Страшная история

Крыша

В последний день своей жизни я проснулся поздно. Когда я открыл глаза, меня ослепил солнечный свет, бьющий из окна. Спальня была наполнена бодрым жёлтым сиянием, но я не спешил вставать. Куда торопиться? Пока есть время, почему бы не насладиться маленькими радостями, которые предлагает жизнь? Вот, скажем — когда в последний раз, проснувшись, я изучал замысловатые закорючки обоев на стенах? А ведь в этом занятии есть какой-то глубинный смысл, который видят дети, но взрослым не понять…

Позже, водя щёткой по зубам в ванной комнате, я внимательно всмотрелся в своё лицо — молодое, гладкое, ещё не тронутое отпечатком невзгод жизни. Зелёный юнец, ни дать ни взять. Значит, таким я и останусь. Я усмехнулся своему отражению и сплюнул пасту в раковину.

Потом был завтрак, состоящий из недожаренного, как всегда, омлета и готовых кукурузных хлопьев. Я полагал, что есть мне не захочется, но на тебе — аппетит накатил, будто я не питался целую неделю. Странно это. Слишком обыденно для такого примечательного дня. С такими мыслями я слопал весь омлет.

Часы показывали половину одиннадцатого. Это означало, что у меня есть ещё час до того, как отправиться на экзамен. Гражданское право, моё любимое — за все семестры я не видал в зачётке по этому предмету ничего, кроме «отлично».

Остаток времени я провёл, с маниакальной аккуратностью занимаясь своей одеждой. Отутюжил выстиранные вчера вечером брюки так, что о складки можно было порезаться. Накинул на себя белоснежную льняную рубашку, застегнул все пуговицы на рукаве. Наверное, никогда ещё я не выглядел так презентабельно.

В автобусе людей было мало. Я кротко сидел на заднем ряду и смотрел на проплывающие мимо дома. Погода выдалась хорошая, небо сияло чистой лазурью. Как раз то, что я хотел. Не знаю, как вам, а по мне умереть при солнечном свете гораздо приятнее, чем под хмурыми небесами.

Самовольно уйти из жизни я решил месяц назад. Не спрашивайте, почему. Учился бы я на медика, я бы смог вам объяснить — мол, какие-то там органические процессы в мозгу, пагубно влияющие на психику, и т. д. Если бы я был студентом филфака, то наплёл бы с три короба про разочарование в жизни, нехватку любви и невыносимую скуку бытия. Но я всего-то скромный будущий юрист, и в моих силах лишь констатировать факт — я хочу умереть. Жизнь потеряла ко мне интерес, я ответил тем же. Вот и всё.

Месяц прошёл совершенно обыденно. Я ничем не изменил своим привычкам. Особо не волновался и не переживал по поводу того, что мне предстоит совершить. Ходил на учёбу, по воскресеньям звонил родителям, смотрел телевизор. После раздумий загодя выбрал день, когда порву с этим миром: день последнего экзамена. Все дела позади, можно отойти без тяжести в душе.

Больше времени у меня занял выбор способа умерщвления. Что ни говори, но сам момент смерти не представлялся мне сколько-либо привлекательным. Нужно было выбрать что-то максимально безболезненное и вместе с тем красивое, эффектное. Резать вены? Увольте — я никогда не выносил вида крови. Вешаться? Не думаю, что последние минуты покажутся мне мёдом, когда верёвка будет впиваться мне в шею. Застрелиться? Неплохой вариант, но откуда достать пистолет?

Я обдумал десятки сценариев, но в каждом находил недостатки. Забавно, думал я, мрачно глядя перед сном на тёмное окно. Дело кончится тем, что я брошу это дело за неимением хорошего способа.

Подходящая мысль пришла неделю назад. Как всегда, всё было близко, на расстоянии вытянутой руки…

— Привет, — бросил я немногочисленной кучке одногруппников у входа в аудиторию. Парни обернулись, загоготали. Вид моего костюма привёл всех в восторг.

— Ну ты и вырядился, Серёга! Праздник какой, что ли?

