Страхи мудреца. Книга 1

ГЛАВА 9 ВЕЖЛИВОСТЬ

Волосы у меня были еще влажные, когда я миновал короткий коридор и поднялся по лесенке на сцену пустого театра. В зале, как всегда, было темно, освещен был лишь огромный стол в форме полумесяца. Я остановился на краю освещенного пространства и стал вежливо ждать.

Ректор жестом подозвал меня, и я подошел к центру стола и протянул ему свой жребий. Потом отступил назад и остановился в круге чуть более яркого света между краями стола.

Девять магистров воззрились на меня. Мне хотелось бы сказать, что они выглядели грозно, точно вороны на ограде, или вроде того. Но хотя все они были в своих парадных одеяниях, они выглядели слишком разными, чтобы казаться единым целым.

А кроме того, я видел на их лицах признаки усталости. До меня только сейчас дошло, что, как ни ненавидят экзамены студенты, для магистров это тоже далеко не прогулка в саду.

— Квоут, сын Арлидена, — официально объявил ректор. — Ре'лар.

Он указал на правый конец стола.

— Магистр медицины!

Арвил пристально посмотрел на меня. В своих круглых очках он выглядел добрым дедушкой.

— Каковы медицинские свойства мхенки? — спросил он.

— Сильное обезболивающее, — начал я. — Вызывает сильную кататонию. Может действовать как слабительное…

Я замялся.

— Она обладает еще множеством сложных побочных действий. Перечислить их все?

Арвил покачал головой.

— В медику пришел пациент, жалующийся на боли в суставах и затрудненное дыхание. Он испытывает сухость во рту и утверждает, что чувствует сладковатый привкус. Жалуется на озноб, но на самом деле потеет и его лихорадит. Какой диагноз вы ему поставите?

Я набрал было воздуху, потом замялся.

— Магистр Арвил, ставить диагнозы в мои обязанности не входит. Я бы позвал кого-то из ваших эл'те.

Он улыбнулся мне, вокруг глаз разбежались морщинки.

— Верно, — сказал он. — Но, чисто в учебных целях, — как вы думаете, что с ним?

— А этот пациент — студент?

Арвил приподнял бровь.

— А как это влияет на цены на масло?

— Ну, если он работает в артной, это может быть литейная лихорадка, — сказал я. Арвил вскинул бровь, и я добавил: — В артной легко можно отравиться металлами. Такое случается редко, потому что обычно студенты хорошо подготовлены, но человек, работающий с раскаленной бронзой, всегда может вдохнуть смертельную дозу паров, если не будет осторожен.

Я видел, как кивает Килвин, и радовался: мне не пришлось сознаваться, что знаю я все это только потому, что сам словил литейную лихорадку не далее как месяц тому назад.

Арвил задумчиво хмыкнул, потом указал на другой конец стола.

— Магистр арифметики!

На левом конце стола сидел Брандье.

— Сколько пенни вы получите с таланта, при условии, что меняла берет четыре процента? — спросил он, не поднимая глаз от лежащих перед ним бумаг.

— Каких именно пенни, магистр Брандье?

Он поднял голову и нахмурился.

— Мы пока еще в Содружестве, если я правильно помню!

Я принялся считать в уме, основываясь на данных из тех книг, которые он выложил в архивах. Это были не те курсы обмена, которыми пользовались ростовщики, это были официальные курсы валют, которыми пользовались государства и финансисты, чтобы иметь возможность лгать друг другу на общей почве.

— В железных пенни — триста пятьдесят, — сказал я, потом добавил: — И еще один. С половиной.

Брандье оторвал взгляд от бумаг прежде, чем я успел договорить.

— Золото вашего компаса указывает на двести двадцать, платина — на сто двенадцать, а кобальт — на тридцать два. Где вы находитесь?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Ориентация по триметаллическому компасу требовала подробных карт и сложных тригонометрических расчетов. Обычно этим занимались только моряки и картографы, и для расчетов они пользовались готовыми подробными картами. Я и компас-то живьем видел всего два раза в жизни.

Либо этот вопрос обсуждался в одной из книг, которые Брандье выложил для подробного изучения, либо он был нарочно придуман затем, чтобы вставить палку мне в колесо. Поскольку Брандье с Хемме были друзьями, то скорее второе.

