Студентка, коммерсантка и просто красавица!

Глава 32

Страшная правда резала нервы: сомнений нет, происшедшее – вина Андрея и вряд ли ошибусь, что руку здесь приложила и его мама.

Я бы хотела расплакаться, но глаза были сухие, внутри клокотала ярость. Такая подлая и низкая месть. Сделать человека инвалидом лишь за то, что он удачливее тебя. В сознании не укладывалась подобная жестокость.

От переживаний стало плохо, нахлынули боли, когда-то долгое время терзавшие меня после операции. В палату заглянула Надя и, увидев моё лицо, испугалась, подбежала ко мне, осмотрела и опрометью выскочила из палаты. В доли секунды появился Александр Альбертович, дал короткие распоряжения. От боли мутило, пропадал слух и зрение, я с трудом оставалась в сознании. После пары уколов полегчало, ломота в спине отпустила, но не полностью, укрывшись где-то глубоко в теле. Однако окружающая действительность воспринималась с трудом, я словно оказалась в прозрачном пузыре, откуда наблюдала за действиями врача и медсестры.

После приступа захотелось спать, откинулась на подушку и забылась в полудрёме, где всё ещё звучали страшные слова, произнесённые Андреем.

Проснулась только к полудню следующего дня. В палату зашёл доктор и Надя:

– Что же вы так, Ирина? – Александр Альбертович покачал головой, хмуря лоб, и обернулся к медсестре, – больше этого сюда не пускать. Вам нужен позитивный настрой, я понимаю, что иногда в жизни случается всякое, но сейчас здоровье важнее всех перипетий, постарайтесь больше не нервничать и не усугублять свою ситуацию. Пока же я не могу дать добро на начало реабилитации, проведём обследования ещё раз. Мы должны убедиться, что процедуры не пойдут вам во вред. Только прошу вас, не нервничайте и не накручивайте себя, всё идёт своим чередом, как надо.

Я была согласна со словами врача, но в груди защемило от тоски. Сколько ещё мне оставаться такой? Беспомощной, попросту неполноценной…

Как и предполагал доктор, ЛФК и массаж отложили. Боли вернулись и для начала надо было избавиться от них. Сильный стресс ощутимо отразился на моём здоровье. Даже заговор не помогал. А может, всему виной, что я не могла отпустить обиду и гнев, не дававшие мне покоя даже во сне?

Реабилитация началась только через месяц. Физиопроцедуры, массаж, вытяжение позвоночника и прочее. И всё через боль, через не могу. Стиснув зубы, я шаг за шагом приближалась к нужному мне результату. Заговор снова начал действовать, способность двигаться возвращалась не постепенно, а рывками, словно кто-то включал по очереди необходимые для этого функции организма. При этом у меня просыпался зверский аппетит, я заметила, что, используя магические силы, ела как два дюжих мужика, не поправляясь ни на грамм. Но и при таком успехе всё это длилось долгие месяцы.

Даже для чуда необходимо время.

В день, когда безо всякой помощи я сделала свои первые шаги по коридору, там были не только врачи и медсёстры, переживающие за больных, как за собственных детей. Пришли и Марис с Яковом Ивановичем. Они не забывали меня, и их поддержка многое значила. Шеф добился, чтобы из практикантов меня перевели на полную ставку. Каждый день из конторы приносили бумаги для перевода, работа не давала мне скучать. Также он договорился о поездке в санаторий Максимовича в Юрмалу, куда уже была оформлена путёвка. Марис приходил иногда даже на занятия лечебной физкультурой. Его вера, искренняя, честная, стала мощным допингом, заставляя снова и снова, превозмогая себя, с упорством добиваться поставленной цели.

Удивительно, но Марису удалось взять отпуск, и он поехал в Юрмалу вместе со мной. Ему повезло снять в городе небольшую комнату, и он теперь навещал меня каждый день.

Начался июнь, и хоть официально купальный сезон уже был открыт, но Прибалтика – дама капризная. Днём солнышко согревало землю, однако вода была ещё очень холодной. Большинство туристов приезжают сюда в июле или августе. Мне нравилось это затишье, народу в санатории было не так много, не приходилось подолгу ждать очереди на процедуры, не было шума и гама. По ночам меня убаюкивал шёпот прибоя, а с утра солнце принималось играть в салочки с морем, ослепляя искристыми бликами водной глади. Песок, на рассвете отливающий розовым, постепенно становился жёлтым, отчего море приобретало глубокую синеву. Всё здесь было чудесным и удивительным. Нежные рассветы, когда солнце робко приподнимает голову над белыми барашками волн и совершенно потрясающие закаты, наполненные яркой феерией солнечных лучей, когда палитра светила так богата красками от радужного перламутра до багряного.

