Страна грез

Эпилог

Лошади шли сквозь высокую зеленую траву, мимо ярких диких цветов в ту часть ранчо, где когда-то была старая конюшня. Эта земля полна загадок и легенд, и если здесь было здорово расти, то не менее интересно открыть это место для себя заново теперь, в семнадцать лет.

— Без снега все выглядит так странно, — проговорила Сейдж.

— Да, — согласился Джейк.

— Ты уверен, что это тот путь?

Джейк взглянул на нее с недовольством:

— Тебе что, карту нарисовать?

Сейдж покачала головой. Она сейчас думала о гораздо более важных вещах, и издевки брата, казалось, не беспокоили ее сегодня. Сейдж была верхом на Скаут, а Джейк на Рейнджере — на двух самых старых лошадях. Мейзи, щенок Сейдж, бежала рядом: она ходила за ней везде.

Их отец хотел, чтобы они вначале привыкли к езде верхом. Хотя Джейк и клялся, что только и занимался тем, что ездил верхом на собачьей ферме, отец все же настоял, чтобы они вспомнили навыки верховой езды на спокойных и небыстрых лошадях, которые знали их, когда Джейк и Сейдж были еще детьми.

Джейк, казалось, действительно знал, что делать в седле, но сильно все-таки не спорил.

Лошади брели по исхоженной тропе, сквозь высокие заросли молодой травы. Сейдж постоянно наклонялась, чтобы сорвать каждый цветок, до которого могла дотянуться. Земля вокруг выглядела словно пышный букет, и Сейдж уже набрала целую охапку лютиков, примул, камнеломок и других цветов. Погрузив туда нос, она вдыхала пьянящий аромат.

— Все сорвала? — поинтересовался Джейк.

— Нет еще.

— Ты, оказывается, большая любительница цветов.

— Я знаю.

— Как будто на свадьбу века собираешься.

— Так и есть, — ответила Сейдж. — Для меня.

Он сделал то же, что и обычно, когда считал что-то глупым или не хотел думать об этом: закурил. Сейдж захотелось дотянуться до Джейка и выхватить сигарету из его рта: то, что было терпимо во время их сумасшедшего путешествия, когда он просто был спасителем-незнакомцем, совсем не казалось таковым сейчас, когда он стал ее настоящим братом-близнецом, братом, который заставлял всех страдать, угрожая каждые десять минут, что отправится жить в какую-нибудь приемную семью.

— Они уже поженились раз, — произнес Джейк. — Зачем мучиться и жениться второй? Они же спят вместе…

— Как будто это важно.

— Тогда что важно? — спросил Джейк.

— Ты же не идешь на свадьбу, — холодно ответила Сейдж. — Тебе-то что за дело?

Джейк выпустил струю дыма в голубое небо и промолчал. Сейдж продолжила собирать цветы. Он был прав: Сейдж немного переборщила с цветами; пока приближался день свадьбы ее родителей, Сейдж заставила свою мать заказать тьму-тьмущую белых роз из Дюбойса. Цветы прибыли сегодня утром, еще до завтрака, и она вместе с мамой и Луизой потратила уйму времени, расставляя их в вазы по всему дому.

Сейдж мельком взглянула на Джейка. У него на лице было его обычное выражение «мне здесь не место». Сейдж уже знала это выражение так хорошо, что оно больше не задевало ее чувств. Мать объяснила Сейдж, что, хотя Джейк и ее брат, часть их семьи, но вырос в таком ужасном месте, что пройдет много времени, прежде чем он снова почувствует себя свободно.

Сейдж очень хотела, чтобы Джейк пошел на свадьбу, но он решил не идти вообще. Все ужасно расстроились и испугались, что с ним все гораздо хуже, чем думали раньше, и хотели даже, чтобы Джейк поговорил с психологом, но он ответил, что этот психолог может поцеловать его в зад. У него была возможность отправиться в другую приемную семью, так как его так называемые приемные родители, которых Сейдж называла мерзкими похитителями, оказались в тюрьме. И Джейк часто говорил, что собирается воспользоваться этой возможностью.

Он никогда не казался особенно счастливым и держался обособленно, занимаясь собаками. Половину занятий в школе Джейк пропускал, а когда оказывался в классе, вообще не обращал ни на что внимания. Он сделал шесть новых татуировок, и Сейдж просто взбесило, что мама позволила ему сделать маленькую татуировку ей на правом плече — волка, воющего на луну. На собачьей ферме Джейк обычно спал в амбаре, вначале в наказание, а потом добровольно. Ему нравился запах животных, соломы, и он предпочитал свой спальный мешок постели и мягким простыням и спал в конюшне.

