— И здесь то же самое! — с отвращением воскликнула Первая госпожа судьи Ди. — Взгляните только на серую плесень по всему шву этого синего платья! — Она захлопнула крышку платяной коробки из красной кожи и повернулась ко Второй госпоже. — Никогда не видела такого жаркого и влажного лета. А этот ужасный дождь, который лил всю прошлую ночь! Я думала, он никогда не перестанет. Поможешь мне?
Судья, сидя за чайным столом у открытого окна просторной спальни, видел, как две его жены поставили на пол платяную коробку и принялись за третью. Госпожа Цзао, подруга и компаньонка Первой жены судьи, сушила рубахи над медной жаровней в углу комнаты, развешивая их на проволоке над пылающими углями. Жар, мешаясь с клубящимся над сохнущей одеждой паром, делал атмосферу в комнате почти невыносимой, но три женщины, казалось, этого не замечали.
Вздохнув, судья отвернулся и выглянул в окно. Обычно отсюда, с третьего этажа его резиденции, открывался прекрасный вид на изогнутые крыши города, но сейчас все было окутано густым свинцовым туманом, скрадывающим очертания. Судье казалось, что туман проник в самую кровь его и вяло пульсирует по венам. Сейчас он глубоко раскаивался в неудачном порыве, заставившем его по пробуждении, потребовать себе новую летнюю рубаху. Эта просьба побудила Первую госпожу перетрясти все четыре коробки для одежды, а обнаружив на одежде плесень, она тут же призвала и Вторую госпожу, и госпожу Цзао. Теперь все трое с головой погрузились в работу, явно оставив всякую мысль об утреннем чае и позабыв о завтраке. Они впервые переживали изматывающий зной в Пэнлае, ведь прошло всего семь месяцев с тех пор, как судья Ди занял пост здешнего наместника.
Он вытянул ноги, которые казались ему опухшими и отяжелевшими, а тем временем госпожа Цзао сняла с жаровни белую рубаху.
— Вот эта совершенно высохла, — объявила она и потянулась, чтобы повесить одежду на вешалку.
Судья загляделся на ее стройное, прекрасно сложенное тело. Внезапно он спросил у Первой госпожи:
— Нельзя ли поручить все это прислуге?
— Конечно, — бросила Первая жена через плечо, — но сначала я хочу сама оценить реальный ущерб. Святые Небеса, взгляни на это красное платье, милочка! — обратилась она к госпоже Цзао. — Плесень напрочь въелась в ткань! А ведь ты всегда говорила, что оно так мне идет.
Судья Ди резко встал. Приторные ароматы духов и косметики, смешанные с запахом сырого белья, наполнили жаркую комнату столь давящей женственностью, что натянутые нервы судьи не выдержали.
— Я пойду немного прогуляюсь, — сказал он.
— До утреннего чая?! — воскликнула Первая госпожа, не отрывая взгляда от выцветших пятен на красном платье, которое она держала в руках.
— Я вернусь к завтраку, — буркнул судья. — Подайте мне вон ту синюю рубаху.
Госпожа Цзао помогла Второй госпоже облачить супруга и заботливо спросила:
— Не слишком ли это плотная одежда для столь жаркой погоды?
— Во всяком случае, сухая, — бросил судья, тут же поняв с неудовольствием, что госпожа Цзао несомненно права: толстая материя прилипла к влажной спине, будто кольчуга.
Он пробормотал слова прощания и спустился вниз.
Быстро миновав полутемный коридор, судья вышел к задней калитке управы. Он был рад тому, что еще не пришел его старый товарищ старшина Хун. Старшина так хорошо знал его, что сразу почувствовал бы дурное настроение своего хозяина и принялся расспрашивать, в чем дело.
Судья открыл калитку собственным ключом и выскользнул на пустынную улицу. «Действительно, в чем же дело?» — спрашивал он себя, бредя сквозь перенасыщенный влагой туман. Что ж, он, конечно, разочарован этими семью месяцами пребывания на своей первой независимой официальной должности. Сначала, конечно, было несколько волнующих дней, а потом случилось убийство жены господина Хо и убийство в крепости. Но далее ничего, кроме отчаянно скучной канцелярской рутины: формуляры, чтобы их заполнять, бумаги, чтобы их подшивать, разрешения, чтобы их выдавать… В столице у него тоже была масса бумажной работы, но то были важные бумаги. Кроме того, этот округ на самом деле не был его безраздельной вотчиной. Вся территория северней реки, будучи стратегическим плацдармом, находилась под юрисдикцией военных. И Корейский квартал за Восточными воротами управлялся собственной администрацией.
Наместник сердито пнул камень и тут же выругался. Торчащую верхушку глыбы он принял за валяющийся булыжник и пребольно ушиб палец на ноге. Он должен принять решение относительно госпожи Цзао. Этой ночью он делил ложе со своей Первой женой, и она вновь убеждала его взять госпожу Цзао Третьей. Обе его госпожи любят ее, говорила Первая, а сама госпожа Цзао ничего лучшего для себя и не желает. «Кроме того, — добавила Первая госпожа со свойственной ей прямотой, — ваша Вторая — красивая женщина, но малообразованная, так что столь просвещенная и начитанная девушка, как госпожа Цзао, сделает нашу жизнь куда более интересной».
Но что, если готовность госпожи Цзао вызвана лишь благодарностью за то, что он вызволил ее из той кошмарной ситуации, в которой она оказалась? В известном смысле, все было бы проще, если бы она не нравилась ему так сильно. С другой стороны, честно ли брать жену, если не любишь ее по-настоящему? Наместник вправе иметь четыре жены, но лично он придерживается мнения, что и двух вполне достаточно, разве что обе они бесплодны. Как все запутанно и сложно! Начался дождь, и судья плотнее запахнул рубаху.
Он вздохнул с облегчением, когда увидел широкие ступени, поднимающиеся к храму Конфуция. На третьем этаже западной башни была устроена маленькая чайная. Там он и выпьет свой утренний чай, а потом вернется в суд.
В восьмиугольной комнате с низким потолком неряшливо одетый парнишка согнулся, помешивая железными щипцами угли в жаровне. Судья Ди с удовлетворением отметил, что юнец его не узнал; сейчас он вовсе не был расположен к поклонам и расшаркиваниям. Заказав чайник и велев принести сухое полотенце, он сел за стол.
Юнец подал ему в бамбуковой корзинке не слишком чистое полотенце.
— Пожалуйста, подождите одну минуту, господин. Вода скоро закипит.
Когда судья насухо вытер полотенцем свою длинную бороду, юнец сказал:
— Раз вы встали так рано, то, наверное, уже слышали новость. — Большим пальцем он указал в сторону открытого окна и, когда судья помотал головой, с удовольствием продолжил: — Прошлой ночью одного малого разрубили на куски в старой сторожевой башне, там, на болоте.
Судья Ди тут же бросил полотенце.
— Убийство? Откуда ты знаешь?
— Мне рассказал мальчишка бакалейщика, господин. Он доставляет нам товар и поднялся сюда, когда я драил пол. На рассвете он пошел за утиными яйцами к той дурочке, что живет в сторожевой башне, и увидел все собственными глазами. Девчонка ревела, забившись в угол. Он кинулся в город, к блокгаузу военной стражи, и их командир отправился к старой башне с несколькими своими людьми. Смотрите, вон они!
Судья Ди подошел к окну. Отсюда его глазам открывалось обширное зеленое пространство заросших кустарником болот. За испещренной бойницами городской стеной простирались тростники, а далее на север — теряющиеся в дымке серые воды реки. Укрепленная дорога тянулась от северного городского причала прямо к одиноко стоящей посреди болот обветшалой кирпичной башне. Несколько солдат в остроконечных шлемах двигались по дороге к блокгаузу, что находился на полпути от башни к причалу.
