Судьба одной карты

Хивинская экспедиция, как таковая, в научном отношении пользы не принесла, зато большие географические результаты были получены в ходе подготовки к ней, начиная с 1714 г. Были описаны и положены на карту берега Каспийского моря от Астрахани до Астрабада, открыто устье Узбоя — Актам, собраны ценные географические сведения о Средней Азии, на основании которых составлена карта части среднеазиатской территории.

В результате первой Каспийской экспедиции была создана карта Каспийского моря. Необычайная и сложная судьба постигла эту карту. Трагическая гибель Черкасского и клевета, которой подверглась его деятельность уже после смерти, привели к тому, что карта вскоре была забыта, а затем и затеряна. Однако в литературе можно найти упоминания о ней.

Литературные сведения о карте Черкасского

В феврале 1716 г. Петр I направился в заграничное путешествие. Он посетил Германию, Данию, Голландию и Бельгию. В мае 1717 г. Петр приехал во Францию, где пробыл около двух месяцев. В Париже он встретился с известным французским географом Гильомом Делилем и вел с ним продолжительную беседу. Она состоялась 18 июня (нового стиля) 1717 г.

В своем сообщении о встрече с Петром I Делиль писал: «Каспийское море, которое, как известно, не имеет никакой связи с другими морями, оставалось недостаточно изученным по этой причине… Сегодня этот вопрос выяснен благодаря вниманию царя, который дал распоряжение снять точную карту этого моря мореплавателям в равной степени опытным и смелым… Он сказал, что предположение о существовании пучины в Каспийском море ошибочно. Если такая пучина существует — она может быть только в другом небольшом море, протяжением в 15 миль. Каспийское море изливается в него в своей восточной части, и до сих пор о нем не было ни малейшего представления. Вода в этом небольшом море настолько соленая, что рыбы Каспийского моря, попадая в него, теряют зрение и вскоре погибают…

Река, протекающая южнее, не впадает больше в Каспийское море. Жители изменили ее течение плотиной для того, чтобы защититься от разбойников и воспользоваться ее водами в нужных местах при посредстве каналов… Как видно, мореплаватель не мог определить положение [города] Астрабата, расположенного в южной части этого моря, вследствие того, что он находится под властью царя Персии, так как он поместил его под 33 градусами 30 минутами широты, на 3 градуса южнее сравнительно с наблюдениями Олеария, Герберта и знаменитых астрономов Нассир-Эддина и Улугбега— императора Самарканда» [98].

Следует сказать, что авторитет Делили, как ученого-географа, был в то время очень высок. Его заслуги ценились как во Франции, так и за рубежом. Поэтому его мнение о карте Каспийского моря представляет большой интерес.

Как пишет Делиль, точную карту моря впервые составили опытные русские мореплаватели. Таким образом, он утверждал приоритет России в правильном изображении Каспия. Делиль сообщает, что на восточном берегу моря есть залив («небольшое море»), о существовании которого европейские географы не подозревали. Подробности, сообщенные Петром об ртом заливе, не оставляют сомнения в том, что на карте был изображен Кара-Богаз. Вода в нем действительно так солона, что убивает попавшую в нее рыбу.

Высоко оценивая новую русскую карту Каспийского моря, Делиль в то же время отмечал допущенную на ней ошибку в широтном положении города Астрабада.

Попытаемся определить, какую карту моря показал царь Петр парижскому ученому и кем она была составлена?

По указу Петра в 1704 г. капитан Еремей Мейер составил карту Каспийского моря (она не сохранилась, подробно о ней см. стр. 68). Известно, что на основании этой карты амстердамский географ Оттене составил карту Каспия в 1722 г. (см. рис. на стр. 67). Предположить, что в Париж была привезена карта Еремея Мейера, невозможно, так как, во-первых, Делиль писал, что русский царь взял во Францию недавно составленную карту Каспия, а Мейер закончил свою карту на 13 лет раньше описываемых событий, и, во-вторых, если считать, что карта Оттенса 1722 г. является копией карты Мейера, то ее данные не совпадают с теми сведениями, которые сообщил о повой русской карте Гильом Делиль. На карте 1722 г. нет даже признаков залива Кара-Богаз, а город Астрабад находится на 37°30′ с. ш., тогда как на привезенной во Францию карте этот город расположен на 33°30′ с. ш.[20]

Остается предположить, что Делиль видел карту Черкасского, составленную в 1715 г. Никакой другой карты Каспийского моря в России в то время не было. Такое предположение подтверждается и содержанием беседы русского царя с французским ученым. Петр рассказал о прежнем течении Аму-Дарьи в Каспийское море и о повороте реки местными жителями при помощи плотины. Мы знаем, что эти сведения царь получил от Черкасского.

Кому еще, кроме парижского географа, была показана новая русская карта Каспийского моря?

На следующий день после беседы с Делилем, 19 июня (нового стиля), Петр I посетил Французскую академию наук. Вот что сообщал об этом очевидец, один из приближенных царя, сопровождавших его во Францию. Имя этого лица установить не удалось.

«Шествие было в Академию наук, в которой президентом был аббат Биньон…» Царю показали модели новых машин, при нем проделали различные опыты. «На все сие государь Петр Великий смотрел прилежно, делал свои примечания и желал, чтобы члены сего славного собрания сели, дабы мог он видеть порядок академического заседания. Тогда-то подарил он Академии наук карту Каспийского моря совсем иного вида, нежели прежние карты географами об оном изданные. Она принята была с отменным удовольствием и с чрезвычайным почтением, и тот час признан оп был почтеннейшим и знаменитейшим Парижской Академии членом» [31].

Итак, 19 июня 1717 г. в торжественной обстановке члены Французской академии наук избрали русского царя академиком. Первопричиной этого события, несомненно, был значительно возросший при Петре I международный авторитет России. Но в то же время избрание в члены всемирно-известной Французской академии наук не могло произойти без наличия научных заслуг избираемого. В данном случае такой заслугой явилась новая карта Каспийского моря, в корне изменившая представление географов о нем, — как отметил очевидец этого события. По удивительному совпадению, в тот же день на другом краю земли создатель этой карты Александр Черкасский, только что получивший известие о гибели жены и детей, потрясенный горем, но верный долгу, выступил с отрядом в путь в Хиву, где его ждала смерть.

Этими сообщениями современников Черкасского ограничиваются все сведения о его карте. По таким данным невозможно было получить более или менее полное представление и иметь верное суждение о ней. Несмотря на это, в литературе часто встречаются отрицательные отзывы о карте Черкасского. Эти мнения не основаны на анализе карты, так как ее никто не видел, а лишь повторяют в том или ином варианте высказывания историка XVIII в. Г. Ф. Миллера. Он совершенно бездоказательно писал, что карта Черкасского «сочинена больше по словесным известиям, нежели по собственному его исследованию» [55]. Л. С. Берг считал, что Миллер карты Черкасского не видел — во времена Миллера она была уже потеряна [14]. Вслед за Миллером критики карты Черкасского, никогда не видев ее, утверждали, что она была неверной и неточной, так как составлялась не по личным наблюдениям и съемкам, а по сведениям, полученным при расспросах местных жителей [20, 22, 46, 67, 94].

Впервые оказалось возможным составить представление о съемках 1715 г., когда Л. С. Берг нашел и опубликовал сравнительные карты описей: Черкасского 1715 г., Урусова 1718 г. и Кожина 1716–1718 гг. (подробно о них см. стр. 86).

Л. С. Берг много лет исследовал проблемы изменения уровня Каспийского моря. Он подробно осмотрел карты моря, хранящиеся в картографических отделах Библиотеки Академии наук СССР и Публичной библиотеки Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, а также в рукописном отделе Библиотеки АН СССР, где хранится большое собрание карг петровского времени[21].

В этой коллекции он нашел уже упомянутые сравнительные карты. При их публикации он писал, что общие очертания восточного берега по описям Черкасского даны гораздо точнее, чем на картах Кожина и Урусова. Этим опровергалось мнение Миллера о карте Черкасского, как составленной по «словесным известиям». Л. С. Берг отметил ошибку в широтном положении города Астрабада, о которой упоминал Г. Делиль. Одновременно он сообщал, что подлинную карту 1715 г. пока разыскать не удалось [14].

Как была найдена карта

В 1951 г., уже после смерти Л. С. Берга, мы решили попытаться найти карту А. Черкасского. Поиски начали с уже обследованного Л. С. Бергом собрания карт Географического департамента, предположив, что он мог случайно пропустить какую-либо карту (хотя надежды на это было очень мало). Подробно осматривая все карты Каспийского моря, мы обратили внимание на одну из них, упомянутую в обзорной статье Л. С. Берга [14]. Это была большая рукописная навигационная карта всего Каспийского миря, без подписи составителя и без даты. Л. С. Берг отнес время ее составления к 1723 г., отметив, что восточный берег на ней нанесен по Черкасскому (1715 г.)[22].