Хотя Дейзи и не позволяла ему садиться за руль, Джейк брал трактор при любой возможности. С недавних пор Джеймс разрешал ему водить свой джип, но только после школы, когда он сделает все уроки, и так, чтобы этого не видела Дейзи. После той жизни, когда мать Сейдж принадлежала только ей одной, а отца она любила на расстоянии, бывали дни, когда Сейдж просто возмущалась такой неблагодарностью и упрямством своего брата и думала, что родители могли быть счастливы без него.

Но такие дни случались очень редко.

Остановив Скаут посреди луга, Сейдж смотрела Джейку в спину: он был всего в нескольких шагах впереди. Брат был ее защитником с тех пор, как они встретились на темной пустынной дороге в Небраске, и, хотя они больше не говорили об этом, Сейдж все еще считала Джейка своим защитником.

— Ты собираешься опоздать на свадьбу? — произнес он.

— Нет, — ответила Сейдж, удерживая огромный букет в руках. — Время еще есть.

Он вздохнул, словно был не согласен, но не стал ее отговаривать и не смог бы — в этом Сейдж была уверена. Джейк понял это с первых дней, которые были самыми значимыми для Сейдж, — те самые первые дни, когда они стали снова семьей: ее родители, брат, ребенок. С тех пор ничего не изменилось.

Когда они добрались до старых развалин, из высокой травы торчали только несколько старых деревяшек. Сейдж обняла Скаут свободной рукой за шею и соскользнула с седла. Джейк уже слез с лошади и держал поводья, пока Сейдж вела их к месту назначения. Она остановилась у старых досок, пытаясь представить, где именно стояло строение.

— Наша бабушка умерла здесь, — произнесла она.

— Смотри, чтобы Луиза не услышала, что ты так говоришь, — ответил Джейк, — она считает себя нашей бабушкой.

Сейдж кивнула. Она знала, что Джейк любит Луизу, сразу прикипел к ней. Ему нравилась ее манера говорить, резко и прямо, тем самым наглядно демонстрируя всем, что с ней лучше не ссориться. И хотя Сейдж тоже любила Луизу, она чувствовала тоненькие ниточки, которые тянулись из прошлого и соединяли ее с метким стрелком из Бостона, с той женщиной, которая подарила жизнь Джеймсу Такеру. Сейдж испытывала глубокое уважение к связи, которая существовала между матерью и ее ребенком, и у нее сжималось сердце, когда она смотрела на эти развалины.

— Прямо здесь? — спросил Джейк, проследив за взглядом Сейдж.

— Да, — ответила она. — Здесь.

— И папа пытался вытащить ее?

— Пытался спасти ей жизнь, — произнесла Сейдж с трудом, — но не смог: у него была сломана нога.

— Боже, — проговорил Джейк.

Сейдж думала о матерях и детях, которые умерли слишком рано. Раздвинув траву, она нашла узкую тропку, которая вела к двум небольшим крестам. По обеим сторонам тропы трава была скошена и убрана. Сейдж знала, что отец раз в неделю приезжает сюда, чтобы поддерживать все в надлежащем виде.

Кресты были сделаны из камней. На одном было выбито имя «Розалинда», а на другом — «Джейк». Сейдж встала перед ними на колени и поцеловала землю, в которой лежал ее сын. Земля пахла весной и свежестью, и она представила, что это плечо ее мальчика.

Он умер еще до того, как смог открыть глаза, но для Сейдж он оставался ее сыном, настоящим мальчиком, который привел ее домой. Если бы у нее не было ребенка, она, может быть, не приехала бы в Вайоминг, не повстречала бы своего брата на той пустынной дороге и не привезла бы его домой, на ранчо; Дейзи не поехала бы за ней, а сама Сейдж не воссоединилась бы с отцом после стольких лет; и свадьбы ее родителей сегодня днем тоже могло бы не быть.

Закрыв глаза, Сейдж представила лицо своего отца. Оно было загорелым, изрезанным морщинами, а в его голубых глазах отражалась такая печаль, будто он не мог забыть или просто не думать обо всех тех годах, которые провел здесь один в поисках Джейка. Но они с матерью очень сильно любили его, и, когда вся семья собиралась по утрам за столом, отец улыбался им, и печаль оставляла его.

— Джейк, — прошептала Сейдж. — Ты всех нас объединил.

Высокая трава покачивалась от легкого весеннего ветерка, и ее шелест был похож на шепот маленького ребенка. Дар матери лишь немного передался Сейдж, и она услышала, будто ее сын говорит ей:

— Я люблю тебя и буду любить всегда.