— Убитый был солдатом? — быстро спросил судья.
Хотя район к северу от города находился под юрисдикцией армии, все преступления, касающиеся штатских, относились к цивильному суду.
— Возможно. Дурочка глухонемая, но вполне зрячая. Может быть, солдат явился в башню, чтобы пообщаться с ней наедине, если вы понимаете, что я имею в виду. Ах, вода закипела!
Судья Ди продолжал смотреть в окно. Теперь два военных стражника поскакали от блокгауза в город; кони их шлепали по залитому водой участку дороги, возвышающейся над болотом.
— Вот, господин, ваш чай! Осторожно, чашка очень горячая. Я поставлю сюда. Нет, я вспомнил, убитый не был солдатом. Мальчишка из бакалеи сказал, что узнал мертвеца — это был старый купец, живший у Северных ворот. Ну, военная стража быстро поймает убийцу. Это такие парни! — Он оживленно пихнул судью локтем. — Вот, я же говорил! Видите малого в цепях, которого они тащат? В грубых рыбацких штанах и куртке. Да, теперь они отправят его в крепость, а потом…
— Ничего подобного! — раздраженно прервал его судья.
Обжигая губы, он торопливо осушил свою чашку, расплатился и кинулся вниз по лестнице. Когда один штатский убивает другого, это дело гражданского суда, какие могут быть сомнения! Блестящая возможность объяснить воякам, куда им лучше нос не совать! Раз и навсегда.
Всю его вялость как ветром сдуло. На углу он нанял у кузнеца лошадь, вскочил в седло и поскакал к Северным воротам. Стражники в изумлении уставились на взъерошенного всадника в съехавшей набок домашней шапочке, но, узнав своего наместника, они вскочили, приветствуя его. Судья спешился и жестом приказал их начальнику следовать за собой в караульное помещение за воротами.
— Что это происходит там на болоте?
— В старой башне был обнаружен мертвец, ваша честь. Армейские стражники уже схватили убийцу; сейчас они допрашивают его в блокгаузе. Мне кажется, вскоре они отправятся на пристань.
Судья Ди сел на бамбуковую скамью и протянул стражнику несколько медяков.
— Пошли одного из своих людей купить мне пару жмыховых лепешек.
Жмыховые лепешки, аппетитно пахнущие луком и чесноком, прибыли с пылу с жару, но судья не получил от них удовольствия, хотя и был голоден. Во-первых, он еще раньше обжег язык горячим чаем, а во-вторых, все его мысли были поглощены вопиющим злоупотреблением властью, что позволяет себе армейское начальство. Уныло размышлял он о том, что в столице никогда не пришлось бы решать столь мучительных задач: там детально прописанные правила точно определяют пределы компетенции каждого должностного лица, от низших до высших. Когда судья доедал лепешки, вернулся начальник стражников.
— Сейчас армейцы повели арестанта на свой пост на причале, ваша честь.
Судья Ди вскочил.
— Следуйте за мной с четырьмя людьми!
На речном причале легкий ветерок разгонял туман. Влажная рубаха судьи прилипла к плечам. «Самая подходящая погода, чтобы изрядно простудиться», — подумал он.
Тяжеловооруженный часовой проводил его в комнату, в глубине которой за грубым деревянным столом сидел высокий мужчина в кольчуге и остроконечном шлеме военной стражи. Медленными, не слишком уверенными штрихами кисточки для письма он старательно заполнял формуляр.
— Я наместник Ди, — начал судья. — Я желаю знать…
Он замолчал на полуслове, когда командир поднял голову. Его лицо было изуродовано ужасным белым шрамом, тянущимся через левую щеку ко рту. Клочковатые усы слегка прикрывали рассеченные губы. Прежде чем судья успел прийти в себя, командир встал. Он браво отдал честь и отрывисто произнес:
— Рад вашему прибытию, ваша честь. Я как раз закончил адресованный вам рапорт. — Указав в угол, где находились носилки, прикрытые рогожей, он добавил: — Вот труп, а убийца здесь, в задней комнате. Я полагаю, вы захотите отправить его прямо в тюрьму судебной управы?
— Да. Разумеется, — чуть запнувшись, отозвался судья.
— Хорошо. — Командир сложил лист, на котором писал, и протянул его судье. — Садитесь, ваша честь. Если вы можете уделить мне минуту, я бы хотел сам рассказать вам о деле.
Судья Ди занял табурет у стола, жестом предлагая сесть и военному. Поглаживая свою длинную бороду, он думал, что все повернулось совсем не так, как он ожидал.
— Итак, — приступил к рассказу командир, — я знаю эти болота как свои пять пальцев.
Та глухонемая девчонка, что живет в башне, — просто безобидная идиотка, поэтому, когда доложили, что у нее в комнате лежит мертвец, я сразу подумал о разбое и послал моих людей обшарить болота между башней и берегом реки.
— Почему именно там? — прервал его судья. — Это могло произойти и на дороге, разве не так? Убийца позже спрятал труп в башне?
— Нет, ваша честь. Наш блокгауз расположен на полпути между этой пристанью и старой башней. Согласно приказу, мои подчиненные весь день наблюдают за дорогой. Знаете, чтобы не пропустить корейских шпионов, пробирающихся в город или из города. А ночью они ее патрулируют. Это, кстати, единственный путь через болота. Здесь местность коварная, идущий через болота рискует провалиться в трясину или зыбучие пески. Мои люди обнаружили тело еще теплым, поэтому мы сделали вывод, что убийство произошло за несколько часов до рассвета. Поскольку никто, кроме мальчишки бакалейщика, мимо блокгауза не проходил, значит оба, и жертва, и убийца, прибыли с севера. От башни к берегу ведет тропинка через камыши, так что какой-нибудь малый, хорошо знакомый с местностью, мог проскользнуть там незамеченным моими людьми. — Командир покрутил ус и добавил: — В том случае, если ему удалось проскочить наши патрули на реке.
— Ваши люди настигли убийцу на берегу?
— Да, ваша честь. Они обнаружили молодого рыбака по имени Вэн Санлян, притаившегося на своем суденышке в тростниках, аккурат к северу от башни. Он старался смыть со своих штанов пятна крови. Когда мои люди окликнули его, он ринулся прочь и попытался выгрести на стремнину. Лучники пустили несколько стрел на бечеве в корпус лодки: он и очухаться не успел, как был притянут к берегу. Вэн Санлян отрицал, что знает о мертвеце в башне, и утверждал, будто собирался отнести глухонемой большого карпа, а штаны запачкал кровью, пока чистил этого карпа. Он якобы дожидался рассвета, чтобы отправиться к ней. Мы его обыскали и вот что нашли в его поясе.
Командир развернул на столе маленький бумажный сверток и показал судье три блестящих серебряных слитка.
— Мы опознали убитого по визитным карточкам, которые у него обнаружили.