При более тщательном ознакомлении оказалось, что не только восточное, но и северное побережье моря на ней совпадает полностью с очертаниями его по съемкам Черкасского на сравнительных картах. При дальнейшем осмотре карты обнаружили надпись, идущую вдоль берегов Балханского залива: «Прежнее устье… Актам». После слова «устье» часть карты оборвана[23]. Но и эта неполная надпись была очень важна для выяснения имени составителя карты — ведь сухое устье Актам было открыто Черкасским в 1715 г. Ни на одной из карт Каспийского моря первой четверти XVIII в. в просмотренном нами собрании Географического департамента не отражено сухое русло и его устье. Это был серьезный довод в пользу того, что карта № 645 является утерянной картой Черкасского. Однако окончательно наше предположение было подтверждено, когда на память пришла ошибка в градусах. Если на карте, которую мы считаем картой Черкасского, окажется ошибка, обнаруженная 234 года назад Делилем, — значит, карта найдена. Невозможно представить, чтобы могла существовать еще другая карта Каспия, кроме карты Черкасского, которой присущи перечисленные нами особенности: полное совпадение очертаний берегов с очертаниями на сравнительных картах, изображение сухого устья Актама в Балханском заливе и, наконец, ошибка в широтном положении Астрабада. «Вооружившись» этими соображениями, мы еще раз направились в рукописный отдел Библиотеки Академии наук, где хранилась безымянная карта Каспия. Берем ее в руки, смотрим на изображение Астрабада. Он стоит на 33°30′ с. ш. — так, как сказано в статье Делиля.

Сомнений больше нет. Карта Каспийского моря, составленная в 1715 г., послужившая основанием для избрания Петра I в члены Французской академии наук, в дальнейшем забытая и более двух столетий не опознанная, наконец найдена[24].

Вскоре, после того как карта нашлась в Ленинграде, выяснилось, что в одном из архивов Москвы хранится рукописная немая карта части берегов Каспия, очертания которых полностью совпадают со вновь обнаруженной картой всего моря, совпадает и ошибка в градусах. Следовательно, и рта карта составлена Черкасским.

Вероятно, именно эту карту Черкасский послал Петру осенью 1715 г. после окончания первой морской экспедиции.

Карта части берегов моря была обнаружена в архиве, в делах кабинета Петра I, и опубликована в 1951 г., как безымянная [48]. Находка в Ленинграде карты всего Каспия помогла опознать и первый ее вариант.

Существенно выяснить, являлся ли начальник экспедиции на Каспийское море Александр Черкасский непосредственным участником картографических работ. Возможно, что, поручив составление карты своим подчиненным, Черкасский руководил выполнением этих работ, но сам в них не участвовал. Вполне вероятно и другое предположение. Мы знаем, что в 1708–1709 гг. он был послан царем в Голландию. Изучая там морские пауки, Черкасский, надо полагать, обучался составлению карт и применил свои познания при съемках Каспийского моря в 1715 г.

Поручик Кожин считал Черкасского непосредственным создателем карты 1715 г. Это явствует из его замечаний на сравнительных картах. «Карта… не против своех градусов положенная князя Черкасского. Показание, каково объявил царскому величеству князь Черкасский на карте своей вымысля…» Эти свидетельства яростного врага Александра Черкасского служат хорошим доказательством его непосредственного участия в составлении карты моря.

Географические представления о Каспийском и Аральском морях до экспедиций Черкасского

Прежде чем рассказывать о том, что было сделано Черкасским в области картирования Каспия и среднеазиатских стран, следует вкратце упомянуть о западноевропейских и русских картах, которые были созданы раньше карты Черкасского. При рассмотрении западноевропейских карт речь пойдет только о картах Каспийского моря, так как в XV–XVII вв. западноевропейский ученый мир еще не знал о существовании Аральского моря.

На развитие представлений о Каспийском море в европейских странах оказали большое влияние сочинения греческого ученого — математика, астронома и картографа Клавдия Птолемея (II в. н. э.) — На картах, помещенных в его «Географии» — величайшем творении античной культуры, Каспийское море имело овальную форму и было вытянуто с запада на восток. В средние века работы Птолемея были забыты. «Открытие» их относится к эпохе Возрождения. «География» была переведена на латинский язык, и первое издание вышло в 1475 г. Через 100 лет насчитывалось уже 30 изданий. Но если в XV в. второе рождение «Географии» Птолемея сыграло прогрессивную роль, то позднее оно стало препятствием на пути к дальнейшему развитию картографии. Незыблемость авторитета Птолемея приводила к тому, что в изображение отдельных географических объектов не вносилось ничего нового, карты только повторяли их очертания по данным Птолемея. Так было и с Каспийским морем — на европейских картах XV, XVI и отчасти XVII вв. оно имело овальную форму и было вытянуто с востока на запад.

Исключением явилась только одна чрезвычайно интересная карта XV в. На ней весь мир размещен в круге, центром которого был Иерусалим. Карта составлена в 1459 г. монахом пригородного венецианского монастыря фра Мауро. Очертания Каспийского моря на его карте были значительным шагом вперед по сравнению с Птолемеем, они поражают своим правдоподобием. Очевидно, источниками при составлении карты послужили сведения мореплавателей, бывших на Каспийском море. Сам фра Мауро писал, что старался встречаться с людьми, которые видели собственными глазами то, что он изображал на своей карте. Современники высоко оценили его труды. В Венеции в его честь была выбита золотая медаль. Но карта фра Мауро вскоре оказалась забытой и затем исчезла с поля зрения позднейших картографов [68].

Упомянем о наиболее интересных картах Каспийского моря, составленных в Европе в XVII в.

На карте голландского картографа Исаака Масса, изданной в 1633 г., очертания моря далеки от действительных. Его изображение схоже с картой Птолемея.

В 1647 г. была опубликована карта, составленная Адамом Олеарием. Он был секретарем посольства, направленного в 1633 г. из немецкого герцогства Шлезвиг-Гольштейн к московскому царю и побывавшего затем в Персии. Очертания Каспийского моря на карте Олеария не имеют ничего общего с действительными, они близки к квадрату.

В 1664 г. в Москву приехал нидерландский посланник, в его свите был географ Николай Витсен. Находясь в Москве, Витсен составил карту Каспийского моря. Извилистыми очертаниями берегов она напоминает карту Олеария, но контуры ее вытянуты с запада на восток. Изображение моря у Витсена также далеко от действительности.

1668 г. датирована карта голландского парусного мастера Япа Стрюйса. Он долгое время находился в плену в Персии. Вместе со своим хозяином — персидским купцом он часто переправлялся через Каспийское море от Дербента на восточный берег. Во время этих путешествий Стрюйс собирал сведения о морских берегах, расспрашивая прибрежных жителей. Находясь под непрерывным присмотром своего хозяина, никаких съемок он делать не мог, да, вероятнее всего, и не умел их делать. Большим достижением карты Стрюйса явилось то, что море на ней вытянуто в правильном направлении — с севера на юг, но очертания его очень далеки от действительных.

Упомянем еще об одной карте Каспийского моря, составленной в 1700 г. Гильомом Делилем. На ней море имеет форму неправильного квадрата, ширина его почти равна длине. Карта составлена по устаревшим данным, многие названия взяты Делилем у Птолемея, реки Аму-Дарья и Сыр-Дарья впадают в Каспийское море [6, 14, 73].

Перейдем к рассмотрению русских карт Каспийского моря и Средней Азии XVI — начала XVIII в.

Во второй половине XVI в., при царе Иване IV, впервые была составлена карта всего Московского государства и ближайших к нему территорий — «Большой Чертеж». Сам чертеж не дошел до нас. Его содержание известно по «Книге Большому Чертежу», в которой перечислено все то, что было нанесено на чертеже, иными словами, дана его текстовая характеристика. «Книга» составлена в 1627 г. В ней отражены многочисленные, правильные для того времени сведения о территории Средней Азии, неоднократно упоминаются моря «Хвалимское» (Каспийское) и «Синее» (Аральское). Следовательно, изображения этих морей имелись на чертеже, но как они были даны — неизвестно.

В XVII в. уже упоминавшийся переводчик посольского приказа Андрей Виниус составил чертеж Сибири. Год его создания точно неизвестен. Предположительно чертеж был составлен между 1672 и 1689 гг. [4, 26]. Условно можно датировать его 1672 г. На чертеже отражена часть территории Средней Азии, Каспийское и Аральское моря. Каспийское море изображено в виде квадрата, берега его очень извилисты. Аральское море соединено с Каспийским протоком Арзач (очевидно, это прежнее название Узбоя). На чертеже Випиуса Аму-Дарья и Сыр-Дарья впадают в Аральское море.

К 1678 г. относится карта Сибири и Дальнего Востока Николая Спафария. Он был назначен главой русского посольства, направленного в Китай в 1675 г. Карта составлена им после этого путешествия [10]. На ней Каспийское море изображено в виде прямоугольника, вытянутого с востока на запад. Оно соединяется с Аральским морем протоком Арзан, в который впадает Амедариа (Аму-Дарья).

Значительное количество названий на карте Спафария совпадает с текстом «Книги Большому Чертежу». Это дает основание предположить, что он пользовался «Книгой» и самим «Чертежом». Так, в «Книге» сказано: «…из Синего моря вытекла река Арзан и потекла в Хвалимское море, а в реку Арзан с востоку пала река Амедария…» Река Ардан — Это, так же как и Арзач, прежнее название Узбоя.

В 1696 г. по царскому, указу началось составление новых карт Сибири. Это важное государственное дело было поручено тобольскому боярскому сыну Семену Ульяновичу Ремезову. К 1701 г. работа была закончена, появилась уже упоминавшаяся ранее «Чертежная книга всей Сибири». Подробное изображение среднеазиатских стран дано на 22 листе книги. Он озаглавлен: «Чертеж земли всей безводной и малопроходной каменной степи». На чертеже показаны: «Море Хвалынске» (Каспийское) и «Море Аральско». Каспийское море вытянуто в правильном направлении с севера на юг, но очертания его совершенно неверны: оно сильпо сужено. Устье Волги изображено в юго-западной части моря. Аральское море также вытянуто с севера на юг, с востока в него впадают Аму Дарья и Сыр-Дарья.

