Самое большое зеркало в этой квартире – в спальне.
Высокая деревянная рама без украшений и золотистое стекло. Льстящее, мягкое, окутывающее отражение золотистой дымкой.
Редкость – зеркало, в котором видишь себя глазами влюбленного в тебя человека.
Как мужчина умудрился купить такую роскошь?
Как он умудрился эту роскошь оценить?
Глеб удивлял меня все больше.
Разумеется, я нашла это зеркало еще в первую неделю жизни в его квартире, но не сразу догадалась, почему оно стоит под таким странным углом. Только однажды, вернувшись из ванной, упав поперек кровати и запрокинув голову, вдруг поймала свой собственный взгляд в отражении и ахнула.
Приоткрытые губы, влажные волосы, сияющая кожа, словно залитая солнцем – это была невероятно эротичная картина, и я даже пожалела, что нет больше никого, кто бы мог ею полюбоваться.
И тоже отразиться в этом зеркале.
Я бы с удовольствием посмотрела, как мужская рука сжимает мою грудь, как губы по очереди накрывают соски. Как перекатываются мышцы под золотистой кожей на плечах, когда отразившийся в зеркале мужчина резко и ритмично движется во мне…
В общем, после того вечера зеркало я переставила, чтобы оно выполняло свою непосредственную функцию, а не провоцировало меня на всякий разврат.
Сейчас я подошла к нему, по пути коснувшись сенсорного выключателя, и остановилась, рассматривая себя. Когда красивый мужчина с опасным блеском в глазах просит тебя показать животик, конечно, желательно при этом быть в полупрозрачном белье и накрашенной. Чтобы можно было томно изогнуться, опираясь на спинку кровати и показать сначала длинные ноги, потом пышную грудь, а потом уже можно и животик.
И облизнуть губы, и хлопнуть ресницами.
Соблазнить, в общем, по-человечески.
А не чуть стянуть пижамные штаны и задрать футболку на десять размеров больше.
Предупреждать о таком надо потому что!
Но Глеб не выглядел очень огорченным моим не слишком гламурным видом. Я заметила, как его зрачки расширились, а камеру тряхнуло, будто он нетвердо держал ее в руках.
– Стой! – сказал он, когда я отпустила футболку. – Я не успел как следует разглядеть. Сколько, говоришь, ты набрала лишних килограмм?
– Пять!
– Ну-ка, задери еще разок.
Я закатила глаза, развернула камеру к зеркалу и резко дернула футболку вверх. Так резко, что она открыла чуть больше, чем мой пухлый животик.
– О! – обрадовался Глеб. – Ну-ка задери повыше! Кажется, я нашел, куда они попали, эти твои килограммы. Точно не в живот.
Девичья гордость настойчиво намекала мне, что пришло время поломаться.
Да, именно так это происходит – сначала вы трахаетесь во всех возможных позах и во все возможные отверстия – дважды! Потом ты за ним бегаешь, а он отмораживается.
А потом он требует от тебя нюдсы – и тут-то ты виляешь хвостом и обламываешь.
Ты ведь не такая!
Но я такая. Просто мне очень хочется поиграть с ним, пока он поддается. Пока ему интересно.
Я потянула футболку выше, приоткрывая край груди. Только нижнюю часть полушарий, но Глебу хватило. Он сощурил глаза и поудобнее перехватил телефон.
– Еще выше.
Голос был твердым и чуть хрипловатым. То самое сочетание, от которого у меня по позвоночнику разбежались огненные всполохи, и я послушно потянула футболку, позволяя ему увидеть то, что он уже и облизал, и облапал. Но почему-то все еще хотел увидеть на крошечном экране телефона.
– Сними совсем.
– Глеб! Что происходит?
Я была очень возмущена. Очень.
Сердито смотрела в камеру, готовясь его отчитывать. И как будто не замечала, что моя футболка все еще наполовину задрана, а рука лежит прямо на груди, комкая ткань и сжимаясь так, что торчащий сосок попадает между пальцами.
– По-моему, это называется «виртуальный секс», – ответил он невозмутимо, разваливаясь у себя на диване. – Но я никогда этим не занимался, так что можем считать, что лишение меня девственности. А ты?
– Что – я?
– Занималась?
Он склонил голову набок. Взгляд его, как это бывает при видеосвязи, блуждал от камеры – и тогда мне казалось, что он смотрит мне прямо в глаза, до моего лица на экране – когда он реально смотрел мне в глаза.
Или не в глаза.
Или – существенно ниже?
– Я не буду отвечать на этот вопрос!
– А уже и не надо, – успокоил он меня. – Я все понял. Просто сними футболку.
– Еще что сделать? – огрызнулась я. – Сразу все перечисли, чтобы разом нахер тебя послать!
– Сними штаны, ляг на кровать и закрепи телефон в изголовье. Раздвинь ноги, сожми грудь двумя руками и посмотри на меня.
Глеб говорил это медленно, смакуя каждое слово, и от его четкой артикуляции и серьезного тона, которым он, должно быть, активно пользуется в судах, по моей коже разбегались всполохи огня, разогревая меня изнутри и снаружи.