— «Экзамен для меня всегда праздник, профессор», — я рассмеялся. — Как настроение? Сдадите?

— Ты-то сдашь, — с непонятной обидой отозвалась Лена. Она красивая, ей двадцать два года — больше, чем у всех нас. Бессменная староста группы с первого курса. Я посмотрел на неё и улыбнулся.

— Не уверен.

— Всегда так говоришь, — она снова уставилась в свои конспекты, оставив меня со смутным чувством вины. Чтобы заглушить это ощущение, я вынул тетрадь и сделал вид, что увлечённо читаю.

«Почему всё так обыденно? — думал я. — Неужели нельзя сделать… что-нибудь… что-нибудь этакое напоследок?».

Провалить экзамен. Нагрубить преподавательнице. Облапать Лену. Затеять драку с кем-нибудь из парней прямо здесь, у аудитории. И потом с пьянящим чувством свободы осуществить задуманное.

— Серёж?

— Да? — вяло отозвался я. Мои неровные каракули прыгали перед глазами.

— Ты что, обиделся? — Лена внимательно смотрела на меня. — Не принимай близко к сердцу, хорошо?

— Да ладно, забыли, — я убрал тетрадь в портфель и улыбнулся ей. — Чур, я первый возьму билет. Это у меня традиция. Идёт?

— Идёт, — она облегчённо вздохнула.

Мне попался четырнадцатый билет — сосед чёртовой дюжины. Я накатал всё за полчаса — дальше просто сидел, наблюдая за игрой перистых облаков за окном. Отсюда, с пятого этажа, их нежные мазки были видны отчётливо. Красота пейзажа заворожила меня, мне на секунду даже стало жалко, что я больше никогда не смогу сидеть вот здесь, на привычном месте… смотреть в окно, в то время как очередной преподаватель мурлычет свою болтовню.

— Сергей?

Я вздрогнул и посмотрел на Людмилу Анатольевну.

— Я вижу, ты готов?

— Да, — я собрал все бумаги и пересел на стул рядом с ней. Рассказывал недолго. Когда едва добрался до трети записанного, она прервала меня:

— Достаточно. Давай зачётку.

Момент истины. Пока моя рука тянулась к книжке с синей обложкой, в голове успела выстроиться цельная панорама: я достаю зачётку, спокойно рву на куски и вразвалочку выхожу из аудитории. Или так: я вытаскиваю книжку и с силой запускаю Людмиле Анатольевне в лицо. Вспышка, боль, недоумение… безумие. Финальный аккорд — я всё так же не спеша покидаю место.

Много образов, прекрасных и манящих. Но в итоге — всего один. Я вручил ей книжку. Если что-то и выдало мои мысли, то только секундная дрожь в запястье.

Она вывела чёрными чернилами надпись «отл» и расписалась. Аудитория потемнела и сузилась, когда синяя ручка в её пальцах выводила последнюю кривую. Оценка поставлена. Теперь — только вверх, вверх…

На крышу.

— Молодец, Сергей, — Людмила Анатольевна вернула мне зачётку. — Продолжайте в таком духе, и вы многого достигнете.

— Спасибо, — мне пришлось приложить усилие, чтобы не рассмеяться. Что она сказала бы, если узнала, что через пять минут, максимум — десять, я действительно достигну ну весьма многого?..

— Сколько? — спросили девчонки на выходе, впрочем, без особого энтузиазма. Они уже знали ответ.

— Обманул Товарища Лектора, — ответил я, вытирая пот со лба; он там действительно проступил. — Ух, сложно было. Нижний киоск открыт? Пить захотелось…

— Иди на седьмой, — посоветовала Лена, всё ещё терзающая свои записи. — Там открыто, я видела. Опять же, прямо из холодильника.

Я снова посмотрел на неё и снова улыбнулся. Мне показалось, или её на мгновение передёрнуло?

— Спасибо, Леночка. Так и сделаю.

Вверх, вверх…

… потом — вниз с самого верха.