Сейдж подумала о Сэм Уитни, акушерке. Она знала, что работа акушерок состоит в том, чтобы помогать детям появляться на свет, но у Сэм хватило мудрости и доброты, чтобы помочь Сейдж отпустить мертвого сына. Если бы только Бен был здесь. Сейдж знала, что была еще слишком молода, чтобы выходить замуж, но все равно очень любила его.

Сейдж думала о Бене. Он был ее первой и, как иногда ей казалось, останется единственной любовью. По ночам она видела сны, в которых Бен смотрел на нее с неподдельным сожалением и желанием, но стоило Сейдж протянуть к нему руки, как видение тут же исчезало.

— Бен, — постоянно повторяла Сейдж во сне, но ничто не могло вернуть его ей.

Она написала ему письмо и рассказала о ребенке. Прошло уже много времени, от Бена так и не было ответа, и Сейдж уже подумала, что он забыл о ней. Но примерно две недели назад ей пришло письмо, в котором Бен просил у нее прощения. Он писал, что не хотел причинить ей боль и не ожидал, что случится что-то подобное. Бен сожалел о потере ребенка, но считал, что так, наверное, даже лучше. Эти слова буквально обожгли душу Сейдж. Она скомкала письмо и выбросила его в мусорное ведро, но потом все же вытащила снова.

Сейдж смотрела на его почерк — Бен вывел ее имя аккуратными, ровными буками, называл малыша «ребенок», как будто был просто сторонним, но сочувствующим человеком. Подписался он Беном, просто Беном. И сколько Сейдж ни смотрела на мятый листок бумаги, она нигде не увидела слово «любовь».

Все равно Сейдж любила Бена; ее чувство пока не стало меньше, но с каждым днем оно причиняло ей все меньше страданий.

— Эй, — Джейк тронул Сейдж за плечо. — Ты нормально себя чувствуешь?

— Да, — прошептала она. — Нормально.

Сейдж отделила от охапки цветов два букетика, один протянула Джейку и посмотрела, как он положил его на могилу ее сына.

— Это твой племянник, — произнесла она.

— Я знаю, — ответил Джейк, — помню.

Другой букет Сейдж положила у основания креста своей бабушки и помолилась о том, чтобы Розалинда как-нибудь узнала, как сегодня счастлив ее сын Джеймс Такер.

Последний снег растаял неделю назад, но еще не все обитатели Вайоминга вернулись в родные края. Стада антилоп и лосей шли по горным тропам, стаи птиц собирались в кронах деревьев. Понаблюдав за ними какое-то время, Сейдж потянулась к двум ожерельям, висевшим у нее на груди: одно из них было тем самым двусторонним амулетом, с близнецами, другое называлось «Дитя совы» — Дейзи сделала его для ребенка Сейдж. В нем она использовала пластинку и кости волка, на которой были выгравированы круги для защиты и такая же сова, какая была у Джейка на руке. Ее брат, на удивление, сидел не шелохнувшись, когда Дейзи копировала этот рисунок.

— Сова для малыша Джейка, — по секрету сказала Дейзи Сейдж этим утром; она не хотела забывать о своем внуке даже в день своей свадьбы, — потому что он мудрый и бесстрашный, как сова, потому что наша семья ему обязана очень многим. — Дейзи протянула ожерелье своей дочери и положила его на ее ладонь. — Оно называется «Дитя совы».

Сейдж долго плакала и, держа ожерелье, думала о том спокойствии, которое все эти годы давал ей амулет «Близнецы»: она чувствовала себя потерянной наполовину, потому что ее брата не было рядом, и ожерелье спасало ее. Дейзи сказала дочери, что та может оставить «Дитя совы» себе и носить на шее вместе с первым ожерельем. Но Сейдж знала, как надо поступить: амулет принадлежал ее сыну, его духу и должен был напоминать маленькому Джейку о мудрости, о том, что он сделал для своей семьи.

— Я люблю тебя, — прошептала Сейдж, поцеловав амулет и повесив его на крест могилы сына.

— Ты готова? — спросил ее брат. Он нахмурился, посмотрев на чистое небо, как будто думал, что солнце движется слишком быстро и они могут не успеть к назначенному часу.

— А что? — поддразнила Сейдж, вытирая слезы. — Ты боишься, что я опоздаю на свадьбу?

— Это просто свадьба.

— Ты был хоть на одной?

— Нет.

— Может, тебе понравится.

— Я думаю, что поеду автостопом в Лэндер, — проговорил Джейк, — и присмотрю машину, чтобы уехать отсюда.

— Ты можешь сделать это и в другой день, — ответила Сейдж, взбираясь на Скаут.

— Могу, — проговорил Джейк, запрыгнул на Рейнджера и сразу тронулся в путь.

