Страна грез

Глава 24

Джеймс долго стоял на улице в темноте. Вообще в этом не было ничего странного. Он полжизни провел рядом с этими строениями, перемещаясь от одного к другому то пешком с лошадью под уздцы, то на машине с полным кузовом сена, то ждал Дейзи, детей или отца. Но сегодня все было по-другому: Джеймс принял душ, надел чистую одежду, причесался и оставил шляпу лежать дома на стуле.

Он смотрел на окна домика Дейзи. Джеймс видел, как подрагивает пламя свечей, и знал, что она сейчас работает. Сказав себе, что постоит здесь еще минутку, Джеймс двинулся к двери. Мысленно он унесся далеко назад во времени, в то лето, когда Дейзи приехала на ранчо. Она была постоялицей, такое описание лучше всего подходило к ней, подумал Джеймс. Они не были знакомы и просто поцеловались на берегу речки, вот и все.

Когда-то очень давно.

Джеймс уже собрался было уйти, но увидел, что Дейзи подошла к окну. Она вгляделась в темноту, на ней была рубашка. Это все, что успел увидеть Джеймс, прежде чем Дейзи снова задернула шторы.

Была тысяча предлогов, под которыми Джеймс мог прийти к ней. Отец сказал ему, что хотела пойти послушать сегодня Луизу, и он мог бы либо одолжить ей машину, либо отвезти ее сам; мог расспросить Дейзи о Сейдж, помочь обзванивать полицейские участки, в которые она еще не звонила. В голове Джеймса буквально роились все эти предлоги, один лучше другого, чтобы постучать в ее дверь. Но когда наконец постучался, то вдруг оробел: он не знал, что скажет; ни одна мысль не шла в голову, так как бешеный стук его сердца заглушал все. Джеймс мог поклясться, что именно поэтому его голова оказалась предательски пуста.

— Привет, — произнесла Дейзи, открыв дверь. Джеймс был рад, что ее голос не прозвучал расстроенно при виде него.

— Привет, — ответил Джеймс.

— Проходи.

Джеймс кивнул. Дейзи едва заметно улыбнулась, открыла дверь до конца, и Джеймс вошел. Все было почти так, как тогда.

— Это напоминает мне о том лете, — проговорил он.

— О каком лете?

— Когда ты была нашей постоялицей.

— Постоялицей… — Дейзи улыбнулась, повторив слово. — Да, именно так меня и можно было назвать…

Джеймс кивнул.

— Очень давно… — Тогда он был намного моложе и гораздо меньше робел, легко находил слова. Он знал, кем был раньше — дерзким ковбоем. Кто же он теперь?

— Тем летом все и началось, — проговорила Дейзи, подойдя к столу и глядя на кости волка, которые принес ей Джеймс.

— Все это? — спросил он, едва дотронувшись до ее волос и не понимая, о чем она говорит.

— Моя работа. Я начала делать украшения из всяких вещиц, что нашла на ранчо. У меня стало все получаться, когда я приехала сюда.

— Ты сделала мне вот это, — произнес Джеймс и извлек из кармана зажим для купюр, украшенный золотым самородком. Это был самый первый самородок, который Дейзи намыла в реке.

— Он до сих пор у тебя?!

— Как видишь.

— Люди считают, что я дарю им любовь. — Дейзи посмотрела на Джеймса. Ее лицо на мгновение озарилось улыбкой, но она быстро угасла.

— Как у тебя так получается?

Дейзи пожала плечами. У нее были хрупкие плечи и длинные, изящные руки. Джеймс взял со стола новую работу Дейзи и посмотрел на лица, которые она вырезала на кости. Внутри кольца из концентрических окружностей друг на друга смотрели двое, и Джеймс догадался, что это мужчина и женщина.

— Кто это? — спросил он.

— Я не знаю, это всего второй двухсторонний браслет, который я делаю.

— А какой был первый? Для кого ты его сделала?

— Для Сейдж, — ответила Дейзи. — На нем изображены близнецы.

Джеймс кивнул. Он провел большим пальцем по крошечным лицам — поверхность была гладкой. Джеймс убрал палец и посмотрел на изображение снова. Глаза мужчины и женщины были живыми, и казалось, что они страстно желают чего-то. Внезапно Джеймс понял, что это он и Дейзи.

— Чего они хотят? — спросил он.

— Друг друга.

— Что же им мешает оказаться вместе?

— Я не знаю, — ответила Дейзи, глядя на него.