Я закрыл глаза, мысленно представил себе карту цивилизованного мира и постарался прикинуть, где это может быть.

— Тарбеан? — сказал я. — Или, может быть, где-то в Илле?

Я открыл глаза.

— Честно говоря, понятия не имею.

Брандье что-то пометил у себя в бумагах.

— Магистр имен! — сказал он, не поднимая головы.

Элодин ухмыльнулся мне ехидной, заговорщицкой улыбочкой, и меня внезапно охватил страх, что он сейчас всем расскажет о том, какую роль я сыграл в том, что мы натворили в комнатах Хемме нынче утром.

Но он всего лишь театрально вскинул три пальца.

— У вас на руках три пики, — сказал он, — а еще пять пик разыграно.

Он сложил пальцы домиком и серьезно уставился на меня.

— Сколько всего пик, а?

— Восемь пик, — ответил я.

Прочие магистры зашевелились. Арвил вздохнул. Килвин сник. Хемме с Брандье даже переглянулись и закатили глаза. Все вместе создали впечатление страдальческого долготерпения.

Элодин обвел их гневным взглядом.

— Что такое? — осведомился он, и в голосе его зазвенела сталь. — Вы хотите, чтобы я относился к этим песням и пляскам более серьезно? Вы хотите, чтобы я задавал ему вопросы, на которые может ответить лишь именователь?

Прочие магистры застыли. Им явно сделалось не по себе, они избегали встречаться с ним взглядом. Только Хемме посмотрел ему в глаза, открыто и злобно.

— Ну хорошо, — сказал Элодин, снова оборачиваясь ко мне.

Глаза у него потемнели, и голос обрел странную звучность.

Он звучал не так уж громко, но когда Элодин говорил, казалось, будто его голос заполняет собой весь зал. Другим звукам не оставалось места.

— Куда уходит луна, — мрачно спросил Элодин, — когда она исчезает с нашего небосвода?

Когда он умолк, в зале сделалось неестественно тихо. Словно его голос оставил дыру в мироздании.

Я выждал, чтобы понять, весь ли это вопрос. И признался:

— Понятия не имею.

После голоса Элодина мой казался довольно тонким и слабым.

Элодин пожал плечами и любезно указал через стол.

— Магистр симпатической магии.

Элкса Дал был единственным, кто явно чувствовал себя комфортно в парадной мантии. Своей черной бородой и узким лицом он, как всегда, напомнил мне злого колдуна, персонажа ряда дурных атуранских пьес. На меня он взглянул сочувственно.

— Что вы можете сказать о связывании в случае линейного фульманического притяжения?

Я бойко отбарабанил нужные формулы.

Он кивнул.

— Каково расстояние непреодолимого затухания для железа?

— Восемь километров двести метров, — ответил я. Это был ответ из учебника, хотя насчет «непреодолимого» я мог бы поспорить. Разумеется, перемещение сколь-либо значимого количества энергии на расстояние более тринадцати километров было статистически невозможным, однако использовать симпатию для определения наличия предмета или вещества можно на значительно больших расстояниях.

— У вас есть унция кипящей воды. Сколько теплоты потребуется, чтобы она выкипела досуха?

Я порылся в памяти, припоминая таблицы испарения, с которыми работал в артной.

— Сто восемьдесят таумов, — ответил я куда увереннее, чем чувствовал себя на самом деле.

— Меня все устраивает, — сказал Дал. — Магистр алхимии!

Мандраг отмахнулся пятнистой рукой.

— У меня вопросов нет.

— Он здорово разбирается в картах! — подсказал Элодин.

Мандраг сурово посмотрел на Элодина.

— Магистр архивов!

Лоррен посмотрел на меня. Его длинное лицо осталось бесстрастным.

— Каковы правила посещения архивов?

Я вспыхнул и опустил глаза.

— Ходить тихо, — начал я. — С уважением относиться к книгам. Повиноваться хранистам. Не пить. Не есть… — я сглотнул. — И не вносить огня.

Лоррен кивнул. Ничто в его тоне или поведении не выражало неодобрения, но от этого было только хуже. Он скользнул взглядом вдоль стола.

