Глава 6

— Кейтлин, — начала моя мама вечером, когда я ждала Роджерсона, собиравшегося заехать за мной. — Я не думаю, что это хорошая идея.

Я стояла на верхней ступеньке лестницы, откуда могла видеть дорогу к Лейквью из окна. Каждый раз, когда я видела проезжавшую машину, у меня перехватывало дыхание, и я надеялась, что это был он. Отец отложил газету и внимательно взглянул на меня.

— Что именно? — поинтересовался он.

Мама пересекла комнату и подошла к своей новой викторианской кукле, лавочнику — низенькому человечку, державшего в руках нечто, похожее на мешок муки.

— Кейтлин встречается сегодня с тем мальчиком, — сказала она, поправляя шляпку на голове куклы, — и они куда-то собираются.

Я взглянула на часы: без пятнадцати семь. Он сказал — «В семь», но я была готова уже в пять сорок.

— И кто же он? — спросил папа.

— Роджерсон Биско-младший, — откликнулась мама, и подошла к куклам, сидевшим вокруг стола с чайным сервизом. Она аккуратно пододвинула чайник ближе к одной из кукол и заботливо переставила чашку подальше от края столика.

— Тот подающий? Из баскетбольной команды? — отец явно заинтересовался. — Или кто-то другой?

— Кто-то другой, — ответила мама, и отец вздохнул. Я не стала защищать Роджерсона в его глазах.

Когда мама увидела нас на кухне, она спросила, откуда я его знаю, и я просто ответила, что он — мой знакомый из школы.

Его «долгая история» оказалась рассказом о том, как он был отстранен от школы за какие-то нарушения, что привело к общественным работам — то есть раскладыванию печенья по тарелкам. Видимо, мнение Келли о Роджерсоне было не таким уж неправильным.

Наши родители были знакомы — его мама, Бобби Биско, местный риэлтор, также состояла в Ассоциации родителей. Я видела её мельком — пышные светлые волосы обрамляли лицо, которое, казалось, могло бы украсить любой рекламный плакат, голову она держала высоко и смотрела на окружающих будто бы снисходительно. Роджерсон Биско-старший был главой местной фармацевтической компании и играл в гольф в том же загородном клубе, что и моя мама. А старший брат Пейтон, год назад выпустившийся из престижной частной школы Perkins Day, сейчас был первокурсником в университете. Наверное, знать всё это было бы достаточно, но я была любопытна, а у Роджерсона оказалось великое множество «долгих историй». Некоторыми он поделился со мной, подвозя меня домой после фестиваля. Он рассказал, что ходил в ту же частную Perkins Day до пятнадцати лет, а потом «был исключен из-за некоторых проблем с администрацией школы». Решив, что этого уточнения будет достаточно, он больше не упоминал об этом. Его семья жила в Эрборсе, элитном районе неподалеку от загородного клуба, и окна их дома выходили на девятую лунку на поле. Домой, по его словам, Роджерсон мог заявляться когда ему вздумается. Он перешел в другую школу, а после занятий подрабатывал в гараже, чиня старые машины, время от времени был и волонтером. Он говорил об этом скупо, вскользь снова упомянув «некоторые проблемы», но затем сказал, что сейчас, «кажется, встал на правильный путь». Впрочем, я не волновалась, чего не скажешь о моей маме.

Она ходила из угла в угол, что-то бормоча себе под нос, то подходя к куклам и что-то поправляя, то отходя и глядя на них на расстоянии.

— Я думаю, что… — начала она своим тихим пассивно-агрессивным голосом, затем остановилась, ожидая, что кто-нибудь попросит продолжить.

— Что? — отец свернул газету и положил её на стол перед собой.

— У тебя сегодня был трудный день, — сказала мама, глядя на меня. — Ты наверняка устала.

— Вовсе нет. Со мной все в порядке.

— А еще у тебя очень важная игра в понедельник, — говорила она, словно не слыша меня. — Я уж не говорю о танцах в пятницу. Не удивлюсь, если на этой неделе у тебя было много дополнительных тренировок!

