Строгий адвокат по вызову

Глеб. 10

Кто бы, дьявол меня возьми, знал, как это тяжело – держать в руках такую сочную женщину и не иметь возможности впиться зубами в ее мягкий бок!

Нежный животик подрагивал прямо перед моими глазами. Все, что мне нужно было – лишь наклониться и зацеловать его тысячью поцелуев.

Арина вся – подрагивала, горела, дразнила наливной своей аппетитностью до потери контроля. Еще чуть-чуть – и я сам бы, как этот ее бывший, сграбастал бы ее, опрокинул на кровать и тщательно, медленно и жадно отхаррасил, не спрашивая.

Она вообще себя видела? Она себя трогала? Она чувствовала запах своей кожи?

Как можно проходить каждый день мимо такой женщины и не лапать ее или не трахать до изнеможения?

Черт…

Я представил, как Арина смотрит на себя – например, в зеркало. Голой.

И трогает себя – стискивает грудь двумя руками, поворачивается задом и прогибается в талии.

Лижет свое плечо…

Так, стоп!

К счастью, Арина не смотрела вниз, а запрокинула голову тем самым трогательным движением, которое делают девушки, когда не хотят, чтобы уже появившиеся слезы пролились из глаз.

Это дало мне время сосредоточиться и сделать вид, что я ее очень внимательно слушаю и вникаю. Но не помогло от ядерной эрекции. Так что, если бы она посмотрела вниз, она бы сразу поняла все лицемерие моих сочувствующих «угу».

Она вообще не понимает, что ли, как она на мужиков действует?

Вот в этом тонком кружеве, мягкая, податливая, горячая настолько, что я чувствую жар ее тела даже на расстоянии…

Что в этот момент сделал бы нормальный эскортник?

Вообще без идей.

Вряд ли они бы стали выслушивать Арину так же терпеливо, как я, отчаянно сражаясь со своим, так сказать, мужским естеством, которое как с цепи сорвалось, ей-богу.

Такое неистовое «хочу-хочу-хочу!» мой организм последний раз выдавал лет в семнадцать. Но в семнадцать у меня не было денег, дорогих костюмов, да и в приличные бары меня тоже не пускали. Приходилось обходиться вручную, а это все не то.

Сейчас-то меня почему так кроет, если секс был неделю назад? С очень горячей блондинкой – умненькой и начитанной, было о чем с ней поговорить после. И второй заход был, и третий…

Почему я голоден настолько, будто сам пять лет не ебался, а не Арина?!

Не выдерживая напряжения, я кладу ладони на ее талию, сжимая покрепче… Еще крепче.

Но если мне казалось, что это поможет, то зря…

– Нравится… – говорит Арина, снова запрокидывая голову и закрывая глаза.

Она будто расслабляется, отдаваясь моим рукам. Вот-вот – и стечет свечным воском в подставленные ладони и разрешит вылепить из нее все, что захочется.

Я с трудом вспоминаю, какой вопрос задавал.

Хотя – если ответ «нравится», уже все равно, каким был вопрос.

Все идет по плану…

Жаль, не моему, но это тоже неважно.

Голова плывет, по позвоночнику прокатывается волна жара, ноздри улавливают едва ощутимый запах ее возбуждения. Надо уже что-то делать, но я никак не могу вырулить из ситуации, где я терпеливо выслушиваю Арину в ситуацию, где я увлеченно облизываю ее живот, прикусывая нежную кожу. Прижатый плотной тканью боксеров к животу член аж немеет от желания оказаться в ее руке и, чем черт не шутит, даже во рту.

– В общем, это и был мой последний мужчина, после которого я три года вообще не выносила прикосновения и даже думать не могла о сексе.

Включить мозг. Срочно включить мозг, тут что-то важное говорится.

Ага, вот оно.

Пять лет воздержания, три из них – отвращение к сексу.

Остается еще два…

Вот это уже интереснее.

– С ним все понятно, – сначала голос меня подводит, но я откашливаюсь и продолжаю говорить с оттенком легкого академичного любопытства. – А остальные? Неужели у тебя не было ни одного мужчины, которого ты бы хотела до подгибающихся пальчиков?

Арина поддается моему почти незаметному давлению – я тяну ее к себе, но так медленно, что кажется – это ее собственное решение поставить и второе колено на кровать. Ведь так удобнее.

Она качает головой с весьма огорченным видом.

Нет, ну так не бывает – она настолько идеально сексуальна, что ей не могли попадаться одни криворукие безъязыкие импотенты без фантазии.

Я чуть-чуть ближе подбираюсь к ней, кладу ладони на спину и нажимаю, приглашая расслабиться, опуститься на покрывало, может быть, даже обнять меня.

Она в ответ упирается ладонями мне в плечи и продолжает упорно стоять на коленях, рождая ворох самых непристойных фантазий, которые я обязательно воплощу…

Чуть позже.

Когда эта властная женщина вспомнит, что должна приказать мне ублажать ее.

– Твой первый? – поднимаю бровь. Неужели даже в юности это сокровище не соблазнил хоть кто-нибудь, понимающий, что нужно женщинам?

Арина морщит носик.

Не угадал.

– Мой первый – аспирант в моем институте.

– Почти препод. Это же фетиш почти всех девочек.

