Странники между мирами

Глава двенадцатая РАЗОЧАРОВАНИЕ В ИЗУМРУДАХ

Теперь горы окружали Радихену повсюду, куда ни кинь взор: головокружительные провалы и впивающиеся в небо вершины. Странно было думать о том, что в глубине этих гор прорыты глубокие тоннели, что там, в темноте таинственных недр, существует целый подземный город: шахты, переходы, естественные пещеры и даже, как рассказывают, пещерные озера.

Радихена смотрел по сторонам, и ему казалось, будто он умер и теперь находится в царстве мертвых. Обычные люди не могут обитать здесь. Такое попросту невозможно! Обычная жизнь — там, где равнины и мягкие холмы, где плавная зеленая линия горизонта лишь изредка топорщится замками, а воздух полон удивительно сытного запаха свежей, созревшей зелени.

Здесь ничто не напоминало мест, где прошла вся предшествующая жизнь Радихены. Он не испытывал страха, ему даже не было грустно. Отсутствие выпивки перестало беспокоить его. Происходившее изменяло его сильнее всякой выпивки. Внезапно он понял, что стал лучше видеть.

В мире начали проступать краски. Горы сделались чёрными, синими, фиолетовыми, а те, что были ближе остальных, — нежно-зелеными. Зрелище завораживало Радихену, он не мог оторвать глаз от величавого царства, милостиво допустившего к себе людей. Ибо — в этом не могло быть никаких сомнений! — горный мир изначально совсем не предназначался для человека, и представители слабого рода человеческого получили возможность обитать здесь лишь благодаря снисходительности великих гор.

Радихена продолжал путь от конторы, где подписал контракт, дальше, в глубину герцогских владений. Его вместе с шестью другими новыми рабочими устроили на открытой телеге. Ехать предстояло недолго — меньше половины дня. «К ночи будете на месте», — обещал Лахмар.

Телега сильно отличалась от той, на которой Радихена прибыл сюда. С низкими бортами, открытая, она была сделана из очень прочных досок какой-то неизвестной Радихене породы дерева — темно-красных, с густыми черными прожилками. Должно быть, местные, предположил он, оглядывая невысокие, толстые стволы и узловатые ветви деревьев, мимо которых проезжал.

Колеса этой телеги были гораздо толще и ниже тех, к которым Радихена привык на юге. Зато использовались настоящие металлические рессоры, так что сидящих на телеге почти не трясло.

Невысокая лошадка с толстыми лохматыми ногами и густой, коротко подстриженной гривой, темно-рыжая, с белыми пятнами, спокойно бежала по горной дороге. Ее мало заботили обрывы и пики; она родилась и выросла здесь и не боялась гор.

Несколько раз бортик царапал о скальную стену, и Радихена ежился от страха: в отличие от лошадки он испытывал настоящий ужас при мысли о том, что они, быть может, упадут в пропасть.

Однако все обошлось, и к вечеру новички благополучно добрались до поселка. С Радихеной, как и обещал Лахмар, не было никого из его старой деревни. Его отправили в самую дальнюю шахту, в поселок, который здесь называли Изумруд.

Радихена остановился посреди единственной улицы поселка. У него, в отличие от прочих новеньких, не было при себе даже ничтожного узелка — ничего из личных вещей, только худая одежда на плечах и разваливающиеся сапоги на ногах. Вокруг сделалось вдруг очень тихо. Ни упорного цокота копыт, ни грома колес, ни далекого шума падения камней, ни крика птицы над годовой.

Один раз тишину нарушил всадник: он неспешно проехал по улице, даже не повернув головы в сторону сбившихся в кучу рабочих. Разглядев его, Радихена похолодел: гном! Впервые в жизни деревенский юноша видел нелюдя, да еще такого!

Коренастый, с бородавками по всему лицу, со всклокоченной бородой и длинными густыми волосами, с приплюснутым носом, ростом этот гном был с десятилетнего человечьего ребенка, а в плечах — как хороший кузнец. Вид у него был надменный, с оттенком начальственного недовольства.

Он скрылся за поворотом, и почти тотчас навстречу новичкам широким шагом вышел какой-то человек.

Человек! Радихена тайком вздохнул от облегчения. Он боялся, что его отдадут под начало нелюдям. После всего случившегося это было бы для Радихены уж слишком.