— Мам. Сегодня суббота, — произнесла я, поджав губы.

— Хм, ну я просто говорю, — она гипнотизировала взглядом отца, — что всё это не кажется мне хорошей идеей.

Последние два слова были сказаны с особенным нажимом, явно призванные побудить моего отца к действию. Бинго! Он посмотрел на нее, затем на меня.

— Кейтлин? Может быть, тебе действительно не стоит никуда сегодня идти, в конце концов, неделя была непростой, — предположил он.

— Сегодня суббота, — снова возразила я. — Папа, ты что, смеешься? Я занималась уроками весь день, а ведь сегодня выходной!

— У тебя тест по математике в понедельник, — напомнила мама. Я почувствовала неприятный холодок на спине, мне не нравилось это ощущение того, насколько она вовлечена в мою жизнь. Теперь, с уходом Кэсс, все ее внимание переключилось на меня, и мама знала обо всех моих тренировках, контрольных — да о каждом шаге! — словно мы были одним человеком. Наблюдая, как это происходит с Кэсс, я завидовала сестре. Теперь я начинала её понимать.

Отец вновь развернул газету.

— Будь дома к положенному времени, — сказал он, просматривая колонку спортивных новостей. — И подготовься завтра к тесту. Хорошо?

Мама разочарованно вздохнула.

— Хорошо, — отозвалась я.

Роджерсон появился минута в минуту, остановив машину, не доезжая до нашей подъездной дорожки. Часы еще били семь, когда я вышла наружу. Я не стала оборачиваться, и так прекрасно зная, что мама смотрела мне вслед, а затем подошла к окну и наблюдала за тем, как я иду к его машине. Мысленно я спросила себя — появилось ли такое же чувство легкости у Кэсс, когда она бесшумно выскользнула из дома тем августовским утром?

* * *

— Привет, — сказала я, забираясь в машину.

— Привет, — откликнулся Роджерсон, заводя двигатель, разворачиваясь и направляя машину к шоссе. Все светофоры горели зеленым светом, и я искоса взглянула на Роджерсона, гадая, что же он думает обо мне.

На нем был коричневый свитер, джинсы и старые побитые ботинки, с уголка рта свисала сигарета. Он ничего не говорил, а я все думала, как же начать разговор — и каждый новый повод для диалога казался мне глупее предыдущего. Через несколько минут он сообщил, что у него «есть пара поручений», так что «ему нужно заскочить кое-куда».

«Кое-куда» оказалось огромным домом в Эрборсе, возле которого было припарковано, наверное, машин пятьдесят. Впрочем, Роджерсон остановился прямо на шоссе.

— Пойдем, — сказал он, выходя из машины, и я последовала за ним. Я не знала, чего ожидать, поэтому просто шла следом. В наших отношениях ничто нельзя было назвать обычным, я даже не была уверена, подходит ли сюда само понятие «отношения», поэтому вряд ли можно было рассчитывать на стандартный набор «кино-пицца-кола», как непременно было бы с Майком Эвансом.

Когда мы вошли в дом, я поняла, что мы пришли на вечеринку ребят из Perkins Day. Каждый, абсолютно каждый выглядел, словно только что сошел со страниц каталога «J. Crew», такими опрятными, красивыми и белозубыми были собравшиеся.

— Сюда, — Роджерсон провел меня мимо крытого капельного фонтана, стоявшего прямо напротив входной двери. Он выглядел уверенным, видимо, давно зная это место и людей, с которыми собирался встретиться. Проходя мимо группы девушек модельной внешности, я поймала на себе взгляд, которым девчонки в нашей школе обычно провожали Рину. Это что-то новенькое.

— Привет, Роджерсон! — сказала одна из них, и парень кивнул, даже не обернувшись и не потрудившись сказать что-нибудь в ответ.

— Кто это? — спросила я, просто чтобы сказать хоть что-нибудь, когда мы шли через гостиную, устланную пушистыми коврами.

— Никто, — коротко ответил он, подходя к небольшой двери в стене гостиной и постучав два раза, прежде чем открыть.

