ГЛАВА 50 В ПОГОНЮ ЗА ВЕТРОМ

Свой экзаменационный жребий я отдал Феле, пожелав, чтобы он принес ей удачу. На том и закончилась зимняя четверть.

Три четверти того, из чего состояла моя жизнь, внезапно испарилось. Не нужно было больше посещать занятия, не нужно дежурить в медике. Я теперь не имел права получать материалы в хранении, пользоваться инструментами в артной, посещать архивы.

Поначалу было не так уж плохо. Наступили зимние празднества, мне было чем отвлечься, и теперь, когда мне не было нужды тревожиться о работе и учебе, я мог свободно резвиться в компании друзей.

Но потом началась весенняя четверть. Друзья мои никуда не делись, но они были заняты учебой. И я стал все чаще и чаще наведываться за реку. Денна по-прежнему не показывалась, однако Деоч и Станчион были всегда рады выпить за компанию и поболтать о том о сем.

Трепе тоже был здесь, и, хотя он время от времени принимался уговаривать меня отобедать у него в доме, я чувствовал, что предлагает он это не от души. Здешнему народу суд тоже пришелся не по нраву, и слухи о нем ходили до сих пор. Я видел, что мне еще долго не будут рады ни в одном респектабельном обществе — если меня там теперь вообще когда-нибудь примут.

Я подумывал о том, чтобы уехать из Университета. Я понимал, что люди скорее забудут о суде, если я не буду ошиваться на виду. Но куда же мне деваться? Единственное, что приходило мне в голову, — это отправиться в Илл в тщетной надежде отыскать Денну. Но я понимал, что это глупо.

Поскольку мне не было нужды сберегать деньги для того, чтобы уплатить за обучение, я отправился расплатиться с Деви. Но ее не оказалось дома — впервые за все то время, что я был с ней знаком. В следующие несколько дней я беспокоился все сильнее. Я даже сунул ей под дверь несколько записок с извинениями, пока не узнал от Молы, что Деви уехала отдохнуть и скоро должна вернуться.

* * *

Дни шли за днями. Пока я бездельничал, зима потихоньку отступала от Университета. Оттаивали оконные стекла, затянутые инеем, оседали сугробы, на деревьях проклевывались первые почки. Наконец Симмон впервые углядел под развевающейся юбкой голые ноги и официально объявил о приходе весны.

Однажды, когда я сидел и пил медеглин в компании Станчиона, в «Эолиан» ворвался Трепе. Его буквально распирало от возбуждения. Он утащил меня за столик в укромном уголке на втором ярусе, готовый лопнуть от новостей, которые он принес.

Трепе облокотился на стол.

— Поскольку нам не удалось найти тебе покровителя в здешних краях, я раскинул сети пошире. Конечно, иметь покровителя по соседству удобно. Но, если ты пользуешься поддержкой влиятельного аристократа, не так уж важно, где именно он живет.

Я кивнул. Моя труппа, пользуясь покровительством лорда Грейфеллоу, странствовала по всему свету.

Трепе ухмыльнулся.

— Ты бывал когда-нибудь в Винтасе?

— Может, и бывал, — сказал я. Видя его изумленное лицо, я пояснил: — Я много путешествовал в детстве. И не помню, забирались ли мы так далеко на восток.

Он кивнул.

— Знаешь, кто такой маэр Алверон?

Я это знал, но видел, что Трепе не терпится самому рассказать мне об этом.

— Вроде бы припоминаю… — туманно ответил я.

Трепе ухмыльнулся.

— Знаешь такое выражение «Богат, как винтийский король»?

Я кивнул.

— Так вот, это про него. Его пращуры и впрямь были королями Винтаса до того, как империя вломилась туда и навязала им железный закон и «Книгу о пути». И если бы не неудачное стечение обстоятельств десяток поколений тому назад, именно Алвероны, а не Калантисы были бы нынче правящим домом Винтаса и мой приятель маэр был бы теперь королем.

— Ваш приятель? — почтительно переспросил я. — Вы в дружбе с маэром Алвероном?

Трепе сделал неопределенный жест.