Составляя свою «Чертежную книгу», Ремезов пользовался многими более ранними чертежами. По-видимому, ему был известен «Большой Чертеж» и карта Виниуса. Составленный Ремезовым «Чертеж земли всей безводной…» надо считать сводом русских сведений о Средней Азии, собранных к концу XVII в.

В 1699 г. в России впервые была сделана попытка произвести съемки Каспийского моря и затем составить его карту. Петр I поручил эти работы датчанину Шельтрупу, состоявшему на русской службе. Шельтруп достиг на своем судне устья одной из рек, впадающих в южную часть моря. Здесь он был захвачен в плен персами и вскоре умер в тюрьме.

Неудача, постигшая Шельтрупа, не остановила Петра. В том же 1699 г. он вновь приказал произвести съемки моря и на основании их составить карту. Теперь это было поручено находившемуся на русской службе немцу — капитану Еремею Мейеру. В литературе имеются сведения, что Мейер трудился над этим поручением царя пять лег и закончил составление карты в 1704 г. Петр подарил ему свой портрет и приказал выдать денежное вознаграждение. В газете «Ведомости» от 18 марта 1704 г. было напечатано сообщение из Астрахани о составленной капитаном Мейером карте моря: «И тот капитан того Хвалижского [Каспийского] моря карту учинил и напечатать велено таких листов многое число». В 1705 г. Мейер был убит в Астрахани во время восстания стрельцов. До сих пор не удалось отыскать следов как рукописной, так и печатной карты Мейера. Весьма вероятно, что вследствие его гибели карта не была напечатана, а подлинник ее затерялся.

Карта капитана Мейера, по-видимому, все же оставила след в истории картографии. По мнению Л. С. Берга, съемки Еремея Мейера отражены на карте Каспия, составленной амстердамским географом Оттенсом в 1722–1723 гг. На карте Оттенса написано, что она сделана по русскому оригиналу, который был выполнен по распоряжению русского царя Петра Алексеевича и стоил больших трудов и издержек. Очертания моря на карте Оттенса, несомненно, представляют шаг вперед по сравнению с чертежами и картами, рассмотренными нами ранее. Море вытянуто в правильном — меридиональном направлении; очертания Аграханского и Апшеронского полуостровов близки к действительным.

Однако нет оснований считать, что карта явилась результатом съемок. Вероятнее всего, она была составлена по расспросным данным и личным наблюдениям [12, 14, 84, 85].

Какие выводы можно сделать из нашего краткого обзора чертежей и карт Каспийского и Аральского морей, какую оценку им дать? Только карта Мейера-Оттенса дает приблизительно верные очертания Каспийского моря. На остальных картах как русских, так и иностранных очертания Каспия совершенно фантастичны. Очевидно, никто из составителей этих карт моря не видел, а изображал его, в лучшем случае, по расспросным данным. По-видимому, по таким же данным нанесены очертания Аральского моря.

Интересно отметить, что на двух русских чертежах изображен проток Арзан (Арзач), соединяющий Аральское море с Каспийским. Несомненпо, это река, вытекавшая из Сарыкамышского озера и впадавшая в Каспий. Во времена, когда составлялся «Большой Чертеж» (вторая половина XVI в.), по Арзану (Узбою) еще текла вода. Течение воды по Узбою прекратилось за 100 с лишним лет до того времени, когда Ремезов составлял «Чертежную книгу…» По-видимому, он знал, что проток между Аральским и Каспийским морями уже не существует, и не отразил его на своем чертеже.

После работ Еремея Мейера следующими по времени были съемки моря, которые Петр I поручил выполнить Александру Черкасскому.

Изображение Каспийского моря на карте Черкасского

Даже при первом взгляде на карту Черкасского можно с уверенностью сказать, что она резко отличается от всех предшествующих ей карт. Море изображено на ней правильно, и в целом его очертания подобны современным. Подробный анализ этой карты и сравнение ее с более поздними, составленными в XVIII и XIX вв., позволит нам доказать, что на ней впервые в истории картографии даны верные очертания моря, несомненно явившиеся результатом инструментальных съемок.

Найденная карта представляет собой большую рукописную навигационную карту, на которой изображено Каспийское море и его прибрежная полоса. Размер ее 74 X 124 см. Масштаб 5 верст в 1 дюйме. Начерчена коричневой тушью на желтоватой бумаге. Почерк надписей характерен для первой четверти XVIII в. Меридианов нет, нанесены только параллели. На побережье изображен рельеф местности, указаны реки, населенные пункты (за исключением южного берега). В прибрежной части моря вдоль северного и восточного берегов отмечены глубины в саженях и футах и якорные стоянки. На западном берегу указано только три населенных пункта.

Чтобы дать объективную оценку карты Черкасского, мы будем сравнивать ее с картой гидрографа второй половины XIX в. Н. А. Ивашинцова. Его карта — результат многолетних исследований Каспийского моря — по праву считается первой, полностью достоверной картой моря. Она была опубликована в 1877 г., одновременно с первой полной лоцией Каспия [5, 64]. Названия географических пунктов, не поименованных на карте Черкасского, мы будем указывать по карте Ивашинцова.

Начнем наш обзор с северных и северо-восточных берегов моря.

Дельта Волги на карте 1715 г. разработана очень подробно. Нанесены 16 рукавов Волги, каждый поименован. Многие из этих названий сохранились до наших дней. В вершине дельты — надпись: «Астрахан» и рисунок астраханского кремля. Далее на восток вдоль северного берега изображены девять култуков (заливов); около каждого есть название. Показана дельта реки Яик, в вершине ее рисунок города и надпись «Гурьев».

На северо-восточном берегу изображено устье реки с надписью: «Река Емъба». В северо-восточной части моря нанесена группа островов без названия. На карте Ивашинцова это острова Лебяжьи и Пустынные.

Хорошо изображена группа Тюленьих островов. Очертания самого большого из них — Кулалы — правильные, они, несомненно, появились в результате съемки. Ранее считалось, что остров Кулалы впервые был описан в 1764 г. капитаном И. В. Токмачевым [67]. Теперь мы можем с полным правом сказать, что он впервые был описан в 1715 г. Черкасским. Конфигурации этого острова на картах 1715 и 1877 гг. совпадают, но на первой из них он вытянут по меридиану, а на второй имеет юго-восточное направление.

На карте Черкасского изображены заливы Мертвый Култук и Кайдак — сейчас они уже не существуют, — а также полуостров Бузачи. Очертания полуострова в настоящее время совершенно изменились. Размеры его на карте 1877 г. больше, чем на карте 1715 г. По всей вероятности, Это объясняется значительным обмелением моря, происшедшим за 162 года, которые разделяют создание этих карт. И все же очертания этого полуострова на обеих картах схожи.

Очертания Мангышлакского залива и заливов Кочак и Сарыташ на карте 1715 г. близки к карте 1877 г. Эта часть берега моря не претерпела значительных изменений, так как прибрежная полоса сложена здесь из твердых, не-размываемых пород.

Таким образом, на карте Черкасского северный и севере восточный берега моря изображены правильно для своего времени. Исключение составляет лишь дельта Волги. которая несколько растянута.

Перейдем к изображению восточного берега. Очертания полуострова Мангышлак поражают сходством с современной картой моря, не говоря уже о карте Ивашинцова. Здесь береговая полоса также не подверглась большим изменениям за прошедшие столетия (полуостров представляет собой плоскую возвышенность). Далее береговая линия, имеющая на карте правильные очертания, идет на юг до мыса Песчаного; к югу от мыса изображен залив Александрбай. Он назван так в честь Александра Черкасского, который открыл его и положил на карту. Когда залив получил это название, точно неизвестно; впервые оно появилось в 1718 г. на сравнительных картах Черкасского, Кожина и Урусова.

В 1959 г. Президиум Географического общества СССР постановил переименовать залив Александрбай в залив Александра Бековича Черкасского. Теперь залив наносится на карты под этим новым названием.

На карте Черкасского залив Александрбай соединяется протоком с другим заливом, глубоко вдающимся в сушу в северном направлении. На западном берегу этого второго залива есть надпись: «гавань Осетер». Этот залив в северной своей части соединяется с третьим заливом примерно такой же площади, как второй.

В последних двух заливах указаны глубины возле берегов и на середине каждого, в первом отмечена еще якорная стоянка. Следовательно, в начале XVIII в. оба залива были настолько глубоки, что в них можно было войти на судах или лодках.

На картах XIX в. залив, названный Черкасским «гавань Осетер», поименован Бектемир-Ишан, или Бектурли-Ишан. Известный исследователь Каспийского моря Г. С. Карелин посетил этот залив в 1836 г. «Я решил осмотреть залив Бектемир-Ишан, никем еще не посещенный, который непосредственно соединяется с Александр Байским. Мы первые из русских посетили новый залив», — писал Карелин [38]. Далее он сообщал, что этот, еще никем не описанный залив, положен им на карту и переименован в залив графа Канкрина в честь министра финансов, оказавшего содействие Экспедиции Карелина. Карта Черкасского позволяет установить, что залив Осетер, или Бектемир-Ишан, впервые посетил и положил на карту не Г. С. Карелин в 1836 г., а Черкасский на 121 год раньше.

Название, данное заливу Г. С. Карелиным, по-видимому, не привилось, и в середине XIX столетия он наносился на карты как залив Бектурли-Ишан. В 70-х годах прошлого века пролив, соединявший его с заливом Александрбай, исчез, осталось озеро Бектурли-Ишан. Это озеро изображено на карте Ивашинцова. На ней также изображено к северо-востоку от Бектурли-Ишан второе, замкнутое озеро под названием Катыр. Озеро Катыр — это, очевидно, второй залив, соединявшийся на карте Черкасского с заливом Александрбай. В настоящее время здесь нет ни заливов, ни озер — они пересохли.

