Судья Ди за работой

Царственные гробы

Как только судья Ди вошел в зал верхнего этажа таверны, он понял, что званый обед окажется невеселым. Прекрасную старинную мебель освещали два больших серебряных канделябра, но отапливала зал одна-единственная жаровня, где еле теплились два-три уголька. Тяжелые занавеси расшитого шелка не спасали от холодного сквозняка, напоминавшего о бескрайних равнинах, что тянулись на тысячи и тысячи ли к западу от границы Китайской империи.

За круглым столом сидел всего один человек, худощавый пожилой наместник захолустного приграничного округа Ташику. Две девушки, стоявшие за его креслом, безразлично посмотрели на высокого бородатого гостя.

Наместник Квэн встал и поспешил навстречу судье Ди.

— Я приношу свои глубочайшие извинения за столь убогую обстановку! — произнес он с виноватой улыбкой. — Я пригласил также двух старших командиров и двух глав гильдий, но командиров внезапно вызвали в ставку главнокомандующего, а мастеров гильдий потребовал к себе верховный интендант. Так неудачно получилось… — И он беспомощно воздел руки.

— Главное для меня — польза, которую я вынесу из поучительной беседы с вами, — вежливо отозвался судья Ди.

Хозяин провел гостя к столу и представил молоденькую девушку слева как Чайную Розу, а другую — Жасмин. Обе были одеты ярко и безвкусно и носили дешевые побрякушки — то были обычные шлюхи, а вовсе не утонченные куртизанки, которых можно было бы ожидать на званом обеде. Но судья Ди знал, что все куртизанки Ташику находились сейчас в ожидании вызова из штаба высших командиров ставки главнокомандующего. Когда Жасмин наполнила винный кубок судьи Ди, наместник Квэн поднял собственный и провозгласил:

— Я приветствую вас, Ди, моего уважаемого коллегу из соседнего округа и почетнейшего гостя. Давайте выпьем за победу доблестной армии нашего императора!

— За победу! — отозвался судья Ди и единым глотком осушил кубок.

С улицы донеслось грохотанье обитых железом тележных колес по мерзлой земле.

— Должно быть, наши войска наконец-то перешли в контрнаступление, — удовлетворенно проговорил судья.

Квэн прислушался и горестно покачал головой.

— Нет, едут слишком медленно. Они возвращаются с поля брани.

Судья Ди встал, отдернул занавесь и открыл окно, храбро подставив лицо пронизывающему ветру. В призрачном лунном свете он увидел внизу длинную вереницу телег, влекомых истощенными клячами. Повозки были забиты ранеными солдатами и закрытыми рогожей трупами. Судья торопливо закрыл окно.

— Приступим к трапезе! — проговорил Квэн, показывая палочками для еды на серебряные блюда, которыми был уставлен стол.

В каждом было лишь понемногу соленых овощей, считаные кусочки солонины да вареные бобы.

— Трапеза кули на серебре — вот до чего мы дожили, — с горечью сказал Квэн. — До войны в моем округе царило изобилие. Теперь же есть почти нечего. Если в ближайшее время не произойдет перемен, здесь наступит голод.

Судья Ди хотел было утешить его, но тут же прижал руку к губам. Мучительный кашель сотряс его могучее тело. Наместник обеспокоенно посмотрел на него и спросил:

— Неужели легочная эпидемия распространилась и на ваш округ?

Судья переждал приступ, затем быстро осушил свой кубок и прохрипел:

— Только отдельные случаи и не слишком тяжелые. В средней форме, как у меня.

— Вам повезло. Здесь большинство заболевших через день-другой начинают харкать кровью. И мрут как крысы. Я надеюсь, вы удобно расположились? — обеспокоенно добавил он.

— О да, у меня прекрасная комната на хорошем постоялом дворе, — отозвался судья Ди.