— Ну, насчет «приятеля» я, пожалуй, загнул, — признался он. — Мы несколько лет состояли в переписке, обменивались новостями с разных концов света, оказали друг другу пару услуг. Вернее будет сказать, что мы просто знакомые.

— Впечатляющее знакомство, однако. Что он за человек?

— Письма его выглядят вполне любезными. Ничуть не надменные, хотя он — куда более высокопоставленная особа, чем я, — скромно ответил Трепе. — Видишь ли, он ведь практически король, ему только титула да короны недостает. Во время возникновения Винтаса его семья отказалась уступить хотя бы малую толику своих полномочий. А это означает, что маэр имеет власть делать почти все то же, что и сам король Родерик: даровать титулы, собирать войско, чеканить монету, взимать налоги…

Трепе тряхнул головой.

— Ах, что же это я! Забыл, к чему все это, — сказал он и принялся рыться по карманам. — Вчера я получил от него письмо.

Он достал листок бумаги, откашлялся и прочел:

— «Я знаю, что у вас там по колено поэтов и музыкантов, а мне как раз нужен молодой человек, хорошо владеющий словом. Тут, в Северене, я никак не могу найти никого, кто бы меня устроил. И, разумеется, мне нужен лучший из лучших.

Главное, чтобы этот человек владел словом, неплохо также, чтобы он играл на каком-нибудь инструменте. Помимо этого, мне требуется, чтобы он был неглуп, имел хорошо подвешенный язык, был учтив, образован и умел молчать. Думаю, прочтя этот список, вы поняли, отчего я не сумел отыскать такого человека. Так что, если вам знаком юноша столь редкостных качеств, порекомендуйте ему обратиться ко мне.

Я бы вам объяснил, для чего он мне потребовался, но это дело приватного свойства…»

Трепе пробежал письмо глазами.

— Ну, там еще много всего. Затем он пишет: «Что же до вышеупомянутого дела, такой человек требуется мне срочно. Если в Имре такого не найдется, прошу вас сообщить мне почтой. Если же вы отправите ко мне того, кто мне нужен, скажите ему, чтобы поторапливался».

Трепе пробежал письмо до конца, беззвучно шевеля губами.

— Ну и все, собственно, — сказал он наконец и сунул письмо в карман. — Что ты на это скажешь?

— Я вам чрезвычайно…

— Знаю, знаю! — нетерпеливо отмахнулся он. — Ты крайне польщен и так далее. Все это можно опустить.

Он с серьезным видом подался ко мне.

— Ну как, поедешь? Позволит ли твоя учеба, — он небрежно махнул рукой на запад, в сторону Университета, — отлучиться на несколько месяцев?

Я прокашлялся.

— По правде говоря, я подумывал о том, чтобы съездить поучиться где-нибудь за границей…

Граф расплылся в улыбке и хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.

— Чудесно! — расхохотался он. — Я-то думал, мне придется выковыривать тебя из Университета, как пенни из кулака мертвого шима! Это замечательный шанс, ты же понимаешь. Такой шанс выпадает раз в жизни!

Он лукаво подмигнул мне.

— К тому же такому юноше, как ты, трудновато будет отыскать лучшего покровителя, чем человек, который богаче самого винтийского короля!

— Ну да, пожалуй, это правда, — признал я вслух. А про себя подумал: «Кто лучше его поможет мне отыскать сведения об амир?»

— Это не просто правда, это истина! — хмыкнул Трепе. — Так когда ты сможешь выехать?

Я пожал плечами.

— Завтра?

Трепе вскинул бровь.

— Я смотрю, ты времени даром не теряешь!

— Ну, он же пишет, что это срочно. Лучше уж приехать раньше, чем опоздать.

— Верно, верно.

Он достал из кармана серебряные пружинные часы, взглянул на них и со вздохом защелкнул.

— Что ж, придется нынче ночью вместо сна потратить время на составление рекомендательного письма для тебя!

Я посмотрел в окно.

— Так ведь еще даже не стемнело, — сказал я. — Сколько же времени вы собираетесь его писать?

— Цыц! — сердито сказал он. — Я пишу медленно, тем более когда письмо предназначается такой важной персоне, как маэр. К тому же мне придется рассказать о тебе, а это само по себе дело непростое.