Человек этот оглядел новичков и сказал:

— Что вы тут стоите?

Ответа не последовало. Человек криво усмехнулся:

— Все вы с юга приезжаете такие. Боитесь слово лишнее сказать. Ничего, скоро все переменится... Я задал вопрос. Пусть кто-нибудь один соберется с духом и ответит.

Они переглянулись и опять промолчали. Затем Радихена, сам не понимая, зачем это делает, вышел вперед и проговорил:

— Мы не знали, куда идти.

Человек оглядел его с любопытством.

— А что, по-твоему, нужно делать, если не знаешь, куда идти?

Радихена оглянулся на своих товарищей, однако те смотрели на него с некоторым злорадством: взялся говорить за всех — за всех и неприятностей огребешь!

Тогда Радихена сказал:

— Когда не знаешь, нужно спросить.

Человек подбоченился, засмеялся.

— Мне нравится твой образ мыслей, рыжий! Ну так спрашивай. Вот он я. Давай.

— Хорошо, — сказал Радихена. Ему показалось, что он угадывает условия игры. — Спрашиваю. Мы только что подписали контракт и прибыли сюда с юга. Куда нам идти?

— За мной, — велел человек. Теперь он, как казалось, утратил к Радихене всякий интерес.

Их отвели в бараки: троих — в один, двоих — в другой, а Радихену — в третий, стоявший возле самой горы.

Прежде Радихена всегда жил один. У его дяди, пьяницы-пастуха, имелась крохотная хижина, однако и сам пастух, и его юный племянник, и те бродяги, которых привечал пастух, — все они предпочитали ночевать под открытым небом или под каким-нибудь кустом, часто — даже без одеяла.

Здесь же все переменилось. Впрочем, как могло быть иначе! Радихену удивило бы, окажись хотя бы одна деталь его новой жизни похожа на прежнюю.

Длинный барак лепился к скале; собственно, скала составляла одну из его стен. Остальные были деревянные — из той же породы, что и телега.

Окна имелись только в одной стене, той, что выходила на поселок, поэтому в бараке было темно. И, как заметил Радихена, на всех окнах имелись плотные ставни. В первое мгновение Радихена решил: ставни — для того, чтобы люди отсюда не бегали; но спустя мгновение понял свою ошибку, Отсюда никто не убегает. Незачем. Вероятно, ночами здесь бывает холодно, вот и все объяснение.

Несмотря на то, что барак сильно смахивал на тюрьму, Радихена сразу почувствовал себя здесь свободно. Как будто обрел дом, которого всегда был лишен.

Он остановился на пороге и громко позвал:

— Кто главный? Я — новичок, мне велено было сюда прийти.

Главный нашелся быстро: кривоногий широкоплечий человек неулыбчивый, с множеством черных отметин на лице. Он приблизился к Радихене и сердито спросил:

— Что кричишь?

— Мне надо устроиться...

— Ему надо устроиться! Кто ты такой, рыжий?

— Радихена...

— Я — Макилвен. Запомнил?

— Да, господин Макилвен.

— Без «господина». Здесь не принято.

— Хорошо...

Макилвен отвел Радихену к узкой койке, что стояла в самом дальнем конце барака. Над койкой висела маленькая, совершенно закопченная масляная лампа, и Макилвен зажёг её. Стали видны отдельные предметы: мятый металлический кувшин на полу, смятое одеяло и комковатый матрас, набитый старой соломой.

— Это все твое, — сообщил Макилвен. И еще раз оглядел Радихену: — Ты без вещей?

— У меня нет, — сказал Радихена.

— Кувшин — для умывания. Понял? — Макилвен поднял кувшин, понюхал, сморщился. — Вода протухла, утром наберешь свежую. Встанешь вместе со всеми. Завтрак — для всех. Сядешь за стол рядом с соседом по койке — запомни который и не перепутай потом.

— Мы его сами запомним! — раздался веселый голос. — Рыжий да с подбитым глазом, такое не забудется.

— Мало ты рыжих видел с подбитыми глазами? — повернулся в сторону голоса Макилвен.

— В нашем бараке — впервые...

