Странствие за Фарадоунами

ГЛАВА XII

Входом в дерево, оказавшееся полым, служила большая остроконечная арка, обрамленная мхом по краям. Эльф провел животных сквозь нее в круглый зал, пол которого тоже покрывал ковер из зеленого мха. Вдоль стен в дереве были вырезаны сиденья, зверей отвели к ним и предложили присесть.

— Добро пожаловать в Эльвеноук, Эльфийский Дуб, — сказал эльф. — Меня зовут Риив, и пока вы здесь, я буду вас опекать и направлять. Я говорил с лордом Викнором, и он желает, чтобы вы переночевали у нас, ибо он увидится с вами завтра. Теперь мне нужно сходить и организовать, чем подкрепиться; думаю, вы наверняка проголодались. Я вскоре вас позову. — И он легко зашагал по бархатистому ковру к врезанной в стену винтовой лестнице, которая вилась по стенам зала изнутри и исчезала в потолке. Когда он ушел, животные расслабились и принялись озираться, изучая окружающую обстановку и переговариваясь меж собой.

Поначалу казалось странным, что, хотя на улице уже стемнело, в зале по-прежнему было много света. Однако Наб, осматривая стены, обнаружил небольшие пятна ярко-оранжевого лишайника, которые испускали теплое свечение, и это оно вместе со светом, идущим от множества растущих из мха маленьких грибков, позволяло видеть как в летние сумерки. Прогуливаясь вокруг зала, звери натыкались на удивительные сценки, вырезанные по дереву; некоторые из них изображали мифические события, давно знакомые им по рассказам старого Бруина, а другие относились к легендам и историям, о которых они никогда не слыхивали. Когда глаза привыкли к свету, они увидели, что даже лестницы и сиденья были отделаны красочными замысловатыми узорами, по словам Уорригала — древними рунами. В стенах было множество врезанных вровень со стенами дверей, и за время ожидания из дверей пару раз появлялись эльфы, приветствовали гостей и выходили сквозь входную арку в ночь. За то время, что двери оставались открытыми, странники успевали рассмотреть ведущие наверх ступени, впрочем, мельче ступеней главной лестницы.

Они разглядывали одну особенно крупную резную фигуру, а Уорригал пытался объяснить, чтó она обозначает, когда их позвал Риив; они обернулись и увидели, что он стоит посреди лестницы.

— Ваша комната уже готова, — сказал он, и животные, которые не ели с тех пор, как покинули Серебряный Лес, охотно пересекли зал и начали взбираться по лестнице. В последний раз они встречались со ступеньками в жилище уркку, куда увели Наба, и от мелькнувшего воспоминания их передернуло от страха и отвращения. Эта лестница была иной; темное дерево сгладилось, а ступени мастера скруглили по краям и придали такую форму, что всходить по ним было одно удовольствие. Поднявшись выше, звери глянули на зал внизу и увидели оранжевые отсветы, мерцающие на полированном дереве резных фигурок. И вот они неожиданно оказались в начале извилистого коридора с дверьми по обеим сторонам; Риив увлек их с лестницы, продолжавшей виться по стенам вверх, зашагал по коридору, несколько раз свернул за угол, и, подойдя наконец к одной из дверей, открыл ее и пригласил гостей войти.

— Здесь вы сегодня заночуете, — сказал он. — Думаю, вы найдете все, что вам нужно. Еда на полу в углу; но если что-то понадобится, просто подергайте за ветку вереска, что свисает с потолка. Я позову вас утром, когда Лорд-эльф примет вас. — Он сделал паузу и улыбнулся. — Спокойной ночи! И пусть ваши сны полнятся серебристым светом.

Комнатка была маленькой, но невероятно уютной. Вдоль одной стены для ночлега Броку с Набом положили груду свежего лабазника, а Уорригалу в качестве насеста приготовили крепкую ветвь. Ее поставили на темном деревянном полу рядом с небольшим круглым отверстием в наружной стене, сквозь которое сияющая луна посылала луч света, заливавший маленькую комнату серебром. Животные подошли к окну и посмотрели на поляну. Уорригал, конечно, привык смотреть на окружающее с большой высоты, но для Наба и Брока было чуднó наблюдать пейзаж сверху. Казалось, луна сияла из пруда — так ярко она отражалась в неподвижной черной воде; деревья сверкали ветками, тронутыми морозным блеском. Путники долго стояли, глядя на картину под ними, пока ее вид не запечатлелся в памяти так прочно, что позже, когда бы им ни захотелось, они могли припомнить ее до последней мельчайшей детали и неизменно с чувством спокойствия и безмятежности.

В конце концов желудки напомнили им, что они проголодались, и звери неохотно отвернулись и направились в угол, в котором, по словам Риива, должно найтись кое-что съестное. Там они обнаружили множество кушаний и напитков в резных деревянных мисках и чашах. Яства поражали своим разнообразием. В тарелках можно было найти всю вполне обычную и привычную им еду, но не только зимнюю, а пришедшую изо всех времен года, и Наб дивился ее тонкому вкусу и тому странному обстоятельству, что она казалась на вкус намного лучше, чем дома. Попадались блюда, в которых лежали кушанья хотя и знакомые, но теплые, как будто их нагрели на солнце. Горячие кусочки дождевиков и белых грибов таяли во рту, их даже не приходилось жевать, и на вкус они сильно отличались от холодных грибов. А еще тут была еда, никогда ранее им не встречавшаяся, и они долго и осторожно изучали эти новые ароматы и ощущения, делясь друг с другом своим мнением о содержимом той или иной миски, и в ответ получая совет попробовать из миски, которую только что обследовал другой.

Среди блюд были расставлены чаши с кристально чистой водой, искрившейся и, казалось, наполнявшей пьющего энергией. Животные обнаружили, что даже она разнилась; в одних чашах она была нежно-розового цвета и сладко отдавала шиповником, в то время как в других носила красноватый оттенок и напоминала зверям о клевере. Одна Броку особенно понравилась — насыщенно золотистого цвета, а вкус именно такой, какой, по представлениям барсука, следовало иметь напитку с лабазником. Он обнаружил, что она особенно хорошо сочетается со вкусом горячих кусочков дождевика, и провел немалое время у двух чаш с этими деликатесами, набивая полный рот беловатых грибов и запивая глотком золотистой воды.

В конце концов, когда луна в ночном небе взошла высоко, животные прекратили объедаться и с ощущением того же довольства и защищенности, что и обычно, устроились на ночлег. Брока и Наба окружал освежающий аромат лабазника, напоминавший Броку о Таре и логове, а Набу о тех днях, когда он был малышом и, свернувшись калачиком, прижимался к теплому меху Тары. Уорригал же сидел на ветке, прикрыв светло-коричневые глаза, и думал об Уизене и о том, сколько раз его отец, должно быть, останавливался здесь, приходя к эльфам. Продолжительное путешествие и волнения, которые пережили путники, измотали их сильнее, чем они себе представляли, и, закрыв глаза, они сразу же погрузились в легкий, но спокойный сон диких животных; и было ли дело в еде, напитках или луне — трудно сказать, но их сны полнились серебристым светом, как того пожелал им Риив.