Мужчина, которому хочется подчиняться – с удовольстивем.
Но я же не могу…
– Иди нахер! – упрямо повторила я, одергивая футболку.
– Уже там, – отозвался он невозмутимо и повернул свою камеру так, что она уперлась ему в пах.
А там…
Это нормально – заводиться от вида члена?
Ведь обычно девушек только раздражают дикпики, присланные незнакомцами… Да и знакомцами тоже. Мы немного иначе устроены, нам эта мутная картинка – ни о чем. Нам нужны ласковые слова, медленный разогрев и касания, а вовсе не такой откровенный вид.
– Мне кажется, или ты облизнулась? – сказал Глеб совсем другим голосом.
Мягким, бархатным, соблазнительным.
Этот голос ничего от меня не требовал, как только что.
Он тянул меня к себе, будто затаскивая в маленькое окошко в другой мир.
Где я могла бы дотронуться до шелковой кожи ствола, почувствовав под ней упругую твердость, могла бы провести кончиками пальцев снизу доверху, а потом медленно лизнуть дразнящую своей налитостью набухшую головку.
– Арина… – позвал мягкий голос. – Я хочу увидеть тебя. Совсем. Голой.
Я притворяюсь.
Притворяюсь зачарованной его голосом, его влекущими интонациями, разжигающими внутри меня пожар.
Притворяюсь же?
Когда медленно, глядя в камеру – именно в камеру! – тяну футболку вверх, открывая наконец грудь целиком. И ловлю вздох Глеба, предательски усиленный слишком умным микрофоном его мобильного.
Моя победная улыбка против воли расползается по лицу, но я скрываю ее, стаскивая футболку через голову.
Отбрасываю ее в сторону и берусь пальцами за резинку пижамных штанов.
– Закрепи телефон, – подсказывает Глеб сипловатым голосом. – Там, на спинке есть…
И так вижу, что там удобная подставка и даже провод зарядки.
Наверняка, если как следует порыться в его ящиках, найдутся и лампы для полноценной съемки. Кажется, я уже многое понимаю про Глеба Мельникова, холостого юриста, который совершенно не стремится в отношения.
Если бы у меня столько игрушек было, я бы, может, тоже не стремилась.
А теперь все игрушки у Глеба – и я хочу с ним дружить.
Ну как – дружить…
Я разворачиваю телефон так, что камера смотрит на черное шелковое белье на широкой кровати, тяну к себе одеяло, чтобы прикрыться, но в тот момент, когда Глеб уже открывает рот, чтобы издать протестующий возглас, разворачиваюсь спиной, выгибаюсь и трусь грудью о простыню. Прохладный шелк так нежно ласкает мои напряженные соски, что я вдруг удивляюсь – зачем я все это время сплю в пижаме? Почему ни разу не пыталась спать голой?
Мне хочется мурлыкать от этой ласки и тереться как кошке – я едва не забываю, что за мной наблюдают. И что я веду себя тут как эта самая кошка в марте только ради одного…
Ну, теперь не только.
Но все же я цепляю пальцами резинку штанов и тяну их вниз, вертя попой якобы для того, чтобы удобнее было снимать. Конечно, это нисколько не помогает, но когда я оборачиваюсь к экрану, выражение лица Глеба искупает все дурацкие действия, что я сейчас совершаю.
Оно у него тупое-тупое – только что слюна из уголка рта не течет.
Кажется, что сейчас закатит глаза и начнет невнятно подвывать: «Мозги-и-и-и-и… мозги-и-и-и-и…» как зомби.
Только, наверное, не про мозги…
И как в воду гляжу – Глеб только что не впаивается всем собой в экран и то ли умоляет, то ли требует:
– Раздвинь бедра… Раздвинь…
И в глазах – ни проблеска мысли.
Куда только девался тот острый интеллект адвоката, а?
Примерно туда же, куда моя женская гордость и девичья стыдливость, полагаю.
Скользя коленями по ласковому шелку, я раздвигаю ноги шире и выгибаю спину, открывая взгляду Глеба то самое направление, в котором они все вместе отправились.
И в награду мне достается мучительный низкий стон, вибрирующий в глубине костей.
Я разворачиваюсь к камере лицом, чтобы дать полюбоваться мной со всех сторон на , и с наслаждением извиваюсь среди шелковых простыней, то натягивая на себя край одеяла, то отбрасывая его и открываясь Глебу во всей своей бесстыдной красе.
Больше всего мне сейчас хочется довести его до исступления, до бешеного желания оказаться рядом со мной. И желательно во мне.
Он тоже куда-то пристроил свой телефон, чтобы освободить руки, и мне видно, что он сидит в большой комнате с белыми стенами на простеньком коричневом диване. В футболке и домашних штанах.
Возможно, там у него и солнце, и море, и вкусная еда.
Но здесь… Здесь я.
Мое белое тело на черных простынях, мои изгибы и выпуклости, моя глубина и страсть.
Чего стоит твое море, Глеб, когда ты не можешь сжать мой сосок пальцами, а я – могу? И могу царапнуть его ногтем, могу смять свою грудь ладонью.