Он вытряс на стол содержимое большого конверта. Кроме колоды карт здесь были два ключа, несколько медных монет и залоговая квитанция. Показав на нее, командир продолжил:
— Этот клочок бумаги валялся на полу рядом с телом. Должно быть, вывалился из куртки. Убитый — ростовщик Чун, владелец большой ростовщической конторы, что прямо у Северных ворот. Богатый человек. Он увлекался рыбной ловлей. Я думаю, что вчера вечером Чун встретил Вэна где-нибудь на причале и нанял его с лодкой для ночной рыбалки. Потом Вэн под каким-то предлогом завлек старика в пустынное место к северу от башни и убил его. Он собирался спрятать тело где-нибудь в башне — вы знаете, она наполовину разрушена, а эта девчонка пользуется только вторым этажом, — но глухонемая проснулась и застала его на месте преступления. Поэтому он просто забрал серебро и скрылся. Конечно, вы понимаете, что это лишь предположение, так как из девчонки свидетель никакой. Мои люди пытались что-нибудь из нее вытрясти, но она лишь нацарапала какую-то бессвязную чепуху о духах дождя и черных карликах. А затем с ней случился припадок, и она принялась смеяться и плакать одновременно. Несчастная безобидная дурочка.
Он встал, подошел к носилкам и откинул рогожу.
— А вот мертвец.
Судья Ди склонился над сухопарой фигурой, облаченной в простую домотканую рубаху, спереди на ней виднелись пятна запекшейся крови, а на рукавах засохла грязь. Лицо трупа было вполне кроткое, но крайне уродливое: со впалыми щеками, крючковатым, чуть свернутым набок носом и чересчур большим тонкогубым ртом. С непокрытой головы свисали длинные седеющие пряди.
— Не слишком привлекательный господин, — заметил командир. — Хотя мне ли говорить!
Гримаса перекосила его изувеченное лицо. Он взял мертвеца за плечи и, приподняв его, показал судье большое красное пятно на спине.
— Его ударили в спину ножом, пронзившим, должно быть, сердце. Он лежал на спине в комнате девчонки, прямо у двери. — Командир отпустил тело. — Мерзкий тип, этот рыбак. Убив Чуна, он принялся кромсать ему грудь и живот. Именно после того, ведь, как вы видите, раны спереди кровоточили куда меньше, чем можно было ожидать. Ах да, вот мое самое убедительное доказательство! Чуть не забыл!
Он выдвинул ящик стола и развернул завернутый в промасленную бумагу продолговатый сверток. Протягивая судье узкий длинный нож, командир сказал:
— Вот что было найдено в лодке Вэна, ваша честь. Он утверждает, что пользуется этим ножом для чистки рыбы. На нем нет следов крови. А откуда им быть? Вокруг достаточно воды, чтобы вымыть лезвие после возвращения в лодку. Ну вот, похоже, это все, ваша честь. Думаю, Вэн скоро сознается. Мне приходилось встречаться с подобными типами. Сначала все отрицают подчистую, но после допроса с пристрастием раскалываются и начинают говорить так, что не остановишь. Какие будут ваши указания, ваша честь?
— Прежде всего, я должен сообщить ближайшим родственникам и провести официальное опознание. И по этой причине…
— Все это уже сделано, ваша честь. Чун был вдовцом, а два его сына живут в столице. Тело было только что официально опознано господином Лином, с которым покойный вместе занимался рыбным промыслом.
— Вы и ваши люди отлично поработали, — сказал судья. — Распорядитесь передать узника и труп прибывшим со мной стражникам. — Вставая, он добавил: — Я более чем признателен вам за скорые и умелые действия, командир. Дело это чисто гражданское, вы могли просто доставить убийцу в судебную управу и забыть о нем. Вы же отвлеклись от своих забот, чтобы помочь мне…
Командир прервал судью умоляющим жестом и проговорил своим странным глухим голосом:
— Ваша честь, я сделал это с огромным удовольствием. Я один из тех, кто служит под командой старшего командира Мина. Мы сделаем все, чтобы помочь вам. Любой из нас, в любую минуту.
Гримаса, исказившая изуродованное лицо, подразумевала улыбку. Судья Ди вернулся в караульное помещение у Северных ворот. Он решил прежде всего допросить арестованного, а затем отправиться на место преступления. Если он перенесет расследование в судебную управу, следы утратят свежесть. Дело казалось вполне ясным, но кто может знать наверняка.
Он уселся за единственный стол в пустом караульном помещении и стал изучать армейский рапорт. Там было немногим больше того, что рассказал ему командир. Полное имя жертвы — Чун Фан, возраст — пятьдесят шесть лет; девчонку зовут Иволга, двадцати лет от роду, молодому же рыбаку двадцать два года. Судья вынул из рукава визитные карточки и залоговую квитанцию. Карточки утверждали, что господин Чун являлся уроженцем провинции Шанси. Квитанция с большой красной печатью ростовщической конторы Чуна была датирована вчерашним днем и гласила, что госпожа Пей заложила четыре парчовые рубахи за три серебряных слитка с обязательством выкупить их через три месяца под пять процентов в месяц.
Прибыл начальник стражников в сопровождении двух своих подчиненных с носилками.
— Поставьте их там, в углу, — распорядился судья Ди. — Вы знаете об этой глухонемой, что живет в сторожевой башне? Военная стража сообщает только ее имя — Иволга.
— Да, ваша честь, именно так ее прозвали. Она подкидыш. Старая карга, которая продавала фрукты у этих ворот, вырастила ее, научила писать несколько дюжин иероглифов и кое-как объясняться знаками. Когда старуха два года назад умерла, девица ушла жить в башню из-за того, что здесь ее вечно дразнили уличные мальчишки. Там она разводит уток и продает яйца. Люди назвали ее Иволгой в насмешку над ее немотой, так за ней и осталось это прозвище.
— Ладно. Приведите арестованного.
Стражники ввели крепкого коренастого парня в запачканных штанах и куртке из небеленой ткани. Его растрепанные волосы свисали на морщинистый лоб мрачного загорелого лица. Руки были скованы за спиной, тонкая цепь кольцом обвивала его мощную шею. Стражники бросили его перед судьей на колени.
Судья Ди некоторое время молча разглядывал юношу, раздумывая, с чего лучше начать. Только шум дождя да тяжелое дыхание узника нарушали тишину. Судья вынул из рукава три серебряных слитка.
— Откуда у тебя это?
— Это мои сбережения. Чтобы купить хорошую лодку.
— Когда ты впервые встретил господина Чуна?
Юнец разразился потоком грязных ругательств. Стражник, что стоял справа, прервал его, ударив плашмя мечом по затылку. Вэн затряс головой, а затем нехотя произнес:
— Видел я его довольно часто, ведь он постоянно околачивался на причале. — И вдруг запальчиво вскричал: — Если бы я его встретил, то убил бы эту грязную свинью, этого обманщика…
— Господин Чун обманул тебя, когда ты что-то заложил у него? — быстро спросил судья Ди.
— Думаете, у меня есть что закладывать?
— Почему же ты назвал его обманщиком?
Вэн поднял голову, и судья успел заметить, как что-то промелькнуло в его налитых кровью глазах. Парень вновь понурился и угрюмо сказал:
— Потому что все ростовщики — обманщики и проходимцы.
— Что ты делал прошлой ночью?
— Я уже рассказывал солдатам. Съел миску лапши у лотка на причале, затем отчалил. Когда наловил рыбы, пристал к берегу севернее башни и вздремнул. На рассвете я собирался отнести в башню немного рыбы для Иволги.
Судья обратил внимание на интонацию, с которой парень произнес имя девушки. Он медленно проговорил:
— Ты отрицаешь, что убил ростовщика. А поскольку, кроме тебя, поблизости находилась только девчонка, значит, убила она.
Неожиданно Вэн вскочил с колен и бросился к судье. Он рванулся так стремительно, что двое стражников не сразу схватили его. Он брыкался, но удар по голове повалил его на пол; цепи звякнули о каменные плиты.
— Ты, пес судейский, ты… — захлебывался юнец, силясь подняться.