На следующее утро их разбудило льющееся в окно солнечное сияние, и когда они выглянули наружу, то увидели на деревьях и земле толстый слой инея, одевающий все в белый убор. В этот момент вошел Риив.

— Добро пожаловать в новый день, — сказал он, и певучие звуки его голоса прогнали остатки сонливости. — Вы выглядывали наружу? Нас одарило морозцем — прекрасное утро! Хороший день для встречи с лордом Викнором. — Он, пританцовывая, скользнул к пустым чашам на полу и тихонько хихикнул. — Ну вы и проголодались! Вижу, еда пришлась вам по нраву. — Он потянул за вересковую ветвь, вошли три эльфа, принесли с собой еще несколько полных мисок с едой и поставили их на место вчерашних, которые они унесли на деревянных подносах.

— Утро в вашем распоряжении, — сказал он. — Когда поедите, можете делать что хотите: прогуляйтесь снаружи, познакомьтесь с прудом; а в Солнце-Высоко жду вас в зале внизу и оттуда отведу на встречу с Повелителем эльфов. — Он вышел так же внезапно, как и вошел, а животные, к собственному удивлению, обнаружили, что опять голодны, и снова принялись уписывать за обе щеки.

— Скоро забуду, каково это — ходить и искать еду, — сказал Брок с полной пастью черники, но, вопреки собственным словам и всем чудесам и магии этого места, вдруг подумал о Серебряном Лесе с легкой тоской по дому.

— Думаю, мы уйдем, как только повидаемся с лордом Викнором, — сказал Наб; он понимал чувства барсука, но у него самого все мысли о доме вытеснялись возбуждением. Он знал, что вот-вот многое узнает о себе, и понимание этого, вместе с сильнейшим любопытством, заставляло его ужасно нервничать, а кроме того он заметил, что, увлекшись всем окружающим, они позабыли о главной цели своего прихода.

Когда миски снова опустели, а животные наелись до отвала, Наб распахнул дверь комнаты, и они пошли обратно — вдоль по коридору, вниз по лестницам — в зал, где ожидали прошлой ночью. Теперь помещение, когда в него сквозь вход вливался солнечный свет, выглядело иначе. Солнце бросало огромные светлые полосы на устланный мхом пол, делая его ярко-изумрудным, цвета молодых буковых листьев, когда они только начинают разворачиваться весной; по контрасту углы, до которых оно не добралось, казались темными. Здесь сновало множество занятых своими делами эльфов, они поспешно появлялись из дверей, ведущих в зал, и скрывались в других дверях, встречались, разговаривали и смеялись, выходили наружу и входили вновь. У животных создалось впечатление, что они ни на миг не останавливаются; эльфы были существами, которых наполняла неугомонная кипучая энергия, их мысли перетекали как ртуть, а тела беспрестанно танцевали. Их голоса наполняли зал музыкой и напоминали Набу о звуках речушки за Серебряным Лесом, журчавшей и позвякивавшей камешками на песчаном ложе. В солнечном свете свечение, исходящее от тел эльфов, казалось не таким ярким, как вчера вечером, но тем не менее оно никуда не делось. Казалось, что, двигаясь, эльфы оставляли за собой след, так что было трудно рассмотреть, где именно они находились в каждый отдельный миг — кроме случаев, когда они спокойно стояли на месте, а это ни разу надолго не затягивалось.

Животные медленно пробирались через зал, ощущая себя громоздкими и неуклюжими, а еще — чрезвычайно бросающимися в глаза. Похоже, о том, что они находятся здесь, известили решительно всех эльфов, и никто не удивлялся, когда звери проходили мимо; каждый здоровался с ними на свой манер, но все их обязательно приветствовали, прежде чем идти дальше своим путем.

Первым на солнце выбрался Наб; ему пришлось прищуриться, но вскоре он освоился. Затем гости спустились к берегу, похрустывая все еще ломкими от заморозка дубовым листьями, устилавшими землю, и пошли вдоль кромки пруда. Немного пройдясь, звери поняли, что от входа их уже не видно, и тогда они почувствовали странное облегчение. Расположившись на камне за каким-то высоким камышом, они долго сидели, не произнося ни слова и уставившись на воду, и слушали, как плещут мелкие волны, нагоняемые легким бризом на берег. Было хорошо снова остаться одним, и под конец они чуть расслабились и стали судачить обо всем, что с ними произошло с того момента, когда они вошли в Элмондрилл. Вскоре все уже говорили одновременно, причем у всех оказались разные мысли, взгляды и мнения, пока Уорригал не прервал их:

— Пойдемте, нам лучше возвратиться. Уже почти Солнце-Высоко, — сказал он. Животные с легким сожалением встали и, повернувшись спиной к солнцу, вернулись в зал.

Утренняя суета стихла, и через зал спешили лишь несколько эльфов. После яркого солнечного света казалось, что внутри очень темно, и глаза животных не сразу приспособились. С другой стороны зала Риив углядел их и прежде, чем они успели обнаружить его, сам подошел к ним.

— Вижу, вы провели утро в свое удовольствие, — отметил он. — Пахнете солнечным светом. Идемте, лорд Викнор ожидает. — И он тронулся вверх по главной лестнице. Животные последовали за ним той же дорогой, которой шли прошлой ночью, мимо своей двери и в конец коридора, а затем по новой, казавшейся бесконечной, лестнице. Время от времени в стене попадалась трещина или дыра, и, когда они осторожно в нее выглядывали, то по тому, как уменьшалась под ними поляна, понимали, что поднимаются все выше и выше. Вскоре они оказались на одном уровне с верхушками деревьев по ту сторону пруда. Они видели огромные беличьи гнезда, пристроившиеся среди черных зимних веток, а иногда им на глаза попадалась белка, терпеливо сидящая на застывшем суку и вглядывающаяся поверх верхушек деревьев в поля за ними.

— Они постоянно высматривают признаки опасности — не приближаются ли уркку и всякое такое, — пояснил Уорригал, когда Наб спросил его, чем они заняты.

