— Кейтлин?
Я повернулась к маме, мельком глянув на застеленную кровать и собранную сумку. Я смотрела в окно, на фонтан и причудливую сеть дорожек, которые были моим видом из окна в последнее время.
— Да?
— Ты готова?
— Почти, — отозвалась я. Все, что мне было нужно, я упаковала — кособокая пепельница, кормушка для птиц и фотографии: я, Джинджер, доктор Маршалл с вазочкой леденцов на коленях, и та безумная мозаика, которую я собрала в единое целое. Дневник был прижат к моей груди, я не хотела выпускать его из рук.
— Хорошо, я подожду снаружи, — мама с улыбкой кивнула и вышла за дверь. Ее каблуки простучали по стеклянному коридору, а я достала из чехла камеру и сняла крышечку с затвора. Солнце било прямо в окно, и я встала перед зеркалом, настраивая фокус, чтобы изображение было четким.
Девушка за стеклом выглядела совершенно иначе, она не была похожа на ту, которая приехала сюда. Я немного набрала вес, кожа очистилась, а волосы стали длиннее. На мне была красная футболка с коротким рукавом, и был виден загар на руках — чистых и гладких, как у остальных девушек. Я опустила камеру на уровень талии и положила палец на кнопку затвора, улыбнувшись девушке в зеркале. Она улыбалась в ответ, склонив голову набок, и я знала, что она понимает все: историю Кэсс, историю Роджерсона и мою собственную историю. Я внимательно смотрела на нее — и, наконец, нажала на кнопку, сохраняя еще одно лицо для своей коллекции. Щелк!
Боу и Стюарт пригласили нас на ужин, чтобы отпраздновать мое возвращение домой, так что, едва лишь начало темнеть, мы с родителям перелезли через живую изгородь, разделявшую наши участки. На их кухне было тихо и темно, так что я даже в нерешительности остановилась перед дверью, вопросительно взглянув на папу.
— Вперед, Кейтлин! — весело кивнул мне он, и я толкнула дверь. Меня тут же окружил запах фирменного ежевичного пирога Боу, но кухня казалась пустой, словно нас никто и не ждал.
— Э-эй? — неуверенно позвала я, и тут от стен отделились темные фигуры, а затем зажегся яркий свет, и я увидела, что вокруг меня стоят фотографии. Мои фотографии!
Вот снимок женщины, который я сделала в отделе замороженных продуктов, вот другие мои работы — каждая фотография стояла в рамке и выглядела ну очень торжественно.
— Что это? — я удивленно обвела глазами кухню, превратившуюся в галерею моих собственных работ, и тут же услышала многоголосый хор:
— Сюрприз!
Вокруг неожиданно появились Боу, мама, папа, Рина и Стюарт, все они обнимали меня, смеялись и хвалили.
— Мне не хотелось бы, чтобы ты пропустила выставку, — сказала мама, когда все немного утихомирились, — поэтому вот, — она махнула рукой, — это все — в твою честь!
— Кейтлин, — прокашлялся папа, — должен тебе сказать, что они прекрасны. Особенно эта, — от с удовольствием хмыкнул, обернувшись на снимок, где был запечатлен он сам. Рина рассмеялась.
Я закрыла глаза и позволила их голосам затопить мой слух. «Кейтлин! Кейтлин?»
«Кейтлин!» — кричали все, видя меня на стадионе с помпонами.
«Кейтлин!» — одобрительные возгласы на церемонии награждения.
«Кейтлин!» — смех Коринны в ответ на мои саркастические комментарии к мыльным операм.
«Кейтлин» — это словно было написано на всех моих снимках.
— Кейтлин?
Я внезапно почувствовала, что выныриваю из шума голосов, поднимаюсь все выше и выше, и вот уже вижу небо над своей головой. Страна грёз остается все дальше и дальше, и выныриваю — чтобы услышать единственный голос, который так часто и так давно представляла себе снова и снова.
Я открыла глаза.
Мои близкие отошли — и навстречу мне, широко улыбаясь и раскинув руки для объятий, шла еще одна гостья, чье лицо я узнала бы, где угодно.
Моя сестра.
Кэсс.
— Кейтлин, — она остановилась рядом, ее глаза привычно нашли мой шрам над бровью, и я бросилась в ее объятия. Я еще не знала, что ей сказать, но ведь моя история уже была рассказана в дневнике, а значит, она все уже знает.
В тот момент я совершенно точно знала, что выбралась на берег — и никогда больше не опущусь на дно.