Днём мы гуляли по пляжу, здание санатория было расположено почти у самой воды на дюнах. К физиопроцедурам добавили ванны, которыми славилась лечебница Максимовича: серные, грязевые, просто из морской воды или с добавлением железа и щелочей. Мои ноги заметно окрепли, хотя ходила я, опираясь на трость.

– Ирочка, ты чудесно выглядишь, – Марис шёл мне навстречу, как всегда с букетом. Иногда я задумывалась, удастся ли кому-нибудь побить его рекорд, он никогда не забывал про цветы. Сколько их было в моей палате за всё это время? Другим и за две жизни столько не дарили.

– Это всё лечебные ванны, – рассмеялась я, приветствуя друга. За неделю, проведённую здесь мне удалось избавиться от характерной больничной бледности, на коже появился пока ещё скромный первый загар, щёки налились румянцем. Волосы снова обрели свой шелковистый блеск.

– Но я к тебе с новостью, – лицо Мариса светилось от радости, – звонил шеф, сказал, сразу после приезда тебя переводят вновь в наш отдел. Хватит тебе корпеть над бумажками.

Это было здорово! Меня всегда привлекало живое общение, а тем более с иностранцами. Узнать больше о чужой культуре, истории, образе жизни всегда так захватывающе!

– Скорее бы вернуться на работу, – мечтательно промурлыкала я, – так не хватает наших прогулок по городу.

– Мне тоже, – Марис внезапно смутился, – Ира, я понимаю, что момент сейчас не совсем подходящий… Выходи за меня замуж. Знаю, что ты относишься ко мне, как к другу. Только… Тебе ведь нравится в Риге? А я сделаю всё, чтобы ты была счастлива. Моей любви хватит на двоих.

Предложение ошарашило и смутило. Я бескрайне ценила его дружбу… Но воспринимать Мариса в качестве мужа? Сердцу ведь не прикажешь. Какое оно всё же глупое! Нет. Марис прекрасный человек и было бы нечестно с моей стороны согласиться стать его женой. Он ещё встретит свою половину. Не хватит любви одного человека на двоих. Или оба, или никак. Может, я и излишне романтична? А может, просто дура во всём, что касается личных отношений? Но и обманываться не хочу.

Мягко постаралась объяснить причину своего отказа, чтобы не ранить друга. Я пережила боль расставания, не хотелось самой становиться причиной чужих страданий.

Марис всё принял достойно, ласково улыбнулся:

– Ты знаешь, я почти не надеялся на положительный ответ, но даже быть для тебя просто другом… Меня это устроит. Больше не стану поднимать эту тему, только помни, что в любой момент ты можешь передумать. Я буду ждать…

Отпуск закончился непростительно быстро. И вот мы с Марисом опять в своём кабинете, как будто и не было всех этих месяцев, проведённых в больнице. Он вводил меня в курс происходящего, рассказывал о планах и ближайших встречах.

– Уже трудитесь? – в отдел вошёл Яков Иванович, – рад твоему возвращению, Ирочка. Принимай дела и вливайся в работу.

Я улыбнулась:

– С удовольствием, так соскучилась по всей этой суматохе!

– Вот и славно, – шеф озвучил фронт работ и удалился.

Я помнила слова Андрея о том, что он перевёлся в мой отдел и не знала, как вести себя. Работать с ним не смогу. Как быть?

– Марис, – решилась я расспросить всё у друга, – послушай, работает ли здесь тот тип, что подходил ко мне на последнем приёме? Помнишь его?

– Да, – оторвался Марис от бумаг, – помню. Работает. Только… – он вдруг замолчал, – тот человек значит что-то для тебя?

Вопрос был неожиданным:

– Нет, эхо прошлого. Только вот…не хочется встречаться с ним. А тут, сам понимаешь…

Марис поднял очки и потёр переносицу:

– Можешь не переживать на счёт этого, ему уже готовят перевод в другой отдел. Его характеристика с прежнего места работы не подтвердилась, мягко говоря. Много амбиций при недостатке знаний. Да он уже и вещи свои забрал, – коллега указал на пустующий третий стол. Это место считалось невезучим, каждый сотрудник, занимающий его, уходил из отдела в течение месяца.

– Вот как? Отличная новость, – я чуточку успокоилась и принялась за свои ежедневные дела.