Перед ними неожиданно появилась дверь — огромная дверь в высокой скругленной арке, тяжелая и выложенная узором из серебряных полос в косую клетку. По одну сторону свешивалась веревка, свитая из множества вересковых плетей, и Риив подергал за нее; животные беспокойно ожидали, что будет дальше. Тогда дверь открылась, и два эльфа, одетые в зеленое с коричневым, повели их по высокой круглой палате вдоль прямого центрального прохода к приподнятому возвышению в дальнем конце. Нервничающий Наб, у которого сердце ушло в пятки, бросил взгляд по сторонам и увидел эльфов, собравшихся маленькими группками; одни танцевали, другие сидели на полу и вроде бы что-то мастерили, в то время как третьи музицировали на странных инструментах: на некоторых было полно струн — эльфы щипали их пальцами; другие инструменты эльфы прикладывали ко рту, извлекая хрустальные каскады высоких чистых нот. Наб почувствовал, как музыка увлекает его за собой, душа его уносится ввысь, пронизывает крышу зала и взлетает в серое зимнее небо. Мелодия напитывала его энергией, в результате ритм его движений подладился к напеву, и мальчик обнаружил, что стал, следуя за Риивом, приплясывать в такт. Еще он заметил, что эльфы их всех с любопытством оглядели, оставили свои занятия и оживленно зашушукались между собой. Наб догадывался, что лично ему уделяют особенное внимание; идя посредине огромной комнаты, в которую солнце посылало потоки света через маленькие окна в стенах, он чувствовал, как смотрят на него сотни пар глаз, и слышал шум голосов, нараставший, когда он приближался, и стихавший, когда он проходил мимо. В конце концов после показавшегося вечностью шествия животные достигли помоста в конце палаты. Они поднялись на несколько ведущих на него ступенек и не без легкой нервозности зашагали туда, где их ожидал лорд Викнор.

— Добро пожаловать, — произнес лорд, и от музыки в его голосе по спинам животных пробежал приятный трепет. — Прошу прощения за их неучтивость; им не следовало так глазеть, но же вы понимаете, до какой степени их разбирало любопытство. Пройдемте в мою комнату, там мы сможем поговорить наедине.

Он встал и двинулся к небольшой дверце. Подол его длинного зеленого с серебром плаща тянулся по полу. Лорд открыл дверцу и проводил зверей внутрь. Наб оглянулся на огромный престол Повелителя эльфов: трон, сделанный из черного дуба, словно вырастал из пола. Собственно, вид у него был такой, будто его вообще никто не вытесывал, будто он всегда так там и стоял. Его ничто не украшало помимо узоров самой древесины, да сияли концы подлокотников там, где ладони эльфийских владык, покоившиеся на них с незапамятных времен, отполировали их так, что они отблескивали словно вода. Трон купался в солнечном свете, лившемся через окно высоко в крыше. Солнце сияло на черном дереве и извлекало из его глубин синие, пурпурные и красные оттенки.

Стены маленькой комнаты, в которой они теперь стояли, покрывал зелёный мох; то тут, то там среди зелени прятались пятна оранжевого лишайника, служившего для освещения. Низкий деревянный потолок придавал комнате уютный настрой, совершенно непохожий на величие большой палаты; он напомнил Броку и Набу о родном логове. В двух противоположных стенах было по маленькому круглому оконцу, и сквозь них виднелась вся поляна; Брок выглянул и увидел, что солнце бледнеет, а от воды поднимается туман и расходится меж деревьев.

Лорд-эльф опустился на сиденье, вырезанное в деревянной стене возле окна, а Наб и животные устроились на полу у его ног. Он долго переводил взгляд с одного гостя на другого с теплой улыбкой древнего и мудрого создания. Они же пристально всматривались в его задумчивые серые глаза и понемногу терялись в тайнах времени, пока не почувствовали себя словно плывущими среди облачного моря. Наконец, когда послеобеденное зимнее солнце склонилось ниже и отбросило сквозь окно золотой ореол вокруг головы Повелителя, он заговорил, и голос его был многозначителен и серьезен:

— Пришло вам время узнать кое-что о нашем мире. В начале начал были только Эффлинчи, их звали Ашгарот и Дреагг; и Ашгарот Великий, Владыка Добра, сражался с Дреаггом Могущественным, Правителем Зла, с самого начала времен.

И Вселенную пронизывали лязг и ярость Войн Эффлинчей, и нам не дано постичь их сущности, хотя, быть может, в самых мрачных и самых диких из наших кошмаров угадывается их ужас.

И в своей борьбе за верховенство Эффлинчи извергали из себя материю и швыряли ее в бесконечную космическую тьму.

И по прошествии долгих эпох, слишком нескончаемых, чтобы охватить их разумом, Дреагг Могущественный утомился и был укрощен, и Ашгарот вострубил на небесах о своей славной победе. И изгнал он Дреагга в Залы Драагорна, в мерзости и вони которых тот должен был томиться вечно. И залечивал свои раны Дреагг и долго раздумывал над горечью своего поражения.

И посмотрел Ашгарот на руины войны и увидел Вселенную, полную метательных снарядов после битв; и, празднуя победу, выбрал он из них один и поклялся преобразить его, сделать его своей драгоценностью и славой, чтобы сиял он как вечный памятник победе Владыки Добра.

И благословил он его дарами жизни, и придал цвет, форму и обличье этой жизни.

Сначала создал он зеленые растущие творения: деревья, травы, мхи и лишайники; затем цветы и плоды земные, и их цвета сияли и лучились так, что стал он весьма доволен.

И создал он горы как пики своей силы, чтобы достигали они неба; и дал он им свирепость и мощь, что отражали его собственные.

И сотворил он море, с синевой такой глубины и блеска, что глаза не могли их вместить; и в радости от своего творения наделил он его частью своей собственной силы, чтобы оно вздымалось и перекатывалось подобно его дыханию.

И наконец населил он океаны и землю существами живыми, животными, птицами и насекомыми, чтобы жили там и поддерживали жизнь свою фруктами и ягодами. И стали гармония и мир в жизни, которую он создал, и создания чувствовали себя легко друг с другом, так что все было так, как он хотел, ибо Земля сияла как творение Владыки Добра.

И свет ее был так силен, что дошел до Дреагга там, где он скрывался в Залах Драагорна, которые находятся за пределами Вселенной, и ярость нахлынула на него, когда свет пронзил его, будто насмехаясь над горькими воспоминаниями о поражении. И тогда вкусил он от жутких, исходящих парами жидкостей, что разлиты в Залах, и принялся медленно восстанавливать свою силу и мощь.

И, побывав среди этих ядовитых испарений, сделался Дреагг более изворотливым и хитрым, а посему и гораздо более опасным противником. И тогда он неспешно, скрытно возвратился и коварно настроил животных друг против друга, чтобы они сражались одно с другим и жили плотью своих собратьев, и существа Земли претерпели много страданий и мучений, и воды покраснели от их боли.

А Ашгарот в возобновившейся борьбе с Властителем Зла создал расу, которая боролась бы с влиянием Дреагга и вернула мир и невинность избранной его драгоценности. И эту расу называют Эльфами, и природа их — Магия, и были они сотворены из ветра и звезд, и их сущность взята из глубины могучего моря, и их нрав — среди деревьев и зелени лесной, и их души — из диких забытых гор.

И трех Эльфов поставил он надо всей Землей согласно трем великим просторам творения, и то были Малкофф, Повелитель Гор, Аурéлон, Повелитель Морей, и Аммдар, Повелитель Лесов и Зеленых Растений.

И Лорды-эльфы боролись с силой Дреагга на протяжении многих лун, и истории их борьбы обратились в легенды, ибо велика была храбрость Эльфов и могучи были их Герои. Но все же сильнее было могущество Дреагга, и одной Магии было недостаточно для победы над его ужасным злом, и потому его влияние прибывало, и Земля стала отвратительна из-за творившихся на ней ужасов.