— Так давайте я вам помогу! — предложил я. — Стоит ли недосыпать из-за меня?

Я улыбнулся.

— К тому же если я в чем-нибудь и разбираюсь, так это в своих неисчислимых достоинствах!

* * *

На следующий день я поспешно простился со всеми, кого знал в Университете. Вилем и Симмон от души пожали мне руки, Аури весело помахала мне вслед.

Килвин что-то буркнул, не прекращая выводить руны, и велел мне, пока я буду в отъезде, записывать любые идеи касательно вечно горящей лампы, какие могут прийти мне в голову. Арвил смерил меня долгим пронзительным взглядом сквозь очки и сказал, что, когда я вернусь, место в медике будет меня ждать.

После сдержанной реакции прочих магистров Элкса Дал внес приятное разнообразие. Он рассмеялся и признался, что немного завидует моей свободе. Посоветовал мне пользоваться на всю катушку любой головокружительной возможностью, какие мне представятся. И сказал, что если уж тысячи километров будет недостаточно для того, чтобы сохранить в тайне мои выходки, тогда тут ничто не поможет.

Отыскать Элодина мне так и не удалось. Я ограничился тем, что сунул записку под дверь его кабинета. Хотя, поскольку он, кажется, никогда им не пользовался, могло миновать несколько месяцев, прежде чем он ее обнаружит.

Я купил себе новый дорожный мешок и еще кое-что из тех вещей, которые всегда должны быть под рукой у симпатиста: воск, веревку и проволоку, крючковую иглу и жилы. Одежду укладывать долго не пришлось, у меня ее было немного.

Собирая мешок, я мало-помалу осознал, что всего с собой забрать не смогу. Это стало набольшим потрясением. Я за много лет привык, что все свое могу унести с собой, причем еще одна рука останется свободной.

Но с тех пор, как я поселился в этой комнатенке в мансарде, у меня начали скапливаться всякие мелочи и недоделанные проекты. У меня теперь было аж целых два одеяла. Несколько страниц конспектов, круглый кусок жести, наполовину исписанный рунами, из артной, сломанные пружинные часы, которые я разобрал, чтобы проверить, сумею ли их собрать.

Я собрал мешок, все остальное сложил в сундучок, стоявший в ногах кровати. Несколько подержанных инструментов, кусок разбитой грифельной доски, который я использовал для вычислений, деревянная шкатулочка с пригоршней мелких сокровищ, что дарила мне Аури…

Потом я спустился вниз и спросил у Анкера, не согласится ли он подержать мое имущество в подвале до моего возвращения. Анкер стыдливо признался, что до тех пор, как я поселился в мансарде, эта крохотная комнатушка со скошенным потолком годами пустовала и использовалась вместо кладовки. Так что он готов был оставить ее за мной, при условии, что я обещаю после возвращения снова поселиться в ней и играть у него в трактире. Я с радостью согласился и, вскинув на плечо футляр с лютней, направился к двери.

* * *

Я не особенно удивился, повстречав на Каменном мосту Элодина. В те дни меня мало что могло удивить в магистре имен. Он сидел на каменном парапете моста, высотой по пояс, и болтал босыми ногами над тридцатиметровой пропастью внизу.

— Привет, Квоут! — сказал он, не отводя глаз от бурлящей воды.

— Здравствуйте, магистр Элодин, — сказал я. — Боюсь, мне придется на пару четвертей уехать из Университета.

— Что, неужто вы и вправду боитесь?

Я заметил в его спокойном звучном голосе легкий призвук насмешки.

Не сразу я сообразил, о чем он.

— Это просто фигура речи.

— Такие фигуры в нашем языке подобны портретам имен. Расплывчатых, слабых — но все-таки имен. Будьте с ними поаккуратнее.

Он поднял на меня глаза.

— Присаживайтесь, посидите со мной.

Я начал было отнекиваться, потом остановился. Все-таки это он сделал меня ре'ларом… Я положил на плоские каменные плиты свою лютню и дорожный мешок. Мальчишеское лицо Элодина озарилось улыбкой, и он гостеприимно похлопал по каменному парапету, предлагая мне сесть рядом.

Я с легкой тревогой посмотрел вниз.