За дверью оказался кабинет — стены, обшитые деревянными панелями, множество фотографий на них, красный ковер на полу, большой письменный стол из красного дерева, уставленный дипломами в рамках, наградами и дорогими ручками на подставках, трюмо в таком же стиле. На столе сидел высокий светловолосый парень с сигаретой в руке, явно собиравшийся закурить. На трюмо стояла девушка с рыжими кудрявыми волосами в потертых джинсах. Она курила, покачивая одной ногой, на которой стояла пепельница.

— Роджерсон, — произнес парень, отложив сигарету на миниатюрный рисунок гор, лежавший тут же, на столе, и встал. — Мы тебя заждались.

— Ну что ж, теперь я здесь.

— Хорошо, — отозвался блондин. Он выглядел как типичный американец — высокий, с голубыми глазами и загорелый. — Что у тебя есть для нас?

Роджерсон сунул руку в карман, вытащил оттуда пакетик с белым порошком и помахал им в воздухе. Не знаю, почему это удивило меня, но я была… Если честно, то просто в шоке. Он говорил, что был исключен за «что-то», но я почему-то решила, что речь шла о превышении скорости или парковке в неположенном месте. Роджерсон положил пакетик на стол и щелкнул по нему, отправляя к парню, тот поймал его, внимательно изучил содержимое и достал кошелек из ящика стола.

— Сколько?

— Семьдесят пять. И для меня — как договаривались.

Парень кивнул, отдал Роджерсону несколько купюр и посмотрел на рыжеволосую девушку. Она неторопливо затушила сигарету, бросила её в пепельницу, соскользнула с трюмо и, вынув из заднего кармана пачку банкнот, протянула ему. Он отсчитал еще несколько купюр, сложил их и послал по столу к Роджерсону, как ранее тот послал ему пакетик. Роджерсон быстро пересчитал деньги, удовлетворенно кивнул и положил часть из них в один карман, а часть — в другой. Рыжеволосая девушка посмотрела на меня с улыбкой и произнесла:

— Я Лорен.

— Кейтлин. Привет.

— Роджерсон тако-ой вежливый, — насмешливо протянула она, ткнув его пальцем.

Немного присмотревшись к фотографиям, я заметила, что Лорен была на некоторых из них — вот она в хоккейной форме с мячом на коленях, вот сидит на траве в длинном белом платье, держа руках огромный букет роз.

— Извините, — хмыкнул Роджерсон. — Это Кейтлин. Кейтлин, это Лорен и Уолтер.

— Привет, — кивнул Уолтер, и я поняла, что уже видела его — пару недель назад, на одном из матчей, когда футболисты Perkins Day буквально размазали нашу команду по полю. Он тогда был в их числе.

Лорен зажгла еще одну сигарету, выдыхая дым в сторону фотографии, где она сидела с розами. Уолтер тем временем высыпал содержимое пакетика в какую-то чашу и вежливо предложил мне.

— Нет, спасибо, — я покачала головой.

— Ты уверена?

— Да.

Он приподнял бровь.

— Она в команде болельщиц, — пояснил Роджерсон. — Ей репутацию нужно поддерживать, ну и все такое.

— И она здесь с тобой? — поинтересовалась Лорен между затяжками.

— Да, дело в волосах, вероятно, — Роджерсон пожал плечами.

— Скорее всего, — согласилась с ним девушка. — Потому что все остальное… — она окинула его скептическим взглядом.

— Ха, — отозвался тот с каменным лицом.

— Ха-ха, — парировала Лорен.

Я улыбнулась, не уверенная, что это была шутка — или что шутили надо мной.


Позже, когда мы вышли из дома и сели в машину, я сказала:

— Значит, Уолтер — футболист, да? Давно ты его знаешь?

Он взглянул на меня и улыбнулся своей вечной полуулыбкой, затем вытряхнул сигарету из пачки.

— Знаешь, — задумчиво произнес он, — ты задаешь много вопросов.

— Вовсе нет, — возмутилась я. Можно подумать, это я вела себя так, словно его здесь не было! — Ты, как бы, вообще не говорил со мной с тех пор, как я села в машину!

