Страшная история

Дичь

Дичь досаждала мне вот уже на протяжении третьей недели. Она безнаказанно шныряла по моим владениям, по ночам проникая в склады через разбитые им окна и пожирая хранящуюся там еду. Сначала я терпел: земли, принадлежащие мне, настолько обширны, а леса в них столь густы, что выследить её представлялось трудной задачей. Но после того, как она атаковала третий по счёту склад, я объявил охоту за ней. Моей целью было найти и убить дичь во что бы то ни стало. Помимо практической пользы, это обещало удовольствие от древнего охотничьего азарта, ныне почти забытого нами. Поэтому я отвёл под мероприятие целую неделю и прибыл на свои владения с оружием.

Я опасался, что за время моего отсутствия дичь вполне могла уйти на другое место. Но во время обхода складов я убедился, что это не так: об этом красноречиво говорил очередной испорченный склад. Как всегда — разбитое окно. Мешки с крупой были безжалостно порваны. Остатки недавнего пиршества пробудили во мне гнев. Это были мои земли, и ни одно существо не имело права так терроризировать постройки, которые принадлежали мне. Я покинул склад в раздражении и начал поиски следов, которые могли навести меня на потерявшую стыд тварь.

Надо сказать, задача была непростой: видимо, своим особым чутьём дичь догадалась, что за ней идёт охота. Она, без сомнений, была весьма умна. Недавно в лесу выпал первый снег, поэтому мне не составило труда обнаружить оставленные ей отпечатки на белом хрустком покрывале. Но следы были крайне запутанными. Они то и дело кружили вокруг одного и того же места; бессчётное число раз вели в небольшую речку, которая текла между деревьями, и там обрывались; а иногда и вовсе пропадали на ровном месте — видимо, это существо умело лезть на раскидистые нижние ветви деревьев. Впрочем, вряд ли этот трюк удавался ему очень хорошо: большей частью следы всё же были хорошо различимы на земле.

Через пару дней блужданий по чащобам я стал лучше понимать устройство разума дичи, которую преследовал: я понемногу проникал в сложности тех пружин, что управляли её поведением. Больше я уже не вёлся на уловки с кругами на одном месте и намеренно крутыми углами поворотов, которые были призваны сбить меня с толку. Я начал определять места, где она спит — в основном под сенью высокорослых деревьев, — и где она особенно любит бывать. Круг охоты сужался. На четвёртый день я впервые увидел тварь — правда, с далёкого расстояния, и ей удалось достичь речки. Без сомнения, теперь она стала во сто крат осторожнее, чем раньше.

Охота закончилась на шестой день, и довольно неожиданно: устав от полудневных бесплодных поисков в лесу, я решил зайти в ближайший нетронутый склад, чтобы подкрепиться. Каков же был мой гнев, когда я обнаружил, что дичь побывала и тут, причём совсем недавно — за какие-то полчаса до моего прибытия!.. Следы на снегу были чёткие, не покрытые коростой, которая при зимних температурах образуется очень быстро. Так или иначе, у меня появился реальный шанс догнать тварь. Вскинув ружьё, я быстро шёл по следу, вглядываясь в серо-чёрные заросли.

Несмотря на всю свою хитрость, на сей раз дичь не почувствовала опасности: чутьё подвело её. Я нагнал её на глухой лесной прогалине, где деревья росли такими тесными рядами, что приходилось буквально протискиваться через их стволы. Издали я заприметил белое пятно, отчётливо выделяющееся на сером фоне веток, и стал осторожно сокращать расстояние. Поначалу это мне удавалось — существо ничего не подозревало, — но затем я нечаянно наступил на тонкую мёрзлую ветку, которая с треском переломилась под моим весом. Дичь вскинулась, мгновенно обернувшись в мою сторону, потом ринулась прочь. Я тоже побежал вперёд изо всех сил. После всех растраченных на охоту дней упустить такой славный шанс было бы преступлением. К счастью, деревья мешали преследуемому так же, как и мне, поэтому тварь не смогла развить большую скорость. Вскоре деревья стали реже, и я понял, что уже можно пускать в ход оружие. Я снял винтовку со спины и прицелился. Сбивчивое дыхание мешало сосредоточиться и взять цель. Тем не менее, я выстрелил, и лес сотряс душераздирающий визг: я ранил дичь.

Смертельной рана не была, но игра была окончена. Дичь рухнула на месте, визг утих так же внезапно, как начался. Держа ружьё наперевес, я приблизился к ней с некоторой опаской. Она упала навзничь, кровь хлестала из раны на бедре. До этого я мало где видел ручьи крови, и меня немного замутило. Я прислонился к дереву и закрыл глаза. Она что-то залопотала на своём тарабарском — в её голосе мне отчётливо почудились умоляющие интонации. Друзья, увлекающиеся регулярной охотой, говорили об этом, но здесь и сейчас… такое явное сходство с нами застало меня врасплох. Ружьё задрожало в руке, и мне отчаянно захотелось поднять раненое перепуганное существо и унести к себе, перевязать рану, оставить её жить. Но потом я вспомнил о разграбленных складах, о том, что дичь творила на моих землях — и наваждение отхлынуло. Я поднял руку с ружьём, направив ствол на голову твари. Её лопотание прервалось; она мелко дрожала всем телом и смотрела на меня такими разумными блестящими глазами. Грудь под грязной одеждой тяжело вздымалась и опадала. На малую долю секунды я опять ужаснулся собственной жестокости, но…

«Всего лишь дичь, — сказал я себе твёрдо. — Всего лишь человек».

И я спустил курок. Выстрел громом расколотил чистый воздух, но, в отличие от первого выстрела, за ним не последовало ни единого звука.

2010 г.