Начальник стражников пнул его ногой в лицо, и голова рыбака с глухим стуком ударилась об пол. Парень лежал без движения, рассеченные губы сочились кровью.
Судья встал и склонился над неподвижной фигурой. Узник потерял сознание.
— Не смейте бить заключенного без приказа, — сурово проговорил судья. — Приведите его в чувство и отправьте в тюрьму. На дневном заседании суда я официально допрошу его. Вы лично доставите труп в судебную управу. Доложитесь моему помощнику Хуну и передайте ему отчет командира военной стражи. Скажите помощнику Хуну, что я вернусь в управу, как только опрошу нескольких свидетелей.
Он бросил взгляд в сторону окна. Дождь так и не перестал.
— Принесите мне промасленную тряпку!
Прежде чем выйти за порог, судья Ди укрыл голову и плечи промасленной материей, затем прыгнул в седло нанятой клячи. Он поскакал вдоль причала, а потом свернул на дорогу, ведущую к болотам.
Туман слегка рассеялся, и судья с любопытством глядел на пустынную зеленую равнину, расстилающуюся по обе стороны дороги. Узкие извилистые лощины, тянущиеся через тростники, разливались озерцами, тускло мерцающими в серой дымке. Тут и там из тростников вспархивали маленькие болотные птички; в этих пустынных топях их пронзительные крики звучали жутковато. Судья заметил, что вода, поднявшаяся после проливного дождя, не стихавшего всю ночь, теперь ушла с дороги, оставив пятна болотной ряски. Когда он проезжал блокгауз, его остановил часовой, но пропустил, как только судья вытащил из голенища сапога именную грамоту.
Старая сторожевая башня — грубая квадратная постройка в пять этажей — стояла на фундаменте из грубо обтесанных каменных глыб. Ставни полукруглых окон были выбиты, а крыша обвалилась. Две большие черные вороны сидели на сломанной балке.
Подъехав ближе, он услышал громкое кряканье. Несколько десятков уток сгрудились на берегу мутной лужи у подножия башни. Когда судья спешился и привязал лошадь к заросшему мхом каменному столбу, утки с негодующим кряканьем забили крыльями по воде.
Первый этаж башни, довольно темный и низкий, был пуст, если не считать груды старой сломанной мебели. Наверх вела узкая расшатанная деревянная лестница. Перила отсутствовали, и судья полез на второй этаж, держась левой рукой за сырую стену, покрытую плесенью.
Когда он шагнул в полутемную комнату, что-то шевельнулось среди тряпья на грубо сработанной из досок кровати, стоявшей под окном. Из-под грязного залатанного одеяла донеслись какие-то сиплые звуки. Поверхностного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что в комнате не было ничего, кроме стола из грубо отесанных досок, стоящего на нем надтреснутого чайника и бамбуковой скамьи у боковой стены. В углу была печка, сложенная из кирпича, на ней стоял большой котелок, а рядом — плетеная корзина, до краев заполненная древесным углем. В комнате висел кислый запах плесени и пота.
Вдруг одеяло слетело на пол. Полуголая девушка с длинными растрепанными волосами соскочила с кровати. Увидев судью, она вновь издала этот странный сиплый звук и забилась в самый дальний угол. Там, дрожа всем телом, она упала на колени.
Судья Ди понял, что его вид не вызывает у Иволги доверия. Он тут же вытащил из-за голенища именную грамоту, развернул ее, ткнул пальцем в большую красную печать окружного суда, потом указал на себя и направился к съежившейся девушке.
Иволга, видимо, поняла, кто он, ибо приподнялась и уставилась на него большими глазами, в которых застыл животный ужас. На ней не было ничего, кроме изодранной юбки, подпоясанной обрывком соломенной веревки. Она обладала стройным, хорошо развитым телом, и кожа ее оказалась неожиданно белой. Круглое перепачканное лицо не было лишено привлекательности. Судья Ди придвинул скамейку к столу и сел. Почувствовав, что успокоить Иволгу можно только каким-нибудь привычным ей движением, он взял чайник и хлебнул из носика, как делают селяне.
Девушка подошла, плюнула на грязную столешницу и указательным пальцем размазала слюну, начертав несколько кривоватых иероглифов: «Вэн не убивал его».
Судья кивнул. Он жестом попросил ее протереть стол, плеснув на него из чайника. Она послушно направилась к кровати, взяла тряпку и с лихорадочной поспешностью принялась вытирать стол. Судья Ди подошел к печке и выбрал несколько кусков угля. Вернувшись на место, он написал углем на крышке стола: «Кто убил его?»
Иволга содрогнулась. Потом взяла уголь и написала: «Злые черные карлики». Она возбужденно ткнула пальцем в эти слова, а затем быстро нацарапала: «Злые карлики подменили доброго духа дождя».
«Ты видела черных карликов?» — написал судья.
Она выразительно замотала головой. Постучав указательным пальцем по слову «черные», Иволга показала на свои закрытые глаза и вновь замотала головой.
Судья вздохнул и написал: «Ты знаешь господина Чуна?»
С пальцем во рту она озадаченно смотрела на появившиеся значки. Судья сообразил, что ей неизвестен сложный иероглиф, обозначающий фамилию Чун. Он зачеркнул его и написал: «Старик».
Девушка вновь покачала головой. С явным отвращением она несколько раз обвела слово «старик» и добавила: «Много-много крови. Добрый дух дождя больше не придет. Нет больше серебра для лодки Вэна». Слезы текли по ее чумазым щекам, когда она писала дрожащей рукой: «Добрый дух дождя всегда спит со мной». Иволга показала на свое дощатое ложе.
Судья Ди окинул ее пытливым взглядом. Ему было известно, что в местных поверьях духи дождя играли заметную роль, так что естественно их присутствие в грезах и сновидениях этой вполне созревшей юной особы. С другой стороны, она упоминала о серебре. Он написал: «Как выглядит дух дождя?»
Ее круглое личико зарделось. Улыбаясь во весь рот, она написала большими неуклюжими значками: «Рослый. Красивый. Добрый». Она обвела кругами каждое из этих слов, затем бросила кусок угля на стол и, сжимая свои обнаженные груди, принялась истерически хихикать.
Судья отвел глаза. Когда он вновь посмотрел на нее, она уже опустила руки и стояла, уставившись прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Вдруг выражение ее лица вновь изменилось. Стремительным жестом Иволга указала на полукруглое окно, издавая при этом свое невнятное мычание. Судья обернулся. Бледная радуга расцветила свинцовое небо. Девушка, приоткрыв рот, глядела на нее с детским восторгом. Судья взял кусок угля для заключительного вопроса: «Когда приходит дух дождя?»
Она долго смотрела на эти слова, рассеянно перебирая пальцами свои длинные сальные космы. Наконец склонилась над столом и написала: «Черная ночь и много дождя». Обведя кругами слова «черная» и «дождь», Иволга дописала: «Он приходил с дождем».
Внезапно она закрыла лицо руками и исступленно зарыдала. Странные звуки смешались с доносившимся снизу громким кряканьем. Сообразив, что она-то уток не слышит, он встал и положил руку на ее обнаженное плечо. Когда девушка подняла голову, его поразил дикий, полубезумный блеск в ее вытаращенных глазах. Судья быстро нарисовал на столе утку и добавил слово «голод». Иволга прижала ладонь ко рту и бросилась к печке. Судья Ди посмотрел на большие каменные плиты пола у входа. Среди окружающей пыли и грязи они выделялись чистотой. Очевидно, именно там лежал мертвец, и военные стражники подмели пол. Судья пристыженно вспомнил, как плохо думал о них.