На самом деле он делил с тремя командирами продуваемый насквозь чердак, но ему не хотелось еще более расстраивать своего хозяина. Квэн все равно не мог разместить его в своих личных покоях, потому что они были заняты армейскими, и наместник сам вынужден был переселиться вместе со всем семейством в крохотную развалюху. Положение сложилось странное: в обычные времена наместник был чуть ли не всемогущ — высший властитель своего округа. Но теперь правила армия.

— Завтра утром я возвращаюсь в Ланьфан, — сообщил судья. — Там у меня накопилась масса дел, ведь в моем округе тоже нехватка продовольствия.

Квэн мрачно кивнул, а потом спросил:

— Зачем вас вызвал главнокомандующий? Из Ланьфана сюда добрых два дня пути, а дороги ужасны.

— Уйгуры поставили свои шатры за рекой, по которой проходит граница моего округа, — ответил судья Ди. — Главнокомандующий желал знать, какова вероятность того, что они присоединятся к татарским ордам. Я рассказал ему, что…

Вдруг он умолк и с подозрением взглянул на двух девушек. У татар повсюду шпионы.

— За девушек не беспокойтесь, — успокоил его Квэн.

— Что ж, я сообщил главнокомандующему, что уйгуры способны выставить всего две тысячи воинов, а их хан отправился на длительную охоту в Центральную Азию как раз перед тем, как в уйгурский стан прибыли татарские послы, чтобы предложить ему присоединиться к татарским ордам. Уйгурский хан — человек мудрый. Вы же знаете, что его любимый сын гостит заложником в нашей столице.

— Две тысячи в любом случае положения не меняют, — заметил Квэн. — У этих проклятых татар вдоль нашей границы наготове стоят триста тысяч. Под их пробными вылазками трещит наша оборона, а главнокомандующий держит здесь без дела двести тысяч солдат, вместо того чтобы начать наконец обещанное контрнаступление.

Какое-то время оба наместника ели молча, а девушки подливали им вино. Когда с бобами и солеными овощами было покончено, наместник Квэн поднял глаза на Чайную Розу и нетерпеливо спросил:

— Где рис?

— Служитель сказал, что у них больше нет, — ответила девушка.

— Чепуха! — гневно воскликнул наместник.

Он встал и обратился к судье Ди:

— Прошу позволения оставить вас ненадолго. За всем приходится смотреть самому!

Когда он вместе с Чайной Розой спустился вниз, вторая девушка тихо сказала судье Ди:

— Не окажете ли вы мне великую милость, ваша честь?

Судья взглянул на нее. Это была женщина лет двадцати, не лишенная привлекательности, однако толстый слой румян не мог скрыть болезненного цвета ее лица и ввалившихся щек.

— В чем дело? — спросил судья.

— Я плохо себя чувствую, ваша честь. Если бы вы могли уйти пораньше и взять меня с собой, я бы с радостью приняла вас, отдохнув немного.

Он заметил, что ноги ее дрожат от усталости.

— С удовольствием, — отозвался судья. — Но, проводив тебя до дома, я и сам направлюсь к себе. — Он выдавил из себя улыбку. — Я, знаешь ли, тоже чувствую себя нездоровым.

Она с благодарностью посмотрела на него.

Когда вернулись наместник и Чайная Роза, Квэн сокрушенно произнес:

— Мне очень жаль, Ди, но это правда. Не осталось ни зернышка.

— Что ж, — сказал судья Ди, — наша встреча доставила мне величайшее удовольствие. Я также нахожу весьма привлекательной присутствующую здесь Жасмин. Не будет ли слишком большой неучтивостью, если я попрошу разрешения откланяться?

Квэн принялся бурно возражать, но было ясно, что и он находит это лучшим решением. Он проводил судью вниз по лестнице и удалился. Жасмин помогла судье облачиться в тяжелую шубу, и они вышли на продуваемую всеми ветрами улицу. Паланкин нельзя было получить ни за какие деньги; всех носильщиков забрали для транспортных нужд армии.

