Страсти по Чайковскому. Разговоры с Джорджем Баланчиным

«Русская рулетка»

Баланчин: Чайковский искал название для своей только что конченной Шестой симфонии. Его брат сначала предложил — «Трагическая»; Чайковскому это не понравилось. Но как только брат произнес слово «Патетическая», Чайковский согласился. Ему не хотелось объяснять чужим людям, почему он согласился так назвать свою симфонию, он только намекал — дескать, потом узнаете, в чем там загадка.

Первая часть Шестой симфонии небольшая, но потрясающая: будто вихри какие-то, духовые звучат, как зигзаги молний. Оркестровка удивительная. А потом вдруг погребальный хорал «Со святыми упокой». Этого же никто, ну никто не знает! Дирижерам, может быть, кто-нибудь и говорит: вот, есть такое специальное место. Но ведь это надо понять и почувствовать! В Советской России этого тоже теперь не знают. Только люди из прошлого, вроде меня, понимают — что это такое. «Со святыми упокой» только тогда поется, когда человек умирает. В церкви катафалк стоит, крышка гроба открыта, и когда уже служба подходит к концу, все встают на колени и плачут: человек умер!«Со святыми упокой душу усопшего раба Твоего». Это не просто «Аве Мария» или «Аве Верум», это просят святых там, на небесах, успокоить душу усопшего. Это Чайковский о себе написал! Там вихрь мчится, вихрь! И потом вниз — трубы с гобоями и фаготами. И вдруг — «Со святыми упокой»!

А в финале «Патетической» тихий-тихий хорал — три тромбона и туба. Мелодия идет вниз, вниз, замирает: струнные, потом духовые. Все остановилось — как будто человек в могилу уходит. уходит… уходит… ушел. Конец. Это он написал реквием для себя!

Волков: Композитор Римский-Корсаков вспоминал о том, как Чайковский дирижировал первым исполнением своей Шестой симфонии в Петербурге: «После исполнения симфонии я спросил Чайковского — нет ли у него какой-нибудь программы к этому произведению? Он ответил мне, что есть, конечно, но объявлять ее он не желает». После концерта Чайковский пошел проводить свою двоюродную сестру Анну Мерклинг. По дороге он спросил, поняла ли она, что он хотел сказать своей музыкой. Сестра ответила, что, ей кажется, Чайковский описал в этой симфонии свою жизнь. «Да, ты угадала», — сказал Чайковский и начал объяснять содержание симфонии. Согласно воспоминаниям Мерклинг, Чайковский говорил, что первая часть — это детство и смутные стремления к музыке, вторая — молодость, третья — жизненная борьба и достижение славы. «Ну а последняя часть, — добавил Чайковский, — это de profundis, то, чем все мы кончим».

Баланчин: «Патетическую» Чайковский очень быстро сочинил, за двадцать с чем-то дней. Такое громадное сочинение! После этого он дирижировал симфонию в Петербурге. И никому не понравилось! Но Чайковскому было все равно. А через несколько дней объявили —

Чайковский болен! А еще через несколько дней объявили: умер от холеры! Правда ли это? Я слышал еще в Петербурге другое: что Чайковский вовсе не умер от холеры, а покончил жизнь самоубийством. В то время мужчине нельзя было объявить, что он любит другого мужчину. Такие вещи запрещались. В Англии в это же самое время Оскара Уайльда за это в тюрьму посадили. А в России еще строже к этому относились.

Говорили также, что Чайковскому грозил большой скандал: один высокий чиновник собирался жаловаться государю, что у Чайковского была связь с сыном этого чиновника. Чайковский был тонкий, ранимый человек. Он представил картину мучений, через которые его проведут. И предпочел отравиться.

Чайковский пошел с друзьями и братом в ресторан. Нарочно громко попросил лакея принести стакан сырой воды. В Петербурге в это время была холерная эпидемия. Его брат умолял Чайковского не пить сырую воду. Но Чайковский выпил стакан воды залпом, чтобы брат не успел ему помешать.

Волков: Ларош вспоминал, что Чайковский «необычайно боялся смерти; боялся даже всего, что только намекает на смерть. При Чайковском нельзя было употреблять слов — гроб, могила, похороны и тому подобное». Ларош продолжает: «Чайковский чрезвычайно полагался на гигиену, в которой был настоящий виртуоз. Он до тонкости изучил себя и выяснил, что ему полезно, а что вредно; на основании своих наблюдений Чайковский подчинил себя строжайшему режиму».

Баланчин: Разве такой мнительный и нервный человек, как Чайковский, стал бы пить сырую воду во время холерной эпидемии? Вдобавок он всю жизнь мучился плохим желудком. Всегда в письмах писал: «Сегодня у меня был страшный понос». Очень похоже на Глинку, тот тоже в своих «Записках» жалуется на несварение желудка. Это понятно. Сейчас мы держим мясо в холодильнике, а у них же этого не было. Я помню, в Петербурге мать выставляла зимой мясо за окно, специальная была для этого штука. Только так и спасались.