Лифт пришлось ждать недолго. Внутри стояли две девушки — блондинка и миниатюрная рыжая. Я без колебаний шагнул внутрь и нажал на кнопку с номером «7». Дальше лифт не ездил, так что последний, восьмой, этаж придётся преодолевать на своих двоих. Считалось, что выход на крышу с лестничной площадки восьмого этажа заперт, но это было не так. Замок было легко открыть. В этом я убедился на прошлой неделе. Восславим истинно российскую халатность.

— Как дела, красавицы? — приветливо спросил я. — На экзамен пришли?

Блондинка настороженно посмотрела на меня и промолчала. Рыжая — та вообще никак не отреагировала, продолжая молча глядеть в одну точку. Девушки не были настроены разговаривать. Это меня уязвило, и я твёрдо решил выбить из них хотя бы слово.

— Хотите, я вам обеим по банке колы куплю? Я только что «пятак» вырвал и хочу, чтобы люди радовались со мной.

— Не хочу, — вызывающе ответила блондинка, нетерпеливо следя за табло индикатора. Там загорелась кроваво-красная семёрка. Дверца раздвинулась с характерным шумом.

— Да ладно, девчонки… Ну ладно, не хотите — как хотите.

Я был обижен и сбит с толку. Это ж надо — последнее доброе дело идёт в тартарары столь нелепым образом! Блондинка вышла из лифта и зашагала прочь. Я тоже покинул кабину. Рыжая осталась внутри — кажется, ей нужно было вниз. Перед тем, как дверца закрылась за моей спиной, я услышал, как она пробормотала:

— Не делай этого.

Я обернулся, как ужаленный, и столкнулся нос к носу со сплошной металлической дверцей, которая отрезала нас друг от друга. Я отказывался верить тому, что услышал. Показалось… опять нервы шалят.

Я стоял, тупо глядя на закрытую дверцу, наверное, минуты три, потом вырвал себя из прострации и направился к лестничной площадке.

«Не делай этого». Слова, выплюнутые полушёпотом, преследовали меня невидимой паутиной. Я вспомнил рыжую, её коротко остриженные волосы, отсутствующий взгляд. Как она стояла, забившись в угол лифта. Странная девушка, что ни говори… Чёрт-те что!

На лестничной площадке никого не было. Мерный гул разговоров на нижних этажах накатывал волнами. Я увидел на стене знакомую табличку — зелёный человечек, бегущий вниз по лестнице. Пусть человечек бежит вниз, а мне нужно наверх. Я начал подниматься, чувствуя, как вскипает кровь. Сердце забилось учащённо, щёки загорелись. Я вдруг понял, что задыхаюсь, и яростно сорвал с себя пиджак. К чёрту. Меня теперь не остановить. Пиджак остался лежать на ступеньках, пялясь на меня блестящими пуговицами.

Над дверью на крышу была надпись «ВЫХОД». Обычно она не работала, но сейчас я увидел, что за табличкой горит красная лампочка, освещая буквы багровым сиянием. Стало быть, починили. Но раз сменили лампочку, то, может, и замок тоже…

Почувствовав прилив паники, я бросился вперёд. Неужели мой план сорвётся таким позорным образом?

Дверь скрипнула и подалась назад. Открыто.

Я перевёл дух, стоя у проёма. Всего несколько минут… Я спросил себя, чувствую ли я страх. Сложно было понять — голова так и разрывалась от наполняющих образов, мыслей, чувств. Я пришёл к мысли, что страха нет среди этого варева. Я смогу сделать этот последний шаг. В конце концов, я не первый и наверняка не последний, кто сбрасывается с этой крыши.

Друзья рассказали, что это было пять лет назад. Парень из института математики прыгнул с крыши здания, размазавшись в лепёшку. Я специально разыскал его фото в газетных подшивках тех лет. Обычный такой парень, таких вы встретите вагон и маленькую тележку, прогуливаясь по улице. Учился на тройку, посещал по субботам баскетбольную секцию. Зачем ему понадобилось прыгать с крыши, так никто и не узнал. Даже родственники — они клялись, что в жизни у него всё было хорошо.