Звук резких ударов заставил его обернуться. Девушка рубила засохшие рисовые лепешки на примитивной разделочной доске. Озабоченно нахмурив брови, судья наблюдал за тем, как ловко орудует она большим ножом. Вонзив в доску длинное, острое лезвие, она радостно улыбнулась судье через плечо и вытряхнула в котел нарубленные рисовые лепешки. Он кивнул ей и спустился по скрипучим ступенькам. Дождь кончился, туман низко стелился над болотом. Отвязывая поводья, судья сказал расшумевшимся уткам:
— Не волнуйтесь, завтрак уже несут!
Он пустил лошадь размеренным шагом. Туман наползал от реки. Облака причудливых очертаний плыли над высокими тростниками, расплываясь длинными извилистыми силуэтами, похожими на морских чудовищ. Судья пожалел, что так мало знает о древних, глубоко укоренившихся верованиях местных жителей. Во многих местах люди все еще поклоняются речным богам или богиням, а крестьяне и рыбаки приносят им жертвы у воды. Очевидно, эти суеверия приняли угрожающие размеры в воспаленном разуме глухонемой, неспособном отличить правду от вымысла и сдержать порывы вполне созревшего тела. Судья пустил лошадь галопом.
Вернувшись к Северным воротам, он велел начальнику стражников проводить его к дому ростовщика. Когда они подошли к большой и, судя по виду, процветающей конторе, начальник объяснил, что покои Чуна расположены прямо за лавкой и выходят на аллею, ведущую в главное здание. Судья Ди отпустил своего провожатого и постучал в черные лакированные ворота.
Открыл ему сухопарый мужчина в опрятной рубахе сурового полотна с черной оторочкой и подпоясанной черным же кушаком. Бросив озадаченный взгляд на промокшего бородатого посетителя, он сказал:
— Вам в контору, я полагаю. Я как раз туда направляюсь и сейчас приму вас.
— Я наместник, — нетерпеливо проговорил судья, — и только что вернулся с болот. Осматривал место, где был убит ваш компаньон. Давайте войдем, я хочу передать вам то, что было обнаружено у покойного.
Господин Лин согнулся в глубочайшем поклоне и проводил своего высокого гостя в маленькую, но уютную боковую гостиную, обставленную тяжелой мебелью черного дерева. Он церемонно подвел судью к широкой скамье в глубине комнаты. Пока хозяин отдавал старому слуге распоряжение насчет чая, судья с любопытством разглядывал большую клетку из медной проволоки, стоящую на пристенном столике. В ней перепархивало с места на место около десятка птичек.
— Развлечение моего компаньона, — снисходительно улыбаясь, проговорил господин Лин. — Он очень любил птиц, всегда сам их кормил.
На первый взгляд Лин со своими седеющими усиками и аккуратно подстриженной бородкой казался вполне заурядным дельцом средней руки. Однако глубокие складки вокруг его тонкого рта и большие печальные глаза выдавали человека яркой индивидуальности. Судья поставил чашку и выразил свое сожаление о потере, понесенной конторой. Затем он вынул из рукава конверт и вытряс из него визитные карточки, монеты, залоговую квитанцию и два ключа.
— Это все, господин Лин. Имел ли ваш партнер обыкновение носить при себе крупные суммы денег?
Лин теребил бородку, задумчиво глядя на горстку вещей, лежащую перед ним.
— Нет, ваша честь. С тех пор, как два года назад он удалился от дел, у него не возникало необходимости брать с собой много денег. Но, несомненно, вчера вечером он ушел, имея при себе больше, нежели эти жалкие медяки.
— В котором часу это произошло?
— Около восьми, ваша честь. После того, как мы здесь, внизу, вместе пообедали. Он сказал, что идет к причалу.
— Часто ли так поступал господин Чун?
— О да, ваша честь! Он и раньше предпочитал уединение, а после того, как два года назад скончалась его жена, отправлялся на долгие прогулки чуть ли не через день и всегда в одиночестве. Еду ему обычно приносили наверх, в его маленькую библиотеку, хотя я живу в левом крыле этого же дома. Впрочем, вчера он спустился пообедать со мной, так как нам надо было обсудить кое-какие дела.
— У вас ведь нет семьи, господин Лин?
— Нет, ваша честь. Не хватает времени, чтобы обзавестись семейством! Мой партнер обладал капиталом, но основную работу поручил мне.
А после того, как оставил дела, он вообще чрезвычайно редко показывался в нашей конторе.
— Понимаю. Вернемся ко вчерашнему вечеру. Сообщил ли господин Чун, когда собирался вернуться?
— Нет, ваша честь. Слуге было велено его не дожидаться. Видите ли, мой партнер был заядлым рыбаком. Если на причале ему казалось, что погода хороша для рыбалки, он мог нанять лодку и провести всю ночь на реке.
Судья Ди задумчиво кивнул.
— Военная стража, вероятно, сообщила вам, что она арестовала молодого рыбака по имени Вэн Санлян. Часто ли ваш компаньон нанимал его лодку?
— Этого я не знаю, ваша честь. Ведь на причале слоняются десятки рыбаков, и почти все они не прочь заработать несколько медяков. Но если мой компаньон нанял лодку Вэна, то меня не удивляет, что у него возникли неприятности, ибо Вэн — отчаянный головорез. Мне это известно, потому что я и сам немного рыбачу и часто слышал, что о нем говорят другие. Грубый, необщительный парень. — Лин вздохнул. — Хотел бы я рыбачить так же часто, как мой компаньон, но где взять время… Да, было очень любезно с вашей стороны принести ключи, ваша честь. Какая удача, что Вэн не забрал их! Вот этот, большой, от библиотеки моего бывшего компаньона, а другой от несгораемого сундука, где он хранил самые важные бумаги.
Лин протянул руку, чтобы взять ключи, но судья Ди сгреб их и убрал в рукав.
— Господин Лин, — сказал он, — раз уж я здесь, посмотрю бумаги господина Чуна прямо сейчас. Произошло убийство, и, пока оно расследуется, все бумаги жертвы, будучи возможными уликами, временно поступают в распоряжение властей. Прошу вас проводить меня в библиотеку.
— Разумеется, ваша честь.
Они поднялись по широкой лестнице, и Лин указал на дверь в конце коридора. Судья отпер ее большим ключом.
— Благодарю вас, господин Лин. Я вскоре спущусь к вам.
Судья вошел в маленькую комнату, запер за собой дверь, а затем широко распахнул низкое широкое окно. Крыши соседних домов блестели в сером тумане. Судья сел в просторное кресло за письменный стол розового дерева лицом к окну. Бросив взгляд на стоящий на полу обитый железом сундук, он откинулся на спинку кресла и задумчиво огляделся по сторонам.
В маленькой библиотеке царила безупречная чистота. Комната была обставлена простой старомодной мебелью. Беленые стены без единого пятнышка были украшены двумя свитками с пейзажами хорошей работы, а на массивном пристенном столе черного дерева стояла изящная белая фарфоровая ваза, в которой увядало несколько роз. Стопки книг в парчовых футлярах были аккуратно сложены на полках маленького книжного шкафчика из пятнистого бамбука.
Судья скрестил на груди руки. Он гадал, какая может быть связь между этой со вкусом обставленной библиотекой, принадлежащей, казалось, скорее ученому, нежели ростовщику, и пустой, темной комнатой в полуразрушенной башне, дышащей тленом, забвением и ужасающей нищетой. Судья покачал головой, наклонился и отпер железный сундук. Содержимое его было вполне под стать скрупулезной опрятности комнаты: связки документов, каждая из которых была перевязана зеленой лентой и снабжена этикеткой. Он выбрал те, что были помечены словами «личная корреспонденция» и «счета и квитанции».