— Ладно, устраивайся, — сказал Макилвен Радихене. — И больше меня вопросами не тревожь. Я тебе рассказал все, что тебе следовало знать. Остальное выяснишь сам. Не маленький, если нарвался на такие неприятности. Но вообще, — он чуть наклонился к Радихене и заговорил очень тихо, — ты мне, рыжий, не нравишься. Что-то в тебе есть гнилое. Будет лучше, если оно как-нибудь само отвалится. Ты меня понял?

Радихена несколько раз моргнул желтыми ресницами. Он ничего не понял.

Макилвен отошел и исчез в темноте. Радихена уселся на койку и начал стаскивать с ног сапоги.

Обладатель веселого голоса снова дал о себе знать:

— Ты воняешь. Иди, умойся. За бараком есть умывальник, найдешь. И сапоги свои сюда больше не приноси, понял?

— Понял, — сказал Радихена и поплелся к выходу. Ему вдруг сделалось грустно, и он сам не мог понять -почему.

Умывальник действительно имелся: широкий бассейн, вырубленный в камне. Вода стекала туда из узкой керамической трубки, которая торчала прямо из скалы, и Радихена некоторое время смотрел на нее, трогал и даже засовывал в нее пальцы, ощущая, как бьет упругая струя воды. Вот как, значит. Эти люди нашли в глубине гор водную жилу и сумели заключить ее в трубу.

Радихена сбросил с себя всю одежду, за исключением рубахи, и долго оттирал дорожную грязь.

Неожиданно он услышал за спиной женское хихикание. Сомнений быть не могло: какие-то особы противоположного пола наблюдают за его потугами сделаться чище. Радихена вспомнил о том, что на нем одна рубаха, когда коварный порыв ветра приподнял подол и явил созерцательницам его голый зад.

— Очень смешно! — сказал Радихена, оборачиваясь к ним.

Они захохотали и бросились бежать, однако Радихена успел рассмотреть их лица — довольно хорошенькие, как ему показалось.

Ногой он отпихнул свои лохмотья подальше от бассейна и босиком вернулся в барак.

— Замерз? — спросил его веселый сосед.

— Ноги сводит, — признался Радихена.

— Это ничего, рыжий, — сказал весельчак. — Меня зовут Тейер.

— Ты здесь давно?

— Всю жизнь... Ну, лет с двенадцати, — сказал Тейер. — Пересаживайся пока на мою койку, я тебе кое-что покажу.

Он наклонился и вытащил, небольшой плетеный короб.

— Тут у меня всякое имущество, — пояснил Тейер. — Гляди.

Он выбросил наверх две пары штанов, рубаху из плотной темной ткани, ременный пояс и завернутые в тряпицу сапоги.

— Возьми.

Радихена осторожно коснулся этих вещей. Они были сделаны очень добротно. Радихена покачал головой.

— Не могу.

— Почему? Я от души предлагаю. Не за деньги. Потом как-нибудь сочтемся.

Радихена взял сапоги, примерил. Оказались чуть великоваты.

— В первый раз надеваю новую вещь, — признался Радихена.

Тейер потянулся, хрустнул косточками.

— Вы, с юга, все чудные, — заявил он. — Расскажешь потом, как там житье.

— Нет там никакого житья, — ответил Радихена. — Век буду хозяину благодарен за то, что меня сюда продал.

— Ты сильно не радуйся, — предупредил Тейер. — Тут тоже не все хорошо.

— Женщины есть — и ладно, — сказал Радихена.

— А, уже видел? — Тейер хмыкнул. — Здесь такие встречаются особы... С ними ухо востро! Они — не то что ваши южанки, от всяких глупостей не размякают. Они сразу суть человека видят. Если рохля, трус или плохо работает — нипочем к себе не подпустят. Такие вот женщины. Я тебе потом про них расскажу... Полезно знать.

— Я умывался, а они подглядывали, — сказал Радихена, чувствуя непонятную нежность к незнакомкам, хихикавшим в темноте. — Можно подумать, голой задницы никогда не видали!

— Задница, брат, в наших краях не редкость, — философски заметил Тейер, и оба они рассмеялись.

Затем Тейер посерьезнел. Зашептал:

— Я тебе одну вещь расскажу, только ты Макилвену не передавай, что я рассказывал. На твоей койке много народу перебывало. Только я четверых помню. Нехорошее какое-то место: кто на нем оказывался, тот в горах погибал.