Впрочем, поговаривали, что даже этот парень не был первенцем в этом деле…

С тех пор выход на крышу был закрыт. Но годы прошли, и все потихоньку забыли об этом случае. И сегодня я, прямой последователь героя пятилетней давности, беспрепятственно прошёл на крышу университета.

Поздняя весна, или раннее лето — кому как захочется. Во всяком случае, солнце уже припекало по-летнему. Я прищурился, оглядывая небо. Облака выглядят совсем иначе, чем из-за оконного стекла. Такие близкие и настоящие — только протяни руку, и можешь коснуться их края. Я опустил взор на пустую серую поверхность крыши. Пыль вилась под ногами при каждом шаге.

Как во сне, я подошёл к самому краю и заглянул за барьер. Вдоль улицы ползали машины, будто разноцветные жуки. Я прикинул, куда могу попасть после прыжка. Главное — не нанизаться на фонарный столб, это будет больно и некрасиво. И не ушибить прохожих, которые гуляют вдоль стен.

Я сделал пятнадцать шагов вправо. Теперь подо мной был пустой участок тротуара. Сюда люди ступали редко. Идеальный вариант.

Я пощупал свои щёки, губы, шею, словно желая убедиться, что всё происходит в действительности. Мысли стали текучими и плавными, отлитыми из олова. Вроде бы я думал обо всём сразу, но в то же время не думал ни о чём. Это было хорошо. Нужно ловить момент, иначе могу испугаться и отступить.

Я начал подниматься на барьер. Ноги слушались плохо, а в довершение всего брюки зацепились за выступ на цементе. Недолго думая, я рванул их вверх. Ждал, что ткань разойдётся, но из брюк всего лишь гневно выскочила тоненькая чёрная ниточка.

Солнце светило так ярко, что заливало всё вокруг, делая меня практически слепым. Было чуть ветрено — я чувствовал, как волосы лениво шевелятся под порывами воздуха. Медленно-медленно, как восьмидесятилетний старик, я выпрямился и почему-то вскинул руки вверх. Перехватило дыхание, и меня начало тошнить, но страха по-прежнему не было.

«Вниз с самого верха», — подумал я. Господи, в этом выражении был высший смысл жизни.

… и тут я почувствовал, что я на барьере не один. Рядом со мной стоял…

Я повернул голову влево так резко, что шея отозвалась болью. Солнце по-прежнему запорашивало глаза, но с такого близкого расстояния не увидеть что-либо было мудрено. Справа, в пяти шагах, стоял человек.

Целую вечность я смотрел на него, в то время как мир вокруг застыл и потемнел. Человек не смотрел на меня — он глядел вниз, на землю. Я видел, как ветер приподнял полу его джинсовой куртки. Куртка так и застыла под неестественным углом. На ногах брюки, чуть великоватые для него, тоже джинсовые. Простые коричневые ботинки… Совсем молодой парень.

Мой взгляд поднялся до его лица, и я окончательно потерял дар речи. Я знал его. Именно его черно-белое фото я видел в прошивках пятилетней давности.

Словно почуяв мою догадку, призрак повернул голову в мою сторону. Мир, до этого стоявший как вкопанный, пришёл в движение — медленное и тягучее, но вполне ощутимое. Я почувствовал, как ноги у меня становятся ватными, и я вот-вот провалюсь вниз, в бездну.

Он посмотрел на меня, и вместо его лица был не череп, не сгнившая плоть, покрытая червями, а обычное худощавое лицо с глубоко впавшими чёрными глазами. Он посмотрел на меня, и я закричал. Может быть, этот визг был только в моей голове…

Снова обратив взор вниз, он сделал шаг вперёд. Тело стремительно полетело туда, где был разгорячённый на солнце асфальт, но так его и не достигло; оно пропало, растворилось в воздухе где-то на уровне пятого или четвёртого этажа. Я увидел, как очертания призрака стали зыбкими и прозрачными, потом он исчез. Мир вздрогнул, возвращаясь в обычный темп. На меня обрушился грохот проезжающих внизу машин. По небу полз реактивный самолёт, оставляя за собой белесый хвост, и далёкие отзвуки его мотора подействовали на меня, как хорошая оплеуха. Я сделал шаг назад и свалился с барьера. Вниз с самого верха. Полёт продолжался не более секунды — потом я больно ударился лопатками о поверхность крыши. Небо наклонилось надо мной, искрясь невинной синевой. Красиво, подумал я. Как красиво…

С тем и потерял сознание.

