза, но до сих пор не мог поверить, что это не выдумка.

Посмотрев на нетронутый поднос с завтраком, стоявший на столе, Марк почувствовал, что не в состоянии проглотить ни куска. Взгляд его снова устремился к печатным строчкам. В статье ни слова не говорилось о том, каким образом Глорию удалось заманить в пустующий дом, расположенный в квартале трущоб. Так что Марку нечего было опасаться.

Марк украдкой посмотрел на Снутворта, который стоял у другого конца стола. Лицо слуги, по обыкновению, было непроницаемым. Почему-то сегодня это действовало Марку на нервы. Ему казалось, Снутворт устроил своему подопечному нечто вроде проверки и теперь наблюдает за его реакцией. А Марк понятия не имел, как следует вести себя в подобной ситуации. В одном он не сомневался: открывая свои истинные чувства, он вряд ли поступит разумно.

— Кошмарный случай, — с деланым равнодушием бросил он, указав на газету.

Снутворт кивнул.

Молчание становилось тягостным.

Пристальный взгляд слуги так раздражал Марка, что он вновь уставился в газету.

— Хорошо еще, что Лили и ее друзья не получили серьезных увечий, — заметил он. — Здесь говорится, доктор Теофилус, очнувшись, смог оказать помощь остальным.

— Да, это очень отрадно.

— Этот взбесившийся сержант только слегка оглушил доктора дубинкой, — сообщил Марк.

— У доктора Теофилуса оказалась крепкая голова.

Марк скомкал газету, придвинул к себе поднос и откусил кусочек тоста. Показывать, что новость лишила его аппетита, было совершенно ни к чему.

Ему отчаянно хотелось, чтобы Снутворт оставил его одного, однако отослать слугу прочь он не решался. Нет, так не годится, сказал он себе. Этот тип слишком много о себе воображает. Пора указать ему его место. Хозяин не должен трепетать перед собственным слугой и, уж конечно, не должен в любой ситуации поступать по его указке.

— Снутворт, я ухожу.

— Как вам будет угодно, сэр.

— Вернусь через несколько часов, не раньше. Если в мое отсутствие возникнут какие-нибудь деловые вопросы, надеюсь, ты сумеешь их разрешить.

— Можете быть спокойны, сэр.

Стараясь не замечать выжидательного взгляда Снутворта, Марк смахнул с губ крошки и надел длинный сюртук. В такой теплый день сюртук вовсе не требовался, но Марк считал, что он придает ему значительности.

Внезапно до него дошло, чего ожидает Снутворт. Медленно подбирая слова, он произнес:

— Снутворт, если кто-нибудь… я имею в виду, какой-нибудь контролер… придет и станет спрашивать, не известны ли тебе какие-нибудь обстоятельства, связанные с этим делом… придется сказать, что ты ничего не знаешь… В точности как и я… Конечно, жаль, что мы ничем не можем помочь следствию, но…

— Но с этим ничего не поделаешь, сэр.

На душе у Марка было неспокойно, когда тяжелая дверь башни захлопнулась за его спиной. Он чувствовал, что снедающая его тревога растет с каждой минутой. Ноги сами несли его вперед, он не замечал снующих вокруг прохожих, многие из которых уважительно кланялись знаменитому астрологу. Он пытался разобраться в себе, пытался понять, что его мучит: страх или сознание собственной вины. Но все попытки оставались тщетными.

Ему не в чем себя упрекнуть, мысленно твердил Марк. Он не сделал ничего дурного. Однако при желании его поведение можно выставить… скажем так, в невыгодном свете. Последний разговор с Лили не оставлял в этом никаких сомнений.

Марк вздрогнул. В газетной статье сообщалось, что сержант Полдрон не выразил ни малейшего раскаяния в содеянном. Убийца не сомневался: жизнь Глории ничего не стоит.

Ровным счетом ничего.

Марк вскинул голову и огляделся по сторонам. Вокруг шумела Центральная площадь. Теперь он знал, куда ему идти. Пришло время нанести визит, который он откладывал непозволительно долго.

