Странствие за Фарадоунами (без иллюстраций)

ГЛАВА III

Когда Брок миновал входной проем и увидал ребенка, свернувшегося в колыбельке, получившейся из передних лап Тары, то и веские слова Уорригала, и ощущение предстоящего путешествия, передавшееся ему от филина, куда-то улетучились. Тара уснула, привалившись спиной к дальней гладкой стенке из темно-коричневой земли, и, поглядев, как мирно она спит, Брок понял, насколько устал. Он решил отдохнуть, прежде чем выкладывать новости остальным членам семьи, жившим в логове. Ему предстояла пугающая задача — объясняться с Советом, хотя его радовала и ободряла готовность Уорригала помочь с этим хитрым делом, и у Брока появилось приятное предчувствие, что друг возьмет на себя все разговоры. В то же время ему не хотелось, чтобы какую-то часть возможной будущей славы похитил филин, и его немного беспокоила возможность того, что Уорригал может и вовсе загрести ее всю себе.

Но его глубокий освежающий сон слишком скоро нарушили яростная возня и неистовые взвизги. Он сонно открыл глаза и увидел стоящего над ним Старого Бруина и двух подростков, Зиндди и Синкку, которым теперь уже было почти три сезона от роду. Подростки прыгали вокруг Тары и пытались получить от нее объяснения, что это странное новое животное делает в логове и какого рода-племени этот зверь. Так что не было нужды объявлять новости прочим обитателям, новости объявили себя сами. Брок заговорил с молодняком как можно строже:

— Ну-ка, вы, двое, угомонитесь и идите сюда к нам с Бруином, я все объясню.

Они на секунду остановились, и тут же начали бороться друг с другом, сплетясь в объятиях и катаясь по полу.

— Эй! — окрикнул Брок. Щенки немедленно расцепились и опрометью побежали туда, где стояли Брок с Бруином. Шум разбудил ребенка, и тот заплакал, но Тара начала его баюкать, и вскоре он успокоился и с выражением глубокой сосредоточенности на личике закрыл глаза.

Бруин с серьезным видом стоял рядом с Броком, пока тот рассказывал троим барсукам о событиях, в итоге которых человеческий детеныш оказался в в барсучьей норе, в теплых лапах Тары, каковую картину и увидела наша троица, пробираясь сквозь переднюю камеру навстречу зимнему вечеру снаружи.

Бруин был дедушкой Брока и его единственным живым родственником; Броковых отца, мать и сестру одним ясным осенним утром убил газ, пока сам Брок, шести сезонов от роду и тогда холостой, рыскал по лесу в поисках пищи.

В тот день Брок возвратился и увидал целую группу уркку, собравшихся вокруг входа в логово, болтающих и громко смеющихся на этот свой гортанный манер, как будто они хотели, чтобы весь лес слышал, о чем они говорят. Потом уркку засунули в дыру большую змееподобную штуку, и в скором времени из норы вылетел ужасно кашляющий и задыхающийся Бруин с текущими из глаз слезами. Из своего укрытия неподалеку Брок видел, как Бруин свирепо атаковал ближайшего к логову человека, терзая зубами его ноги, покуда человек не упал; после этого старый барсук с рычанием прыгнул на другого уркку и сшиб его с ног, после чего убежал к изгороди, где таился Брок. Брок присоединился к нему, оба понеслись по лесной опушке, пробрались к большому потоку и отсиживались там в укрытии, перепуганные и подавленные, до конца ночи. На следующий день, осторожно вернувшись в логово, они обнаружили, что воздух внутри все еще жжет им глаза и легкие, поэтому им пришлось переждать несколько ночей и лишь потом спуститься в нору. Они нашли всех домочадцев мертвыми; их глаза были страшно выпучены, почерневшие языки вывалились из перекошенных пастей. Память об этом зрелище еще долго преследовала Брока, и многие сезоны спустя он просыпался среди ночи, повизгивая от ужаса.