И Лорды-эльфы умоляли Могучего Ашгарота помочь им в трудную минуту. И так получилось, что даровал он Эльфам вторую из Дуайн Элрондин (или сил жизни), которая есть Логика, и из двух сил — Магии и Логики — эта вторая есть самая опасная. Но неспокойно было на сердце Ашгарота при вручении этого дара, и предупредил Ашгарот лордов о его опасности и о том, что его следует использовать как можно сдержаннее, ибо, если ему будет позволено господствовать, он разрушит Землю.

Чтобы ни один из Эльфов не смог использовать силу без других, Ашгарот разделил власть на три части, а именно Три Семени Логики, и каждое семя он вложил в ларчик, изготовленный из полированной меди из самых глубоких Шахт Миксона; и каждый ларчик отдал он во владение одному из трех Повелителей эльфов. И так было устроено, что сила Логики не может быть использована, пока Три Семени не будут собраны и высвобождены как одно целое, и как только они будут высвобождены, больше их использовать будет нельзя.

И ведомо, что было три Повелителя надо всей Землей; но из них величайшим был Аммдар, Повелитель Лесов, сила которого была такова, что там, где он проходил, трава обращалась в серебро, а листья обращались в золото, когда он того желал. И ходил он по лесам, по своим владениям, и все склонялись пред ним и поражались его силе, и сражался он с Дреаггом и многократно побеждал.

И Дреагг наблюдал за силами Аммдара и видел в их величии шанс, которого ожидал. И самыми темными из ночей, когда Земля спала, он нашептывал Аммдару издалека, чтобы он не смог догадаться, что слова принадлежали Дреаггу. Со временем Аммдар, Серебряный Воин, стал тщеславен и горд, и осознал свою силу; и проснулась в нем жаднось, и Дреагг взращивал эту жадность и вскармливал ее, пока она не выросла так, что Аммдар отверг своего Владыку Ашгарота.

И наконец, когда Дреагг уловил, что пришло время, он заявил о себе и подсадил в сознание Аммдара свой план. «Обладая семенами Логики, — шепнул он, — ты воистину станешь владыкой всей Земли. И я помогу тебе в этом, если ты примешь меня как своего Господина, чтобы вместе мы могли одолеть Ашгарота».

И жажда власти, что, как недуг, грызла душу Аммдара, была такова, что он охотно приветствовал Дреагга как своего Господина.

И так начинается Сага об Обмане и Предательстве, в которой Дреагг помог Аммдару найти приспешников из числа собственных помощников и из помощников двух других Великих Лордов, которые помогли бы ему в поисках семян. И он обещал эльфам могущество, если они отвергнут Ашгарота и их собственных Лордов в пользу Правителя Зла. И многие из тех, к кому он подступал, отказали Аммдару и были жестоко уничтожены, но некоторые из них дали ему согласие, и их называют Гоблинами, потому что они Падшие Эльфы.

Гоблинам Дреагг даровал мощь зла, и их стали бояться и проклинать, и были они сильны в коварстве, так что втерлись в доверие к Малкоффу и Аурелону, и стали Хранителями Семян.

И вот наконец вышло так, что Аммдар, Повелитель лесов, получил в обладание одновременно Три Семени Логики. Гоблинам нельзя было дать эту силу, потому что они были существами из Магии, а Магия и Логика не сочетаются. Посему им завладела мысль, что дар Логики следует отдать животным в обмен на их подчинение ему самому и Правителю Зла, тогда он действительно стал бы верховенствовать над Землей, а Малкофф с Аурелоном пали бы окончательно.

Итак, в ночь, когда не светила луна и был недвижим воздух, он созвал вождей животных в свое логовище в глубочайших чащах Спата, и там он предложил им этот могущественный дар, если они предадутся ему одному.

Но силы Ашгарота были могучи в животных, и они отвергли предложение Аммдара и предпочли остаться в свете Ашгарота.

И отвергнутого Повелителя лесов охватила великая ярость, и потому его гнев был ужасен, и животные в страхе бежали, а деревья тряслись, покуда их не вырвало из земли, и не разорвало могучие ветви, и не изломало стволы, как травинки.

А Дреагг наблюдал за неистовством Аммдара с огромным удовлетворением, потому что теперь Повелитель лесов был словно глина в его руках, которую можно было использовать как угодно.

«Давай отомстим им за отказ от тебя, — зашептал он в мыслях Аммдара, — отомстим этим созданиям, которые презрели твою мощь».

И тогда создали Аммдар и Правитель Зла, могущественный Дреагг, расу существ, которых они назвали Людьми; которых мы называем на языке Древних «Уркку», что означает «Великий Враг».

И в них был вложен весь гнев Аммдара против животных, так что люди не считались со зверями, и Дреагг насадил корни жестокости глубоко внутри Уркку; и оттого они стали жестоки по отношению к зверям, что Человек был создан как инструмент мщения.

И Человек был сотворён силой Трех Семян, и поэтому состоял из чистой Логики; а в Магии, даре Ашгарота Могущественного Эльфам, ему было отказано. Хитра была работа Дреагга, ибо подобно тому, как Ашгарот даровал Эльфам частицы себя, так и Дреагг наряду с корнем жестокости вложил в Человека злобную высокомерную природу, чтобы он считал себя высшим существом и властителем над всеми созданиями на Земле. И, по его логике, это оправдывало его отношение к животным.

Так Человек начал властвовать над Землей, и Дреагг был весьма доволен, ибо жемчужина Ашгарота была разобщена, ее цвета поблекли, зеленые растения засохли и умерли, и она превратилась в бесплодную пустыню. И только тому, что было необходимо для жизни или удовольствия Уркку, дозволялось выжить.

И создания Ашгарота, Эльфы, чьи силы шли от Магии, были изгнаны Человеком и стали обитать в тайных скрытых местах, известных только животным.

И Аммдар был весьма доволен тоже, глядя на поистине ужасную месть, воздаваемую животным, и их страдания были велики.

И Повесть об их Преследовании и Жестоком Насилии знакома вам, как воздух, которым вы дышите.

Но среди Уркку встречались и такие, которые отбросили влияние Дреагга и в которых корень жестокости и высокомерный характер не смогли прорасти. И они обернулись к Ашгароту, и он открыл их глаза, чтобы они могли взглянуть на Землю подобно эльфам и животным, и они увидели магию в горах, в деревьях и в море, и они были как одно целое с животными, так что их назвали Элдрон, или Друзья.

И Элдрон жили на протяжении всего царствования Человека, но их число невелико. И за их взгляды и дела над ними потешались, их презирали и высмеивали; и в них восстает великий гнев, когда они видят страдания и ужас, которые их собратья по расе причиняют животным, боль которых они чувствуют, и это все равно что боль, причиненная их собратьям, потому что любая жестокость гнусна для них.