Они поехали обратно, сквозь высокую траву. Джейк и Сейдж добрались до основной дороги, и перед их глазами предстала новая табличка с названием ранчо, сияющая в лучах весеннего солнца. Она была светло-синей, как ясное небо, на котором блистали золотые буквы. Эта табличка сменила старый знак, который висел здесь еще до того, как родился отец Сейдж и Джейка.

— Ранчо Дабл Ди, — прочла вслух Сейдж.

— Просто не верится, что дедушка поменял название, — произнес Джейк.

— Джеймс — Дейзи, — произнесла Сейдж, держась за луку-рог. — Папа и Мама.

— Зато Луиза теперь счастлива, — отозвался Джейк. — Ей наверняка не нравилось, что на знаке оставались инициалы Розалинды.

— Мне до сих пор не верится, что дедушка сбежал… что они отправились с ней жить в отдельный дом.

— Они сами так захотели, — произнес Джейк.

— Нам же всем хватало места в большом доме! Было бы так здорово! — воскликнула Сейдж. — Дедушка считает, что поступил очень романтично, когда позвонил судье и попросил поменять название ранчо; затем, когда тот подписывал бумаги, спросил: «Между прочим, а ты нас не сможешь поженить?» Бедная Луиза!

— С Луизой все в порядке, — возразил Джейк. — Она скоро возьмет меня в «Дилижанс» и споет новую песню, которую написала как раз об этом: о себе, дедушке и новом названии ранчо; пусть в этом названии нет ее имени, Луиза все равно счастлива.

— А как называется песня?

— Она называется «Я — миссис Такер».

— Я хочу пойти с тобой, — произнесла Сейдж. — В «Дилижанс».

— Луиза сказала, что в этот раз мы пойдем только вдвоем.

— Не слишком-то задавайся; все только и делают, что стараются угодить тебе, а ты даже не идешь на свадьбу…

— Можно подумать, что ты несчастлива?

Сейдж пожала плечами, стараясь скрыть улыбку.

— Только посмотри на себя, — продолжил Джейк. — Еще полгода назад ты даже не знала, с какой стороны к лошади подойти.

— Ерунда, — возразила Сейдж. — Я езжу верхом с самого рождения.

Джейк фыркнул:

— Да уж куда тебе, городской зубриле.

— Это у меня в крови, — продолжала настаивать Сейдж.

— Ха, — только и ответил Джейк, а потом добавил: — Вот именно потому, что ты такая прирожденная наездница, нам и дали самых старых лошадей.

— Ты же знаешь, что папа говорит про меня, — выпалила Сейдж. — Я пошла в маму, я — девушка-ковбой.

— Мама — да, — отозвался Джейк, с трудом сдерживая улыбку. — Но уж никак не ты. Ясно?

Но Сейдж продолжила путь молча, позволив своему брату говорить все, что ему вздумается.

Дейзи сидела в спальне у туалетного столика, а Хэтуэй расчесывала ей волосы. Сегодня был день ее свадьбы, и Дейзи, то ли в шутку, то ли всерьез, вела себя, как невеста на своей первой свадьбе. Пока Хэтуэй приглаживала каждый завиток и заплетала волосы Дейзи во французскую косу, добавляя туда цветы через определенные интервалы, сама Дейзи разглядывала себя в зеркало.

— Так не слишком туго? — спросила Хэтуэй.

— А? — Дейзи смотрела в свое отражение.

— Твоя коса, я заплетаю слишком туго? Не получатся у тебя уши на затылке?

Дейзи рассмеялась:

— Нет, все нормально.

— Тогда хорошо, я хочу, чтобы Джеймс все-таки узнал тебя, когда будет говорить «да».

— Слушай, Хэт, неужели мы сошли с ума, что устраиваем настоящую свадьбу?

— Это как посмотреть… Ну конечно же нет, Дейзи, поверь мне: если кто и заслуживает радоваться по полной программе, то это вы с Джеймсом.

— Я тоже так думаю, — проговорила Дейзи. Ее взгляд остановился на фотографии на столике. Луиза сделала этот снимок три недели назад; на нем были Дейзи, Джеймс, Сейдж и Джейк. Они стояли у ограды загона и улыбались в объектив во все тридцать два зуба — все, кроме Джейка. — Надеюсь, что он придет.

— Джейк?

— Да, я хочу, чтобы он был там.

— Он сам себе хозяин, — проговорила Хэтуэй. — Превосходный мастер татуировок, даже предлагал мне сделать одну, когда я только приехала.

— Собираешься сделать?

— Может, да, а может, и нет, — ответила уклончиво Хэтуэй.