После этого случая, свидетелями которого стали Уорригал и Стерндейл Лютый, король фазанов, Бруин был окрещен Храбрым в честь его доблестной атаки на уркку и поразительного побега от них. Его ненависть к Великому Врагу была безмерна, а память полнилась легендами и историями, в особенности такими, где человека побеждали или выставляли глупцом. Бруин просто обожал пересказывать их. Когда Брок завершил свой необычный рассказ, старый барсук лишь заворчал и зашаркал к другому краю камеры, где лежал ребенок. Он приблизил голову, две прямые черные полосы на которой уже начали седеть, вплотную к личику ребенка и потер влажным носом у того под подбородком. Спавший детеныш пробудился и захихикал, протянул вверх крохотные ручки, пытаясь поймать Бруина за уши, и в полном восторге перекатывался всем тельцем из стороны в сторону. Бруин еще немного так с ним поиграл, пока другие, пораженные и зачарованные, стояли и смотрели на эту картину пылкой симпатии между старым барсуком и детенышем уркку. Спустя какое-то время Бруин отошел от младенца и с забавным выражением на морде, одновременно и грустным и довольным, повернулся ко всем и неторопливо хрипло молвил: «Приглядывайте за ним, молодежь; приглядывайте за ним», прежде чем вылезти сквозь дверь в холодную зимнюю ночь.

Два подростка изумились и секунду постояли молча, а потом побежали за прадедушкой, топоча и на ходу задирая друг друга. Теперь они всегда ходили за добычей с Бруином; у него было больше времени и терпения, чем у отца, чтобы научить их лесной жизни: какая пища пойдет на пользу, а какая ядовита, где искать ягоды и восхитительные сочные корни. Кроме того, когда они возвращались в логово, порой выпадал случай послушать историю о До-Людских временах, когда земля была одним огромным лесом и полнилась странными созданиями с магическими силами; созданиями, которые летали высоко, вровень с солнцем, и бегали так быстро, что глаз не успевал их различить. Еще Бруин мог рассказывать снова и снова — ибо они никогда не уставали их слушать — былины о том времени, когда Великий Враг впервые появился в мире.

Теперь в логове снова стало тихо, и у Брока нашлось время поразмыслить, отчего это Бруин так легко воспринял младенца-уркку. Ему стало спокойнее, но вместе с тем он был озадачен: деду нравились любые детеныши, а они в ответ любили его, но за тем, как он принял этого младенца, стояло нечто большее; казалось, дед чуть ли не ожидал появления ребенка. Уорригал говорил, что Бруин может знать легенду о Спасителе-уркку, и странное указание старого барсука «приглядеть за ним» могло означать только то, что он, как и Уорригал, верил, будто маленькое создание и есть тот самый уркку. Брок гадал, как много Бруину известно о продолжении легенды.

Он подошел к Таре и ребенку; тот снова с блаженным видом безмятежно уснул, зарывшись в мягкую шерсть Тары. Она не спала.

— Все это для меня чересчур, — сказала она. — Почему дедушка был так странно мил с ним? Я думала, он будет вне себя от ярости.

Брок пересказал ей свою беседу с Уорригалом, и при упоминании о Лорде-эльфе она недоверчиво покачала головой. Когда он закончил, барсучиха умильно посмотрела на Брока — как всегда, когда он делился с ней грандиозными планами, и сладким голосом завела:

— Ну, ты присмотришь за этой стороной дела, а я стану кормить и умывать его, и согревать его, и научу его, когда безопасно выходить наружу, и…

— Ехидничай сколько хочешь, — перебил Брок, — но увидим, кто прав, когда придет время. На этот раз у меня такое чувство — и не у одного меня — что намечается что-то действительно важное, и я не собираюсь этим важным пренебрегать только потому, что ты слишком упряма, чтобы это заметить. — Он повернул в сторону прохода. — У тебя нет воображения, — едко добавил он. — Я на Совет.

Когда он ушел, Тара поглядела на маленькое розовое создание, лежащее на ее черном меху.

— Ну, — тихо сказала ему она, — верно они о тебе судят или нет, но одно совершенно точно: ты ничем не отличаешься от любого другого щенка; все, что тебя заботит, — это есть, спать и играть.

Однако, несмотря на эти слова, она не могла отделаться от чувства, что, возможно, на этот раз Брок прав и со всеми с ними происходит нечто, достойное войти в легенды.