Для Аммдара, Повелителя лесов, вкус власти оказался сладко-горек и длился не долго, поскольку Дреаггу он больше был ни к чему, и в нем чуял Дреагг желание посоперничать даже со своим чудовищным хозяином. Тогда Повелитель Зла посеял семена недовольства внутри логовища Аммдара в Лесах Спата, и гоблин по имени Дегг получил силу уничтожить Аммдара, а именно: в меч Дегга было вплетено заклинание времени; ибо, отпав от Ашгарота, Аммдар потерял бессмертие Эльфов, и Дреагг теперь мог уничтожать Гоблинов, как только пожелает, остановив течение времени внутри них.

И зрелище уничтожения Аммдара было поистине ужасно. Осознав, что он предан, предан даже Дреаггом, который поклялся сделать его великим, Аммдар закричал, и крики его вырвались из Лесов Спата и слышались по всей Земле в течение многих лун, так что Эльфы трепетали, хотя и радовались его кончине.

И с тех пор смрад порчи, лживости и обмана витал вокруг логовища гоблинов в лесах Спата, и они постоянно дрались и ссорились между собой, забытые даже тем, кто их породил. Они не жалели друг друга, предаваясь своим гнусным играм и потакая своим жестоким устремлениям. И все же по временам Дреагг будет использовать их в борьбе против нас, и потому с ними нельзя не считаться.

И с уничтожением Аммдара я, Лорд Викнор, по воле Ашгарота стал Повелителем Лесов и Зеленых Растений.

Так на Землю пала Тень Дреагга. Эльфы и Животные вскричали к Ашгароту, что их оставили, потому что воистину бессильны они были против Элрондин Чистой Логики. И они умоляли Ашгарота, чтобы он помог им. И ответил он им и сказал: «Будьте терпеливы», потому что, как и сказал он, поистине Логика была самой опасной из Элрондин, и на Человека она была потрачена без раздумья о ее силе, и была она чистой и неразбавленной, так что в ней таятся семена самоуничтожения.

Ашгарот далее пообещал им, что когда придет время и звезды на небесах окажутся на надлежащем месте, он пошлет Спасителя, который истинно будет от Дуайн Элрондин, потому в нем уместятся и Магия, и Логика, и этому Спасителю он покажет путь, и через него они будут спасены.

И в Повести о его Пришествии так повествуется: он будет рожден от двоих Элдрон, так что он будет обладать Логикой, но его дух придет от Ашгарота, чтобы у него была Магия. И в нем влияния Дреагга не будет нисколько, и потому он не будет подвержен ни жестокости, ни высокомерию. И он будет воспитан среди животных, чтобы быть с ними и быть одним из них.

И вот, Наб, мы верим, что ты — этот Спаситель, а я, Викнор, как Лорд-эльф, живший ближе всех к тебе, присматривал за тобой с того дня, как твои родители, Избранные Элдрон, оставили тебя в снегу.

Но ты должен отправиться в странствие на встречу с двумя другими Повелителями эльфов, чтобы они могли признать тебя и узнать ближе. Они живут в других странах за морями, но прибудут сюда и встретят тебя в той части своего Царства Природы, которая находится в этой стране[2].

Поэтому лорд Аурелон встретит тебя у моря, там, где оно гремит и бушует на самом западе этой страны, я укажу тебе дорогу, а затем ты отправишься в путь на встречу с лордом Малкоффом среди высоких гор, граничащих с нашей страной на крайнем севере.

И Ашгарот распорядился, чтобы от каждого из Повелителей ты получил по небольшому ларчику, внутри которого будет покоиться сущность, или Зерно, их Царства, называемое Фарадоун, и когда все три будут у тебя, тогда Могущественный Ашгарот явит Путь — тебе одному и больше никому.

Ты будешь путешествовать Старыми Путями, Тайными Тропами, которые известны только Эльфам и Животным, но которые теперь, с твоими силами Магии, будут ведомы и тебе. И ты не будешь одинок в своем путешествии, потому что с тобой будут твои товарищи по Серебряному Лесу: Перрифут Стремительный и пес Сэм, ты, Брок и ты, Уорригал.

Будет и шестой путешественник, известный тебе сейчас как уркку, но на самом деле это одна из элдрон — девочка, которую вы встретили у речки. Она станет тебе другом из твоего собственного племени, и во время путешествия ты многому у нее научишься и узнаешь об обычаях Человека.

Когда ты уйдешь отсюда, то отправишься туда, где она живет. Она будет ожидать тебя, потому что Ашгарот коснулся ее разума во сне, чтобы подготовить ее к твоему приходу. А чтобы она смогла узнать, что ты тот, кто послан за ней, ты дашь ей Кольцо.

Викнор замолк, и наступила долгая-долгая тишина; трое путешественников продолжали смотреть на него, а в головах у них после всего услышанного шла бешеная работа мысли. Лорд сидел у окна и ласково поглядывал на них; его силуэт очерчивался светом ранней луны, потому что солнце уже село. Набу хотелось бы вечно сидеть здесь, в уютной маленькой комнатке, и слушать этот голос. Он немного побаивался уходить, потому что, находясь в комнате, сохранял часть прежнего себя, каким был до того, как вошел; а когда он выйдет, то в чем-то изменится. Как будто раньше он был обернут в защитный кокон неведения, но теперь мир стал иным, и собственная роль в нем его ужасно пугала: из простого зрителя, наблюдавшего со стороны, он теперь выдвинулся в центральные фигуры. Мальчик посмотрел на Брока и Уорригала, обнаружил, что и они смотрят на него, и подивился, изменится ли их отношение к нему.

Для барсука и филина слова Повелителя эльфов о роли Наба не стали неожиданностью, скорее — подтверждением того, что они чувствовали с той самой ночи, когда Наб появился в лесу. С чем отчаянно пытался справиться их ум — так это с обилием только что полученных знаний и со стоящей за ними невероятной историей. Вскоре Брок сдался, его разум тонул во всем этом; но для Уорригала услышанное походило на решение головоломки, поскольку все маленькие фрагменты историй и легенд, которые он собирал годами, наконец-то сошлись воедино.

Их раздумья прервал голос Лорда-эльфа.

— Этим вечером вы отобедаете со мной как мои гости, — сказал он, — а завтра перед вашим уходом я вручу вам Кольцо и ларчик с Фарадоуном. Пойдемте со мной.

Он встал, пересек комнату и, открыв дверь в зал, поманил их за собой. Глазам животных, вышедших на простор огромной палаты, предстал чудесный вид. Вдоль середины комнаты расстилалась длинная циновка, сплетенная из зеленого и коричневого камыша, который перемежался пихтовыми веточками, и на этой тянувшейся почти до дальней стены циновке стояло огромное количество кушаний и напитков, разложенных по маленьким серебряным и медным тарелочкам; по каждой тарелке шла резьба на свой особый манер, и каждая изображала часть истории, которую они только что услышали. Лорд Викнор провел их во главу «стола»-циновки, где сам сел на пышно расшитую подушку и жестом указал Набу сесть слева от него, а Уорригалу и Броку — справа. Когда они вчетвером уселись, толпа эльфов, которые стояли вдоль циновки, тоже сели и повернулись к Викнору, а тот встал, поднял серебряный кубок и повернулся к Набу, пристально глядя ему в глаза. Затем он отпил из кубка, и все эльфы весело закричали и, точно так же подняв свои кубки, выпили.