Повозки с ранеными и убитыми все так же тянулись по улицам. Частенько судья и его спутница вынуждены были прижиматься к стенам домов, чтобы пропустить гонцов, с проклятиями понукающих своих утомленных скакунов.

По узкой улочке Жасмин провела судью к лачуге, прилепившейся к высокому, темному складу. По обеим сторонам покосившейся двери росли чахлые сосенки; их ветви согнулись под тяжестью смерзшегося снега.

Судья Ди вынул из рукава серебряный слиток. Протягивая его Жасмин, он сказал:

— Что ж, я, пожалуй, пойду на постоялый двор…

И он зашелся в неистовом кашле.

— Вы зайдете и хотя бы выпьете что-нибудь горячее, — твердо проговорила она. — Вам не дойти в таком состоянии.

Она открыла дверь и потянула за собой судью, который никак не мог справиться с приступом.

Кашель утих, лишь когда она сняла с гостя шубу и усадила его в бамбуковое кресло за расшатанный чайный столик. В маленькой темной комнате оказалось очень тепло; стоявшая в углу медная жаровня была наполнена пылающими углями. Заметив удивленный взгляд судьи, Жасмин насмешливо объяснила:

— В наши дни выгодно быть потаскухой. У нас полно армейского угля. Служим нашим доблестным воинам!

Она взяла свечу, зажгла ее от жаровни, поставила на стол, а потом удалилась за занавеску, скрывающую проход в другую комнату. В мерцании свечи судья осмотрел комнату. Напротив него, у стены, стояло обширное ложе; занавеси балдахина были отдернуты и не скрывали измятых одеял и перепачканной двойной подушки.

Вдруг до него донесся подозрительный звук. Он оглянулся. Звук доносился из-за выцветшей синей занавески, скрывавшей нечто, стоящее у стены. В голове у него пронеслась мысль, что все это может оказаться ловушкой. Военная стража на каждом углу кожу с воров сдирает, и все же разбои и убийства цветут в городе пышным цветом. Судья быстро встал, шагнул к занавеске и рванул ее в сторону.

Он невольно покраснел. У стены стояла деревянная колыбель. Из-под толстого, залатанного одеяла высовывалась круглая детская головка. Большие умные глазки смотрели прямо на него. Судья торопливо поправил занавеску и поспешил на свое место.

Жасмин внесла большой чайник. Налив судье чашку, она сказала:

— Вот, выпейте. Это особый сорт чая; говорят, он лечит кашель.

Она отправилась за занавеску, вернулась с ребенком на руках и отнесла его к постели. Одной рукой она расправила одеяла, а другой перевернула подушку.

— Простите мне этот беспорядок, ваша честь, — сказала она, укладывая ребенка на кровать. — Я принимала клиента прямо перед тем, как меня позвали к наместнику прислуживать за обедом.

С непосредственностью, отличающей женщин ее профессии, она стянула рубаху. Теперь на ней были только широкие штаны. Со вздохом облегчения она вытянулась на кровати, потом взяла ребенка и пристроила его у левой груди. Ребенок довольно зачмокал.

Судья Ди глотнул целебного чая; напиток приятно горчил. Помедлив, судья спросил Жасмин:

— Сколько твоему ребенку?

— Два месяца, — вяло отозвалась она. — Это мальчик.

Взгляд судьи упал на длинные белые шрамы, избороздившие плечи женщины; один широкий рубец сильно изуродовал ее правую грудь. Она подняла глаза, заметила этот взгляд и безразлично сказала:

— О, они не собирались так делать, это я сама виновата. Когда меня секли, я извивалась, пытаясь вывернуться, вот плеть и завернулась через плечо, поранив мне грудь.

— За что тебя секли? — спросил судья.

— Долго рассказывать, — только и ответила она, сосредоточив все свое внимание на ребенке.