Чайковский всегда ходил с пастилками «виши» в кармане, чуть что — брал соду. Он о своем желудке очень заботился. Чайковский сырую воду не стал бы пить и в обыкновенное время, а тут — эпидемия в Петербурге, кругом люди умирают от холеры.

Быть может, Чайковский принял яд? Тогда его демонстративное поведение в ресторане было камуфляжем: смотрите, вот я выпил холерной воды. А на самом деле пошел домой и отравился.

Но возможно и другое объяснение. А что, если Чайковский играл с судьбой? Если он специально выпил сырую воду, как будто играя в «русскую рулетку»: заражусь холерой — или не заражусь?

О судьбе, предопределении Чайковский много думал и говорил. Это и неудивительно — ведь он был настоящим русским. Русский человек верит в судьбу. Недаром смертельную игру с пистолетом, в которой судьба решает — заряжен он или нет, выстрелит или даст осечку, — назвали «русской рулеткой». Во времена Чайковского эта игра была очень распространена среди русских офицеров.

Но главное, русская литература сделала игроков, людей отчаянных, своими героями. Пушкин описал такого в «Пиковой даме». У Пушкина есть повесть «Выстрел»: тоже о судьбе, о везении-невезении. А потом, конечно, пришел Михаил Лермонтов, которого Чайковский очень любил. Здесь никто не знает Лермонтова. А в России его почитают наравне с Пушкиным. Мы все его учили в школе, я поэму Лермонтова «Демон» учил наизусть. Чайковский сочинил на слова Лермонтова романс «Любовь мертвеца».

Роман Лермонтова «Герой нашего времени» очень популярен и знаменит в России. Одна из частей этого романа называется «Фаталист». Там подробно описана игра в «русскую рулетку». Чайковский обожал «Героя нашего времени», много раз его перечитывал. Вообще, это очень русская вещь — поставить свою жизнь на карту, рискнуть. Может быть, Чайковский подумал: «А! Посмотрю, что со мной случится! Если ничего, значит на то воля Божия!»

Тут вот что еще важно. Чайковский был очень верующий человек. А самоубийство — это тяжкий грех. Я читал письмо Чайковского, где он говорит, что не верит в Бога-судию, в карающего Бога Чайковский пишет, что хотел бы положить на музыку слова Христа о том, что «иго Мое сладко, и бремя Мое легко». То есть Чайковский верил и надеялся, что Бог его простит. И все-таки он не мог не колебаться, думая о самоубийстве.

В те ужасные для Чайковского дни, когда он женился, он ведь тоже думал о самоубийстве, но отбросил эту мысль. Вместо этого Чайковский попытался простудиться, застудить себя до смерти. А это не то же самое, что совершить самоубийство.

В России были такие люди — отшельники. Они были как святые, жили в скитах. Они ложились в гроб, переставали есть и пить — и умирали. Это не считалось самоубийством. Они верили, что выполняют волю Бога И умирали спокойно.

Я думаю, Чайковский давно подбирался к мысли, что надо какого с этой жизнью кончать. Мне кажется, что он Шестую симфонию написал как записку о самоубийстве. Он ее написал, сам продирижировал — как будто вернулся с того света, чтобы посмотреть — как реагируют. Он к своей смерти готовился. Убивать себя своей рукой нельзя, это грех. И нельзя жизнь свою кончать от отчаяния, вдруг ах, надоело, хватит!

Чайковский не так сделал. Он прошел длинный путь. Он боялся старости, боялся болезней. Он беспокоился, что исписался. Ему казалось, что в своей музыке он начинает повторять сам себя. Это, конечно, было не так, но не нам Чайковского учить. Он знал, что делать со своей жизнью, и поступил так, как считал нужным.

Чайковский был благородный человек. Он не хотел вовлекать людей, близких ему, в скандал. Он вообще не терпел сплетен вокруг своего имени. Чайковский подчинился давлению общества, подчинился его жестоким правилам — и ушел из жизни. Его заставили умереть. Как это случилось в точности — мы сейчас не знаем и, может быть, не узнаем никогда. Но так ли уж это важно? Для того чтобы понимать музыку Чайковского, достаточно знать, что произошла большая трагедия.

Волков: Когда ему было 21, Чайковский писал своей сестре: «Чем я кончу? Что обещает мне будущее? Об этом страшно и подумать. Я знаю, что рано или поздно (но скорее рано) я не в силах буду бороться с трудной стороной жизни и разобьюсь вдребезги…»

Баланчин: Забывают, что Чайковский и умер сравнительно молодым человеком. Ему было всего пятьдесят три года.