Брок наклонился вперед, чтобы сделать глоток из своей чаши (чего, как он понял, от него ожидали), и с волнением увидел, что снаружи на чаше искусно вырезано изображение барсука, который пятится через заснеженный лес со свертком в передних лапах. Он возбужденно глянул на другие чаши вокруг; резьба на них тоже представляла разные сцены из его жизни с Набом: вот барсучье логово, вот он и Тара играют с младенцем, а вот первое заседание Совета и многое другое, навевающее теплые воспоминания. Брок глянул на Наба, а потом повернулся к Уорригалу — они тоже с удивлением рассматривали свои серебряные чаши и о чем-то напряженно думали. Мальчик поднял голову и посмотрел на Брока, из его глаза выкатилась слеза и медленно поползла по щеке, а потом упала на циновку. Затем Лорд-эльф сел, заздравные крики прекратились, и все принялись есть и пить.

— Нравятся? — спросил у троих товарищей Викнор, указывая на резные чаши. — Наши мастера как раз заканчивали работу с ними, когда вы проходили мимо них сегодня днем, чтобы встретиться со мной. Видите, вот чаша с вами троими, идущими через Элмондрилл, и вот еще другая, где вы переправляетесь через пруд с Риивом. Ах да, сейчас нас ожидают музыка и танцы. Это будет новый танец, его исполнят в вашу честь; даже я его еще не видел.

Огромная дверь в конце зала открылась, и оттуда вылился поток пританцовывающих эльфов. Некоторые из них несли мелодично позвякивающие инструменты, а другие были одеты в костюмы, мерцающие и посверкивающие сотнями маленьких огоньков в оранжевом неярком свечении, исходящем от пятен лишайников на стенах. Филин, барсук и мальчик удивленно глядели, как музыканты расположились вдоль стен и заиграли, а танцоры принялись плясать в такт ритмам, вкладывая в движения древние воспоминания и вечные образы — иначе говоря, все, что им ни приходило на ум при звуках музыки. Наб узнавал отдельные обрывки мелодий, запомнившиеся ему днем, когда он проходил по залу, а они репетировали, и от этих знакомых мотивов опять почувствовал непроизвольное желание затанцевать. Он смотрел, как танцоры порхают по залу и их костюмы образуют головокружительный, захватывающий водоворот красок, а затем сквозь легкий туман из звуков и огней в голове Наб смутно почувствовал, как встает со своей подушки и, приплясывая, идет через весь зал, чтобы присоединиться к танцующим. Как только он встал и отдался музыке, его тело словно стало жить само по себе; казалось, он то взмывал в воздух, устремляясь к стропилам, украшенным вечнозелеными растениями, то переносился к дальней стене, то, спустившись вниз, сворачивался на полу крохотным шариком, чтобы затем разорваться на отдельные кусочки и разлететься по всему залу.

Брок и Уорригал взирали на это с изумлением, а эльфы смеялись и одобрительно кричали. Вскоре подушки вокруг циновки опустели и помещение заполнилось танцорами, радостно ушедшими с головой в мир движения. Барсук и филин разыскали Наба, и они втроем резвились, кружились, смеялись и прыгали, пока не выбились из сил. А затем, когда луна поднялась высоко в ночном небе, уставшие и счастливые гости возвратились в свою маленькую комнатку. Все эльфы тоже отправились спать. Все, кроме Викнора, который ушел к себе и сидел в одиночестве, глядя в окно на луну, заливающую лес своим сиянием; и его мысли погрузились в прошлое.

На следующее утро животных разбудил Риив — он вошел к ним в комнату и принес на большом подносе, как он выразился, «еду на дорожку». Солнце светило в окно особенно ярко, и они знали, что означает этот яркий свет: ночью выпал снег. Они подошли к окну, выглянули наружу и с трудом узнали поляну, теперь укрытую толстым слоем белизны, сделавшей все круглым, гладким и мягким. Эльф никуда не уходил, пока они ели, и болтал о прошлой ночи; он был одним из танцоров, но никто из животных его в костюме не узнал. Конечно, из бесчисленных чудес, которые их так заворожили, они могли вспомнить очень немногое, но вернувшись к разговору с Викнором и восстановив в памяти его слова, они ощутили в сердце легкую холодную дрожь. В волшебстве прошлой ночи они отвлеклись и забылись, но теперь, в холодном свете нового дня, сказанное Повелителем эльфов вновь захлестнуло их, отчего животным даже расхотелось есть.

— Вам надо как следует подкрепиться, так что съешьте все до конца! Впереди время, когда вам понадобятся все силы, — негромко уговаривал их Рив. — После того, как вы закончите, я снова отведу вас к лорду Викнору, а затем вы нас покинете.

Когда они наелись досыта, Риив повел их обратно по извилистым коридорам Эльфийского Дуба и через зал, теперь пустой и совсем не похожий на тот, ночной, пока они не оказались опять у двери в комнатку Викнора. Риив потянул за шнур, и Повелитель эльфов открыл, пригласил зверей и снова прикрыл за ними дверь, а Риив отправился по своим делам.

— Мне нужно кое-что отдать тебе, — начал Викнор, — и кое-что сказать. Вот, Наб, это Пояс Аммдара, в котором он для безопасности хранил три семени Логики; как ты видишь, он свит из молодых побегов ивы, а между ними вплетены три серебряных футляра-медальона. Я поместил Фарадоун деревьев и зеленых растений в самый дальний от застежки футляр. Это хорошо, что теперь пояс используют для того, чтобы помочь в борьбе со злом, которое Аммдар навлек на мир. Носи его, как прежний хозяин, — на теле под одеждой.

Наб с изумлением и страхом воззрился на дар Викнора; идея носить пояс, которым владел когда-то ужасный и могучий Аммдар, падший Лорд-эльф, его не привлекала. Он посмотрел на Викнора, который понимал, о чем задумался мальчик.

— Возьми его, — сказал Лорд-эльф. — Он поможет тебе постоять за Ашгарота, как раньше помогал Аммдару в деле Дреагга.

Лорд-эльф передал мальчику пояс, и Наб дрожащими руками его принял. Пояс, несмотря на ширину и вплетенные в него три серебряных медальона, был поразительно легок; собственно, если бы Наб воочию не видел его у себя в руках, он бы и не догадался, что что-то в них держит. Наб изумленно уставился на чудесную вещь, а Брок с Уорригалом подались ближе к мальчику, чтобы посмотреть на этот кусочек живой легенды, осторожно касаясь его и убеждаясь, что это не просто плод их воображения.

— Пояс Аммдара, — нараспев пробормотал филин, словно читая заклинание.

Наконец, набравшись смелости, Наб приподнял свою одежду и надел пояс поверх разноцветной шали, которую никогда не снимал. Затем соединил изящно вырезанные медные застежки и обнаружил, к своему удивлению, что они, едва сблизившись, защелкнулись, казалось, сами собой. Надежно закрепленный на талии, пояс идеально подошел ему и придавал странное чувство уютности.