— Это мы, ведь так? — Джеймс подошел почти вплотную к ней.

Дейзи улыбнулась:

— Может, так все это и работает, люди видят себя…

Джеймс смотрел, как она собрала в ладонь целую пригоршню камней. Он понял, что Дейзи избегает его, ведь она даже не ответила на вопрос. Пламя свечей моргнуло, заставляя тени плясать на стенах, полу и потолке. На улице, совсем рядом, залаял волк. Луис Шолдерблэйд однажды сказал, что Дейзи обладает силой и Джеймсу повезло, что она есть у него. Сам он не знал, верить ли в такие вещи, но не мог отрицать, что как только отдал Дейзи кости, вокруг ранчо стали собираться волки, и их вой был тому подтверждением.

Она все еще держала в руке камни. Джеймс произнес ее имя, и Дейзи подняла глаза. Он обнял ее и услышал, как камушки посыпались на пол, как и первый раз, когда он поцеловал Дейзи на берегу речки и у нее из рук выпал золотой самородок. И сейчас Джеймс поцеловал ее.

— Джеймс, не надо.

— Помнишь это место? — произнес он рядом с ее губами. — Я думаю, ты не смогла бы сейчас жить в этом доме, если бы не думала о нас, если бы воспоминания были неприятными…

— Это место. — Дейзи покачала головой. Она отстранилась и посмотрела на маленькую кровать. Джеймсу показалось, что она вспоминает первый раз, когда они занялись любовью, когда они были молоды, полны страсти, и все это было словно… летнее приключение.

Джеймс произнес:

— Помнишь тот раз, самый первый? Или потом, когда мы…

— Перестань! — бросила Дейзи и окончательно высвободилась из его объятий.

Год и несколько месяцев спустя, когда они поженились и огонь страсти распалился еще сильнее, собственная кровать показалась им слишком большой, и они захотели слить свои тела воедино в том месте, где все началось, и…

— Помнишь? — снова спросил ее Джеймс. Он взял Дейзи за руку и начал целовать ее в шею. — Мы ушли из нашего дома…

— Наша кровать была слишком большой. — Дейзи еще сопротивлялась, но эти слова или воспоминания, которые яркими картинами встали у нее перед глазами, что-то открыли в Дейзи. — Наша кровать была слишком большой, — снова повторила она. Джеймс почувствовал, как Дейзи взяла его руку, и он нежно поцеловал ее мягкую щеку. Дейзи прогнулась назад, к нему, и позволила покрыть поцелуями шею и плечо.

— Но эта была маленькой, — проговорил Джеймс и повел ее к кровати.

— Да, маленькой. — Дейзи подняла голову для поцелуя. Джеймс оперся спиной о стену и наклонился, коснувшись ее губ своими. Губы Дейзи были пряными и сладкими на вкус, и Джеймс был не в силах прервать поцелуй. Неловко расстегнув пуговицы, он стал снимать с нее рубашку.

— Скажи мне, — прошептал Джеймс. — Ведь это мы, да? Те лица на кости…

— Да, — прошептала в ответ Дейзи.

— Та женщина похожа на тебя, такая же красивая и нежная. — Джеймса охватила дрожь от прикосновений к Дейзи и от осознания, что она выгравировала их вместе на одном из своих украшений, которые дарят людям любовь. У них была та самая любовь, вера, которую у них отняли, и Джеймс еще у водопада знал, что хочет обрести все это снова.

— Кажется, это действительно ты, — проговорила Дейзи, прогладив руку и спину Джеймса. Она привлекла его к себе, и их взгляды встретились. Сердце Джеймса гулко билось. Он знал, что отдал бы свою жизнь за Дейзи в любой момент, что все ошибки, которые он совершил, и даже самые ужасные из них, являлись следствием его безумной любви к ней.

— Я никогда не переставал любить тебя, — ответил он и, страстно целуя Дейзи, уложил ее на кровать.

— Ты был со мной, — горячо шептала Дейзи ему на ухо, — в каждой вещи, которую я делала, во всех моих ожерельях…

Джеймс застонал, когда она дотронулась до его живота, провела ладонью по талии и вниз, по задним карманам его джинсов.

— Во всех моих ожерельях, которые дарят всем остальным любовь… — промурлыкала Дейзи.

— Дейзи… — Он почувствовал, как она пытается расстегнуть его ремень, легко касаясь руками ширинки брюк.

— Ты был в этих украшениях, только ты.