— Не говорил? — повторил он, щелкнув зажигалкой.

— Именно.

Он поднес огонь к сигарете.

— Хорошо. О чем ты хочешь поговорить?

— Я… Я не знаю, — вопрос меня обескуражил. — Я имею в виду, не то что бы я рассчитывала на какой-то супер-потрясающий диалог, но…

Он изогнул бровь.

— Но, — продолжала я чуть более твердым голосом, — мне интересно, зачем ты вообще позвал меня с собой, если теперь ты ведешь себя так, словно меня здесь нет.

— Хм, — казалось, он обдумывает мой вопрос. Уже неплохо. — Не обязательно, — он постучал сигаретой по краю пепельницы и повернулся ко мне. — Хочешь, чтобы я отвез тебя домой?

Я посмотрела на дом, возле которого мы все еще находились. Он был огромным, каждое окно сияло, фигуры двигались в ярком свете, и, прислушавшись, можно было даже уловить музыку. Обычная субботняя вечеринка — я могла бы быть на такой же вместе с Риной сейчас. Стояла бы, как всегда, чуть позади нее, неловко флиртуя с мальчиками и ожидая чего-то необычного. Я покачала головой.

— Нет. Всё в порядке.

— Ладно, — спокойно отозвался он, заводя машину. — Мне нужно съездить еще в одно место, так уж вышло. Не против?

Я снова покачала головой. Не то что бы у меня был какой-то особенный выбор.

— Ну и хорошо.

Его рука снова легла на мое колено, и машина двинулась к шоссе.

* * *

Следующим местом был трейлер где-то за городом. Мы проехали мимо озера, миновали радио-вышки и несколько пастбищ, свернули на грязную ухабистую дорогу, и Роджерсону пришлось включить фары, чтобы видеть, куда едет. Когда нас снова тряхнуло, он покачал головой.

— Я так свою выхлопную трубу потерял где-то здесь прошлой весной. Эти кочки — настоящая заноза в заднице.

Я молча кивнула, украдкой вытерев брызнувшие из глаз слезы (на очередной кочке нас подбросило, и я сильно прикусила язык). Наконец мы остановились где-то посреди дороги у высокого грязного трейлера. На траве перед ним валялся сдутый и вывернутый наизнанку детский бассейн.

— Подожди здесь, — сказал Роджерсон, когда я потянулась, чтобы открыть дверь. — Я буду через секунду.

— Хорошо, — согласилась я, выглядывая из окна. Уже стемнело, и я видела только деревья вокруг трейлера, в небе уже поднялась полная луна, тускло освещая трейлер. Роджерсон поднялся по ступенькам, дверь распахнулась, и я увидела высокую светловолосую женщину с ребенком, сидевшим в рюкзаке-кенгуру. На ней были джинсы и футболка с надписью «Гуччи». Увидев Роджерсона, малыш потянулся к нему, женщина, не заметив этого, отошла в сторону, давая парню зайти внутрь. Лицо ребенка скривилось, и он начал плакать, когда Роджерсон оказался вне досягаемости, но она лишь захлопнула дверь за гостем, даже не попытавшись успокоить малыша.

Я сидела в машине восемнадцать с половиной минут. Откуда мне это было известно? Часы на приборной панели были единственным развлечением, вот откуда. Я снова начала задаваться вопросом, зачем я понадобилась Роджерсону сегодня, если все это время просто сидела на пассажирском сиденье или молча ходила следом за ним, когда он, наконец, вернулся.

— Извини за это, — сказал он, садясь в машину. — Пришлось задержаться.

— Ничего страшного, — ответила я, — но, думаю… — я замялась. — Я бы хотела вернуться.

Он потянулся ко мне и поцеловал меня. Поцелуй был жестким, рука Роджерсона сильно обхватила мою шею сзади, притягивая меня ближе, его губы были сладкими и хранили запах сигаретного дыма. Мы снова целовались в его машине в свете полной луны, время как будто застыло, хотя часы на приборной панели продолжали хладнокровно отсчитывать секунды и минуты.