На карте Черкасского нет изображения мыса Ракушечного, нет также косы в вершине залива Кендерли (совр. Казахский залив). Чем можно объяснить отсутствие этих географических объектов?

На карте отмечены глубины и якорные стоянки между заливами Кендерли и Александрбай. Следовательно, эта прибрежная часть моря была тщательно обследована, поэтому мыс Ракушечный и Кендерлинская коса вряд ли могли остаться незамеченными. Можно предположить, что в 1715 г. уровень Каспия был достаточно высок и оба эти пункта оказались покрытыми водой. В связи с этим следует вспомнить сообщение историка и географа XVIII в. В. Н. Татищева, который писал, что в 1715 г. началось повышение уровня Каспийского моря [75]. Современный исследователь моря III. Алиев, анализируя карту Черкасского, пришел к выводу, что уровень моря по карте стоял в пределах 25,3 м [3].

В лоции конца XIX в. сказано, что мыс Ракушечный представляет собой низменную, болотистую местность. При высоком стоянии моря он мог быть скрыт под водой. Кендерлинская коса также низменна, она состоит из песка и битой ракушки. По сообщениям очевидцев конца XIX в., коса покрывалась водой даже при нагонных ветрах. Вполне вероятно, что в годы высокого уровня моря она могла полностью оказаться под водой.

Интересно упомянуть, что в одном из московских архивов хранится рукописная карта Каспийского моря, составленная в 1764 г. капитаном Токмачевым и дополненная съемками 1782, 1784, 1792 и 1793 гг. На этой карте отсутствует изображение косы в вершине залива Кендерли [VI³]. Нет сомнения в том, что в 1764 г. коса существовала, так как в ртом году ее открыл капитан Токмачев. Очевидно, в конце XVIII в., когда делались дополнения к съемкам Токмачева, она опять исчезла под водой.

После находки карты Каспийского моря 1715 г. выяснилось, что залив Кендерли, названный на карте Черкасского Кизыл[25], был открыт и нанесен на карту на 50 лет раньше, чем в нем побывал капитан Токмачев.

К югу от залива Кендерли на карте Черкасского изображен залив Кара-Богаз-Гол. Очертания его даны очень верно, это ясно видно при сравнении с картой 1877 г. и с современной картой Каспия. На всех трех картах очень близки направление и контуры береговой линии в северной, восточной и юго-восточной частях залива, где берега сложены из твердых коренных пород (поэтому больших изменений береговой линии здесь не произошло). Контуры же низменных западного и юго-западного побережий больше отличаются от карты 1877 г. и современной.

На карте Черкасского через все пространство залива проходит надпись: «Море Карабугазское», а возле пролива другая: «Карабугаз или Чорная горловина». Из моря в устье залива идет стрелка, указывающая направление течения. В самом устье изображен сердцевидной формы остров[26]. Вдоль берегов залива указаны глубины, колеблющиеся от 2 до 8 футов, они проставлены примерно через 5–6 километров — следовательно, промеры производились в 1715 г. достаточно часто. По берегам отмечено пять якорных стоянок. От одной из них, лежащей в северной части залива, идут два промерных галса — один в юго-западном направлении, другой — в юго-восточном. Глубины на этих галсах указаны в саженях. Все данные карты Кара-Богаза 1715 г. говорят о том, что инструментальная съемка залива, его описи сделаны весьма тщательно. В результате их по явилась точная карта залива, свидетельствующая о высоком уровне знаний составлявших ее картографов.

С давних времен Кара-Богаз-Гол пользовался недоброй славой и был окружен тайной. Местные жители уверяли, что в нем будто бы находится пучина, которая поглощает суда, осмелившиеся проникнуть в его воды. Эта легенда отражена в названии залива: Кара Богаз, или Кара-Бугаз, означает по-туркменски «Черная пасть». Долгое время этот таинственный залив считали совершенно недоступным.

История исследования Кара-Богаз Гола широко отражена в литературе. Считалось, что первая попытка побывать в заливе была сделана в 1720 г. Ф. И. Соймоновым[27], производившим в этом году новую опись восточного берега Каспия. Он пытался проникнуть в пролив, соединяющий море с Кара-Богазом. Но «люди были в таком страхе, что казалось им будто видят высунувшиеся из воды камни, коих однако не было. Всяк чаял смерти быть неизбежимой. В сем бедственном случае проехали мимо залив Карабугаский» [55]. Попытка войти в залив была неудачной, но все же дала некоторые результаты. Ф. И. Соймонов определил широту пролива — 40°40′. Ему приписывается честь открытия устья Кара-Богаз-Гола [67, 94].

В 40-х годах XVIII в. с разрешения русского правительства по Каспийскому морю плавали суда английской торговой компании. Английский капитан Вудруф в составленной им лоции моря писал: «Воэле залива Кара Бугаз во многих местах есть высокие скалы вдалеке от берега, которые кажутся островами. Неблагоразумно приближаться к ним». Вудруф прошел мимо залива, даже не пытаясь войти в него [99].

В 1764 г., во время описей восточного берега Каспия, капитан И. В. Токмачев и инженер майор М. М. Ладыженский не решались войти в залив из за каменистого грунта и переменных глубин при подходах к нему.

Все перечисленные мореплаватели XVIII в., хотя и не были в заливе, нанесли его на свои карты. Очертания его на этих картах совершенно фантастичны. На карте Каспия адмирала А. И. Нагаева, составленной в 1793 г. и изданной в 1796 г., залив не обозначен совсем — «затем, что российские мореплаватели еще случая не имели описать и вымерять [залив], которое дело остается исполнить в предбудущее время».

В начале XIX в. Кара Богаз несколько раз наносился на карты, но его очертания были далеки от действительных.

В 1836 г. — то есть более ста лет спустя после первой попытки — в Кара-Богаз-Гол удалось проникнуть Г. С. Карелину. Современник этого события историк русского флота А. П. Соколов писал: «Так как Карабогадский залив до сей поры не был осмотрен, то посещение его Г. Карелиным… действительно надобно считать подвигом» [70].

Г. С. Карелин вместе с участником своей экспедиции офицером Бларамбергом вошел в залив на лодках. Он проплыл 50 верст вдоль южного берега, его спутник 40 верст вдоль северного. Совершить обратный путь на лодках они не смогли из-за сильного течения, идущего через пролив со стороны моря. Возвращались сухим путем по берегу. Карелин составил карту залива по рассказам туркмен. Очертания его на карте совершенно неверны.

Вот что написал Карелин своей жене о плавании по Кара-Богазу: «Из Балханского залива следовали мы в Карабугазский и были первые из русских, ступившие на негостеприимные, страшные берега его. Здесь мы едва не погибли, один Бог спас нас» [39]. В официальном отчете о результатах своего путешествия Карелин утверждал, что «в Каспийском море нет прибрежий столь решительно и во всех отношениях негодных», как берега Кара-Богаза. По его словам, нет никакой возможности войти в залив ни большим, ни малым судам, так как поперек пролива лежит каменная гряда. Дно моря перед проливом усеяно скалами, и только счастливый случай сохранил суда его экспедиции. Соймонов, единственный из мореплавателей, писал далее Карелин, приблизился к входу в залив в 1726 г. и едва не погиб на камнях, спасла его перемена ветра. «При западном, даже не сильном ветре всякий корабль, вставший у входа в залив, будет сорван с якоря и разбит», — заключает он свои соображения о недоступности Кара-Богаза [38].

Карелин писал со слов местных жителей, что в Кара-Богазе, несмотря на значительную соленость воды, водятся крупные белуги, судаки и лещи. Это неверно. Черкасский же сообщал о рыбах правильные сведения — об этом свидетельствует приведенное выше высказывание Делиля, который писал, что Петр I сообщил, будто в водах залива рыбы теряют зрение и погибают (несомненно, Петру передал эти сведения Черкасский).

В 1847 г. лейтенант флота Иван Матвеевич Жеребцов на пароходе «Волга» вошел в Кара Богаз и обошел его, держась на расстоянии 1–2 миль от берега[28].

Он составил опись залива, определил в пяти пунктах широту и в одном — долготу, произвел опись и промер пролива и сделал первые наблюдения над течением.

Карта залива, составленная И. М. Жеребцовым, дает приближенные очертания берегов, но так как она была первой картой, основанной на инструментальных съемках, ее появление было большим событием [82].

«Наконец этот таинственный залив описан, по крайней мере осмотрен, — писал современник. — Честь первого плавания в нем… принадлежит г. Жеребцову… фигура Карабогазского залива оказалась, как и надобно было предполагать, не похожею ни на одну из фантастических фигур прежних карт. Грунт весьма замечательный — соль. Вода в заливе густая, вкусом едко-соленая, так что заходящая туда рыба через четыре или пять дней слепнет и ее выбрасывает на берег мертвою» [71].

Карта 1715 г. свидетельствует о том, что Александр Черкасский и его спутники на своих парусных судах, а может быть на лодках, проникли в этот труднодоступный залив, названный Черной пастью, совершили первое плавание вокруг берегов его, подробно описали и составили верную карту, основанную на инструментальных съемках. Теперь можно с полным правом утверждать, что устье залива было открыто Черкасским на 11 лет раньше Соймонова и первым проник в него не Карелин, а Черкасский.

