— Итак, дорогая, Вы продолжаете рисовать? — спросил ее лорд Ротвейл за ужином.
— Да, милорд. Стараюсь уделять этому немного времени хотя бы раз в неделю, — ответила Марианна.
— Что ж, видел Вашу работу, и она очень хороша. Вы когда-нибудь рассматривали возможность обучения?
Марианна покачала головой.
— Нет, сэр. Байрони — настоящий талант. Ее портреты настолько интуитивны. Уверена, она прославится. Что касается меня, то я просто наслаждаюсь рисованием как творческой деятельностью, и, кажется, хочу рисовать только море. Это единственная тема, к которой я возвращаюсь снова и снова.
Лорд Ротвейл нежно погладил ее по руке.
— Это понятно, моя дорогая, — ласково сказал он. — Когда мистер Маллертон приедет в свой ежегодный отпуск, вы двое должны поболтать. Он также любит морские пейзажи.
— Я бы с удовольствием встретилась с ним, милорд. Великий мистер Маллертон здесь, в Сомерсете, работает бок о бок со мной? Я была бы настолько очарована и ошеломлена, что сомневаюсь, смогла бы говорить, не говоря уже о том, чтобы что-то нарисовать. — Марианна не могла представить себе такого сценария, но для нее было бы большой честью встретиться с самим великим мастером. Лорд Ротвейл и Тристан Маллертон вместе ходили в школу и были лучшими друзьями. Моменты, подобные этим, заставляли ее задуматься, не снится ли ей все это.
Леди Ротвейл заговорила:
— Марианна, дорогая, Вам следовало бы заказать свой портрет у мистера Маллертона, когда он будет здесь. Как считайте, мистер Рурк?
— Я сам спрошу об этом, миледи. Нет ничего, что я хотел бы получить больше, чем портрет моей жены, — спокойно ответил Дариус.
Он, наверное, заказал бы ее портрет, подумала Марианна. Сама идея была почти невыносимой, но она уже достаточно хорошо знала своего мужа, чтобы понимать, что он поступит в этом вопросе так, как пожелает.
Свой следующий комментарий лорд Ротвейл адресовал Дариусу.
— Что Вы думаете о художественном таланте Вашей жены, Рурк?
— Ну, думаю, она вполне образованна, и мне нравится наблюдать за ней в процессе работы. Сосредоточенность, нахмуренный лоб, интенсивность, с которой она изучает морской пейзаж, завораживают. Однако она очень строга к себе. Никогда не была довольна тем, что она нарисовала, хотя, на мой взгляд, это для вашей Национальной галереи пойдет, — сказал Дариус.
Лорд Ротвейл усмехнулся.
— Полагаю, создание этого предприятия станет делом всей моей жизни, и гораздо сложнее, чем кажется, но, с другой стороны, подобные начинания обычно этого стоят. Мы позаботимся о том, чтобы для нее оставили красивую стену. — Он подмигнул Марианне. — Теперь, если получится убедить Вашего мужа подумать о государственной службе, я представляю, как много хорошего можно было бы добиться с такими людьми, как он, в парламенте. Что скажете, Рурк? Будете баллотироваться по избирательному округу в Килве?
— Я думаю об этом, милорд, — сказал ему Дариус, но посмотрел на Марианну. В его глазах был голод. Марианна знала, сейчас его мысли не о политике. Он думал о том, что хотел бы сделать с ней, когда заполучит ее целиком в свое распоряжение.
***
По дороге домой пристальный взгляд стал только хуже. Дариус сидел напротив нее в карете, его глаза жадно блуждали по ее телу, не оставляя никаких сомнений в том, что у него на уме. Она задрожала в предвкушении, чувствуя, как становится влажной между бедер. Очевидно, их безумный сеанс в библиотеке перед ужином только подогрел его аппетит к более неторопливой встрече сегодня вечером.
— На этот раз сделаем это в нашей спальне, — прошептал он ей на ухо, провожая ее наверх. — Буду ждать тебя, моя красавица… и не утруждай себя лишней одеждой. — На его лице была дьявольская ухмылка. Очень красивый, но похотливый дьявол.
