Вечером, когда я вернулся к Анкеру, записки от Денны там не оказалось. И поутру тоже. Я гадал, отнес ли ей мальчишка мое послание, или он на все плюнул, или уронил письмо в воду, или съел его.
На следующее утро я решил, что настроение у меня слишком хорошее, чтобы портить его, присутствуя при неизбежном безумии занятий Элодина. Поэтому я вскинул на плечо лютню и отправился за реку, искать Денну. Мне потребовалось больше времени, чем я рассчитывал, но все равно не терпелось увидеть ее лицо, когда я верну ей колечко.
Я вошел в ювелирную лавку и улыбнулся человечку, стоявшему за стеклянным прилавком.
— Ну что, кольцо готово?
Он нахмурил лоб.
— Я… я… прошу прощения, сударь?
Я вздохнул, порылся в кармане и наконец вытащил клочок бумаги.
Ювелир взглянул на него, и лицо его озарилось пониманием.
— Ах да! Конечно, конечно. Минуточку.
И шмыгнул в дверь в глубине лавки.
Я немного расслабился. Это была уже третья лавка, куда я зашел. В двух других разговор вышел куда менее приятный.
Человечек выбежал из задней комнаты.
— Прошу вас, сударь!
Он протянул мне кольцо.
— Снова целехонько, как яблочко! И камушек славный, если можно так выразиться.
Я поднял кольцо к свету. Да, это было колечко Денны.
— Отличная работа, — сказал я.
Он улыбнулся в ответ.
— Благодарю вас, сударь. За всю работу — сорок пять пенни.
Я украдкой вздохнул про себя. Ну да, если бы Амброз еще и оплатил работу авансом — это было бы слишком большой удачей… Я посчитал в уме и выложил на стеклянную поверхность прилавка талант и шесть йот. При этом я обратил внимание, что прилавок, служивший одновременно витриной, имеет маслянистую поверхность — это было стекло удвоенной прочности. Я провел по нему рукой, мимоходом подумав, не я ли изготовил его в артной.
Когда ювелир забрал монеты, на глаза мне попалось кое-что еще. Вещица на витрине.
— Вам приглянулась какая-нибудь безделушка? — вкрадчиво спросил ювелир.
Я указал на ожерелье в центре витрины.
— У вас отменный вкус, — заметил ювелир, доставая ключ и отпирая панель в задней части прилавка. — Совершенно исключительная вещь. Мало того что оправа весьма элегантна, так еще и сам камень на редкость хорош. Нечасто встретишь изумруд такого качества и при этом каплевидной огранки.
— Ваша работа? — спросил я.
Ювелир испустил тяжкий вздох.
— Увы, не могу похвастаться таким успехом. Его принесла молодая дама несколько оборотов тому назад. Похоже, деньги ей были нужнее украшения, и мы с ней договорились.
— А сколько бы вы за него хотели? — спросил я так небрежно, как только мог.
Он назвал сумму. Это были безумные деньги. Больше, чем я когда-либо видел одновременно. На такую сумму женщина спокойно могла бы прожить в Имре в течение нескольких лет. Достаточно, чтобы купить хорошую новую арфу. Достаточно, чтобы купить лютню из чистого серебра. Или, скажем, футляр для такой лютни.
Ювелир снова вздохнул и покачал головой, скорбя о несовершенстве мира.
— Жаль, жаль, — сказал он. — Кто знает, что побуждает юных дам идти на такие жертвы?
Потом он поднял голову, улыбнулся, вытащил каплевидный изумруд на свет и посмотрел на меня выжидающе.
— И тем не менее ее убыток — ваша прибыль!
Поскольку Денна упоминала в записке «Быка и бочонок», я решил начать поиски именно оттуда. Футляр с лютней казался мне куда тяжелее теперь, когда я знал, чем она пожертвовала, чтобы за него заплатить. И тем не менее за добро платят добром, и я надеялся, что, вернув кольцо, хотя бы отчасти с ней расквитаюсь.
Но «Бык и бочонок» оказался не трактиром, а рестораном. Ни на что особо не надеясь, я все же спросил у хозяина, не оставляли ли мне записку. Нет, записки никто не оставлял. Я спросил, не припоминает ли он женщину, которая была тут накануне. Такую темноволосую, очень красивую.
Он кивнул.
— Да, она долго сидела, ждала, — сказал он. — Я, помнится, еще подумал: кого может ждать такая женщина?
Вы себе просто не представляете, как много в городе трактиров и постоялых дворов, даже в таком небольшом городе, как Имре.