Появление в начале XVIII в. прекрасно выполненной карты этого залива не может не вызвать удивления. Еще более поразительным представляется этот факт при сравнении карты Черкасского с картой Жеребцова. Очертания залива на карте 1715 г. точнее, чем на карте 1847 г., хотя Жеребцов составлял ее в значительно лучших условиях, чем Черкасский, — на пароходе, располагая более совершенными инструментами для съемки; и если первое плавание Жеребцова по Кара-Богазу и опись его берегов в 1847 г. считались большим событием, то эти работы, выполненные в 1715 г., на 132 года раньше работ Жеребцова, надо считать поистине научным подвигом.

Следующими после залива Кара-Богаз важными географическими объектами моря, отраженными на карте Черкасского, являются Красноводский и Балканский заливы и Красноводская коса. Красноводский залив и коса изображены правильно. Вдоль берегов залива нанесены глубины в саженях и отмечено пять якорных стоянок, четко обрисованы бухты (впоследствии названные бухтами Соймонова и Муравьева)[29]. Очертания Балканского залива также правильны, в восточной части его изображено устье реки с надписью: «Прежнее устье Дарьи реки Актам».

Более ста лет спустя после экспедиции Черкасского штурманы Баранов и Дядин обнаружили Актам и впадавшую в него реку и произвели их съемку. Работы выполнялись в 1825–1826 гг. на корвете «Геркулес» и бриге «Баку». Длина реки, впадавшей в Актам в то время, равнялась 40 верстам. Дядин записал в путевом журнале, что русло реки наполнено соленой водой, которую северные ветры нагоняют из Балканского залива [69].

Через 10 лет, в 1836 г., берега Актама посетил Г. С. Карелин. «С почтением приветствовал я скудные, но почтенные остатки величественной реки», — писал он. Карелин подтвердил сообщение Дядина о том, что русло реки Актама (Узбоя) на протяжении 40 верст заполнено соленой, нагонной с Моря водой [38][30]. Следовательно, устье Узбоя — Актам — существовало не только в петровское время, но и спустя сто с лишним лег (в настоящее время оно не существует). Честь его открытия принадлежит Черкасскому.

К югу от Балханского залива на карте 1715 г. изображен остров Челекен. На карте Ивашинцова конфигурация Этого острова напоминает летящую на запад птицу, крыльями которой служат северная и южная косы. На карте Черкасского южной косы нет, на ее месте расположен изогнутый на восток остров Дервиш. Впоследствии он слился с Челекеном и образовал его южную косу. На Челекене с давних времен добывают нефть. Черкасский на своей карте отметил: «Остров Черекен, где есть нефть». Вдоль берегов острова и его северной косы, а также возле острова Дервиш обозначены глубины и якорные стоянки.

По имевшимся в литературе сведениям, остров Челекен впервые был описан в 1764 г. капитаном И. В. Токмачевым [67]. Теперь мы можем сказать, что это сделал в 1715 г. Черкасский. В настоящее время остров Челекен не существует, в 30-х годах нашего столетия часть моря между ним и материком обмелела и образовался полуостров.

К востоку от острова Челекен на карте Черкасского расположен залив с округлыми очертаниями, усеянный множеством островков. Название залива не указано. Очертания его на карте 1877 г. имеют совершенно другой вид. По всей вероятности, с 1715 г. береговая полоса претерпела большие изменения, и залив стал длинным и узким, глубоко вдающимся в сушу. В конце XIX в. он назывался Михайловским заливом, сейчас — заливом Северный Челекен. После слияния острова Челекен с материком очертания этого залива еще больше изменились.

К юго-западу от Челекена на карте 1715 г. изображен остров Огурчинский (по-туркменски — Айдак; на карте надпись: «остров Айдак»). Очертания его почти совпадают с картой 1877 г. и с современной картой, вдоль берегов острова указаны глубины и отмечены якорные стоянки. Г. С. Карелин писал в своем путевом журнале, что на острове живет племя огурджалё. По его мнению, название Острова Огурчинский произошло от слова огурджалё. На карте Черкасского вдоль западного побережья островов Челекен и Айдак надпись: «на сих островах живут огуржипцы», очевидно, имеется в виду племя огурджалё.

К востоку от острова Айдак изображен неглубоко вдающийся в сушу безымянный залив. На карте 1877 г. он поименован «залив «Аджаиб Беюри», сейчас называется Туркменским заливом. Надо сказать, что очертания этого залива на карте 1715 г. значительно ближе к современным, чем на карте 1877 г. К югу от залива восточный берег Каспия на карте Черкасского имеет правильное направление по меридиану и правильные контуры. На низменном берегу нанесены два холма: «Гек или Синий Балаук» и «Ак или Белый Балаук»[31]. На карте 1877 г. также указаны эти холмы, они соответственно названы: «Зеленый бугор» и «Белый бугор».

Далее в южном направлении изображен безымянный Залив и впадающая в него «река Айтерек». Это залив Гасан Кули и река Атрек (в настоящее время в дельте реки Атрека множество рукавов и мелких проток).

В юго-восточном углу Каспия изображен Астрабадский (теперь Горганский) залив, в который впадает «река Кур-гень», то есть Гюргень (теперь Горган). На левом ее берегу, в правильном расстоянии от моря, помещено изображение города с надписью «Город Астрабат». Вдоль правого берега реки надпись: «Граница персицкая» (в то время граница с Персией проходила по реке Горган). Морские глубины отмечены у входа в залив и по его южному берегу; у самого входа в залив и в его центральной части указаны якорные стоянки. На южном берегу моря нет отметок глубин и якорных стоянок, отсутствие их можно объяснить тем, что мореплаватели не решались близко подойти к берегам Персии.

Долгое время существовало мнение, что в 1715 г. Черкасский нанес на карту только восточный берег Каспийского моря. В письме Петру I он сообщал, что экспедиция шла от Астрахани вдоль восточного берега до персидской границы, то есть до южных берегов моря, и «сделана карта оным местам, где мы были». Обнаруженные Л. С. Бергом сравнительные карты позволили установить, что во время морского путешествия Черкасского был снят и положен на карту не только восточный, но и северный берег Каспия. На карте Черкасского, хранящейся в московском архиве [48], дано вполне достоверное изображение еще и южных берегов моря. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что в 1715 г. были сделаны съемки северного, восточного и южного берегов Каспийского моря.

Как же могли появиться на карте очертания западных берегов моря, у которых Черкасский, безусловно, не был? Ответить на этот вопрос с полной уверенностью пока нельзя, но некоторые предположения можно высказать. Во время подготовки к первой морской экспедиции Черкасский обратился к казанскому губернатору Салтыкову, которому было поручено снаряжение экспедиции, с просьбой дать в его распоряжение людей, «которые могут карты делать» [49].

Салтыков направил к начальнику экспедиции капитана морского флота Рентеля[32] и с ним еще десять человек. Известно, что Рентель, находясь на службе при начальнике астраханского порта, дважды (в 1709 и 1713 гг.) плавал вдоль западных берегов Каспийского моря, имея поручение отыскать наиболее удобную гавань для торговых судов. Его выбор остановился на двух портах — пристани Низовой и Баку [50]. Весьма вероятно, что во время этих плаваний капитан Рентель сделал съемки осмотренной им прибрежной полосы. Можно предположить, что в 1715 г. при составлении карты Каспийского моря к только что выполненным описям северного, восточного и южного берегов были присоединены более ранние съемки западного берега, сделанные капитаном Рентелем, и, таким образом, на общей карте моря появились очертания берегов, не обследованных Черкасским. Такое предположение подтверждается и тем, что на карте Черкасского помечены на западном берегу только две гавани: пристать Низовая и Баку.

Изображение западных берегов на карте 1715 г. достаточно верно. Правильно нанесен Аграханский полуостров с островами Тюлений и Чечень, отчетливо вырисован Апшеронский полуостров, острова Артема и Жилой (современные названия). Наименее верной частью карты Черкасского является юго-западный берег моря, очертания которого сильно искажены. Это объясняется, по-видимому, тем, что здесь не была его экспедиция, не был и Рентель. Во время своих плаваний в 1709 и 1713 гг. Рентель не заходил южнее устья Куры. Следовательно, только юго-западная часть берегов Каспия нанесена на карту 1715 г. не по съемкам, а по расспросным сведениям.

Какие выводы можно сделать из анализа карты Черкасского?

Карта была составлена в результате тщательно выполненных инструментальных съемок; впервые в истории картографии Каспийское море получило правильное изображение; очертания морских берегов в значительной части совпадают с первой полностью достоверной картой моря, составленной в 1877 г., и современной картой; впервые появилось изображение залива Кара-Богаз-Гол, причем очертания его даны верно; карта внесла много поправок в вопрос о приоритете открытий и картирования ряда географических объектов Каспийского моря. Эти выводы позволяют установить, что карта Черкасского является большим достижением русской географии петровского времени.

Рассматривая карту, нельзя вместе с тем не отметить один ее существенный недостаток. Еще Делиль указывал, что город Астрабад расположен на 3 южнее настоящего его положения. Делиль объяснял это тем, что мореплаватели не могли правильно определить положение города, так как он находится на персидской земле. Однако неверное указание широты имеется на карте не только для Астрабада. Так, Астрахань лежит на 47 параллели, а на самом деле ее широта 46°20′. Широта Баку на карте 38°45′, в действительности — 40°22′, широта северного берега Красноводского залива 38°15′, правильное его положение — 40°.

О недостатках карты Черкасского говорил и Александр Кожин (подробнее см. стр. 85–91). Его утверждение, что никакого устья в Балханском заливе нет и Черкасский просто «вымыслил» его на своей карте, было лишено оснований, однако замечание, что карта «бес пропорции и не против своех градусов положенная», правильно. Действительно, на карте не только неверно указаны градусы широты, но и нарушена взаимосвязь отдельных береговых участков. Так, полуостров Бузачи оказался севернее западной части дельты Волги, а полуостров Мангышлак на одной с ней параллели. Залив Александрбай показан на одной широте с островом Чечень, хотя в действительности он находится почти на целый градус южнее.