Марианна выбрала одну из своих новых французских ночных рубашек, фирменный жест мадам Трулье. Очень облегающее платье из льдисто-голубого шелка без рукавов, с глубоким вырезом и облегающим силуэтом, подчеркивающим каждый изгиб. Он сказал, чтобы она на себя много не надевала, и, на ее взгляд, это, безусловно, идеально подходило. Хотя это был спорный вопрос, так как в одежде она долго точно не будет. Дариус раздел бы ее в мгновение ока.
Распахнув дверь в покои хозяина, она почувствовала, как мышцы ее живота напряглись, а потребность в воздухе в легких возросла. Его воздействие на нее было беспрерывным. Это был не страх, потому что он никогда не причинял ей боли, но по-настоящему пугал ее — самым невообразимым образом. Когда Дариус хотел ее, она все время нервничала. Не потому, что не хотела близости, как раз-таки наоборот. Он был очень искусным любовником, доставляя ее тело в такие места, которые девушка никогда не могла себе представить, и заставляя ее раствориться в изысканных ощущениях удовольствия и распутства, настолько сильных, что это было немного волнующе. Предвкушение того, что ее ждало, никогда не переставало пугать ее. И она знала еще кое-что. Поначалу Дариусу она нравилась немного пугливой, поэтому он мог ухаживать за ней и наслаждаться ее покорностью, когда доводил ее до экстаза.
В комнате было темно, и она нигде его не видела. Его не было ни в огромной кровати, ни у камина. Ей показалось странным, что она могла раньше его уснуть. Дариус всегда был тем, кто желал, был наготове и ждал ее.
Вздохнув, она подошла к балконной двери и вышла на улицу. Летний воздух был теплым, в небе сияли звезды. Была прекрасная ночь, и она чувствовала запах жимолости, доносившийся до нее с виноградных лоз внизу. Сладкий аромат напомнил Марианне о ее матери.
Теперь, выйдя замуж, Марианна задумалась о своих родителях. Разделяли ли они ту же страсть, что и Марианна в ее собственном браке? Она улыбнулась и покачала головой. Трудно представить. Ничто по-настоящему не подготовило ее к интимности секса. Физическая близость с Дариусом быстро разрушила ее эмоциональные стены. Отчужденность была невозможна, когда другой человек находился внутри твоего тела и заставлял тебя плакать от удовольствия, которое тебе дарил.
Марианна вернулась в дом и стала ждать. Как только она переступила порог балконной двери, сильные руки обхватили ее сзади, надежно прижимая к твердой мускулистой груди. И не только его грудь была твердой. Она чувствовала каждый дюйм его длинного, толстого члена, прижимающегося к ее ягодицам. Марианна не могла видеть Дариуса, потому что он был у нее за спиной, но он определенно был обнажен, возбужден и намеревался овладеть ею.
— Дариус, — выдохнула она, — ты напугал меня.
Он уткнулся носом в ее шею, теплые губы задержались на ее пульсе, его зубы нежно покусывали. Большие ладони водили вверх-вниз по ее обнаженным рукам, медленно и властно.
— Ты удивила меня, стоя там в этом платье и выглядя как ангел. Я потерял дар речи, поэтому наблюдал за тобой и думал о том, что буду делать, когда ты вернешься внутрь…
— И чего ты хочешь? — Она тяжело дышала, прижимаясь к нему, ее тело разгоралось от давления его эрекции и шепота его голоса.
— Ты доверяешь мне, Марианна? — Он провел руками вверх по ее бокам, по ребрам и остановился прямо под грудями.
Предвкушение того, что его руки будут так близко, но не соприкасаться, заставило ее выгнуться навстречу ему в попытке преодолеть чертову дистанцию.
— Да, Дариус.
— Хорошая девочка. — Его руки обхватили обе груди и сжали. Ее соски затвердели, и он ущипнул их сквозь тонкий шелк. Искры чистого удовольствия покалывали ее кожу, и ей пришлось подавить крик, сорвавшийся с губ, зная, что это была ее награда за то, что доверила ему свое удовольствие. — Продолжай доверять мне, Марианна. Доверься мне… и просто почувствуй.