— Знаете, магистр Элодин, я лучше не буду…

Он посмотрел на меня укоризненно.

— Осторожность приличествует арканисту. Именователю подобает уверенность в себе. Трусость не к лицу ни тому ни другому. И вам она не к лицу.

Он снова похлопал по камню, уже решительнее.

Я осторожно влез на парапет и свесил ноги за край моста. Вид отсюда был впечатляющий, сердце у меня радостно забилось.

— Ветер видите?

Я пригляделся. На миг мне показалось, как будто… Нет, ничего. Я покачал головой.

Элодин как ни в чем не бывало пожал плечами, хотя я уловил легкое разочарование.

— Это хорошее место для именователя. Объясните почему.

Я огляделся.

— Вольный ветер, могучая вода, древний камень…

— Хороший ответ, — я услышал в его голосе неподдельное удовольствие. — Но есть и еще одна причина. Камень, вода, ветер — все это есть и в других местах. А чем это место отличается от прочих?

Я поразмыслил, огляделся и покачал головой.

— Не знаю.

— Тоже хороший ответ. Запомните его.

Я ожидал продолжения. Видя, что Элодин молчит, я спросил:

— Так почему же это хорошее место?

Он долго-долго смотрел на воду и наконец ответил:

— Это край. Грань. Высокое место, откуда можно упасть. На грани все видно куда отчетливей. Опасность пробуждает спящий разум. Многое становится ясно. Видеть — это неотъемлемая часть того, чтобы быть именователем.

— А если я упаду? — спросил я.

— Упадете так упадете, — пожал плечами Элодин. — Иногда падение тоже позволяет многому научиться. Во сне ведь часто падаешь перед тем, как проснуться.

Некоторое время мы оба молчали, погрузившись в свои мысли. Я зажмурился, пытаясь расслышать имя ветра. Я слышал шум воды внизу, чувствовал шершавый камень под своими ладонями. Нет, ничего…

— Знаете, как прежде говорили, когда студент на четверть уезжал из Университета? — спросил Элодин.

Я покачал головой.

— Это называлось «отправиться в погоню за ветром», — хихикнул он.

— Да, я слышал это выражение.

— Да? И как вы его понимаете?

Я задумался, подбирая слова.

— Ну, это что-то такое легкомысленное. Идти куда глаза глядят, не зная зачем.

Элодин кивнул.

— Да, большинство студентов уезжают из легкомыслия, с легкомысленными намерениями.

Он наклонился вперед, чтобы посмотреть прямо вниз, в бушующую внизу реку.

— Но прежде оно означало другое.

— Правда?

— Правда.

Он снова выпрямился.

— Когда-то, давным-давно, когда все студенты стремились сделаться именователями, все было иначе.

Он облизнул палец и подставил его ветру.

— Имя, которое прежде всего советовали отыскать начинающим именователям, было имя ветра. Когда они его находили, их спящий разум пробуждался, и отыскивать прочие имена было уже проще. Однако некоторым студентам имя ветра все никак не давалось. Тут было слишком мало граней, слишком мало риска. И они уезжали прочь, в дикие, невежественные края. Искали удачи, приключений, охотились за тайнами и сокровищами…

Он взглянул на меня.

— Однако на самом деле они искали имя ветра.

Разговор на время прервался: на мосту появился посторонний. Это был остролицый темноволосый человек. Он смотрел на нас краем глаза, не поворачивая головы, и, когда он проходил мимо, я старался не думать о том, как легко ему было бы столкнуть меня с моста.

Потом посторонний миновал нас. Элодин устало вздохнул и продолжал:

— С тех пор все переменилось. Теперь граней вокруг даже меньше, чем прежде. Мир сделался не столь дик. Вокруг меньше магии, меньше тайн, и лишь малая горстка людей знает имя ветра.

— А вы его знаете, да? — спросил я.

Элодин кивнул.

— Оно разное в разных местах, но я умею слушать и улавливать его изменчивую природу.

Он расхохотался и хлопнул меня по плечу.

— Ступайте, ступайте в погоню за ветром! И не бойтесь рисковать.

Он улыбнулся.

— В разумных пределах.