Чем следует объяснить эти ошибки на карте?

С большой долей уверенности можно считать, что при составлении карты 1715 г. не производились астрономические наблюдения. Не располагая данными астрономических определений и не зная географических координат отдельных точек морских берегов, составитель карты не мог правильно положить на нее материалы сделанных описей. Таким образом, нарушилось широтное положение отдельных участков берега и их взаимосвязь.

Чтобы подтвердить наше предположение и доказать, что причиной искажений на карте явились не материалы описей моря, а отсутствие астрономических определений, был проделан следующий эксперимент. Полностью сохранив очертания берегов карты 1715 г., мы нанесли на нее 10 опорных, как бы «астрономических» пунктов, а именно: 1) Астрахань, 2) Гурьев, 3) мыс Тюб-Караган, 4) вход в залив Кара-Богаз, 5) Баку, 6) мыс Сефидруд, 7) город Горган (Астрабад), 8) западную оконечность полуострова Челекен, 9) остров Чечень, 10) вершину дельты Куры. Координаты Этих опорных пунктов взяты с морской генеральной карты Каспийского моря 1948 г. Затем при помощи картографического проектора по частям были перерисованы очертания берегов с карты 1715 г. с верными определениями широт. Получилась карта, на которой общее изображение Каспийского моря, если не считать оставшихся искажений в ее юго-западной части, приблизилось к действительному (карта на стр. 84). Таким образом, оказалось, что составителю карты 1715 г. достаточно было бы наметить всего десять астрономических пунктов, чтобы дать верное определение широт на своей карте.

Мы указали на главный недостаток карты Черкасского — неправильное широтное положение отдельных участков берега. О втором ее недостатке, вызванном отсутствием съемок в юго-западной части моря, уже упоминалось. Третьим недостатком является преувеличенная ширина моря в средней части карты между Апшеронским полуостровом и мысом Тарта. Эта ошибка объясняется тем, что во времена Петра I в России еще не умели делать астрономические определения долгот на море. Научились этому значительно позже — в начале 90-х годов XVIII в.[33] Отсутствием долгот объясняется и растянутое изображение дельты Волги.

Судьба карты Черкасского после его гибели

В марте 1718 г., уже после гибели Черкасского, Петр дал указ о составлении новых описей Каспийского моря. Для выполнения этих работ назначили поручика морского флота князя Василия Алексеевича Урусова. В помощники ему был определен Александр Кожин.

Кожин сыграл весьма отрицательную роль в судьбе карты Черкасского, поэтому остановимся на его действиях подробнее. Напомним, что Кожин ослушался царского указа и сбежал во время организации похода в Индию в 1717 г. За дезертирство ему грозил военный суд. Однако Кожину удалось избавиться от суда и даже получить новое назначение. Произошло это при следующих обстоятельствах. Чтобы оправдать себя в глазах Петра, Кожин после смерти Черкасского снова прибег к клевете. Он еще раз попытался уверить царя в заведомо неправильных действиях погибшего начальника экспедиции и этим объяснить свое бегство. Первая попытка Кожина оклеветать Черкасского еще при его жизни не увенчалась успехом. Его доносам не придали значения, а самого Кожина арестовали. Но гибель экспедиции изменила положение вещей в его пользу. Он мог утверждать, что был прав, предсказывая плачевный исход этого предприятия, и теперь к его наветам на погибшего Черкасского стали прислушиваться.

На допросе в сенате Кожин объявил, что навлек на себя гнев начальника тем, что отказался вместе с ним плутовать и воровать, и опровергнуть его показание было некому. Он объявил, что в 1716 г., во время пребывания вместе с Черкасским на Каспийском море, им были сделаны описи восточного берега, доказывающие, что в Балханском заливе нет никакого следа прежнего устья реки [50]. Так как Кожин был опытным гидрографом, Петр обратил внимание на его сообщение. Ему удалось поколебать уверенность царя в существовании устья Актама.

Указ Петра предписывал Урусову и Кожину, прибыв в Балканский залив, тщательно «осмотреть оную протоку [устье Актама], впрям ли протока или, как Кожин сказывает, что залив… и буде есть прямой знак протоки, что бывала река, ехать, пока оной начала сыщешь; буде же так, как Кожин сказывал, то посвидетельствовав Кожина карту, зачать карту доделывать от того места, где доезжал Кожин» [59].

Войдя на судах в Балханский залив и поставив их на якорь, Урусов и его спутники на лодках направились в глубь залива. Пройдя небольшое расстояние, высадились на его южном берегу и пошли искать прежнее устье. Пройдя степью 15 верст, никаких признаков «протоки» не обнаружили. Дальше идти было невозможно, так как взятая с собой питьевая вода кончилась, кроме того, на другой стороне залива видели «трухменцов многолюдство». Урусов знал, что после гибели хивинского отряда местные кочевники совершали нападения на Красноводскую крепость, и побоялся идти далее (у него было всего 100 солдат). В результате Урусов и его спутники «возвратились, об оном Заливе не освидетельствовав».

Урусов сообщал Петру I, что продолжать опись восточного берега моря далее на юг к Астрабаду оказалось невозможным «по причине морового поветрия в тех местах».

Во время съемок Урусов и Кожин составили каждый по две карты восточного берега моря, три из них были опубликованы Л. С. Бергом в 1934 и 1940 гг. [14, 15], четвертая обнаружена нами в одном из московских архивов [VI^в].

Все четыре карты сравнительные. На каждой из них дано по два изображения — одно по карте Черкасского 1715 г., другое по съемкам 1818 г. Карты эти должны были подтвердить или опровергнуть правильность описей восточного берега Каспия и, в частности, Балканского залива, сделанных Черкасским.

Чтобы уверить царя в злых умыслах Черкасского и в своей правоте, Кожин сделал на составленных им картах соответствующие надписи. Там, где изображен Балханский залив по его описям, он написал: «Залив Балканской из моря, а не устье лживое». Под изображением залива по данным Черкасского запись: «Лживая показания реки. Показание, каково объявил царскому величеству князь Черкасской на карте своей вымысля, а не так, как оная есть». Тут же сделана приписка: «А когда оная карта послана, тогда он Черкасской у Балхана не бывал».

Неизвестно, всем ли нападкам Кожина на погибшего Черкасского поверил Петр I. Несомненно одно — Кожину удалось убедить царя, что съемки Балханского залива, сделанные Черкасским в 1715 г., неверны и прежнего устья реки не существует.

Хотя Урусов в 1718 г. не довел до конца осмотр Балханского залива, все же было решено, что Кожин прав. Об ртом писал современник событий Федор Иванович Соймонов: «В самом начале 719 году получено было от князя Урусова известие, что при осмотре устья реки Амун-Дарьи сходственно явилося по объявлению Кожина и для того намерение и оставлено было». Из этого сообщения становится ясно, что Петр I, поверив утверждениям Кожина, отказался от дальнейших попыток осуществить свой проект поворота Аму-Дарьи [III^б].

Весной 1719 г. Урусов и Кожин должны были начать опись южного и западного берегов Каспия. Но Кожина отстранили от участия в описях. Для этого имелись серьезные причины. Губернатор вновь учрежденной Астраханской губернии А. И. Волынский писал в письме неизвестному адресату: «Я удивляюся, что такие пустоголовые для таких дел посланы… о Кожине я думаю, что ему нельзя не пропасть, понеже такие безделицы и шалости делал, что описать нельзя… и што делает, я дивлюсь, как с рук сходит…» [62].

В 1720 г. было назначено следствие по делу поручика Кожина. Ему предъявлялся ряд обвинений (по ним можно составить ясное представление о Кожине как человеке): получение взяток с астраханских жителей, отсылка угрожающих писем должностным лицам в Астрахани, самовольное освобождение арестованных, оскорбление бухарского посла, находившегося в Астрахани, избиение ни в чем не повинных людей.

По окончании следствия над Кожиным был «учинен кригсрехт», то есть военный суд, который вынес смертный приговор, однако окончательное решение должен был вынести сам царь. Дело Кожина закончилось только через два года. В 1722 г. он был сослан на каторгу в Сибирь [V^б].

Для продолжения описей моря Петр I назначил двух морских офицеров — Карла Петровича Ван-Вердена[34] и Федора Ивановича Соймонова. Урусов был назначен их подчиненным.

Съемки моря Ван Верденом и Соймоновым продолжались два года (1719–1720). Была составлена карта южных и западных берегов, представленная в 1720 г. Петру I. Он дал указ присоединить к ней съемки, сделанные ранее, и таким образом создать общую карту Каспия, которая и была издана в Петербурге в том же 1720 г. (карта на стр. 89).

Существует мнение, что на этой карте восточный берег изображен по данным Черкасского и Кожина [24, 55]. Находка карты Черкасского позволяет установить, что это мнение не соответствует действительности: восточный, а также северный берега на карте 1720 г. нанесены полностью по описям Кожина, составленным в 1716–1718 гг. Таким образом, его работы оказались отраженными на первой русской печатной карте моря. Съемки же Черкасского при создании этой карты не были использованы.

Что же представляет собой карта Кожина? Наглядное представление о ней дает сравнительный монтаж очертаний восточного берега моря по трем картам: Черкасского 1715 г., Ивашинцова 1877 г. и Кожина 1716–1718 гг. (карта на стр. 90).