А ты?
Можешь?
Он тоже тянется к экрану рукой, словно надеется, что уже изобрели технологии, которые позволят ему пересечь границу экрана и почувствовать меня по-настоящему.
Зато другой рукой он крепко сжимает свой член, жестко оттягивая кожу с головки – и тут уже я начинаю жалеть, что еще не изобрели проницаемого экрана.
– Арина… – шипит Глеб сквозь зубы, терзая член так, будто намерен его оторвать.
Э, нет, красавчик! Поаккуратнее! Он мне еще пригодится.
– Глеб… – в тон отзываюсь я, добавляя в свой голос шелестящего шелкового соблазна. – У тебя после меня уже были другие девушки?..
Он тяжело дышит и смотрит на меня, не отрываясь, потому что я играю со своими сосками, вспоминая все то, что делал с ними он, и замечаю по изменению темпа дыхания, что его заводит сильнее всего.
– Заметно, что не было… – делаю я вывод в конце концов.
Он будто приходит в себя и сердито спрашивает:
– Почему это?
– Потому что ты смотришь на меня так, как будто сейчас сожрешь!
– Я бы сожрал, – признается он. – Прямо сейчас. Раздвинул бы твои ноги и начал с самого сладкого!
– Вот так? – спрашиваю я, сама разводя ноги и проводя пальцами по своей влажной щели. Когда они становятся совсем мокрыми, я под хищным взглядом Глеба подношу их к губам и облизываю.
– С-с-с-сука… – шипит он, забываясь, и его рука движется быстрее. – Так! Засунь их внутрь! Трахни себя, Ариш, трахни, как трахнул бы я!
Я показываю в камеру один палец, потом два… Вот такой у тебя размер? Этим заменить? Потом смеюсь и демонстрирую три.
Ноздри Глеба раздуваются, когда я развожу ноги и пытаюсь проникнуть внутрь своего влагалища этими тремя пальцами. Получается с трудом, я закусываю губу и начинаю елозить по простыням, но он так смотрит, что понятно – шоу имеет успех.
Зрители с удовольствием рукоплескали бы, но руки их изрядно заняты – и это тоже комплимент.
Меня происходящее заводит не меньше.
И прикипевший ко мне взгляд стальных глаз, и шумное дыхание, и то, что я делаю сама.
Конечно, я мастурбировала все эти пять лет одна, я нормальная женщина.
И все время, прощедшее с отъезда Глеба – тоже.
Как не представлять его в постели рядом?
Но то, что сейчас происходит, даже близко не похоже на самоудовлетворение по накалу эмоций. Это дико, порочно, развратно, откровенно и жарко до невозможности.
Пальцы входят в меня почти целиком, и я делаю несколько движений, туго натягивая себя на них. Конечно, я предпочла бы член Глеба, но за неимением – обхожусь своей рукой и его пронзительным взглядом.
– Вынь их и размажь свой сок по животу, – командует он, и я подчиняюсь. Пряный запах заполняет спальню, напоминая мне запах жаркого секса, остававшийся после наших с Глебом развлечений.
Внутри все пульсирует и сжимается, я ощущаю, как из меня вытекает влага. Низ живота тяжелеет, клитор зудит, требуя к себе внимания, и я ему не отказываю.
Не дожидаясь команд, сажусь на колени, раздвигаю их – и начинаю тереть набухший бугорок.
Сладость растягивается по всем мышцам, заставляя их напрягаться все сильнее.
Теперь уже я тяжело дышу, а Глеб, тоже с трудом контролируя свой голос, понимает, чего мне сейчас больше всего надо:
– Я бы поставил тебя сейчас раком на этой кровати, – говорит он, сглатывая и ловя губами воздух. – Заставил бы держаться за спинку и оттрахал жестко, со всей дури, выходя целиком и тараня на полную длину. Я отшлепал бы тебя по заду так, что звенело бы эхо. Я бы выебал пальцами твою попку, чтобы ты сжимала меня еще теснее, чем обычно. Ты такая горячая и тугая внутри, что просто сводишь меня с ума!
От его слов судороги прокатываются по моему телу, ему не хватает совсем чуть-чуть до разрядки, и я добавляю эту толику перца.
Глядя на его член, занимающий половину экрана, я выдыхаю в ответ:
– Хочу тебя прямо в горло… Глубоко-глубоко, чтобы задыхаться, чтобы текли слюни, чтобы ты трахал меня без остановки, а твои яйца шлепали по лицу!
Я вижу, что он напряжен до предела, но и я еле держусь.
– Открой рот, моя грязная шлюшка! – хрипит Глеб, и это сносит последние запреты.
Я запрокидываю голову, открываю рот, делаю еще несколько резких движений пальцами, и выплескиваю все сковавшее меня напряжение в крике.
Его рычание присоединяется ко мне на середине оргазма и, когда я падаю грудью на кровать, ловя последние затихающие судороги, я вижу, как из его члена выстреливает прямо на диван несколько белесых струй.
– Охуеть… – выражает Глеб наше общее мнение. – Просто охуеть, Ариш…