* * *

Мы снова вернулись в Эрборс, но на этот раз подъехали не к тому дому, где была вечеринка, а остановились перед другим особняком, не менее шикарным и не менее громадным. Роджерсон припарковал свою машину за серебристым Лексусом, затем мы вышли наружу, и он стоял какое-то время, внимательно оглядывая машины на подъездной дорожке, слегка нахмурившись.

— Бинго, — тихо пробормотал он, сунул руку в карман и достал еще один пластиковый пакетик, такой же, как тот, что он вручил Уолтеру. Быстро взглянув на меня, он вопросительно показал глазами на пакетик.

— О, — только и могла сказать я. — Хм, нет, спасибо. Репутация — и все такое, — я попыталась обратить дело в шутку.

— Твое дело, — он кивнул. — Впрочем, на твоем месте я бы не упустил возможности.

— Почему? — напряжение в воздухе было почти осязаемым.

— Уж поверь мне, — с коротким смешком отозвался он, убирая пакетик и доставая сигареты. — Как насчет этого?

С шестого класса я прекрасно знала о Давлении Окружающих, Плохом Влиянии и Умении Сказать «Нет», но сейчас я чувствовала, что я могу быть кем-то другим. Например, девушкой, которая целуется в машине с парнем. Девушкой, которая отказала Майку Эвансу. Девушкой, которая курит. Я могла быть, кем угодно.

Из глаз вновь брызнули слезы, и я сильно закашлялась после первой глубокой затяжки, рот словно наполнился дымом. Ощущение не из приятнейших, но во мне как будто что-то изменилось, словно я прыгнула в теплую воду, вынырнула, и теперь меня ласкали волны, и согревало солнце.

Когда мы закончили с сигаретами, Роджерсон открыл дверь машины и убрал пачку, зажигалку и пакетик под сиденье, повернулся ко мне и поцеловал. Это было восхитительно, я могла бы стоять так вечно — но он отстранился и улыбнулся.

— Готова?

— Конечно, — я была готова ко всему, хоть и не знала, что ожидает впереди. Да, впрочем, какая разница, если рядом Роджерсон!

— Открой рот, — сказал он, и, когда я подчинилась, он брызнул чем-то мятным и свежим. — Надеюсь, ты не против?

— Против? — повторила я, чувствуя во рту вкус мяты.

— Освежитель дыхания, — пояснил он. — «Завтрак чемпиона», — он пшикнул освежителем и себе в рот.

— Нет, но в следующий раз, надеюсь, ты предупредишь меня, — улыбнулась я.

— Заметано. Ну, пойдем?

Я кивнула (в который раз за этот вечер?), и мы направились к особняку. Проходя мимо машин, Роджерсон быстрым движением отряхнул и одернул футболку, откинул назад волосы. Мне это почему-то показалось смешным.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась я. Всё, на что бы я ни посмотрела, казалось нечетким и размытым, как будто я видела все это на экране телевизора.

— Это всё волосы, — серьезно ответил Роджерсон. — Они их пугают.

Я расхохоталась.

— Пугают кого?

Он схватил меня за руку, мы зачем-то пригнулись, сев на корточки, и тут входная дверь открылась, и я увидела Бобби Биско: то самое лицо, способное украсить любой рекламный плакат. Она была смуглой, как и Роджерсон — позже я узнала, что её предки были родом из Греции.

— Роджерсон Биско! — громко позвала она. Роджерсон нехотя встал и потянул меня за собой. Зачем тогда мы садились? — Где ты был?

— Мама, — начал парень.

— Ты должен был быть на встрече сегодня, — оборвала она его. — Твой отец недоволен, и в этот раз я не собираюсь выгораживать тебя перед ним. Заходи.

Мы последовали за ней в дом. Остановившись посреди ярко освещенного холла, она повернулась к нам.

— Мама, — снова сказал Роджерсон тихим голосом, — познакомься. Это Кейтлин О`Корин.

Миссис Биско посмотрела на меня. Она выглядела как настоящая светская дама — черное коктейльное платье, высокие каблуки, высокая прическа, в руке бокал вина.