Они целовались, снимая с себя оставшуюся одежду. Джеймс хотел отстраниться и рассмотреть в мерцании свечей ее белоснежное тело, но Дейзи не желала, чтобы он отпускал ее. Джеймс слышал, как в унисон бьются их сердца, будто он и Дейзи стали единым целым.

— Всем этим людям, — прошептала неистово Дейзи, — я отдавала нашу любовь, потому что у меня не было тебя; мы потеряли то, что у нас было.

— Верни это, Дейзи, — проговорил Джеймс, гладя ладонью по ее щеке, — верни это для нас.

— Так это не работает.

— А как работает?

— Мы… — прошептала она и заплакала. — Нам придется все начать снова, сначала.

Джеймс немного отклонился назад и посмотрел на нее — оголенные руки Дейзи были такими тонкими и хрупкими, что у Джеймса от переполнившей его нежности перехватило дыхание. Любовь Дейзи к нему причинила ей столько страданий, и все же он хотел, чтобы они попробовали еще раз. Наклонившись, Джеймс стал целовать ее плечи и руки.

Он целовал ее груди, полные и прекрасные, как спелые плоды. Джеймс увидел едва заметные шрамы от подтяжки, которую Дейзи сделала после рождения близнецов. Они зачали своих детей именно здесь, на этой кровати, которая нравилась им больше других, потому что была такой маленькой, что их тела даже невольно соприкасались. Иногда днем Дейзи приносила детей и кормила их прямо здесь, где они с Джеймсом дали им жизнь.

— Дейзи, — начал Джеймс, и его голос дрогнул. — Ты вложила нашу любовь в свою резьбу, где круги размещаются внутри друг друга. Так и у наших чувств нет конца; мы просто продолжим любить друг друга, — прошептал он, наклонив голову и коснувшись ее лица.

— Круг, — прошептала она.

— Мы не можем вернуть обратно то, чего никогда не теряли.

— Джеймс, — выдохнула Дейзи, почувствовав всю силу его возбуждения, жаром и мощью напоминавшее лесной пожар. Она слегка укусила Джеймса за плечо, как бы давая знать, что снова с ним. Джеймс вошел в Дейзи, и ее влажная теплота окутала его, словно воды теплой реки.

— Ты веришь мне? — спросил Джеймс, обняв Дейзи; ему необходимо было слышать, как она отвечает «да», и знать, что она верит ему. Для Джеймса это имело такое же значение, как и то, что Дейзи выгравировала их лица.

— Я верю тебе, — ответила Дейзи, глядя ему прямо в глаза. Она позволила Джеймсу увлечь ее в танец любви, почувствовать его ритм на той самой кровати, где они впервые нашли любовь и где началась их семья.

Волна сладострастия сотрясла тело Джеймса с той силой, с какой поток водопада Солстис-Фоллз разбивался о дно ущелья. Он выплеснул всю свою любовь к Дейзи, которую хранил все эти годы, всю до последней частицы. И этот поток побежал, словно река Уинд-Ривер, несущая свои воды через камни, обломки скал и поваленные деревья, не встречая препятствий на своем пути.

— Джеймс… — проговорила Дейзи и обвила руками его шею.

— Я с тобой, — прошептал он в ответ.

Они обнялись, и течение понесло их. Вода кружилась вокруг, увлекая обоих с собой, вниз с горы, подальше от холода и снега. Русло этой реки было старинным, ее изгибы — плавными, а берега гладкими.

— Вот сейчас, — прошептал Джеймс, — верни все.

Он держал Дейзи в объятиях, готовый защитить ее от кого и чего угодно. Джеймс и Дейзи плыли к берегу, занимаясь любовью на своей маленькой кровати, возвращая то, что утратили; и пока они держались вместе, Джеймс мог защитить ее. Дейзи покрывала лицо и губы Джеймса горячими поцелуями, снова и снова повторяя его имя. Ее ногти впивались ему в спину, как будто Дейзи боялась, что Джеймс может вырваться из ее объятий.

— Я здесь, — произнес он. — Ты моя, Дейзи.

— Не отпускай меня, — воскликнула она.

— Никогда, — ответил Джеймс. — Больше никогда не отпущу.

Дейзи чувствовала себя потрясающе: ее тело было влажным, скользким и разгоряченным. Джеймс перестал понимать, где заканчивается он сам и начинается Дейзи. Ее груди скользнули по его груди, и Джеймс наклонился, чтобы поцеловать ее соски, ощутить их вкус. Он выскользнул из Дейзи и почувствовал, как она снова направила его обратно, внутрь. Джеймс задержал дыхание и привстал на колени; он ждал, когда Дейзи поймает его взгляд. Они долго смотрели друг на друга, и Джеймс понял, что все завершилось.