— Хэтуэй…

Она бросила прическу Дейзи и встала перед сестрой. На Хэтуэй была длинная и пышная желтая юбка и белая крестьянская блузка с открытыми плечами. Она выглядела великолепно и была готова занять место рядом с Дейзи на свадебной церемонии. Хэтуэй надела бирюзовые кольца и браслет из своего собственного магазинчика вместе с одним из ожерелий Дейзи и жемчужными сережками их матери. Смешение восточного аристократического стиля с простым западным очень шло Хэтуэй. Дейзи улыбнулась, когда ее сестра подняла юбку и показала маленькую ковбойскую шляпу, вытатуированную на ноге.

— Это Джейк сделал?

— Да, — проговорила Хэтуэй, любуясь на свою лодыжку. — Я сказала ему, что он может приехать ко мне в Силвер-Бэй. Мы сделаем что-то вроде выставки-салона этнической и западной татуировки, просто на один день. Моим клиентам это наверняка понравится.

Дейзи улыбнулась. Хэтуэй была замечательной сестрой и любящей тетей. Она всегда обожала Сейдж, а теперь у нее будет шанс полюбить и Джейка.

Разглядывая маленькую ковбойскую шляпу, Дейзи подумала о том, что ее сын, покрытый татуировками, отказывается ходить в школу и спит в конюшне. Она представила ту жизнь, которая была у него на собачьей ферме, и с горечью вспоминала о том времени, которое они потеряли. Они вдвоем испытали слишком много страданий, теперь у Джейка остались шрамы. И несмотря на то что Дейзи любила его, она не могла ничего изменить в его прошлом.

— Очень часто, — проговорила она, — мне хочется убить Пола Марча.

— И я тебя в этом не виню. — Хэтуэй осторожно обняла ее, чтобы не испортить прическу.

— Я все время твержу Джеймсу, чтобы он сумел простить, ведь это все, что мы можем… но иногда это чувство просто переполняет меня…

— Пусть переполняет. — Объятие Хэтуэй было успокаивающим, как будто она забирала весь гнев и злобу, которые чувствовала Дейзи по отношению к человеку, укравшему ее сына. — Просто дай этому чувству уйти.

— Я хочу вернуть все те годы, — прошептала Дейзи.

— Ты возвращаешь их, как только можешь, — произнесла Хэтуэй. — Например, тем, что сегодня выходишь за Джеймса, как подтверждение всему, во что ты верила.

— Например?

— Например, в любовь, — ответила Хэтуэй. — Доброту.

— Доброта слишком беззащитна, — проговорила Дейзи, вытирая глаза.

— Я знаю.

— Ты прошла со мной через все трудности, — проговорила Дейзи. — Не знаю, смогла бы я все это вынести без тебя.

— Ты бы все смогла. — Хэтуэй погладила ее по голове. — Потому что ты веришь еще и в другие вещи.

— В какие другие вещи?

— В надежду, сочувствие. Все эти годы счастливые истории других людей давали тебе силы, поддерживали тебя, вселяли надежду, веру — это видно по твоим работам.

— Иногда легче думать о судьбах других людей, чем о себе.

— Так всегда бывает.

— Надежда, — проговорила Дейзи, — это и есть брак, как я думаю. И тогда я потеряла надежду.

— Не совсем, — возразила Хэтуэй, — иначе тебя бы здесь сейчас не было.

Дейзи снова вытерла глаза, а Хэтуэй отругала ее за то, что она портит макияж. Вместе они снова подкрасили ресницы, поправили румяна, и Дейзи некоторое время потратила на то, чтобы собраться с духом, сидя в обнимку с сестрой.

— Теперь я буду настоящей жительницей Запада, — проговорила Дейзи.

— Хм… — Хэтуэй пыталась держать карандаш для глаз ровно.

— Я буду снова жить на ранчо.

— Я знаю.

— Далеко от Силвер-Бэй.

— Ты хочешь, чтобы я подкрасила тебе глаза, или нет? — спросила Хэтуэй, встряхивая карандаш.

— Ты будешь часто приезжать к нам в гости.

— Ну да, я знаю. — Хэтуэй фыркнула, как будто Дейзи утверждала очевидное.

Дейзи смотрела на свое отражение в зеркале. Она думала о водопаде Солстис-Фоллз, об озере Кристал-Лэйк, малиновых скалах, кедрах, серебристой полыни, белых гусях, бескрайних просторах и парящих в небе вершинах гор Уинд-Ривер. Сердце Дейзи забилось быстрее только от одной мысли об этой прекрасной стране. Джеймс был рядом с ней, как и ее дети. Дейзи была родом из Новой Англии, но она ни на секунду не сомневалась, что теперь была дома. И именно здесь она хотела быть, жить на земле, которая дарила ей вдохновение.

— Я люблю тебя, Хэтуэй.

— Я люблю тебя, Дейзи.

— Могу я тебя попросить об одолжении?

— Конечно, проси все, что хочешь.