Улицы района Стрельца оказались узкими и запутанными. В этот жаркий летний день над ними носился запах гниющей воды из сточных канав и пота из гущи людской толпы. Марк морщил нос, однако упорно продолжал путь. Несмотря на то что последнее время жил в довольстве и роскоши, он не забыл запахи бедности, которыми было пронизано все его детство. Такое не забывается никогда.

Впереди он увидел дом, одна из стен которого сверкала даже при ярком свете дня. Приблизившись, Марк убедился, что это лавка, где продается стеклянная посуда. Снутворту часто приходилось здесь бывать, и он подробно описал хозяину, как именно выглядит магазин, где он приобретал необходимый Глории товар. Хозяйка, стоявшая в дверях, метнула на Марка любопытный взгляд, но он торопливо отвернул голову. Он догадался, женщина пытается определить, к какому разряду его отнести: потенциальных покупателей ее товара или потенциальных продавцов.

Нужный дом совсем рядом, сказал он себе. Там должен быть фонарь.

Вот и дверь, простая деревянная дверь, потемневшая от времени. Марк набрал в грудь побольше воздуха и коснулся ручки.

Дверь отворилась. Он вошел внутрь.

Уличная вонь не проникала в дом, но в ноздри Марку ударил сладковатый запах ладана. В солнечном свете, льющемся сквозь разноцветные витражные окна, Марк разглядел, что на полу тут и там возвышаются кучи тряпья. Судя по долетавшим оттуда вздохам и бормотанию, под этими лохмотьями спали люди. Несколько оборванных бродяг, теснившихся около огромного котла, повернулись к вошедшему, но тут же отвели глаза. Марк понял, что эти люди предпочитают избегать любых контактов с представителями отвергнувшего их мира.

Он беспомощно огляделся по сторонам, надеясь увидеть знакомое лицо. У него не было особого желания встречаться ни с доктором, ни тем более с Лодом. И все же он рассчитывал, что, перемолвившись с ними парой слов, обретет присутствие духа, столь необходимое ему для разговора с Лили.

Однако ни доктора, ни Лода, ни Лили в комнате не было. Скользнув взглядом в дальний угол, Марк содрогнулся всем телом. Там он увидел человека, который был ему хорошо знаком. Человека, которого, как он был уверен, ему не доведется увидеть никогда в жизни. Марк узнал графа Стелли в первое же мгновение, несмотря на то что наружность старого астролога претерпела разительные изменения. Граф всегда был худощав, но теперь ввалившиеся щеки и темные глазные впадины делали его похожим на ожившего мертвеца. Безжизненное выражение неподвижного лица увеличивало это сходство. Лохмотья, прикрывавшие иссохшее тело графа, имели такой же жалкий вид, как и одежда всех прочих обитателей ночлежки.

Равнодушный взгляд на мгновение задержался на Марке, и тому показалось, что в тусклых, выцветших глазах мелькнул слабый проблеск воспоминания. В следующее мгновение проблеск бесследно погас. Граф открыл беззубый рот, и какой-то человек, сидевший рядом, сунул туда ложку с похлебкой. Граф Стелли, величайший ученый муж Агоры, сомкнул бледные губы и проглотил похлебку, явно не чувствуя ее вкуса и даже не сознавая, что делает.

Потрясенный Марк опустился на ближайшую скамью. Человек, кормивший старика, обернулся. Марк разглядел лишь изборожденное морщинами лицо, которое обрамляли седеющие пряди сальных волос.

— Если вы ищете доктора или мисс Лили, сэр, то их нет, — пробормотал оборванец.

— А где же они? — растерянно спросил Марк.

— Отправились на процесс. Сегодня будут судить контролера, который похитил жизнь мисс Глории.

У Марка упало сердце. В газетной статье ничего не сообщалось о том, на какой день назначен процесс. Он знал, ему следует со всех ног бежать в суд, но что-то удерживало его на месте. Слабый запах рыбы, исходивший от похлебки, пробудил в его душе смутные, но болезненные воспоминания.