— Вот Кольцо, которое ты должен передать избранной девушке из элдрон, — сказал Викнор. — Положи его для сохранности в один из футляров.

Кольцо было полупрозрачным, насыщенного золотистого цвета, с серебряными нитями внутри, выглядевшими как завитки тумана осенним утром. В кольцо был вставлен серебристый драгоценный камень, он сиял сквозь золото светом, озарявшим все кольцо. Взяв украшение в руки, Наб почувствовал неуловимый запах сосны, и когда он позже упомянул об этом при Уорригале, филин сказал, что по его мнению «золото» было смолой сосновых деревьев, что росли первыми на земле. Те деревья давно уже умерли и стали частью земли, а эльфы добывали смолу в своих шахтах. Как вставлялись внутрь серебряные пряди, он объяснить не мог. Набу почудилось, будто они движутся, словно туман под легким ветерком, и золотой свет, казалось, прибывал и угасал, словно солнце, которое то приближается к полудню, то клонится к вечеру.

Викнор показал мальчику, как открыть один из футляров, нажав на защелку сзади, в результате чего верх откинулся и Наб опустил Кольцо внутрь, а затем снова надавил на крышку, и она с щелчком захлопнулась. Затем Наб поправил свой наряд так, чтобы скрыть пояс с его драгоценным содержимым, и посмотрел в большие серые глаза Повелителя эльфов, устремленные на троих гостей.

— А теперь попрощаемся. Риив отправится с вами обратно через Элмондрилл и отведет к жилищу элдрон. Там он оставит вас, и вы вернетесь с той девочкой из семьи элдрон в Серебряный Лес, чтобы забрать Перрифута и Сэма. После этого вы начнете свое путешествие. То, что я вам раскрыл, и причины, по которым вы отправитесь в поход, должны держаться в тайне. Впрочем, конечно, члены Совета уже догадались, что после того, как тебя, Наб, поймали уркку, Дреаггу стало известно о твоем существовании, хотя он еще не понял твоей значимости. Остерегайтесь, потому что он будет подкарауливать, и когда решит, что время пришло, он ударит. Как только он разгадает цель вашего путешествия, он начнет действовать, но пока он в неведении, он будет выжидать, следя за вашими странствиями. Поэтому будьте предельно осторожны, чтобы уркку вас не увидели, потому что они — глаза и уши Дреагга. Придерживайтесь тайных путей и древних мест, которые вам подскажет магия, живущая в ваших телах. — Эльф сделал паузу и на миг отвернулся, чтобы выглянуть в окно, а они подождали, пока он повернется обратно и вновь обратится к ним.

— И еще один, последний момент, — сказал он. — Я говорил вам, что в семенах Логики, из которых созданы уркку, заложены орудия самоуничтожения. И потому мир уркку, а вместе с ним и наш мир, мир жемчужины Ашгарота, подходит к концу. Ваша задача должна быть выполнена до того, как это произойдет, иначе мы все погибнем вместе с ним; уже сейчас ходят слухи, что среди уркку начались большие неприятности и что их хрупкий мир рушится. Поэтому не следует чересчур затягивать. Будьте неуклонно верны своей цели и настолько быстры, насколько позволит осторожность. Теперь — в добрый путь, и да сопутствует вам свет Ашгарота.

Они медленно повернулись и с безмерной печалью на сердце последовали за Риивом, который повел их через зал и вниз по Дубу; потом они снова заскользили назад по воде, теперь еще более черной по контрасту с окружающим снегом на земле и деревьях. На дальнем берегу они высадились и направились прямо к щели в стене деревьев, через которую входили. Перед тем, как войти в туннель, путники остановились и оглянулись на поляну, безмятежно и мирно сверкающую белизной под голубым небом. Нигде не было видно ни единого признака движения, не слышно ни единого звука жизни; если бы не стоящий рядом Риив в его зеленом с коричневым дублете, слегка раздувающемся на ветерке, и не пояс, который Наб ощущал при ходьбе, все случившееся могло показаться сном. Затем животные отвернулись и вскоре оказались на противоположной стороне туннеля, и снова пошли меж огромных деревьев и сквозь подлесок. Теперь, когда все покрывал снег, двигаться было труднее, и Наб с Броком часто проваливались в заснеженную груду папоротника или небольшой куст, хотя Риив порхал поверху, как будто весил не больше перышка. Уорригал снова взмыл в воздух, и скользил и нырял впереди них, явно наслаждаясь возвращением в свою стихию.

Наб не узнавал мест, через которые их вел Риив. Лес здесь выглядел иначе: и деревья не такие огромные, и атмосфера в целом куда дружелюбнее. Филину с эльфом постоянно приходилось ждать, пока двое других их догонят, а Набу — видеть, как они впереди на полянах купаются в пробивающемся сквозь деревья солнечном свете, пока они с Броком бредут к ним, преодолевая сугробы. Солнце подтапливало снег, и время от времени ветви деревьев без предупреждения сбрасывали свой груз; лес отзывался грохочущим эхом, когда снег рушился с верхушек сквозь нижние ветви, сбивая и те белые шапки, что лежали на них. Затем снова наступала полная тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием мальчика и барсука, разгоряченных ходьбой по сугробам.

Наконец они достигли ручья и какое-то время отдыхали, оставаясь в лесу и созерцая белые поля по другую сторону. Поля плавно поднимались к похожей на коридор тропинке, по которой они пришли сюда всего два дня назад; теперь же казалось, будто прошла вечность. Поток, вспухший сейчас от тающего снега, стремительно летел вперед, булькая и брызгая, сметая с берегов снежные пласты; те сперва храбро пытались не распасться и не потерять белизны, но затем тонули в черных водах и быстро растворялись. Полуденное солнце сияло с высоты, отсвечивало на снегу и наполняло их мирок серебряным светом. Риив достал из небольшого мешочка, который носил на поясе, орехи, грибы и ягоды, и отдыхающие звери с благодарностью их сжевали.

Наб принялся размышлять о том, куда же они идут. До сих пор его мысли были настолько заняты всем происходящим вокруг, что он очень мало задумывался над этой частью наставления Лорда-эльфа, и теперь этот вопрос начинал понемногу вставать перед ним в полный рост. Они шли, чтобы встретиться с девочкой-уркку, которую он видел три лета назад и с тех пор не забывал и которая, по словам Викнора, была частью его жизни и разделит с ним странствия, хотя что должно было случиться с ними после — не знал даже Лорд-эльф. Чем больше Наб думал об этом, тем больше волновался. А еще он обнаружил, что ему не терпится увидеть ее снова. Он вспомнил, как в последний раз взглянул на нее, стоящую и машущую ему с берега речки, ее красное платье и длинные золотые волосы, взъерошенные весенним теплым ветерком, и букет из желтых первоцветов и розового кукушкина цвета, который она набрала для своей матери. Все чудо и магия того дня опять нахлынули на него волной радостного возбуждения; но вместе с радостью пришли неотделимые от нее сомнения, тревоги и страхи, и Наб занервничал. Неужели она так запросто покинет свой дом, родителей и друзей и отправится с ним куда-то, где он и сам никогда раньше не бывал? И тут его остро кольнуло беспокойство: он ведь даже не сможет сказать ей, куда или зачем они идут, потому что она не говорит на языке леса!