На карте Кожина береговая полоса изображена схематично, извилины ее имеют неправдоподобно округлую форму. По-видимому, берег был описан не методом морской съемки с корабля, огибающего каждую извилину береговой полосы, а путем маршрутной сухопутной съемки, выполненной весьма неточно. Историк Миллер утверждал, что на карту Кожина полагаться нельзя, «потому что Кожин по большей части наведывался сухим путем, ехавши по берегам на верблюдах» [55]. В легенде к своей карте Кожин писал, что к восточным берегам Каспийского моря суда близко подойти не могут и глубины близ берегов измерить нельзя из-за сильных, меняющих направление ветров, поэтому, дескать, на его карте отсутствуют глубины.

Каким бы путем ни делал съемки Кожин — с борта корабля или передвигаясь на верблюдах — очертания восточных берегов на его карте совершенно недостоверны[35]. Грубо искажена северо-восточная часть моря — она сильно вытянута на северо восток. Полуострова Мангышлак и Бузачи слиты вместе. Очертания заливов либо очень искажены, либо отсутствуют. Нет залива Кара-Богаз, обозначен только вход в него.

Таким образом, Кожин начертил карту, далекую от действительности, а царю представил как наиболее верную карту моря, явившуюся плодом больших трудов и стараний.

Убежденность Петра в неточности карты Черкасского выявилась в связи с его избранием в члены Французской академии наук. Утверждение русского царя в ранге академика произошло в декабре 1717 г., однако благодарственную грамоту в ответ на избрание послали в Париж только через четыре года (в феврале 1721 г.). Вместе с грамотой в дар Академии была отправлена карта Каспийского моря 1720 г. В грамоте Петр писал, что до сего времени не было еще никакой правильной карты этого моря, и выражал надежду, что новая верная карта заинтересует Академию.

На первый взгляд кажется непонятным, почему царь ответил благодарственной грамотой только через четыре года и ни одним словом не упомянул в ней о карте Черкасского, послужившей причиной его избрания. Этому можно дать следующее объяснение.

По-видимому, прислушавшись к наветам Кожина, Петр усомнился в достоверности съемок Черкасского и решил отложить составление грамоты до проверки его карты. Мнение Кожина восторжествовало, описи Черкасского признали неверными. Поэтому, направляя в Париж благодарственную грамоту, Петр обошел молчанием опороченную карту, одновременно извещая Академию, что карта 1720 г. является первой верной картой Каспийского моря [43].

Тем, что на первую печатную карту моря нанесли данные описей Кожина, был причинен серьезный вред русской географии. Насколько выиграла бы первая отечественная печатная карта Каспия, если бы восточный берег на ней был изображен по съемкам Черкасского!

Поистине трагической оказалась судьба не только самого князя Александра Черкасского, но и созданной им карты. Клевета вздорного, злобного человека привела к тому, что карта была отвергнута Петром I, а затем затеряна и забыта. Только через два с лишним столетия ее удалось отыскать и дать наконец правильную оценку.

Чертеж Аральского моря и рек Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи

В одном из московских архивов хранится чертеж, изображающий территорию Средней Азии. Он составлен не позже первой четверти XVIII в., так как находится в делах «Кабинета Петра I». На самом чертеже нет названия. В описи архива о нем сделана запись: «Чертеж тушованой разными красками…» До сих пор не было установлено, кем и когда он сделан [VI^в].

Размер чертежа 53 X 74 см, ориентирован он на юг. Манера выполнения очень примитивна, она близка к чертежам XVII в. Картографический материал его не представляет ценности — вне сомнения, он составлялся без какой-либо съемки на местности, так как географические объекты смещены относительно друг друга. Значение чертежа в большом, интересном тексте на нем, а сам он служит только иллюстрацией к этому тексту.

На чертеже изображены: часть дельты Волги, восточный берег Каспийского моря и Аральское море, названное «Особое морцо». Аральское море сужено с севера на юг. В него впадают реки Аму-Дарья и Сыр-Дарья. По берегам обеих рек расположены города — по Сыр-Дарье шесть, по Аму-Дарье тринадцать. Возле каждого города надписи, в них указаны расстояния этих городов друг от друга и от берегов реки. Измерение расстояний смешанное — в верстах и в днях пути. Из Аму-Дарьи отведены каналы — «копани» к городам Балху, Чарджоу, Шах-Абату и к «хивинской столице». Из Сыр-Дарьи отведены две «копани» к городу «Турхи-стану». Эти города на чертеже сверены нами со многими картами среднеазиатской территории XVIII и начала XIX в. как печатными, так и рукописными. Найдены все города, кроме Сарык-Чупан на Аму-Дарье. Ни на одной из карт не удалось обнаружить города хотя бы с похожим названием.

Интересны сведения об истоках и направлении течения Аму-Дарьи. Сообщается, что исток ее из «Индейских гор» и течет она в «бухарские городы и в Хивинское державство и в городы». В том месте чертежа, где Аму-Дарья берет начало с гор, надпись: «Вершины Аму дари реки, а про Званием Парми» (искаженное слово «Памир»).

Большой интерес представляет изображение реки Деравшана, по-видимому, это ее первое изображение в русской картографии. Само название «Зеравшан» на чертеже отсутствует, о реке сказано: «Ключ из гор к бухарской столице»; она течет через озеро и впадает в Аму-Дарью. Известно, что во времена Петра I река Зеравшан протекала через озеро Каракул и впадала справа в Аму-Дарью.

Наиболее подробный текст дан на чертеже к западу от Аральского моря, где проходила большая караванная дорога в Хиву. Надписи на этой части чертежа носят характер маршрутных сведений: они явно имели целью сообщить возможно более подробные данные о местности. Так, одна из надписей свидетельствует о местонахождении большого ключа, называемого Елгизы, из которого можно напоить верблюдов и лошадей и взять воды на дорогу. Далее указывается, что от этого ключа следует ехать до колодцев, изображенных на чертеже. Из них можно напоить 60, в крайнем случае 100 верблюдов и также «водою исполнится в путь». На этой же части чертежа, вблизи караванной дороги, нанесен грубый рисунок башни и над ним надпись: «Башня, прозванием словет Каракумет…» Далее сказано, что возле нее останавливаются «торговые люди» по дороге в Хиву и на обратном пути. Воду они берут «по нужде, из малого морца», так как больше воды взять негде. Ранее указывалось, что Каракумет это искаженное слово «Кара-Гумбет» — так называется спуск с восточного обрыва Устюрта к Айбугирской котловине, которая в те времена была озером. Надо полагать, что «башня Каракумет» находилась возле спуска Кара-Гумбет, а «малое морцо» — это Айбугирское озеро.

По всей вероятности, сведения, приведенные в тексте чертежа, являются результатом личных наблюдений его составителей. По видимому, путешественники побывали во многих, если не во всех местах, отраженных на чертеже. Об этом свидетельствуют достаточно верные цифры расстояний между городами, а также между тем или другим городом и протекающей вблизи рекой, подробные сведения о местонахождении оросительных каналов, ключей, колодцев, о местах перевозов через реки, некоторые сообщения этнографического характера.

Кто же были составители этого интересного чертежа и когда он был составлен?

Существует мнение, что чертеж составлен до принятия в России письменной реформы, то есть до 1708 г., так как на нем все числовые обозначения даны еще буквами. Возможность связи чертежа с работами экспедиции Александра Черкасского отвергается по следующим причинам: на чертеже нет следов работ Черкасского по съемке восточного берега Каспийского моря; в названии чертежа и в указанных на нем пунктах не отражена цель его экспедиции в Хиву и на поиски Яркенда; участники экспедиции Черкасского не были на Сыр Дарье и в городах, расположенных по ее течению, на чертеже же этот район показан очень подробно; в ряде случаев сведения участников экспедиции расходятся с данными чертежа. Так, например, в расспросных речах Тебея Китаева говорится об оросительных каналах, отведенных от реки Кауэк (Зеравшан), а на чертеже показаны каналы только от Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи [84, 86].

Следует сказать, что при Петре I путешественники трижды направлялись в Среднюю Азию. В конце XVII в. это были тобольские жители Неприпасов, Кобяков, Скибин и Трошин. Путь их в среднеазиатские страны шел из Тобольска через казахские степи [40, 74]. Вторым по времени путешествием была экспедиция Черкасского, направлявшаяся из Астрахани через плато Устюрт к западным берегам Аральского моря. Третья экспедиция, которую возглавлял состоявший на русской службе итальянец Флорио Беневени, вышла в 1719 г. из Астрахани морем и направилась вдоль его западного берега к персидскому городу Шемахе. Дальнейший путь шел через персидские города в Бухару.

Чертеж не мог явиться результатом первой экспедиции, так как на нем не отражена большая территория Сибири и Казахстана, через которую экспедиция проходила. Путь третьей экспедиции также проходил по странам, не изображенным на чертеже. Правильнее всего предположить, что чертеж был составлен по сведениям посланцев Черкасского в Среднюю Азию. Именно ему нужны были подробные маршрутные данные о дороге из Астрахани в Хиву в связи с предстоявшей сухопутной экспедицией, ему необходимо было знать, можно ли обеспечить водой участников экспедиции, их лошадей и верблюдов. Доверенные люди Черкасского должны были подняться вверх по Аму-Дарье, разведать, какие реки текут вблизи нее, откуда берут начало, где их устье. Вполне возможно, что во время этих поисков путешественники осмотрели не только течение Аму-Дарьи, но и вышли к Сыр-Дарье — ведь после встречи Черкасского с царем в Либаве в указе впервые появилось упоминание о Сыр-Дарье как о возможном пути к Яркенду. То обстоятельство, что данные расспросных речей Тебея Китаева расходятся в подробностях со сведениями «Чертежа», не должно вызывать удивления. Каждый из путешественников собирал сведения не только согласно предписанию, но и в меру своих сил и разумения. К тому же в сообщениях, которые они получали, географические названия могли звучать по разному.