Потянулись рабочие будни. Решался вопрос с жильём. Старую квартиру давно сдали, мама собрала все вещи, они ждали моего возвращения под рабочим столом прямо в кабинете. И мне добираться до Латгальского предместья, где и находился район Кенгарагс, было не близко. К счастью, удалось снять комнату у тихой старушки, которая одна проживала в «двушке» на улице Горького, всего в нескольких кварталах от Дома ЦК Партии.

Жизнь постепенно налаживалась. Вернулись наши прогулки по вечерней Риге, неспешные беседы в кафе, променад по набережной, новые встречи и эмоции. Родители старались звонить как можно чаще, Алла от них не отставала. Мама готовила новый альбом и пока постоянно была в Москве. Сестра мучилась токсикозом, о чём не уставала напоминать. Ярик был счастлив и готов носить супругу на руках. Они получили свою квартиру, теперь там кипел ремонт.

Эти годы я буду потом вспоминать, как самые спокойные в моей жизни. Размеренные дни, любимая работа. Иногда человеку не так много нужно для счастья. Но мне хотелось большего. Посмотреть мир, другие страны…

А ещё донимало предчувствие, такое саднящее, режущее грудную клетку зазубренным ножом, что беда меня ждёт, всю мою семью, если я останусь на Родине в период её развала. И никакая ворожба не поможет.

Потому я с упорством изучала политическую обстановку других стран, уровень жизни и возможности. Такая информация может пригодиться в любой момент.

Я помнила, что не могу поменять чужую судьбу. И всё же ненавязчиво старалась намекнуть Марису о переезде. Хотя он коренной латыш, ему не грозят гонения по национальному признаку. Вероятно, его судьба в девяностые будет далека от той безысходности, что пережили многие в те времена.

Дни складывались в недели и вот уже прошёл год, как я вернулась из Юрмалы. За это время сестра порадовала нас рождением сына, назвали его в честь папы Петей. Мама, проведя месяц с внуком, опять окунулась в водоворот гастрольной жизни.

Сегодня вечером, как и год назад, мы неспешно шли с Марисом к моему дому. На прогулки и кафе не было сил. Мы, не спеша, брели по улице Кирова, болтая о работе. Вечерело, солнце уже скрылось за зданиями, последние лучи скользили между сгущавшихся теней. Людей было мало, торопились домой одинокие прохожие. Навстречу нам двигалась пара, пожилая женщина с инвалидом-колясочником. Я не сразу обратила внимание на них и прошла бы мимо, но в этот момент услышала удивлённый возглас:

– Ира?

Мы с Марисом обернулись. В каталке сидел Андрей.

– Теперь ты можешь задать мне свой вопрос, и я даже знаю на него ответ, – голос его прозвучал тихо и подавленно, в глазах была печаль, не осталось и следа от былого злорадства. От неожиданности растерялась, не зная, как поступить. Но глумиться над его несчастьем не хотелось. Воспоминания о собственной такой тяжёлой травме были ещё свежи.

– Что с тобой произошло? – я подошла ближе к нему, Марис тактично отступил в тень.

– Как видишь, – он горько усмехнулся, – теперь инвалид – это я. Мы с мамой попали в аварию, она не выжила, мне же до конца жизни теперь вот так, – Андрей ударил по подлокотникам кресла, – прости меня, пожалуйста, если сможешь. Я не понимал тогда… Злость на себя и на тебя застила всё. Сейчас у меня много времени, чтобы подумать о прошлом. Как чудовищно с тобой поступил. Тогда в Новый год и потом в Риге. Если сможешь, прости, – не его щеке блеснула слезинка, Андрей провёл по лицу ладонью.

– Я больше не держу зла на тебя. Мы все иногда ошибаемся, – это было правдой, боль и обида постепенно утихли, не оставив и следа в сердце, и мне по-человечески было жалко его сейчас, – ты запомнил мои последние слова, произнесённые в больнице, но вот что хочу сказать тебе на прощанье. Ты сможешь поправиться, если не опустишь рук и будешь стремиться к этому. Судьбу всегда можно изменить, теперь-то я это точно знаю и желаю тебе вновь обрести всё то, что ты потерял.

Андрей подъехал ближе ко мне, взял за руку и нежно поцеловал в ладонь:

– Спасибо тебе, земляника.

Между нами всё было сказано. Кивнув ему, мягко высвободила руку и развернувшись, подошла к Марису. Взяла его под руку. Он ни о чём меня не спросил, как всегда, вежливый и тактичный. Больше мы с Андреем никогда не встречались, но через общих знакомых, я знала, что он смог вновь подняться на ноги, в прямом и переносном смысле. И была искренне за него рада.