В первой было несколько важных бумаг, относящихся к вложениям капитала, а также письма от сына, посвященные большей частью семейным делам, а также просьбам к господину Чуну о советах и указаниях. Проглядывая вторую связку, судья Ди сразу увидел своим наметанным глазом, что покойный придерживался скромной, почти аскетической жизни. Вдруг судья нахмурился. Он обнаружил розовую квитанцию с печатью дома свиданий. Она была датирована полутора годами ранее. Он быстро пролистал связку и обнаружил еще полдюжины подобных квитанций; последняя — полугодовой давности.
Очевидно, господин Чун после кончины жены искал утешения в продажной любви, но вскоре убедился в тщетности этой затеи. Со вздохом судья открыл лежавший на дне сундука большой конверт с надписью: «Завещание». Документ был составлен год назад и гласил, что все недвижимое имущество — весьма значительное, — а также две трети капитала господин Чун оставляет двум своим сыновьям. Оставшуюся треть и ростовщическую контору он завещал господину Лину «в знак признательности за его долгую и преданную службу».
Судья убрал бумаги в сундук. Потом встал и осмотрел книжный шкаф. За исключением двух словарей с загнутыми страницами, все книги оказались поэтическими сборниками, наиболее полными изданиями самых известных лириков былых времен. Судья просмотрел один из томов. Каждое трудное слово было снабжено комментарием, написанным красной тушью хоть и неумелой, но старательной рукой. Медленно кивнув, судья поставил книгу на место. Да, теперь все понятно. Господин Чун вынужден был заниматься делом, не позволяющим проявлять свои чувства, а именно ростовщичеством. На редкость уродливая внешность не оставляла ему надежды на искреннюю любовь. Сердцем романтик, устремленный к высоким материям, он оставался чрезвычайно застенчивым и робким, когда дело доходило до проявления чувств. Будучи купцом, он, разумеется, получил только начальное образование, а потому упорно старался расширить свои литературные познания, читая со словарем старых поэтов в этой маленькой библиотеке, которую запирал столь тщательно.
Судья Ди снова опустился в кресло и вынул из рукава складной веер. Обмахиваясь, он задумался об этом необычном ростовщике. Для внешнего мира единственной чертой, выдававшей чувствительную натуру этого человека, была его любовь к птицам, явленная клеткой внизу. Наконец судья встал. Он уже готов был убрать веер в рукав, как вдруг замер. Некоторое время он рассеянно смотрел на веер, затем положил его на стол. Последний раз оглядев комнату, он направился вниз.
Хозяин предложил ему еще чашку чая, но судья Ди покачал головой. Протянув Лину два ключа, он сказал:
— Я возвращаюсь в управу. Среди бумаг вашего компаньона я не нашел ничего указывающего на то, что у него были враги, следовательно, это и вправду убийство с целью ограбления. Для бедняка три серебряных слитка — большое богатство. Почему так мечутся эти птички? — Он подошел к клетке. — А, вот в чем дело, у них вся вода высохла. Вам стоит приказать слуге наполнить поилку, господин Лин.
Лин что-то пробурчал и хлопнул в ладоши. Судья Ди принялся шарить у себя в рукавах.
— Какая глупая забывчивость! — воскликнул он. — Я оставил наверху мой веер. Не могли бы вы принести мне его, господин Лин?
Как только Лин направился к лестнице, в комнату вошел старый слуга. Когда судья сообщил ему, что воду в клетке следует менять ежедневно, слуга ответил, покачав головой:
— Я говорил господину Лину, но он не заботится о птицах. А вот мой хозяин любил их, он…
— Да, господин Лин рассказал мне, что вчера вечером даже поспорил из-за этих птиц с вашим хозяином.
— Ну, так и было, господин, оба они были несколько возбуждены. С чего бы это, господин? Я слышал, когда принес рис, что они говорят о птицах, только не понял, в чем там было дело.
— Не имеет значения, — быстро проговорил судья, когда до него донеслись звуки шагов господина Лина, который спускался по лестнице. — Что ж, господин Лин, благодарю вас за чай. Зайдите в управу, скажем, через час, с документами, касающимися имущества вашего покойного компаньона. Мой старший чиновник поможет вам заполнить официальные формуляры и зарегистрирует последнюю волю господина Чуна.
Господин Лин рассыпался в благодарностях и почтительно проводил судью до дверей.
У ворот судебной управы судья Ди приказал стражникам вернуть кузнецу нанятую им лошадь и направился в свои личные покои, что находились за канцелярией. Старый дворецкий сообщил ему, что в кабинете его дожидается старшина Хун. Судья кивнул.
— Скажи банщику, что я желаю немедленно вымыться.
В примыкающей к бане гардеробной он содрал с себя рубаху, пропитавшуюся потом и дождем. Он ощущал грязь и на теле, и на душе. Банщик облил его холодной водой и принялся тереть спину. Но лишь после того, как судья полежал в бассейне с горячей водой, он почувствовал некоторое облегчение. В завершение банщик помассировал ему плечи и насухо растер полотенцем. Судья облачился в свежую рубаху голубого хлопка и надел на голову черную шапку из тонкой кисеи. Затем он отправился на женскую половину.
Перед тем, как войти в комнату, где его госпожи обычно коротали время по утрам, он на мгновение застыл, тронутый представшей перед его глазами безмятежной картиной. Обе его жены, одетые в расписанные цветами платья тончайшего шелка, сидели вместе с госпожой Дзао за красным лакированным столом перед раздвинутыми дверьми, за которыми был виден внутренний сад, засаженный папоротниками и высоким шелестящим тростником. Все здесь дышало освежающею прохладой. Здесь было его тихое убежище от внешнего мира жестокого насилия и омерзительных страстей, с которыми он постоянно сталкивался на государственной службе. В ту же минуту судья принял твердое решение всегда оберегать свою мирную семейную жизнь как зеницу ока.
Его Первая госпожа отложила пяльцы и вскочила, чтобы встретить мужа.
— Мы около часа ждали вас к завтраку! — укоризненно проговорила она.
— Прошу прощения. Дело в том, что у Северных ворот возникли некоторые неприятности, и я вынужден был отправиться туда. Сейчас я должен пойти в канцелярию, но к полуденному рису вернусь обязательно.
Жена проводила его до дверей. Когда она поклонилась, он тихо сказал:
— Кстати, я решил последовать твоему совету в том вопросе, который мы обсуждали прошлой ночью. Пожалуйста, займись необходимыми приготовлениями.
Довольно улыбаясь, она отвесила еще один поклон, и судья вышел в галерею, ведущую в канцелярию.
Он обнаружил старшину Хуна притулившимся в кресле в углу кабинета. Его старый слуга встал и пожелал ему доброго утра. Указывая на лист, который он держал в руке, старшина сказал:
— У меня гора с плеч упала, когда я получил этот отчет, ваша честь, ведь мы уже начали беспокоиться из-за вашего долгого отсутствия. Я определил узника в темницу, а мертвеца в покойницкую. Затем я осмотрел труп с судебным медиком, а оба ваших помощника, Ма Жун и Цзяо Тай, поскакали к Северным воротам, чтобы узнать, не понадобится ли вам какая-либо помощь.
Судья Ди сел за стол. Он искоса взглянул на стопку дел.
— Среди поступивших документов есть что-нибудь срочное, Хун?
— Нет, ваша честь. Все эти бумаги касаются обычных административных вопросов.