Марианна вздрогнула, гадая, что бы он сделал. На нее всегда действовало предвкушение. Дариус знал, как возбудить ее до тех пор, пока девушка не сможет ничего делать или не захочет ничего, кроме того, что он мог ей дать. Он сделал ее неистовой к нему.
— Я и делаю это. Доверяю, — прошептала она. А потом он набросил шелковый пояс ей на лицо и опустил ей на глаза. Затем завязал на узел. Ее повязка на глазах была надежно закреплена, и она ничего не могла видеть. Просто чувствуй. Это то, что я собираюсь сделать.
***
ДАРИУС отступил назад и полюбовался сзади. Скромное платье, которое было на ней надето, было прелестно, но пришло время его снять. Он наклонился, взял подол в руки и задрал его ей через голову. Он удовлетворенно вздохнул. Наконец-то обнажена. Он знал, что то, что он сделал, было скандально, но не мог представить себе, чтобы Марианна была с ним по-другому. Заниматься любовью с ней, шарящей в ночной рубашке в темноте, было бы чистой пародией. Это сочное тело должно было быть поглощено его глазами, когда он овладеет ею.
Он обхватил ладонями две выпуклости ее задницы, приподнимая и заставляя ее немного раздвинуть ноги.
— Какая у тебя хорошенькая попка, такая круглая и гладкая. — Он сжал каждую ягодицу снизу, пальцы обеих рук встретились у ее расщелины и скользкой влаги, пропитавшей ее.
Она вздрогнула, когда он провел пальцами по ее промежности, и слегка застонала в этой хрипловатой, сексуальной манере. Боже, когда она издавала подобный звук, это сводило его с ума, вызывало безумные импульсы, превращало в сексуального зверя. Потребность проникнуть в ее тело кричала в его мозгу.
— Мне нравится, что ты влажная для меня. Скоро, моя красавица, скоро я войду в твою гладкую, влажную киску и заставлю кричать. А потом без остановки буду продолжать вколачиваться в тебя. Снова и снова. Всю ночь напролет, до самого рассвета. — Она захныкала в знак протеста, когда он убрал свои пальцы. — Сначала пройдись для меня. Я хочу увидеть эту красивую задницу. Продолжай. Сделай примерно десять шагов вперед, пока не окажешься у края кровати.
Она сделала неуверенный шаг, потом еще один, и еще. Она подошла своей хорошенькой попкой к краю кровати и остановилась. Он застонал от вида того, как напряглись и задвигались ее мышцы, когда ее длинные ноги преодолели расстояние. Она повернулась к нему, хотя он знал, что она не могла видеть его из-за повязки на глазах.
— Чего ты хочешь, Марианна? — спросил он.
— Я хочу тебя. — Она дрожала от желания, ее груди вибрировали, соски затвердели и заострились.
— Как ты хочешь меня, моя красавица?
— Внутри. Хочу, чтобы твой член оказался внутри меня.
Ее умоляющий голос что-то щелкнул в его мозгу. Любой контроль, который Дариус сохранял на протяжении всего вечера, испарился в одно мгновение. Он оказался на ней прежде, чем успел сделать еще один вдох, его руки опустили ее на кровать, потом обхватили за бедра. Когда он подошел к ней сзади таким образом, его член дернулся, как прыгающий жеребец, пытающийся оседлать кобылу. Он стал своего рода зверем, злым, развращенным и первобытным.
Дыхание Марианны сбилось, когда он еще больше раздвинул ее ноги. Он чувствовал ее острый аромат, расцветающий для него; влажный, горячий и готовый принять мужчину. Направив свой член к ее входу, он одним требовательным движением погрузился в нее по самые яйца. Сладкое, крепкое прикосновение ее киски было так приятно, что он подумал, словно это своего рода боль, но к которой он мог бы стремиться снова, и снова, и снова… Ее тяжелое дыхание учащалось, когда он пронзил ее, скорее всего, от шока, но девушка приняла его до самого основания без жалоб, а затем отшатнулась, как будто могла вынести еще больше.
Она так чертовски совершенна!