— Если увидишь Джейка перед свадьбой, попроси его прийти. Скажи ему… все что угодно, только пусть он придет.

— Он придет. — Хэтуэй вернулась к работе над свадебной прической сестры. — Я уже знаю, то есть абсолютно уверена.

— Почему? — Дейзи посмотрела вглубь зеркала и увидела мудрые и озорные глаза Хэтуэй.

— Потому что я старшая сестра, — проговорила она, и ее лицо озарилось сияющей улыбкой, — и знаю все. Ты разве этого еще не поняла?

Джеймс стоял в конюшне, завязывая свой черный галстук. Его отец сидел на стуле, в черном смокинге и галстуке-ленточке. Тод стоял рядом с ним, на нем был светло-голубой смокинг.

— Господи, — проговорил Далтон, глядя, как Джеймс пытается в третий раз завязать галстук. — Неужели я тебя ничему так и не научил? Наклонись.

— Я все сделаю, пап.

— Ты уже и так сделал, и все неправильно, ну-ка, наклонись.

Джеймс наклонился к отцу, и пальцы старика схватили и ловко завязали галстук. Джеймс разглядывал морщинистое лицо Далтона, его сосредоточенный взгляд и думал о том, почему его отец не может быть всегда таким.

— Надо было тебя брать с собой почаще на всякие официальные мероприятия, — произнес Далтон. — Твоя мать так бы и сделала.

— Все нормально.

— Помню, она частенько рассказывала о балах в Бостоне. — Далтон рассмеялся. — Здесь такое случалось нечасто, не очень-то походишь в смокинге с галстуком.

Джеймс взглянул на Тода, подумав о том, как он смотрит на этот разговор о первой жене Далтона. Но Тод был так рад присутствовать здесь, ощущать себя частью праздника, что просто безмятежно улыбался. Кто бы мог подумать, что Дейзи пригласит Райделов на их свадьбу? Но все они были здесь: Тод, Тэмми, их дети, Элма и Рути, и, конечно же, Луиза.

Эта идея целиком принадлежала Дейзи. После многих лет вражды и ненависти между их семьями Дейзи спросила Джеймса, не будет ли он возражать, если она пригласит Райделов на их свадьбу. Теперь, когда Луиза официально стала частью их семьи, Дейзи считала, что они должны пойти на примирение.

Как же Джеймс мог отказать ей? И сейчас, будто читая ее мысли, отец Джеймса по-стариковски усмехнулся.

— Вы только посмотрите на нас, — проговорил Далтон. — Целая куча Такеров и Райделов собралась в одном месте, и при этом они не хотят прикончить друг друга.

— Чудеса продолжаются! — рассмеялся Тод.

— Конечно, ведь Дейзи теперь здесь, — ответил Джеймс.

— Я знаю, что это не ты придумал пригласить нас, — проговорил Тод. — Но я все равно очень рад быть здесь.

Луиза командовала музыкантами, которые настраивались неподалеку, и Далтон, продолжая смеяться, поднялся со стула и пошел искать свою жену. Тод отправился, было, за ним, но Джеймс задержал его.

— Подожди минуту, — проговорил он.

— Что? — Тод встревожился, будто сработал старый рефлекс.

— Мне надо тебе кое-что сказать.

— Послушай, Джеймс, — начал Тод, отступая назад. — Далтон прав и Дейзи тоже. Давай сегодня оставим старые распри, мы же собрались здесь, чтобы отпраздновать…

— Я должен принести тебе извинения, — произнес Джеймс.

— Прости — что?

Джеймс прокашлялся. Он вспомнил тот день, когда исчез Джейк. Поисками его сына занималось множество людей, но Джеймс больше всех подозревал Тода.

— Я был не прав по отношению к тебе.

Тод прищурился.

— Все это время, все тринадцать лет, я думал, что именно ты забрал моего сына.

— Я знал, что ты так думаешь, — ответил Тод. — Но у меня не было таких слов, которые бы позволили переубедить тебя.

— Были и другие вещи, заставлявшие меня так думать, — продолжил Джеймс.

— Та самая вражда.

— Такеры и Райделы, коровы и овцы, хорошие пастбища и плохие…

— Это старая история, — проговорил Тод с некоторой горечью. — Ты видел это так, мы же — иначе, и это не привело нас ни к чему хорошему; два моих племянника в тюрьме — тому свидетельство. Элма очень сожалеет о том, что сделал Ричард, и я знаю, что она хочет возместить…

— Забудь об этом. — Джеймс поднял руку.

— Нет, она хочет возместить стоимость животных, которых он убил.

— Мне не нужны ее деньги, — твердо ответил Джеймс. — Я сочувствую Элме. Она потеряла своего сына, а я знаю, что это такое.