— Хорошо. Тогда мы посвятим дневное заседание убийству ростовщика Чуна.
Старшина удовлетворенно кивнул.
— Из рапорта командира стражников я понял, ваша честь, что дело это совершенно ясное.
И поскольку подозреваемый в убийстве надежно заперт…
Судья покачал головой.
— Нет, Хун, как раз это дело я бы не стал называть простым. Но благодаря своевременным действиям военной стражи и счастливому случаю, который подвел меня к самой сути вещей, кое-что начинает вырисовываться.
Судья сомкнул ладони. Когда в комнату с поклоном вошел начальник стражников, судья приказал ему привести узника Вэна и снова повернулся к старшине:
— Я прекрасно понимаю, Хун, что судья обязан допрашивать обвиняемого только публично, в суде. Но тут будет не формальное слушание. Всего лишь обычный разговор, чтобы мне самому получше разобраться в деле.
Старшина Хун всем своим видом выразил недоумение, но судья, не удостоив его дальнейших объяснений, принялся листать верхнее из лежащих на столе дел. Он поднял глаза, когда начальник стражников привел Вэна. Цепи с узника сняли, но от этого его смуглое лицо не стало менее угрюмым. Начальник стражников заставил его опуститься на колени, а сам застыл позади с тяжелой плетью в руках.
— Твое присутствие не требуется, — сказал ему судья Ди.
Начальник стражников бросил обеспокоенный взгляд на советника Хуна.
— Это отчаянный головорез, ваша честь, — неуверенно начал он. — Он способен…
— Ты меня слышал! — рявкнул судья.
После того, как обескураженный начальник стражников удалился, судья Ди откинулся в кресле. Он вполне дружески спросил молодого рыбака:
— Давно ли ты живешь на воде, Вэн?
— С тех пор, как помню себя, — буркнул парень.
— Местность там необычная, — задумчиво проговорил судья. — Когда утром я скакал через болото, вокруг летели причудливые облака, а клочья тумана, похожие на длинные руки, тянулись из воды, как будто…
Внимательно слушающий его парень неожиданно воскликнул:
— Лучше не говорить об этих вещах!
— Да, ты-то все об этом знаешь, Вэн. Должно быть, ненастными ночами на болотах случается такое, чего мы, городские жители, и представить себе не можем.
Вэн энергично кивнул.
— Многое видел я своими собственными глазами, — тихо проговорил он. — Все они приходят из воды. Некоторые вредят людям, другие иногда помогают тонущим. Но в любом случае лучше держаться от них подальше.
— Вот именно! И все же ты осмелился помешать им, Вэн. И видишь, что из этого вышло! Тебя схватили, тебя пинали и колотили, и теперь ты узник, обвиняемый в убийстве!
— Я сказал вам, что не убивал его!
— Да. Но знаешь ли ты, что там произошло? Ведь ты ударил его ножом, уже мертвого. Несколько раз.
— Я потерял самообладание… — пристыжен-но опустил голову Вэн. — Узнай я раньше, перерезал бы ему горло. Ведь как выглядит эта крыса, мне было известно…
— Придержи язык! — резко оборвал его судья Ди. — Повторяю, ты ударил ножом мертвеца, а это трусливое и подлое деяние! — Уже спокойнее он добавил: — Впрочем, поскольку даже в своей слепой ярости ты оберегал Иволгу, я постараюсь забыть, что ты натворил. Как долго ты с ней?
— Больше года. Она добрая и умная. Не верьте, что она дурочка! Она может написать больше ста иероглифов. А я способен прочитать около дюжины.
Судья Ди вынул из рукава три серебряных слитка и положил их на стол.
— Возьми это серебро, оно по праву принадлежит ей и тебе. Купи себе лодку и женись. Ты нужен ей, Вэн.
Парень схватил серебро и спрятал его в кушаке. Судья продолжил:
— На несколько часов ты вернешься в темницу, потому что я не могу освободить тебя, пока обвинение в убийстве не снято официально. Затем ты окажешься на свободе. Учись сдерживать свои чувства, Вэн!
Он хлопнул в ладоши. Начальник стражников появился моментально. Он ожидал прямо за дверью, готовый по первому зову броситься на выручку судье.
— Отведи заключенного в камеру. Затем отправляйся за господином Лином. Ты найдешь его в канцелярии.
Все это время старшина Хун внимал происходящему с нарастающим изумлением. Наконец он не выдержал и спросил:
— О чем вы говорили с этим юнцом, ваша честь? Я совершенно ничего не понял. Вы действительно собираетесь отпустить его?
Судья Ди встал и подошел к окну. Глядя на мокрый и мрачный двор, он сказал:
— Снова дождь! О чем я с ним разговаривал? Я просто проверял, действительно ли Вэн верит во все эти потусторонние бредни. Постарайся в ближайшее время отыскать в нашей библиотеке книгу о местных обычаях.
— Но вы-то, ваша честь, не верите в эту чепуху!
— Разумеется, не верю. Не всему, по крайней мере. Но мне кажется, я должен почитать об этом, потому что суеверия играют немалую роль в повседневной жизни простонародья нашего округа. Не нальешь ли мне чашку чая?
Пока старшина готовил чай, судья Ди вернулся на свое место и погрузился в лежавшие на столе документы. После того, как он выпил вторую чашку, послышался стук в дверь. Начальник стражников проводил в комнату господина Лина и удалился.
— Присаживайтесь, господин Лин! — любезно обратился судья к своему гостю. — Я надеюсь, мой старший чиновник дал уже необходимые разъяснения относительно документов, которые вам надлежит заполнить?
— Да, ваша честь. Как раз сейчас мы сверили с регистром земельную собственность и…
— В соответствии с завещанием, составленным год назад, — прервал его судья, — господин Чун оставил всю землю своим двум сыновьям, вместе с двумя третями капитала, как вам известно. Одну треть капитала и ростовщическую контору он завещал вам. Вы собираетесь продолжить дело?
— Нет, ваша честь, — с легкой улыбкой отозвался Лин. — Больше тридцати лет с утра до ночи я работал в этой конторе. Продам ее и буду жить на доходы с капитала.
— Понятно. Но, возможно, господин Чун составил новое завещание? Содержащее новое условие, оговаривающее, что вы получаете только контору? — Лин побагровел, однако судья не дал вставить ему и слова. — Дело процветает, но вам потребуется лет пять, чтобы уйти на покой с достаточным капиталом. А вы стареете, господин Лин.
— Это невозможно! Как… как же он мог, — забормотал Лин, а потом вдруг выпалил: — Вы отыскали новое завещание в его несгораемом сундуке?
Вместо того, чтобы ответить на вопрос, судья холодно проговорил:
— У вашего компаньона была возлюбленная, господин Лин. Ее любовь значила для него больше всего остального.
Лин вскочил.
— Вы хотите сказать, что старый дурак завещал свои деньги этой глухонемой оборванке?
— Да, вам все об этом известно, господин Лин. Со вчерашнего вечера, от вашего компаньона. Между вами произошла бурная ссора. Нет, не пытайтесь отрицать! Ваш слуга подслушал разговор, и он даст показания в суде.