Я перекинул ноги через толстый парапет, спрыгнул на мост, снова вскинул на плечо лютню и дорожный мешок. Но, когда я направился в сторону Имре, Элодин окликнул меня:

— Квоут!

Я обернулся и увидел, что Элодин снова наклонился вниз с моста. Он ухмыльнулся, как мальчишка-школьник.

— Сплюнь на удачу!

* * *

Деви отворила мне дверь и изумленно раскрыла глаза.

— Боже милостивый! — воскликнула она, театрально прижимая к груди листок бумаги. Я узнал в нем одну из тех записок, что совал ей под дверь. — Да это же мой тайный обожатель!

— Я просто хотел вернуть долг, — сказал я. — Я к тебе четыре раза заходил.

— Ничего, прогулки тебе полезны! — сказала она весело, без тени сочувствия, жестом пригласила меня внутрь и заперла за мной дверь. В комнате чем-то воняло.

Я принюхался.

— Это что?

— Должна была быть груша, — ответила она с грустным видом.

Я положил футляр с лютней и дорожный мешок и сел за стол. Невзирая на то, что я явился сюда с наилучшими намерениями, мои глаза поневоле притягивал обугленный кружок на столе.

Деви тряхнула своими рыжеватыми волосами и перехватила мой взгляд.

— Хочешь заново помериться силами? — слегка улыбнулась она. — Я тебя все равно одолею, даже с грэмом. Да что там, я тебя одолею, даже не просыпаясь!

— Это, конечно, было бы любопытно, — сказал я. — Но сейчас я по делу.

— Ладно, — сказала она. — Ты в самом деле хочешь расплатиться полностью? Ты наконец-то нашел себе покровителя?

Я покачал головой.

— Но мне представилась замечательная возможность. Шанс найти действительно прекрасного покровителя.

Я помолчал.

— В Винтасе.

Деви вскинула бровь.

— Винтас — это далеко, — многозначительно заметила она. — Хорошо, что ты зашел ко мне вернуть долг, прежде чем удрать на край света. Кто тебя знает, когда ты вернешься.

— Это верно, — сказал я. — Но, как бы то ни было, у меня странная ситуация с финансами…

Я не успел договорить, как Деви решительно замотала головой.

— Нет, нет и нет! Ты уже и так должен мне девять талантов. И я не собираюсь одалживать тебе еще больше денег в тот день, когда ты уезжаешь из города.

Я вскинул руки.

— Да нет, ты не поняла! — возразил я. Я открыл кошелек и вытряхнул на стол таланты и йоты. Вместе с ними на стол выпало колечко Денны, и я поймал его прежде, чем оно скатилось на пол.

Я указал на горку монет. Там было чуть больше тринадцати талантов.

— Это все деньги, что у меня есть вообще, — сказал я. — На них мне надо добраться до Северена, причем как можно быстрее. Полторы тысячи километров с лишним. Это значит как минимум одна поездка на корабле. Еда. Ночлег. Проезд в почтовой карете или на почтовых лошадях.

Перечисляя все это, я сдвигал соответствующую сумму денег с одного края стола на другой.

— Когда я наконец доберусь до Северена, мне потребуется купить себе одежду, в которой можно было бы показаться при дворе, не выглядя оборванным музыкантом, как сейчас.

Я отодвинул еще несколько монет.

И указал на оставшиеся жалкие монетки.

— В общем и целом мне не хватает денег, чтобы с тобой рассчитаться!

Деви смотрела на меня, сложив пальцы домиком.

— Понятно, — серьезно сказала она. — Значит, нам придется найти для тебя какой-то другой способ рассчитаться с долгом.

— Я вот что думаю, — сказал я. — Я могу оставить тебе залог до моего возвращения.

Она бросила взгляд на узкий темный силуэт моего футляра с лютней.

— Нет, не лютню, — поспешно сказал я. — Лютня мне понадобится.

— А что же тогда? — спросила Деви. — Ты же всегда говорил, что тебе нечего дать в залог.

— Кое-что у меня все-таки есть, — сказал я, порылся в мешке и достал книгу.

Глаза у Деви вспыхнули. Потом она прочла заглавие на корешке.

— «Риторика и логика»?

Она скривилась.