— Это я рассказывал Ричарду все эти старые байки, — произнес Тод. — Он принял их слишком близко к сердцу, и я не мог предположить, что они так повлияют на него. Он хотел забрать у вас землю, решил посвятить себя защите этой территории, стараясь для нашей семьи. Наверное, ты винишь меня за это.

— Мне жаль твоего племянника, — сказала Джеймс. — Надеюсь, ему помогут, но я не виню тебя, Тод. На самом деле я слишком долго винил только тебя и никогда не преставал думать, что ты забрал Джейка. Может быть, я так хотел, ведь не было никаких улик, но мне нужно было свалить всю вину на кого-нибудь. Я хотел ненавидеть хотя бы кого-нибудь за то, что моему сыну причинили страдания, и ты был тем человеком, на которого я смог легко направить свой гнев.

Тод ждал.

— Прости меня, Тод, я был не прав.

— Все нормально, Джеймс. Мы причинили много вреда друг другу, — ответил Тод.

— Я хочу положить этому конец. Мы с Дейзи решили сделать все, что в наших силах, чтобы помочь Ричарду. Ты знаешь, когда ты сказал нам о своем племяннике, мы подумали, что это мог быть Джейк — это дало нам надежду.

— Я рад, что ваш сын вернулся.

— Я тоже.

Мужчины пожали руки. Джеймс был рад, что ему не пришлось говорить больше, так как не любил рассуждать о чувствах или вещах, подобных этим, ни с кем, кроме Дейзи. Он заметил, что и Тод тоже рад этому. Они оба не любили много говорить, а сейчас и не нуждались ни в каких словах: они все поняли и простили друг друга. Дейзи была права: в результате этого испытания они укрепили свою преданность семье и верность слову, а теперь наступило время научиться прощать. Они будут работать над этим всю оставшуюся жизнь.

— Он рад, что теперь с вами? — спросил Тод, когда они вместе направились из конюшни на улицу, чтобы подождать начала церемонии под теплыми лучами весеннего солнца.

— Джейк? — Джеймс замялся, потому что не знал, как ответить на этот вопрос. Он видел, что Джейк любил свою сестру и пытался привыкнуть к жизни в настоящей семье, но это давалось ему с трудом. Джеймс судил по себе, по тому, какие чувства он переживал: позволять любить себя людям, особенно таким необыкновенным женщинам, какими были Дейзи и Сейдж, и самому любить их, непросто. Это было довольно трудно для него, Джеймса, и наверняка почти невозможно для Джейка.

— Да, — проговорил Тод. — Он счастлив, что вернулся?

— Я думаю, да, я надеюсь.

— А где он? Приготавливается к свадьбе?

Джеймс вздохнул; он почувствовал, что не может говорить. Тод Райдел стоял перед ним и ждал ответа, но слова застряли у Джеймса в горле.

— Должно быть, он очень волнуется, — произнес Тод, когда они вышли на улицу, — ведь его родители снова женятся.

Джеймс не ответил, решив, пусть все будет так, как есть. Он не мог сказать Тоду Райделу, что их сын заставил их поверить, что не придет на свадьбу. Казалось, Дейзи терпеливо и мягко приняла его отказ, но Джеймс не мог сказать никому, даже Дейзи, и уж, конечно, Тоду, что его сердце — это черствое, бесчувственное и холодное сердце старого скотовода — раскололось на части, потому что его сын решил не приходить на их свадьбу.

Впереди показалось ранчо. Сейдж и Джейк еще немного проехали по тропе, и воздух наполнился звуками музыки. Недалеко от дома был установлен большой сине-золотой шатер такого же цвета, что и таблички ранчо Дабл Ди, и его острые вершины повторяли форму гор Уинд-Ривер, которые вздымались в небо сзади него. Их мама, наверное, была внутри и готовилась к церемонии. Сейдж показалось, что она заметила ее белую вуаль, длинное легкое облако белой ткани, которое промелькнуло в окнах на втором этаже.

— Они все собрались, — произнесла Сейдж.

— Я знаю.

— Тетя Хэтуэй, Райделы, Луиза и дедушка, мама и папа…

— Я сделал тете Хэтуэй крутую татуировку, — проговорил Джейк.

— Она самая лучшая тетя в мире, — сказала ему Сейдж. — Вот увидишь. Она что-то вроде второй мамы и самой клевой старшей сестры.

— Я знаю, — резко бросил Джейк.

— Я что-то не то сказала? — спросила Сейдж, почувствовав некоторое беспокойство.