— А что случилось с графом? — сам того не ожидая, спросил Марк. — Он болен?

— Эта болезнь называется старостью, сэр, — ответил оборванец, поднося великому астрологу очередную ложку похлебки. — Все мы, и богатые и бедные, не минуем подобной участи. Конечно, кроме тех, кому суждено оставить этот мир в молодые годы. Говорят, граф долго сохранял ясность рассудка благодаря своим научным занятиям. А как оказался на улице, так сразу и сдал. Сами понимаете, сэр, бродячая жизнь и молодого способна быстро доконать. Что уж говорить о старике, который привык жить в довольстве.

Марк не сводил глаз с руки, державшей деревянную ложку. Грубая, морщинистая, но сильная рука. По непонятной причине Марку стало не по себе.

— А почему доктор разрешил ему остаться здесь? — спросил он. — Я слышал, граф лишил его наследства.

Оборванец опустил ложку в миску и задумчиво помешал похлебку.

— Не знаю, — вздохнул он. — Все эти дела насчет всяких там наследств для меня — темный лес. Но в любом случае это всего лишь слова в контракте, верно? В этом мире есть вещи поважнее слов. Родная кровь, например. Может статься, граф и поступил с доктором скверно. Но все равно они остаются дедом и внуком. И тут уж ничего не изменишь.

Марк нахмурился.

— Есть люди, для которых кровные связи не имеют большого значения, — заметил он.

— Мне доводилось об этом слышать, сэр.

Снова воцарилось молчание.

Марк встал, чувствуя, что больше не может оставаться в этом душном помещении, где воздух пропитан запахом немытых человеческих тел и ладана.

— А в какой судебной палате слушается дело? — осведомился он.

— В палате Солнца, в той, что расположена на границе районов Весов и Скорпиона. Там заседает самый высокий суд. Я думал, мне тоже придется туда тащиться и давать показания.

Марк в удивлении уставился на своего собеседника. Невозможно было определить, стар он или пребывает в расцвете лет. Он ощущал лишь, что человек этот по непонятным причинам внушает ему смутное беспокойство.

— Так вы свидетель? — спросил Марк.

Оборванец издал сдавленный смех.

— Нет, сэр. Я тот бедолага, которого они арестовали первым. Но выяснилось, в моих показаниях нет большой нужды. Преступник сам во всем сознался.

— Я… мне очень жаль, что вы… — смущенно пробормотал Марк.

Он не был готов к встрече с этим человеком. С человеком, жизнь которого представлялась ему сущим пустяком в сравнении с его собственной репутацией.

— Спасибо, сэр. Сейчас люди разучились сочувствовать. Особенно те, кому в этой жизни повезло. Всех прочих они считают жалкими букашками. Приятно, что вы не из их числа.

Марк рассеянно кивнул, пропуская слова оборванца мимо ушей. Заседание суда наверняка еще не окончилось, решил он. Ему необходимо отправиться в палату Солнца прямо сейчас. Если кто-нибудь из свидетелей упомянет, что он, Марк, имеет непосредственное отношение к смерти Глории, его карьере будет нанесен непоправимый урон.

Подобный поворот событий необходимо предотвратить. Предотвратить во что бы то ни стало.

К тому же Марк был не в силах больше смотреть в честные глаза человека, которого едва не обрек на гибель, и в тусклые, безжизненные глаза старого графа.

Марк, погруженный в тревожные размышления, быстро шагал по городу. Узкие грязные улицы и обшарпанные дома остались позади, сменившись однообразными длинными бараками, в которых жили контролеры. Потом впереди замаячили элегантные башни района Весов. На возвышенности, разделяющей два района, стояла судебная палата, здание в классическом стиле, имевшее до крайности грозный и суровый вид. Позолоченные статуи Справедливости и Правосудия и фрески, изображающие солнце, которое изливало свои лучи на мир, где царят закон и порядок, лишь усиливали это впечатление. У всякого, кто подходил к палате, перед мысленным взором возникал образ неумолимого судьи, выносящего строгий приговор. Марк невольно вздрогнул, проходя меж высоких колонн.