— Маргарет О`Корин — твоя мать? — поинтересовалась она, и я с трудом сглотнула, внезапно почувствовав комок в горле.

— Да, — сказала я, чувствуя на себе её оценивающий взгляд, и пытаясь понять, в мою ли пользу оценка.

Она кивнула и чуть пригубила вино, поставив затем бокал на столик позади нее.

— Ладно, иди, — устало сказала она сыну, махнув рукой в сторону широкой лестницы, ведущей наверх. — Он там.

Дом Биско был просто невероятен. Из холла двери вели в разные комнаты, в которых я заметила группы людей. Они ели, пили, смеялись и переговаривались между собой. Судя по всему, сегодня здесь был большой приём — другое слово для мероприятия, проводимого в таком месте, мне не пришло на ум. Среди них я заметила мистера Биско, он стоял в зале в центре большой группы людей. Вот он сказал что-то, и собравшиеся разразились громким смехом.

— Я скоро вернусь, — шепнул Роджерсон мне на ухо и направился в зал. Я осталась наедине с его мамой.

— Кейтлин, милая, — дружелюбно произнесла она, беря меня под руку, и ведя к одной из тех дверей, что были закрыты, — не поможешь мне проверить, как там поживает пирог со шпинатом?

— Конечно.

Мы вошли в кухню, где группа людей в белых рубашках и черных галстуках суетилась вокруг столов, нарезая сыр и фрукты и раскладывая их на самые разнообразные тарелки. Все вокруг двигались так быстро, что мне показалось, будто мы с миссис Биско находимся в замедленной съемке.

— Что желаешь выпить? — спросила она.

— Эмм… — мой язык словно присох к небу, говорить почему-то было сложнее, чем обычно. Странно. — Ничего не нужно, спасибо.

— Ну, как хочешь, — она понизила голос, словно мы вели какой-то личный диалог, не предназначенный для чужих ушей. — А вот я бы не отказалась от еще одного.

Она подошла к столу и налила себе еще бокал вина, затем повернулась к работникам.

— Ингрид, дорогая, — окликнула она, — как там пирог со шпинатом?

— Почти готов, мэм, — почтительно отвечала невысокая женщина в джинсах, поспешно вытирая руки о фартук. — Еще минута-другая.

— Превосходно, — сухо произнесла миссис Биско, отпивая напиток. — Этот пирог, за него можно умереть, — сказала она мне.

Я кивнула, не зная, что ответить. В ярком кухонном свете мне были видны мелкие несовершенства её лица — маленькие морщинки возле глаз, небольшую горбинку на носу. Впрочем, это ничуть не портило её, она все еще была прекрасна.

Где же Роджерсон? Бросил меня здесь, со всеми этими людьми и своей матерью. Господи, это какая-то жестокая проверка. Должно быть, он сейчас смеется где-нибудь с друзьями, представляя меня, пытающуюся найти выход из положения.

— Кейтлин, — сказала миссис Биско, — где вы с Роджерсоном познакомились?

Прежде, чем я успела ответить, раздался громкий звук бьющейся посуды, и кто-то судорожно вздохнул. Миссис Биско подняла голову, рассматривая что-то позади меня.

— На вечеринке, — быстро сказала я, чувствуя, что сейчас может грянуть гром. — Мы встретились на вечеринке.

— О, понимаю, — сказала она, будто бы не слыша меня, все еще высматривая что-то за моим плечом. — Он любит вечеринки.

Дверь открылась, и, обернувшись, я увидела Роджерсона. Он шел ко мне, улыбаясь. В моем мозгу пронеслась дикая мысль, что он здесь единственный, кому я симпатична или, по крайней мере, небезразлична. Один его вид действовал на меня успокаивающе.

— Эй, — он подхватил что-то с одной из тарелок и сунул в рот, — все нормально?

— Роджерсон, — вкрадчиво проговорила миссис Биско. — Ты извинился перед отцом?

— Да, — сказал он, все еще жуя. — Хм, а эти треугольные штуки вкусные.

— Пирог со шпинатом, — пояснила она для меня. — Всегда идет на ура. Приходится готовить не одну партию.