— Я и сам так думаю, — сказал я. — Но кое-чего она все же стоит. Особенно для меня. И еще…

Я полез в карман плаща и достал свою ручную лампу.

— У меня есть вот это. Симпатическая лампа моей собственной конструкции. Фокусирующийся луч и выключатель с регулировкой яркости.

Деви взяла лампу со стола и кивнула, отвечая собственным мыслям.

— Это я помню, — сказала она. — Но ты же раньше говорил, что не можешь с нею расстаться, потому что обещал это Килвину. Что-то изменилось?

Я улыбнулся широкой улыбкой, на две трети лживой.

— Собственно, из-за этого обещания лампа и представляет собой идеальный залог, — сказал я. — Если ты придешь с этой лампой к Килвину, я уверен, что он щедро заплатит, лишь бы она не попала в… — я кашлянул, — в сомнительные руки.

Деви небрежно щелкнула выключателем, прибавила свет от минимума до максимума, потом снова убавила его до минимума.

— Я так понимаю, это и есть твое условие? Чтобы я вернула ее Килвину?

— Как хорошо ты меня знаешь! — сказал я. — Это даже как-то смущает.

Деви поставила лампу на стол рядом с книгой и медленно выдохнула через нос.

— Книга, которая представляет ценность только для тебя, — сказала она. — И лампа, которая представляет ценность только для Килвина…

Она покачала головой.

— Не особо привлекательное предложение.

Я скрепя сердце отстегнул с плеча свои талантовые дудочки и подвинул их к ней.

— Они серебряные, — сказал я. — И добыть их не так просто. Кроме того, благодаря им ты сможешь бесплатно ходить в «Эолиан».

— Да знаю я, что это такое.

Деви взяла дудочки в руки и пристально оглядела их. Потом указала на меня.

— У тебя еще кольцо было.

Я застыл.

— Оно не мое, я не могу его отдать.

Деви расхохоталась.

— Ну, лежит-то оно у тебя в кармане, верно?

Она щелкнула пальцами.

— Ладно тебе! Покажи.

Я достал кольцо из кармана, но в руки ей не дал.

— Я многое пережил ради него, — сказал я. — Это кольцо, которое Амброз отобрал у моей подруги. И я жду только случая вернуть его ей.

Деви молча сидела с протянутой рукой. Наконец я положил кольцо ей на ладонь.

Она поднесла его к лампе и наклонилась поближе. Один глаз на ее эльфячьем личике сощурился.

— Камушек хороший, — одобрительно заметила она.

— Оправу недавно меняли, — упавшим голосом сказал я.

Деви аккуратно положила кольцо на книгу рядом с моими дудочками и лампой.

— Вот мои условия, — сказала она. — Я оставлю все это у себя в качестве залога за твой нынешний долг в девять талантов. Залог будет храниться у меня в течение года.

— Год и один день! — уточнил я.

Она улыбнулась краешком губ.

— Сказки любишь? Ну, хорошо. Таким образом, уплата долга откладывается на год и один день. Если к этому времени ты со мной не расплатишься, эти вещи переходят ко мне, и мы в расчете.

Тут она хитро улыбнулась мне.

— Хотя, возможно, я соглашусь возвратить их в обмен на определенные сведения.

Я услышал вдали звон колокола на часовой башне и тяжко вздохнул. У меня не было времени торговаться. Я уже опаздывал на встречу с Трепе.

— Ладно, идет, — раздраженно сказал я. — Но смотри, храни это кольцо в надежном месте. И не смей его носить, пока не минует срок!

Деви нахмурилась.

— Да ты…

— Это обсуждению не подлежит, — серьезно сказал я. — Это кольцо моей подруги. Оно ей дорого. Я не хочу, чтобы она видела его на чужой руке. Тем более после всего, через что мне пришлось пройти, чтобы отобрать его у Амброза.

Деви ничего не сказала. Ее эльфячье личико сделалось угрюмым. Я состроил не менее угрюмую мину и посмотрел ей в глаза. Когда надо, я могу выглядеть очень суровым.

Пауза все тянулась и тянулась.

— Ладно, идет! — сказала она наконец.

Мы ударили по рукам.

— Год и один день! — сказал я.

Загрузка...