Лин снова сел и вытер пот со лба. Затем заговорил, уже гораздо спокойнее:
— Да, ваша честь, я признаю, что очень разозлился, когда компаньон сообщил мне вчера вечером, что любит девчонку. Он хотел увезти ее в какое-то отдаленное место и там жениться на ней. Я пытался растолковать ему, какая это глупость, но он предложил мне заниматься своим делом и в гневе выбежал из дома. Я понятия не имел, что он отправится в башню. Общеизвестно, что этот молодой громила крутит со слабоумной любовь. Вэн застал их врасплох и убил моего компаньона. Прошу прощения, что не сообщил вам об этом сегодня утром, ваша честь. Я не смог заставить себя скомпрометировать моего покойного компаньона… А поскольку вы схватили убийцу, все бы так и так вышло наружу в суде…
Он покачал головой и продолжил:
— Я тоже отчасти виноват, ваша честь. Мне следовало вчера вечером пойти за ним, я бы тогда…
— Но вы и отправились за ним, господин Лин, — резко перебил его судья Ди. — Вы тоже рыбак и знаете болото так же хорошо, как ваш компаньон. Обычно пройти через болото невозможно, но после столь сильного дождя уровень воды повышается, и опытному гребцу в легком челноке вполне по силам преодолеть болото по поднявшейся воде.
— Это невозможно! Дорогу всю ночь патрулирует военная стража!
— Пригнувшись в челноке, можно проплыть незамеченным за высокими тростниками, господин Лин. Вот почему ваш компаньон мог посещать башню только после сильного дождя. И именно поэтому бедная слабоумная девочка принимала его за сверхъестественное существо, духа дождя. Потому что он приходил с дождем.
Неожиданно судья впился в Лина своим пронзительным взглядом и сурово произнес:
— Когда вчера вечером господин Чун рассказал вам, Лин, о своих планах, вы увидели, что все так долго лелеемые вами надежды на спокойную и обеспеченную жизнь развеялись, как дым. Вот почему вы последовали за Чуном и убили его в башне, вонзив ему в спину нож.
Лин всплеснул руками.
— Что за нелепое предположение, ваша честь! Как вы собираетесь доказать это оскорбительное обвинение?
— Залоговой квитанцией госпожи Пей, среди всего прочего. Военная стража обнаружила ее на месте преступления. Но, как вы сами мне сказали, господин Чун полностью отошел от дел. Почему же тогда он носит с собой квитанцию, выписанную в этот же день? — Лин промолчал, и судья Ди продолжил: — У вас моментально созрело решение убить Чуна, и вы бросились за ним. Дело происходило после вечернего риса, так что владельцы соседних лавок уже поели и легко могли видеть вас, когда вы проходили мимо. Да и на пристани, откуда вы отчалили на своем маленьком челноке, царило необычное оживление, потому что все говорило о том, что собирается ливень.
Ужас, внезапно сверкнувший в глазах Лина, стал последним доказательством, которого ждал судья. Он закончил ровным голосом:
— Если вы сейчас признаетесь, господин Лин, избавив меня от необходимости возиться с показаниями очевидцев, я готов добавить к вашему смертному приговору прошение о помиловании на основании того, что убийство не было предумышленным.
Лин тупо уставился в одну точку. Вдруг его бледное лицо исказилось яростью.
— Мерзкий старый греховодник! — выпалил он. — Заставлял меня надрывать кишки все эти годы… а теперь собрался бросить все деньги этой дешевой, полоумной потаскушке! Деньги, которые я для него заработал…
Потом, внезапно успокоившись, он посмотрел на судью и произнес твердым голосом:
— Да, я убил его. Он этого заслужил.
Судья Ди подал знак старшине. Когда Хун направился к двери, судья сказал ростовщику:
— Я выслушаю ваше полное признание на дневном заседании суда.
Они ждали молча, пока не вернулся старшина вместе с начальником стражи и двумя его подчиненными, которые заковали Лина в цепи и увели прочь.
— Неприятное дело, ваша честь, — удрученно заметил старшина Хун.
Судья сделал глоток и поставил чашку, чтобы наполнить ее вновь.
— Скорее печальное. Я бы даже и Лина пожалел, если бы не его отвратительная попытка свалить свою вину на Вэна.
— Какова же роль Вэна во всем этом деле, ваша честь? Вы даже не спросили его, чем он занимался сегодня утром.
— В этом не было необходимости, ведь все и так ясно как день. Иволга рассказала Вэну, что ночью к ней является дух дождя и время от времени дает ей деньги. Вэн почел за великую честь, что она общается с духом дождя. Вспомним, что всего полстолетия назад во многих речных округах нашей Империи люди каждый год приносили в жертву юношу или девушку, чтобы умилостивить местного речного бога — пока не вмешались власти. Когда Вэн сегодня утром явился в башню, чтобы отдать Иволге рыбу, он обнаружил в ее комнате мертвеца, лежащего ничком на полу. Рыдающая Иволга дала ему понять, что карлики убили духа дождя и подменили его уродливым стариком. Когда Вэн перевернул труп и узнал мертвеца, он вдруг сообразил, что их с Иволгой обманули. Впав в бешенство, он выхватил нож и принялся кромсать мертвеца. Затем он осознал, что произошло убийство и теперь заподозрят его. Тогда он убежал. Военная стража схватила его, когда он пытался отмыть штаны, заляпанные кровью Чуна.
Старшина Хун кивнул.
— Как же вам, ваша честь, удалось это выяснить всего за несколько часов?
— Сначала мне показалось, что командир военной стражи уловил самую суть. Единственное, что меня немного насторожило, это длительный перерыв между убийством и временем, когда были нанесены удары в грудь жертвы. У меня не возникло ни малейших сомнений относительно залоговой квитанции, ведь для ростовщика иметь при себе бумагу, датированную сегодняшним днем, совершенно нормально. Потом, допрашивая Вэна, я обратил внимание на то, что он назвал Чуна обманщиком. То была обмолвка, потому что Вэн решил не вмешивать в это дело ни себя, ни Иволгу, дабы скрыть, как они оба позволили себя одурачить. Когда я задавал вопросы Иволге, она сообщила, что «карлики» убили и подменили духа дождя.
Я тогда совершенно ничего не понял. Но посетив Лина, я наконец напал на след. Лин нервничал, а потому слишком много говорил и в частности рассказал мне о том, что его компаньон совершенно отошел от дел. Я вспомнил, что на месте преступления была обнаружена залоговая квитанция, и заподозрил Лина во лжи. Но решение было найдено лишь после того, как я обследовал библиотеку покойного и составил для себя ясное представление о его личности. Я проверил свою версию, вытянув из прислужника то, что вчера вечером Лин и Чун повздорили из-за Иволги.
Разумеется, имя Иволга ни о чем не говорило слуге, но он сказал мне, что у них вышел горячий спор из-за птиц. Дальше все было просто.
Судья поставил чашку.
— Расследуя это дело, Хун, я в который раз подумал, как важно со всем тщанием изучать наши древние руководства о расследованиях. Там снова и снова утверждается, что, распутывая убийство, первым делом следует выяснить все о характере, повседневной жизни и привычках жертвы. А в этом деле ключом явилась именно личность убитого.
Старшина Хун с довольной улыбкой разгладил свои седые усы.
— Этой Иволге и ее молодому человеку очень повезло, что именно вы, ваша честь, расследовали преступление. Ведь все улики прямо указывали на Вэна, и его обязательно бы осудили и обезглавили. Тем более, что девица глухонемая, да и парень не большой говорун.
Судья Ди кивнул. Откинувшись в кресле, он произнес с легкой улыбкой:
— А вот это и есть главная польза, которую я извлек из сегодняшнего дела, Хун. Очень личная и очень важная. Я должен тебе признаться, что с утра у меня было плохое настроение, и я по-настоящему засомневался, стоит ли мне вообще быть судьей. Вот глупец-то! Это великая, замечательная служба, Хун! Хотя бы потому, что она дает возможность спасти от беды тех, кто не способен сам поднять за себя голос.