Тот факт, что на чертеже все числа обозначены буквами, также не является достаточным основанием для утверждения, что чертеж составлен нс позже 1708–1710 гг. Письменная реформа не могла так быстро распространиться повсеместно. Обозначения цифр буквами встречаются в документах и более позднего времени. Так, известен русский чертеж Оби с Иртышом и Енисея, составленный не ранее 1716 г.[36], на нем все числовые обозначения даны буквами, причем нового, гражданского шрифта.

Следовательно, вполне можно предположить, что чертеж составлен по данным, которые были собраны посланцами Черкасского в Среднюю Азию. Выйдя в путь из Астрахани в 1714 г., они могли вернуться из дальнего путешествия не ранее чем через год-полтора, то есть предположительно во второй половине 1715 г. Этот год и следует, по нашему мнению, считать датой составления чертежа.

Карта Средней Азии и Каспийского моря

В Библиотеке Академии наук СССР в Ленинграде, в отделе рукописной книги, хранится карта среднеазиатских стран и Каспийского моря |№ 641]. В 1939 г. рту карту опубликовал Л. С. Берг, как карту неизвестного автора, составленную около 1723 г. [13]. Размер карты 40 X 60 см. Манера ее исполнения одинакова с картой Каспийского моря 1715 г. На обеих картах один и тот же почерк надписей, одинакова манера изображений береговой полосы и рельефа побережий. Обе карты начерчены одной и той же кори вне вой тушью на совершенно одинаковой бумаге желтоватого цвета с одинаковыми водяными знаками.

Очертания Каспийского моря на этой карте полностью совпадают с картой, составленной Черкасским в 1715 г. Совпадает и ошибка в широте Астрабада. На этой карте изображено русло реки, протянувшееся от дельты Аму-Дарьи к Балканскому заливу Каспийского моря. На месте его впадения в залив надпись: «Прежнее устье Аму-Дарьи реки». Такая ate надпись имеется на карте Каспия 1715 г. По всей вероятности, изображено сухое русло реки (то есть Узбоя), по которому шли в 1715 г. Ходжа Нефес, Званский и Федоров. Поперек этого русла у крайнего западного рукава дельты надпись: «Плотина Каракачи». В левом ниж нем углу карты записано: «От прежнего устия Аму Дарьи реки до плотины Каракачи, где оная река запружена, ходу 12 дней, а от плотины Каракачи до моря Аралского 2 дни, до города хивинского Юргент от плотины 1 день». Эта надпись совпадает с показаниями Ходжи Нефеса, которые он давал на допросе в сенате в 1717 г. Несомненно, в Петербурге он сообщал те сведения, которые были им собраны в 1715 г. В самом конце 1715 г. Александр Черкасский сам ездил к Аральскому морю, чтобы определить точное местонахождение плотины. Весьма вероятно, что надписи на карте, сообщающие о расстоянии от плотины до Аральского моря и до хивинского города Юргента (Ургенч), нанесены по сведениям, собранным самим Черкасским.

На карте по течению Сыр Дарьи и Аму-Дарьи правильно расположены и поименованы города — по Сыр-Дарье шесть, по Аму Дарье восемь. Кроме того, указаны города Бухара и Самарканд. Изображения городов переданы перспективными рисунками. Есть на карте и река, не имеющая названия. Это, несомненно, Зеравшан. Она образует «озерцо из ключей» (озеро Каракул), протекает через город Бухару и впадает справа в Аму Дарью у города «Чержав» (Чарджоу). На карте приводятся некоторые этнографические сведения — указаны кочевья каракалпаков и калмыков. Все эти географические данные отражены, как мы знаем, и на «Чертеже тушованом разными красками». Можно ли считать, что между картой и чертежом есть связь? В одной из наших предыдущих работ мы отвергали такое предположение [42].

Последующий подробный анализ чертежа и карты и сравнение их между собой дали основание изменить наше прежнее мнение. По всей вероятности, материалы «Чертежа тушованого…» были использованы при составлении среднеазиатской части этой карты. Об этом свидетельствует совпадение названий и местоположения городов, направление течения рек, изображение реки Зеравшана, не имеющей названия ни на чертеже, ни на карте, рисунок озера Каракул, совпадение контуров башни Каракумет.

Таким образом, можно с уверенностью сказать, что среднеазиатская часть карты составлена по материалам, собранным во время путешествий посланцев Черкасского в Среднюю Азию.

Очевидно, время ее составления следует отнести не к 1723 г., как предполагал Л. С. Берг, а к 1715 г.

Как уже упоминалось, к записке Черкасского Петру 1 о его путешествии к Аральскому морю в конце 1715 г. должен был быть приложен чертеж. Вполне вероятно, что среднеазиатская карта Черкасского и была этим чертежом. Очевидно, эту карту Черкасский передал Петру в Либаве вместе с запиской в феврале 1716 г. Карту эту, так же как и карту Каспийского моря, Петр I привез в Париж.

Французский географ Гильом Делиль, рассказывая о своей встрече с Петром I, сообщал, что царь показал ему на карте правильное направление Аму-Дарьи и плотину, изменившую течение реки. Несомненно, Петр I показывал Делилю среднеазиатскую карту Черкасского, на которой Аму-Дарья течет в Аральское море, а на рукаве реки стоит плотина.

Среднеазиатская часть карты по манере картографического изображения значительно примитивнее, чем левая ее часть, являющаяся копией карты Каспийского моря 1715 г. На среднеазиатской территории отсутствуют широтные ли нии, неверно расположен город Самарканд — он находится на безымянном притоке Аму-Дарьи, тогда как его следовало расположить в бассейне реки Зеравшана. Неверно взаимное расположение Аральского и Каспийского морей — Аральское море смещено по отношению к Каспийскому на юго-запад. Очевидно, на территории, лежащей между этими морями, съемки не производились и обе части карты — каспийская и среднеазиатская — соединены чисто механически.

Несмотря на ряд недостатков, эта карта Черкасского дала много новых правильных сведений о среднеазиатских странах. Достоинства ее неоднократно отмечались в литературе [13, 18, 47, 90]. В этих отзывах в первую очередь подчеркивается достоверное изображение Аральского моря. Действительно, основным достоинством карты является пер вое в истории картографии близкое к настоящему изображение этого моря. На карте дано верное направление течений Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи, впадающих в Аральское море; длина их правильна. Взаимное расположение большинства географических объектов также правильно, оно выдержано в масштабе. Все эти данные не могли появиться в результате только одних расспросов. По-видимому, составители карты делали маршрутные съемки, сопровождая их простейшими измерениями.

Заслуги Александра Черкасского и его помощников, составивших рту карту и сообщивших в тексте к «Чертежу тушованому…» много новых сведений о среднеазиатской территории, становятся еще очевиднее при сопоставлении с тем, что было сделано в России в первой половине XVIII в. по изучению этого района.

В 1719–1720 гг. геодезист Петр Чичагов составил чертеж, изображающий Сибирь, Центральную Азию и часть Средней Азии (впервые чертеж опубликован в 1960 г.) [26]. Аму-Дарья и Сыр-Дарья на нем неправдоподобно малы, они теряются в песках. Возле русла Аму-Дарьи надпись: «…а в которую сторону течет, о том в скасках не показано». Чертеж составлен в Тобольске на основании сведений, собранных при расспросах местных жителей. Данные этого чертежа убеждают в том, что результаты работ Черкасского в Средней Азии были или забыты, или же сознательно отвергнуты. Всего через несколько лет после организованных им подробных и тщательных исследований среднеазиатской территории для геодезиста Чичагова направление Аму-Дарьи оказалось загадкой.

Как уже упоминалось ранее, в 1719 г. в Бухару направился итальянец Флорио Беневени. Его сведения об истоках Аму-Дарьи неверны — он сообщал, что Аму-Дарья берет начало в Индии из гор вблизи города Кабула [60]. Доверенными людьми Черкасского собраны более правильные сведения.

На карте Бухарин, составленной капитаном Марком Дубровиным в 1729 г. и напечатанной И. К. Кириловым[37] в 1731 г., даны совершенно неверные очертания Аральского моря и кроме Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи в него впадает какая то мнимая река Орь-Дарья. На рукописной «Генеральной карте Российской империи, составленной И. К. Кириловым» [2] в 1733 г., Аральское море начерчено неправильно — оно вытянуто с запада на восток. На печатной «Генеральной карте», опубликованной в 1734 г., море вытянуто уже в верном направлении — с севера на юг, но очертания его также далеки от действительности.

В 1740 г. в связи с решением построить город близ устья Сыр-Дарьи для осмотра его будущего местоположения были направлены поручик Дмитрий Гладышев и геодезист Иван Муравин. Муравин начертил карту пути от Орской крепости до Аму-Дарьи. На ней нанесена только небольшая часть Аральского моря. Западнее через всю карту, сделана надпись: «Места неизвестныя» [VIII]. Из показаний Муравина видно, что при составлении описей берегов Аральского моря только 97 верст описано вблизи него, а остальные 712 верст описаны «примером», то есть приблизительно, на таком расстоянии «от моря, что его не было видно» [87]. Таким образом, можно считать, что географические сведения о Сред ней Азии, отраженные на карте Черкасского, были наиболее правильными и точными для первой половины XVIII в.