Он жестко овладел ею. Никаких сомнений — это был жесткий секс. Но прямо сейчас ему это было нужно. Позже он мог быть нежным и медленным, но сначала должен был утолить своего зверя. В меню было только одно блюдо для чудовища, и оно было сладким и розовым и располагалось прямо между бедер Марианны. В этой позе он мог проникнуть в нее глубже, чем любым другим способом. О, чертов адский огонь, подумал он, пожалуйста, никогда не позволяй этому закончиться!
Яростно двигаясь, он вонзался в нее как сумасшедший, время ускользало за завесой плотских ощущений. Он понятия не имел, как долго он трахался, была ли это секунда, минута или час, кто знает?
Он опустил палец, чтобы скользнуть по ее клитору, и в ту же секунду она кончила, внезапно, сжимаясь и содрогаясь под ним. Ее оргазм вызвал его собственное освобождение. Доставлять ей удовольствие, чувствовать, как напрягается ее тело, слышать ее крики — была нирвана. Он почувствовал, как его собственная потребность бурлит и переливается через край, как вино из бочки. Ее восхитительный ответ подтолкнул его к краю, где он мог достичь цели, к которой так отчаянно стремился. С криком, шипением и потоком горячего семени он растворился в ней и на одно ослепительное мгновение познал абсолютный рай.
Примерно через час она была вялой и сонной в его объятиях — хорошо оттраханная, полностью насытившаяся и потрясающе чувственная женщина. С ее глаз давно сняли повязку, она забралась на него, положив голову ему на грудь, где поцеловала и провела своими сладкими губами вверх по его подбородку и плечам.
Он думал обо всем, что знал о ней раньше, и обо всем, что знал о ней сейчас. Дариус был счастлив осознать, что был прав, предсказывая вспыхнувшую в ней страсть. Его Марианна была сиреной в постели. Она также была нежна, и он обожал ее прикосновения и жесты. После того, как они вот так занимались любовью, ему нравилось крепко прижимать ее к своему телу, целовать и поглаживать ее кожу. Всякий раз, когда она делала с ним то же самое, его сердце наполнялось радостью. Марианна заставляла его чувствовать себя победителем, воином, сильным и властолюбивым. Но у нее было много граней, и в некотором смысле теперь она была еще большей загадкой, чем раньше. Он чувствовал в Марианне какую-то недосказанность, и это вызывало беспокойство. Дариус знал, его чувства к ней становятся сильнее с каждым днем, а вместе с ними и желание защитить и обезопасить ее счастье, как только сможет.
— Дорогая, почему ты казалась грустной, когда лорд Ротвейл спросил о твоих рисунках?
— Неужели?
— Да. Именно так. И, похоже, он даже похлопал тебя по руке, чтобы немного утешить. Почему рисование моря вызывает у тебя меланхолию?
Она быстро втянула воздух, прежде чем ответить.
— Наверное, это потому, что море такое требовательное.
— Требовательное? — Ее объяснение показалось ему странным. — В каком смысле?
— Куда бы я ни пошла, море зовет меня, и это продолжается уже долгое время. Я не могу избавиться от притяжения волн, и боюсь, что так будет всегда. Почему-то запечатление одного момента времени, изображенного на морском пейзаже, действует на меня успокаивающе. Вот почему я рисую только… — Она покачала головой и посмотрела на него. — Давай не будем об этом. Хочу поговорить о тебе. Лорд Ротвейл серьезно настроен по поводу того, что ты будешь баллотироваться в Палату общин, и думаю, он прав. Ты был бы очень хорош, Дариус…
Он улыбнулся и поцеловал ее в макушку, думая о том, как ловко она только что уклонилась от его вопросов. Марианна была любящей, доброй и внимательной. Он не мог винить ее как жену за то, как она относилась к своим многочисленным обязанностям и реагировала на него. И он верил в ее искренность. Так почему же тогда эта настойчивая нить в глубине его сознания твердила ему, что Марианна была не совсем честна?
***
13 июля 1837 года
Дариус подбирается все ближе к моему секрету. Он хотел знать, почему я казалось меланхоличной, когда лорд Ротвейл задал мне вопрос о рисунке. Как я скажу ему правду? И если я сделаю это, не перестанет ли он думать обо мне в хорошем свете? Эта мысль невыносима. Слишком больно об этом думать.
МР