— Нет, — ответил он. — Все нормально, но иногда меня просто выводит из себя мысль о том, сколько ты уже знаешь всех этих людей. Ты прожила всю жизнь с мамой и тетей Хэтуэй, а я все только начинаю. Я хочу, чтобы у меня с тетей Хэтуэй были свои отношения, как и со всеми остальными… и мне не нужно, чтобы ты каждый раз все рассказывала и объясняла.

— Хорошо, — тихо ответила Сейдж.

— Прости, что я так рассердился, — проговорил Джейк и нахмурился.

— Насчет папы у нас с тобой полное равенство. Ты должен это признать — мы узнаем его вместе.

— Ты говоришь так, как будто это хорошо.

Сейдж покачала головой, на мгновение потеряв дар речи: она не думала, что это хорошо, совсем нет.

— Все там, — наконец вымолвила она, прикрыв ладонью глаза от солнца. — Все, кроме нас.

— Да, — тихо произнес Джейк.

— Твоя семья, Джейк. — Она знала, что ходит по тонкому льду, касаясь этой темы. Любое слово, что неосторожно слетало с ее губ, могло вызвать в нем бурю гнева.

— Заканчивай, Сейдж.

— Ты это знаешь.

— Знаю. — Сейдж послышалось, что тон голоса Джейка изменился.

— И не заставляй меня все время присматривать за тобой, — проговорила она, обратив все в шутку. — Я же твоя сестра.

— Сестра-близнец, — проговорил Джейк шутливым тоном. Сейдж была счастлива. Она поняла, что он все знал, просто подшучивал над ней, а сам прекрасно понимал и разделял ее чувства.

Музыка звучала беззаботно и празднично. Внезапно Сейдж натянула поводья и затихла.

— Слушай!

— Я слышу, — ответил Джейк, остановившись рядом с ней. Музыканты разогревались, и Луиза репетировала свою новую песню. Она написала ее для Джеймса и Дейзи и назвала «День навсегда». На лице Джейка засияла улыбка: он слушал, как ее голос разливался по цветущим лугам.

— Не Луизу… — проговорила Сейдж. — Слушай.

Стояли теплые весенние дни, и было уже слишком поздно для этого явления природы. Но когда близнецы подняли головы вверх и прикрыли ладонями глаза от яркого солнца Вайоминга, они увидели, как огромная стрела движется по небу. Это были белые гуси. Солнечные лучи отражались от их белоснежных перьев. Гуси кричали, и их голос и хлопанье крыльев заглушали даже песню Луизы.

— Гуси, Джейк.

— Я вижу!

— Сколько их там? Можешь разглядеть? Сто?

— Тысяча.

Близнецы знали историю про гусей, то, как отец второй раз сделал предложение их матери и она согласилась, когда он поднял птиц в зимнее небо. От одного только их вида сейчас глаза Сейдж наполнились слезами. Она посмотрела на своего брата. Он привстал в седле, а рядом с ними Мейзи лаяла на небо.

— Тысяча! — снова воскликнул он.

— По крайней мере.

— Хей! — закричал Джейк так, что Сейдж едва не свалилась с лошади.

— Гуси не слышат тебя, — засмеялась она.

— Не они, — ответил Джейк. — Я не с ними разговариваю.

— Тогда с кем?

— Хей! — Джейк закричал еще громче, встав на стременах.

Отец стоял у загона для лошадей и разговаривал с кем-то.

— Они вернулись! — прокричал он.

— Ты зовешь папу? — спросила Сейдж, а ее сердце застучало быстрее. Обычно Джейка сильно ничего не радовало; он никогда не испытывал особого желания поговорить с отцом или матерью, не испытывал трепета и восхищения от чего бы то ни было. Сейдж знала, что это ранило чувства обоих родителей, но отец страдал больше всего.

— Музыка играет слишком громко, — произнес Джейк. — Он меня не слышит.

— Тогда громче. — Сейдж засветилась от счастья. — Давай, Джейк, кричи громче.

— Папа! — закричал он, показывая на небо. — Мама! Они вернулись!

Услышав голос Джейка, отец повернулся. Даже отсюда Сейдж увидела широкую улыбку на его лице, ведь Джейк назвал его «папой».

Их мать выглянула из окна на втором этаже, и ветер подхватил ее вуаль. Сейдж улыбнулась и помахала своим огромным букетом, но родители смотрели на небо, туда, где летели белые гуси.

— Они вернулись! — со всей силы кричал Джейк Такер. Он тоже улыбался и махал рукой как человек, на долю которого выпало счастье быть частью семьи, где детям рассказывали истории о белых гусях, о бесстрашном воине Вашаки. Таким бесстрашным и был тот, кто приехал домой со своей сестрой как раз на свадьбу своих родителей и на самом деле собирался пойти на церемонию, чтобы услышать, как они скажут друг другу:

— Да.