— Я люблю тебя, — выдохнула Дейзи, и Джеймс содрогнулся, достигнув наивысшей точки наслаждения. Ее слова взорвали его мозг, и в сладком забытьи губы Джеймса стали повторять те же самые слова:

— Я люблю тебя, Дейзи…

Завыл волк, а может быть, это был сам Джеймс. Дейзи держала его в объятиях, и Джеймс не выпускал ее из своих рук. Они лежали вместе, прислушиваясь к биению собственных сердец и голосам животных за окном. Теперь Дейзи и Джеймс обрели былую духовную связь, а может, совсем иную, новую связь. Они хотели еще хоть чуть-чуть побыть в том потоке, что кружил их вдвоем, оставаясь в том круге, который не покидали никогда.

«Мать и Отец».

Они были там вместе, в том милом теплом домике, где на стенах плясали тени от свечей; огонь в очаге давал им тепло, и обстановка была уютной и романтичной. А он, совсем один, замерзал на улице, и его грудь при каждом вдохе болела от холодного воздуха.

Что они там делают? Он настроил резкость бинокля, пытаясь разглядеть что-нибудь. Ей надо было бы задернуть шторы плотнее. Ткань не была сдвинута до конца, и через небольшую щель он смог разглядеть тела и тени. Они были рядом и, должно быть, целовались, чтобы потом трахаться.

Страж подобрался ближе, пытаясь все получше рассмотреть. Его целью было только получение информации, но вдруг он поймал себя на мысли, что поступает, как обычный любопытный болван. Страж даже едва не рассмеялся: не так ли иногда поступают дети, когда шпионят за своими родителями в спальне? Что ж, у него не было такой возможности, когда он был маленьким: родители, которые не ладят между собой, не часто проводят время в постели.

Звук, послышавшийся из-за куста, заставил его замереть на месте: кто-то шел сюда. Страж метнулся в заросли чапараля и затаил дыхание, когда человек приблизился. Страж смотрел на свои следы на снегу и надеялся, что в темноте их не заметят, а здесь было совсем темно. У него, по понятной причине, не было с собой фонаря, впрочем, как и у человека, который сюда шел.

Подошвы ботинок хрустели на снегу, а затем звук внезапно прекратился; человек остановился так близко, что Страж слышал его дыхание. Он стоял всего в нескольких футах впереди, на том самом месте, где только что был сам Страж, откуда удобнее всего было смотреть в окна домика этой женщины.

Любопытный болван, подумал с усмешкой Страж; сам он был здесь не просто ради праздного любопытства, тогда как этот человек тихо стоял и просто подглядывал, словно извращенец.

Прошло немного времени, и человек ушел туда, откуда только что явился. Он был так поглощен своим глупым занятием, что не заметил следы ботинок, ведущие к зарослям. Типичный болван, подумал Страж, который наследил повсюду, оставил улики, словно на ладони. Они обязательно найдут эти следы, а со временем найдут и больше.

Страж дрожал от холода, а значит, пора было уходить. Некоторые ночи он проводил в амбаре, иногда спал в подвале большого дома, но главный лагерь оборудовал на скале, недалеко отсюда. Его палатка была натянута, а печка ждала, когда он разожжет ее. Всего тридцать футов вверх по склону, по ровной тропе, протоптанной животными, и попадаешь в то место, откуда открывается захватывающий вид, о котором человек может только мечтать: Страж видит ранчо, коров, людей — все, весь свой музей.

И продолжит смотреть.

Ему нравилась возможность наблюдать за своим музеем. Это было важно для него, связывало его с настоящим, с жизнью: немного того, немного этого. Со своего места он прекрасно видел все расположение; и они могли видеть его тоже, стоило им просто поднять голову.

Страж зевнул, его одолевали усталость и голод; ему хотелось забраться в свою постель, но прежде надо было выполнить одно дело: Страж хотел пойти по следам того человека, что подглядывал. Это должен быть кто-то из живущих здесь, на ранчо, и интересно выяснить, кто же это мог быть, кто подглядывал за добрым скотоводом и его милой бывшей женой.

«Спокойной ночи, мать и отец, спокойной ночи, счастливая семья.

Взгляните наверх, кретины».