— Быстро? — спросил Радихена, подумав немного.

— Кто — через месяц, а кто по полгода держался... Ты веришь в приметы, рыжий?

— Не знаю. — Радихена чуть задумался. — Я однажды звезду из колодца достал.

— Это не примета. Здесь много примет. Потом научишься. Но с этой койки постарайся уйти, иначе помрешь, точно тебе говорю. Спи давай. Завтра рано вставать.

Радихена еще раз поблагодарил за сапоги и одежду и вернулся к себе.

Комковатый матрас его мало беспокоил. «Смертное» место — тоже. Как судьба повернется — так и ладно. Ничего страшного в том, чтобы вскорости умереть, Радихена почему-то не видел.

Он завернулся в одеяло, втягивая потревоженными ноздрями чужой запах, и почти сразу же заснул.

Девушка в его сне ждала его за порогом темноты. Едва лишь Радихена погрузился в забытье, как она выступили вперед, вся залитая светом. Он не мог различить её лица, сколько ни старался: сплошное белое пятно, похожее на жемчужину. Такие он видел когда-то в доме её отца. Речной жемчуг, нежного палевого цвета. Она пришивала бусинки к тесьме, делала узоры. Белошвейки.

Девушка медленно поднесла пальцы к своему лицу и провели пятерней по щекам. Пять красных полосок справа и пять — слева. Исколоты иглами, понял Радихена. У нее все пальцы исколоты иглами. Ради королевы. Ради той нелюди.

Он хотел окликнуть девушку, но вспомнил, что не знает её имени.

Забыл.

Она постояла еще мгновение перед его глазами, а затем отступила назад и скрылась в темноте.

Гномов Радихена видел почти каждый день. И каждый раз его брала оторопь. Завидев коренастую фигуру, быстро передвигающуюся по поселку на коротких, кривых ногах, Радихена надолго впадал в ступор. Застывал на месте, по-дурацки приоткрыв рот.

Что-то было в подземном народе такое, что вызывало у Радихены почти мистический ужас. В отличие от большинства горняков он не был особенно суеверен: даже «несчастливое» место в бараке его не слишком пугало. Но гномы — другое дело.

Самое удивительное заключалось в том, что никто больше от нелюдей не шарахался. Здесь к ним, судя по всему, давно привыкли: никто не оборачивался вслед очередной нескладной фигуре.

Постепенно Радихена научился скрывать свое отношение к подземным союзникам герцога. В конце концов, они занимали достаточно высокое положение на территории Вейенто. Чем каждый из них занимался под землей — никого из людей не касалось; однако, очутившись на земле, они все как один приобретали статус неприкосновенных друзей его сиятельства. Любая обида, причиненная гному, могла повлечь за собой крайне неприятные последствия.

Все это Радихене растолковали очень быстро, и он постарался принять услышанное к сведению.

Но в один прекрасный день Радихена лицом к лицу столкнулся с гномской женщиной — и не выдержал.

Она шла прямо на него. Совсем маленькая — Радихене по пояс. Квадратная. В длинном платье, сшитом из выделанной кожи, с меховой оторочкой, с наборным серебряным поясом на обширной талии: пояс врезался в тело, заставляя вызывающе выпирать бюст и живот.

Гномка шествовала горделиво, не глядя по сторонам. Она была уверена в том, что ей уступят дорогу. Возможно, она не станет требовать, чтобы встречные люди ей кланялись— до такого подземный народ еще не дошел и вряд ли дойдет, — однако обращать внимание на горняков она явно не была намерена.

А Радихена не мог оторвать глаз от ее уродливой фигуры... и от серой клочковатой бородки, торчащей на ее лице: густые жесткие пучки росли прямо из бородавок.

Гномка налетела на Радихену. Она оказалась тяжелой, как камень, и такой же жесткой. Больше всего поразили юношу ее груди: они больно стукнули его по бедрам, точно два булыжника.

Получив сильный толчок, он пошатнулся, и тотчас гномка, почти не размахиваясь, ударила его по лицу. Радихена упал. В глазах у него потемнело, и он даже не видел, как дама прошествовала дальше.