— Магистр артефактов.

Я выругался про себя. За последний оборот я прочитал все шесть книг, которые магистр Лоррен выложил для ознакомления ре'ларов. На одно только «Железо и пламя: Атур и империя» Фелтеми Рейса у меня ушло добрых десять часов! Мало о чем я мечтал больше, чем о допуске в архивы, и я отчаянно надеялся произвести впечатление на магистра Лоррена, ответив на любые вопросы, какие он мог задать…

Но тут уж ничего не поделаешь. Я обернулся к Килвину.

— Фульманическое осаждение меди! — буркнул себе в бороду огромный магистр, смахивающий на медведя.

Я изложил по пунктам. Оно мне потребовалось, когда я делал расчеты для трюмных ламп.

— Коэффициент проводимости иридия.

Коэффициент проводимости иридия мне был необходим для зарядки излучателей ламп. Что, Килвин нарочно подбрасывает мне самые простые вопросы? Я дал ответ.

— Хорошо, — прогудел Килвин. — Магистр риторики!

Я перевел дух и обернулся к Хемме. Я даже прочел целых три его книги, хотя питал глубочайшее отвращение ко всякой риторике и прочей бесполезной философии.

Ну, ничего, я сумею на пару минут засунуть свое отвращение куда подальше и сыграть хорошего, послушного студента. Я из эдема руэ, мне не привыкать к лицедейству!

Хемме уставился на меня исподлобья, его круглое лицо багровело, точно гневная луна.

— Это вы подожгли мою квартиру, наглый плут?

Этот прямолинейный вопрос застал меня врасплох. Я был готов к самым заковыристым вопросам, к коварным вопросам, к вопросам, которые всегда можно вывернуть так, чтобы любой мой ответ казался неверным.

Но это брошенное в лицо обвинение выбило меня из колеи. А слово «плут» я особенно ненавижу. Буря чувств поднялась в моей душе, и я ощутил во рту привкус коринки. Все еще обдумывая, как будет лучше ответить на этот вопрос, я вдруг обнаружил, что уже говорю.

— Квартиру вашу я не поджигал, — честно ответил я. — Но с удовольствием поджег бы. И хорошо бы, чтобы вы были внутри и крепко спали.

Лицо Хемме из грозного сделалось ошарашенным.

— Ре'лар Квоут! — рявкнул ректор. — Не забывайте о вежливости, или я лично предъявлю вам обвинение в неподобающем поведении!

Привкус коринки исчез так же стремительно, как появился. Голова у меня слегка кружилась, я вспотел от страха и смущения.

— Приношу свои извинения, господин ректор, — поспешно ответил я, глядя в пол. — Я говорил под влиянием гнева. Слово «плут» в моем народе считается особенно оскорбительным. Оно звучит как насмешка над хладнокровным истреблением тысяч эдема руэ.

Ректор заинтересованно нахмурился.

— Должен признаться, что этимология этого слова мне неизвестна… — задумчиво произнес он. — Пожалуй, это и будет моим вопросом.

— Постойте, — перебил его Хемме, — я еще не закончил!

— Нет, вы закончили! — отрезал ректор. — Вы ничем не лучше этого мальчишки, Джейсом, но ему простительно, а вам нет. Вы продемонстрировали неспособность вести себя как профессионал, так что замкните уста и радуйтесь, что я не требую вынести вам официальный выговор.

Хемме побелел от гнева, но промолчал.

Ректор обернулся ко мне.

— Магистр языков! — официально представился он. — Ре'лар Квоут, расскажите нам об этимологии слова «плут».

— Оно восходит ко временам чисток, устроенных императором Алькионом, — ответил я. — Император издал указ, гласящий, что любые «путешествующие лицедеи», скитающиеся по дорогам, подлежат штрафу, заточению и высылке без суда. Термин «путешествующий лицедей» позднее сократился до «плут» путем метаплазмической энклитизации.

Ректор приподнял бровь.

— В самом деле?

Я кивнул.

— Кроме того, полагаю, возникла ложная этимология, связывающая это слово с выражением «плутать по дорогам».

Ректор торжественно кивнул.

— Благодарю вас, ре'лар Квоут. Присядьте, пока мы совещаемся.