Зал заседаний был набит до отказа, но Марку удалось проскользнуть на галерею для публики, где тоже яблоку было негде упасть. Несомненно, нынешнее судебное заседание вызывало в городе огромный интерес. Наконец Марк, прокладывая себе путь локтями, сумел протиснуться в первые ряды.

Взглянув вниз, он увидел Полдрона, сидевшего на скамье подсудимых. Взгляд сержанта был устремлен в какую-то невидимую точку в пространстве. Руки его то и дело беспокойно прикасались к груди, словно он хотел поправить жетон контролера, носить который более не имел права, или разгладить складки темно-синей формы, которую заменила роба арестанта.

В противоположном конце зала Марк разглядел Лода, которого нетрудно было узнать по огненно-рыжей шевелюре. Рядом с ним виднелась какая-то хрупкая фигурка — по всей видимости, его младшая сестра, с которой Марк не был знаком. Поблизости сидел доктор Теофилус, оживленно беседовавший с синьором и синьорой Созино.

Создавалось впечатление, что все жители города, имевшие отношение к Дому милосердия, пришли сегодня в суд. Все, за исключением одного человека, который интересовал Марка сильнее всего. Сколько он ни шарил по залу глазами, ему не удалось найти Лили. Меж тем по рядам прокатился и тут же стих взволнованный шепот. Близился момент оглашения вердикта.

Председательствующий ударил молотком по столу, призывая собравшихся к молчанию.

Марк взглянул на него и оторопел от изумления. В кресле судьи восседал лорд Рутвен, еще более внушительный в кудрявом парике и черной мантии. Марк в недоумении уставился на лорда Верховного судью. По какой причине лорд Рутвен удостоил своим присутствием ничем не примечательный процесс, спрашивал он себя. Ведь речь идет всего-навсего о похищении жизни рядовой гражданки Агоры. Печальное событие, но ничего из ряда вон выходящего. Марк терялся в догадках. Тем временем лорд Рутвен поднялся, прочистил горло и произнес:

— Итак, суд выслушал показания всех свидетелей по данному делу. Мы располагаем также чистосердечным и добровольным признанием обвиняемого, который прежде состоял в рядах контролеров, призванных блюсти закон и порядок. Но даже контролер, совершивший преступление, не может избежать правосудия. В соответствии с законами Агоры суд вынес следующий вердикт. Так как обвиняемый похитил жизнь у особы, принадлежавшей к семейству мистера Лодейта и мисс Бенедикты, все права на его собственную жизнь отныне принадлежат им. Им необходимо решить, жить этому человеку или же умереть. В случае, если они сочтут возможным сохранить ему жизнь, они могут использовать его по собственному усмотрению.

В публике вновь поднялся гул, и лорд Рутвен ударил молотком по столу.

— Поименованные мистер Лодейт и мисс Бенедикта, узнав о предстоящем им решении, обратились к суду с просьбой, — продолжал Верховный судья, с особым значением выговаривая каждое слово. — Они просили позволения предоставить слово особе, которая не принадлежит к их семейству, но готова выразить их позицию поданному вопросу. Учитывая всю серьезность и деликатность рассматриваемого ныне дела, мы сочли возможным дать подобное позволение. Слово предоставляется мисс Лилит.

Лорд Рутвен сделал широкий жест и сел. Лод обнял сестру за плечи. Полдрон подался вперед, на лице его застыло презрительное выражение. Взволнованный ропот в публике усилился.

Все это Марк видел и не видел. Внимание его было приковано к тому возвышению прямо напротив судейского кресла, где обычно дают свои показания свидетели. Затаив дыхание, он наблюдал, как Лили поднялась на это возвышение и обвела глазам и зал. Она не сказала ни слова, но взгляд ее был так требователен, что шум мгновенно стих.

А потом она посмотрела наверх, на галерею, и увидела его.

На какую-то долю секунды глаза их встретились. Лили взглядом приказала ему оставаться на месте и слушать.

Марк, словно зачарованный, покорно опустился на скамью.

Лили заговорила.