— Мы пойдем гулять дальше, хорошо? — Роджерсон взял меня за руку. Миссис Биско сделала еще глоток.

— Идите. Не задерживайтесь допоздна.

— Ладно, — и он повел меня прочь из кухни.

Когда дверь за нами закрылась, я поняла, насколько шумно там было — голоса, звон посуды, шипение сковородок и стук ножей. Сейчас мы словно нырнули в океан тишины.


Роджерсон провел для меня экскурсию по дому. Пожалуй, этот дом был самым большим жилым сооружением, что я когда-либо видела. Казалось, вы можете обежать его вокруг — и это будет хорошей утренней тренировкой.

Затем Роджерсон показал мне свою комнату. Идеальный порядок, ни одного комочка пыли, всё лежит на своем месте — от CD-дисков, расставленных в алфавитном порядке на полке над кроватью, до полотенец, сложенных на тумбочке у двери в ванную комнату. Это было место, в котором вы бы изо всех сил старались не нарушить этот порядок, я подумала было, что все это дело рук горничной, но первое, что сделал Роджерсон, когда мы вошли — плотно закрыл приоткрытую дверцу шкафа. Он следил за порядком сам.

Я спросила разрешения воспользоваться ванной, и, когда я уже хотела покинуть царство блестящих хромированных ламп и сантехники, в дверь комнаты постучали.

— Подожди там, — тихо сказал Роджерсон и уже пошел открывать, но дверь распахнулась сама, и я, осторожно выглянув, увидела отца Роджерсона — довольно пожилого мужчину, которого я уже заметила краем глаза сегодня, когда он шутил, окруженный гостями. Он не прошел в комнату, оставаясь в дверях, так что меня видеть он не мог.

— Я сказал тебе быть дома в семь.

Роджерсон покраснел и украдкой покосился на меня, явно не очень довольный тем, что я выглядываю из ванной, но сделать он ничего не мог. Выражение его лица заставило меня отступить на шаг и затаить дыхание.

— Отец, — начал он, — я…

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — прикрикнул на сына мистер Биско и внезапно подошел к нему и отвесил Роджерсону оплеуху. Голова парня рефлекторно мотнулась назад, он поднял руку, защищаясь.

— Если я говорю тебе, что ты должен приехать туда-то и во столько-то, это значит, что ты делаешь, как я сказал. Ясно?

Роджерсон, прижав руку к голове, кивнул. Мой желудок сделал сальто. Наблюдая за этой сценой, я с трудом дышала.

— Мы все выяснили? — спросил мистер Биско строго. — Смотри на меня! — он схватил сына за руку.

— Да, — Роджерсон поднял голову. — Я понял.

— Хорошо, — отозвался отец. — Я рад, что мы все прояснили.

Он отпустил запястье сына, и вышел из комнаты.

Я стояла в ванной, разглядывая кафельный пол, пока за дверью его шаги не стихли. Черный квадратик. Белый. Как шахматная доска. Тишина.

Я тихо вышла в комнату. Роджерсон сидел на кровати, опустив голову и сцепив пальцы на затылке, даже не глядя в мою сторону.

— Роджерсон? — позвала я, подходя ближе. — Дай мне взглянуть.

— Не трогай меня, — тихо ответил он, поднимая голову. — Всё нормально.

Место удара покраснело, его глаза были темными от… боли? Гнева?

— Пожалуйста, — я коснулась его плеча.

— Не трогай меня, — он снова опустил голову.

Я осторожно отвела его руки, садясь рядом, и легонько погладила покрасневшую кожу, затем подула на нее, как миллион раз делала Кэсс, когда я разбивала коленки или ударялась локтями обо что-то.

— Не трогай меня, — почти прошептал он. — Отойди.

— Шшш, тише, — я словно убаюкивала младенца.

Роджерсон покачал головой, но я уже обняла его, осторожно поцеловав место удара, и опустила его голову себе на колени. Мы сидели в его комнате, и я перебирала его волосы, прислушиваясь к его дыханию, сперва прерывистому, а немного позже — размеренному.

Загрузка...