Радихене помог Тейер. Поднимая приятеля на ноги, он прошипел ему на ухо:

— Что ты на них таращишься? Это невежливо, в конце концов! Они могут обидеться.

— А как они обижаются? — поинтересовался Радихена.

— То есть? — Тейер даже растерялся от подобного вопроса.

— Обида может принимать разную форму, — пояснил Радихена. — Форму побоев. Форму доноса. Форму обычной драки. А иногда тебе просто в кашу подсыпают иголки. Кто как. Зависит от личных пристрастий.

Тейер покачал головой.

— А ты как обижаешься?

Радихена вздохнул.

— Обычно мои обиды заканчиваются тем, что мне же и навешивают...

— Постарайся вести себя вежливо и, коль уж на то дошло, не обижаться. Эта гномская дама — согласен, страхолюдина, но очень важная персона. У нас с ее отцом большой договор.

— Я не знал, — пробормотал Радихена.

— Тебе бы понравилось, если бы на тебя так выпучивались? — упрекнул его Тейер.

— На меня как раз выпучиваются, — сказал Радихена. — Потому что я рыжий.

— Потому что ты с вечно подбитым глазом.

Радихена потрогал скулу. Рука у важной персоны тяжеленная: скоро глаз заплывет.

Возможно, из-за этих синяков Радихене никак не удавалось найти тех хохотушек, что потешались над ним, когда он только-только прибыл в поселок, и свести с ними более близкое знакомство. Поначалу он принял их смешки как заигрывание, однако вскоре его постигло разочарование. Женщины здесь имелись, и среди них действительно было немало хорошеньких, но ни одна к Радихене и близко не подходила.

Некоторые были замужем и имели детей. Согласно герцогским законам, женщина могла не работать, если ей этого не хотелось и если какой-нибудь мужчина соглашался содержать ее за свой счет. В реальности же работали все. Замужние хотели помочь мужьям поскорее внести плату за собственный дом. Кроме того, у женщин и девиц также имелись собственные контракты, хотя и не такие долгосрочные, как у мужчин: каждая отрабатывала на заводах не менее десяти лет.

Некоторые трудились на кухне или в прачечной — к великому удивлению Радихены, ему больше не приходилось следить за чистотой своей одежды: все делали работницы. По вечерам, после смены, можно было попросту прийти в прачечную и взять свежую рубаху, оставив там запачканную. У тех, кто обзавелся собственностью, на одежду были нашиты метки. Молодые рабочие, вроде Радихены, пользовались «общими вещами», то есть первыми попавшимися.

Еще большее удивление Радихены вызвало то обстоятельство, что немало молодых женщин работали в шахтах наравне с мужчинами. И это вовсе не были мужеподобные создания со здоровенными ручищами! По их виду никогда не догадаешься, чем они занимаются, если на них праздничное платье. Разве что руки способны были их выдать — но у крестьянок Радихена видывал руки и похуже.

Они добывали изумруды. Прежде, будучи крестьянином, Радихена частенько размышлял о драгоценных камнях, золоте, вообще — о предметах роскоши. Пытался представить себе: каково это — владеть, к примеру, изумрудным ожерельем? Носить кольца с рубинами? Надевать на голову обруч из чистого золота? Что должен чувствовать человек, обладающий всеми этими удивительными предметами?

Ему думалось: довольно прикоснуться к настоящему драгоценному камню — и некое волшебное свойство, присущее этой удивительной вещи, само собой перейдет к человеку. Свойство быть свободным, богатым, обладать властью.

Никогда прежде Радихена не предполагал, что станет работать там, где добывают эти самые изумруды. И более того: что он будет прикасаться к ним каждый день — и не испытывать ровным счетом ничего. Он не сделается ни свободней, ни богаче; он не почувствует прилива сил и не обретет власть. Просто зеленые камушки, чаще всего похожие на пальцы. Они обладали блекло-зеленым цветом и были мутны; драгоценность извлекали из самого кристалла уже потом, и этим занимались ювелиры. Кусочки, не расколотые трещинами, тщательно полировались или гранились. Только после этого они делались воистину драгоценными.

Может быть, поэтому Радихена и не ощущал ничего особе иного, когда добывал их?

Подобными соображениями он, впрочем, ни с кем не делился.