Я спустился вниз по лестнице. Меня шатало. Шатало основательно. Я мечтал добраться до кровати и завалиться спать. Но перед этим… одно дело.

«Надеюсь, они не заметят грязь на пиджаке, — думал я. — Нужно было хоть немного почистить…».

— Ого, вернулся, Одиссей, — поприветствовала меня Лена. Я увидел, что она больше не смотрит на свои записи. Неужели уже сдала и вышла? Судя по сияющему лицу, так оно и есть. — Что так долго-то? Весь запас газировки опустошил?

— Верхний киоск закрыт, — я едва узнал свой голос. — Просто посидел там… отдохнул.

— Вид у тебя не сильно отдохнувший, — Лена взялась за свою сумочку. Она собиралась уйти. — Ночью не спал?

— Да, — я прислонился к стене, почувствовав, что вот-вот упаду. — Да. Мне нужно отдохнуть.

Она кивнула:

— Ладно, а я домой. Поздравь меня с четвёркой, — она пошевелила пальчиками в сторону девушек. — Ещё встретимся.

— Лена? — выдавил я.

— Что?

— Слушай… Ты знаешь о том парне, который сбросился с крыши пять лет назад?

Все разговоры девчонок вдруг стихли, и на меня обратились десятки пар настороженных глаз. В том числе глаза Лены. По её лицу я увидел, что она знает.

— Зачем тебе это?

— Просто интересно, — я старался улыбнуться. — А это правда, что до него был ещё кто-то? Я слышал…

— Да фигня всё это, — она пожала плечами. Я умоляюще поднял руку:

— Лена, мне правда нужно знать. Кто был до него?

На этот раз в её голосе звучала злость:

— Была. Девушка. С медфака. Доволен?

— Такая, рыжая?

Опять молчание. За моей спиной хлопнула дверь — кто-то вышел из экзамена. Никто не бросился спрашивать у него, как он сдал. Я ждал ответа.

— Ну ты и урод, Сергей, — хмуро сказала Лена. — Кто тебе сказал?.. Даже если так, обязательно нужно было мне допрос устраивать? Да, я знала её. Да, рыжая. Окончила нашу школу, когда я перешла в шестой класс. Была старостой школы. Что тебе с того?

— Ничего, — сказал я и понял, что мне нужно отсюда поскорее убраться. — Извини, Лена. Ты права. Пойду, посплю.

И удалился под шушуканье девушек. На лифт я даже не посмотрел. Что, если я снова увижу внутри кабины рыжеволосую девушку, которая будет стоять в углу лифта и шептать мне: «Не делай этого»? Или парня в джинсовом костюме, который будет буравить меня своими бездонными глазами, в которых затаилась боль — невыразимая, бесконечная?..

Они спасли меня. Отговорили от ошибки, которую сделали сами, приговорив себя к вечному заключению в сводах старого университета. Но у меня не было гарантий, что они не передумают — и не решат взять меня к себе, чтобы я тоже испытал то, что чувствуют они. Я больше не мог смотреть на гладкую металлическую дверцу лифта. Не мог…

Я шёл по лестнице. Половину пути преодолел нарочито спокойно, засунув руки в карманы, потом сорвался и побежал. Охранники у входа проводили меня удивлёнными взглядами.

В первый день новой жизни я проснулся рано. Когда открыл глаза, спальня была ещё погружена в серый предрассветный полумрак. Я потянулся на постели и бросил безразличный взгляд на хитросплетение зелёных линий на обоях. Глупое занятие. Как я только мог видеть в нём смысл?

«Хорошо, что я не провалил экзамен», — подумал я и начал вставать. День обещал быть длинным и жарким, и мне предстояло многое сделать.

2006 г.