– Почти, но не совсем, – отмахивается она. – Он за мной красиво ухаживал, а мне было уже двадцать. Все остальные девчонки давно занимались сексом, я подумала, что и мне пора. Он казался таким надежным…

– Дай угадаю – оказался скучным?

Она только вздыхает.

– И тот, что слово «оргазм» произносил шепотом, конечно, оргазм не умел доставлять? – на всякий случай уточняю я.

– Ты запомнил! – удивляется она, и я отвоевываю еще немного близости. Арина уже почти лежит на мне, хотя все еще держится за мои плечи. – Не умел, ты прав…

– А дальше?

Она задумывается, ее взгляд блуждает где-то под потолком, пока мои ладони сползают ей по крутому склону ей на бедра.

Ее молчание затягивается, и я осторожно касаюсь кончиками пальцев ее живота, веду ими по гладкой и мягкой коже, напряженно всматриваясь в ее лицо, чтобы вовремя сманеврировать.

– На самом деле был один… – говорит она с таким грустным вздохом, что мне становится почти совестно, что я под шумок исполняю свои извращенные желания. Но очень уж меня манит ее животик, просто сил никаких нет.

– Да?.. – подбадриваю я.

Арина вдруг замечает, в какой позе оказалась, но вместо того, чтобы возмутиться – падает на покрывало, вытягивает руки наверх и задумчиво сплетает свои длинные пальцы.

– От его прикосновений мне хотелось плакать, – говорит она очень тихо, но я слышу в ее голосе преддверие слез. – Он обводил языком мое ухо, и я превращалась в сладкую лужицу. Его прикосновения заводили меня моментально.

Так не говорят о самом лучшем любовнике в своей жизни.

Очевидно.

Так говорят о том, кого все еще помнят и… любят?

– Он много пил, много врал, много изменял, – продолжает она, а ее вытянутые вверх руки танцуют медленный чувственный танец. – Кажется, даже воровал у меня деньги. Но я его так любила… Что он мог довести меня до оргазма одним взглядом и одним поцелуем в ухо.

Вопреки логике, жалость к ней – щекочущее ощущение где-то в груди – никак не мешает мне хотеть ее еще сильнее.

Мы лежим бедро к бедру и, кажется, мой член начинает усиленно расти вправо, как изогнутый ствол сосны. Лишь бы поближе к ней.

Переворачиваюсь набок, чтобы не портить себе экстерьер, кладу руку на центр живота Арины и чувствую, как внутри нее короткими судорогами рождаются тайные рыдания.

Бедная девочка.

– Но с тех пор, как мы расстались, никто больше не сумел завести меня так, как он. Как будто эта эрогенная зона была именная, только для него, а потом отключилась, – совсем неслышно говорит она и вдруг поворачивается ко мне. Наши губы оказываются так близко друг к другу, что я чувствую ее сладко-хмельное дыхание. Чуть-чуть коньяка, чуть-чуть шампанского и почему-то запах свежих сочных яблок.

Она обнимает меня за плечи и в упор смотрит прозрачными глазами.

А я чувствую, как циничный и беспринципный мой член обрадованно трется о ее живот, намекая, что пора разговоров как-то затянулась.

Подождет.

Мне хочется сейчас нежно коснуться ее губ – вот тут, в уголке.

Провести широкой открытой ладонью по ее спине и как бы между делом отстегнуть крючки бюстгальтера, слишком туго застегнутого – он мешает гладить ее между лопаток.

Коснуться кончиками пальцев ее лба – там, где прядь волос щекочет висок.

Дождаться, пока она закроет глаза и легко-легко вдохнет, когда я пройдусь поцелуями по ее шеи до ключиц, а потом обратно – с другой стороны.

Мои ласки ей нравятся, я понимаю это по тому, как она дрожит, вздыхает, как трепещут ее веки, как чуть сильнее становится пряный запах возбуждения.

Арина кладет руки мне на грудь, но не отталкивая, а наоборот, прося быть ближе.

Я придвигаюсь к ней, так чтобы ее мягкая грудь касалась моей твердой.

Провожу языком влажную дорожку по шее – заканчивая ее под самым ухом.

А потом осторожно и нежно, чтобы не спугнуть ее возбуждение, обрисовываю кончиком языка ее ушную раковину и на мгновение ныряю в слуховой проход. Выныриваю и обнимаю губами мочку.

Она вздрагивает, и по ее коже разбегаются мурашки.

Нравится.

Ей нравится.

Ее ладони движутся ниже, к моему животу и ложатся поверх ткани трусов на напряженный набухший член. Я издаю низкий протяжный стон – просто не сумев сдержаться.

Арина принимает это за поощрение и сжимает ствол ладонью чуть сильнее.

– Тшшшшш… – говорю я ей на ухо, касаясь его только дыханием, но мурашки на ее коже показывают мне, что и этого довольно. – Ничего не делай. Я просто хочу, чтобы тебе было приятно.

– Но…

– Ты мне платишь за удовольствие, поэтому можешь вообще лежать бревном. Не надо стараться отдавать столько же, сколько получаешь.

– Я так не могу!

– Можешь… – шепчу ей на ухо и снова применяю этот нечестный прием – острым кончиком языка прохожусь по чувствительным завиткам уха. Арина дышит чуть чаще и резче. – Делай только то, что усилит твое удовольствие. Я здесь для этого.