Его мрачные размышления внезапно прервал сидящий рядом Риив. По напряженному выражению на лице Наба и по наитию, которое приходит с магией, эльф догадался, что творится в голове у мальчика.

— Верь в могущество Ашгарота и помни, что она из элдрон, — сказал он, — а у тебя есть Кольцо.

Наб обернулся к нему, и эльф тепло улыбнулся, так что все страхи мальчика рассеялись.

— Идемте, — сказал Риив. — Время выступать.

Они поднялись, почувствовав себя посвежевшими, и в несколько шагов дошли до берега; к удивлению животных, они вышли именно там, где упавшее бревно образовало мост, с которого при переправе упал Брок. На этот раз ничего примечательного не случилось, если не считать удивительного способа, которым Риив как будто перепрыгнул через поток: в одно мгновение он стоял в лесу, а в следующее — на противоположном берегу, широко улыбаясь и ожидая, пока переправятся животные. Странным здесь было то, что они так и не увидели его летящим в прыжке.

Вскоре они бодро шли вверх по склону ко входу в коридор, образованный двумя терновыми изгородями, и вот уже снова шагали по нему, покидая величественно мерцающий на солнце Элмондрилл.

Остаток пути прошел в молчании. Животные углубились в раздумья, разбирая рассказанное им Лордом-эльфом на маленькие фрагменты, осмысливая их по одному за раз, чтобы тщательно впитать и усвоить очередной кусочек, прежде чем впустить в мысли следующий, который обдумывался в свою очередь и вставал на место. По мере удаления от Элмондрилла и приближения к знакомым местам они чувствовали себя увереннее и в большей мере хозяевами собственной судьбы; и это тщательное, шаг за шагом, обдумывание и осмысление взаимосвязей всего того нового, что они узнали и испытали, позволило им разобраться в вещах, которые прежде повергали их в недоумение. Набу и Уорригалу понимание давалось проще, чем Броку, который находил большую часть повести Викнора запутанной и расплывчатой; но главное — он понял, что не ошибся в ощущении предназначения, которое испытал, как только увидел Наба. А еще Брок осознал, что ему придется надолго оставить Серебряный Лес и Тару. Когда он задал об этом вопрос Рииву, эльф ответил, что более шести путешествующих вместе животных будут слишком заметны для уркку. На самом деле, даже шестерых было слишком много, но Викнор считал, что с точки зрения безопасности преимущества от сочетания навыков всех отправлявшихся перевешивали недостатки. Кроме того, добавил Риив, Тара была не так сильна, как остальные; вынашивание щенков оставило на ней свой след. Брок причины понял, но они не помогали ослабить боль при мысли о расставании с подругой.

К тому времени, когда солнце короткого зимнего дня начинало садиться, они вернулись на поля, которые вели через возвышенность к тыльной стороне Серебряного Леса, и уже различали на расстоянии верхушки деревьев. Риив остановил их и сказал, что теперь они могут отправиться напрямик к дому элдрон, и поэтому вместо того, чтобы пройти через лес, быстрее будет выбрать дорогу справа от него. При виде знакомых деревьев и пригорков животные остро ощутили тоску по дому, но, успокаивая себя мыслью, что вернутся, как только заберут девочку, они набрались решимости и последовали за эльфом, который направился через поля, вновь уводя их прочь от леса.

Когда Риив остановился опять, уже наступил вечер. Им оставалось чуть-чуть до верхушки небольшого подъема.

— Жилище элдрон находится по другую сторону холма, — сказал он. — Теперь я оставлю вас — вы во мне больше не нуждаетесь. Когда вместе с девочкой покинете Серебряный Лес, идите в сторону того далекого ельника; там вы встанете на верный путь. Прощайте.

Он пропал прежде, чем животные успели попрощаться; серебристый свет, который сиял вокруг него, затанцевал в вечерней темноте и исчез на противоположной стороне изгороди. Их последняя связь с лесными эльфами прервалась, и они снова остались сами по себе.

— Идем, — сказал Наб, и они зашагали по хрусткому насту. Достигнув вершины подъема, животные увидели внизу, в складке между двумя холмиками, небольшой коттедж. Задняя часть коттеджа была обращена к холму, на котором стояли путники, фасад же смотрел на густой лес. Три окна нижнего этажа светились; в двух из них свет был с теплым оранжевым оттенком, а в третьем, с торца, его подкрашивало красное мерцание. Из трубы с ближней стороны коттеджа отвесно вверх тянулся дымок, и в холодном воздухе стоял сильный запах горящих поленьев, напоминавший животным об осени. Наб окинул взглядом серо-стальное вечернее небо, белые замерзшие поля и лес, такой темный и недружелюбный в свете первых звезд. На миг его охватило необъяснимое желание оказаться внутри дома, в тепле и безопасности, укрыться от холода ночи. Оно пришло откуда-то глубоко изнутри него и исчезло так же быстро, как и появилось, но оказалось настолько сильно, что всякий раз, как он вспоминал этот момент, в нем просыпалась глубокая грусть.

Они тихо спустились по склону и вскоре пробрались сквозь грубый штакетник, отделявший поле от сада на задах дома. Садик был невелик, и его окружал ряд деревьев, которые росли так близко друг к другу, что образовали высокую изгородь. Животные собрались под ней, чтобы решить, что теперь делать.

— Думаю, будет лучше, если я подойду к ней один, — прошептал Наб. — Она может напугаться, если увидит сразу всех нас троих; меня, в конце концов, она встречала раньше.

Уорригал и Брок согласились. Филин взлетел на одно из деревьев, где сел на ветку, с которой у него был хороший обзор всей задней части дома, а барсук слился с тенью — настороженный, напряженный, готовый в любой момент выскочить и прийти на помощь. К собственному удивлению, Брок понял, что упивается моментом; по его прикидкам, особой опасности не было, а та, что была, отвлекала его мысли от будущего и давала хоть сколько-то пожить текущим мгновением. К приключениям подобного рода он привык задолго до появления Наба и теперь чувствовал, что давненько уже не распоряжался сам собой так же свободно, как сейчас. Он устроился под нависающими ветвями одного из деревьев, спиной к стволу, и, выглянув, увидел, что Наб достиг конца живой изгороди и ползет вдоль стены коттеджа к первому из окон. Последний вечерний свет уже почти исчез, надвигалась ночь. На фоне темнеющего неба барсук увидел одинокого грача, летящего домой, и внезапно его охватило желание вернуть старые дни; тогда примерно в этот час он вылезал бы из логова на вечернюю прогулку. Теперь все это изменилось; их жизни забрало в свои руки предназначение.