Судья Ди допил свой чай. Теперь дышать ему стало легче, но в голове все так же пульсировала тупая боль. Когда он выпил вторую чашку, Жасмин отнесла младенца в колыбель и задернула занавеску. Она подошла к столу, потянулась и зевнула. Показывая на ложе, она спросила:

— Как насчет этого? Я уже немного отдохнула, а чай вряд ли стоит того, что вы мне заплатили.

— У тебя превосходный чай, — утомленно проговорил судья, — он стоит более того, что ты получила. — И чтобы не обидеть ее, тут же добавил: — Я бы не хотел заразить тебя этой проклятой легочной болезнью. Я выпью еще одну чашку, а затем пойду восвояси.

— Как вам будет угодно! — Сев напротив него, она добавила: — Я и сама выпью чашечку, что-то в горле першит.

За окном по смерзшемуся снегу захрустели шаги. То были ночные стражники. Они били полночь своей деревянной колотушкой. Жасмин съежилась на стуле. Прижав ладонь к горлу, она выдохнула:

— Уже полночь?

— Да, — с тревогой подтвердил судья Ди. — Если мы в ближайшее время не начнем контрнаступление, то, боюсь, татарские орды прорвутся и наводнят всю округу. Мы их, конечно, вытесним, но, помня об этом очаровательном младенце, не лучше ли тебе быстро собраться и завтра же утром уехать на восток?

Она глядела прямо перед собой, в лихорадочно блестевших глазах застыла мука. Затем она заговорила, скорее сама с собой:

— Шесть часов осталось!

Глядя на судью, она добавила:

— Мой ребенок? На рассвете его отца обезглавят.

Судья Ди поставил чашку.

— Обезглавят? — воскликнул он. — Прошу прощения. Кто он?

— Командир по имени Ву.

— Что же он совершил?

— Ничего.

— За ничего голову не отрубают, — раздраженно заметил судья.

— Его обвинили ложно. Говорят, будто он задушил жену своего товарища по оружию. Он предстал перед воинским судом и был приговорен к смерти. Уже почти год он сидит в военной тюрьме в ожидании утверждения приговора. Сегодня оно пришло.

Судья Ди подергал себя за ус.

— Мне часто доводилось работать с военной стражей, — сказал он. — Их судебная система грубее нашей гражданской, но я всегда считал их умелыми и очень добросовестными служаками. Они редко ошибаются.

— Только не в этом деле. Ничего не поделаешь. Слишком поздно, — подавленно произнесла Жасмин.

— Да, поскольку он будет казнен на рассвете, многого тут не добьешься, — согласился судья. Немного подумав, он продолжил: — Но почему бы тебе не рассказать мне его историю? Ты отвлечешь меня от моих собственных забот, а тебе, возможно, это поможет скоротать время.

— Что ж, — пожала она плечами, — я все равно не смогу уснуть. Вот как все было. Около полутора лет назад два командира здешнего гарнизона часто посещали веселый квартал. Одного звали Пэн, другого Ву. Они служили вместе, так как относились к одному армейскому подразделению, но, в общем, не ладили; уж слишком были они разными. Пэн был человек бесхарактерный, с лицом смазливым и гладким, этакий хлыщ, скорее похожий на студента, чем на солдата. Со всеми своими сладкими речами был он таким мерзким, что девушки не любили его. Грубоватый Ву являлся полной ему противоположностью: отличный кулачный боец и фехтовальщик, да и за словом в карман не лез. Говорили, что солдаты готовы были идти за ним в огонь и в воду. Красавцем его не назовешь, но я любила его. И он ни на кого, кроме меня, не смотрел. Он регулярно платил содержателю заведения, в котором я работала, так что мне не приходилось спать со всеми подряд. Он обещал выкупить меня и жениться, как только получит повышение, вот почему я, не раздумывая, оставила его ребенка. Обычно-то мы от них избавляемся или продаем. Но я хотела этого мальчика.

Она допила чай и откинула прядь со лба.

— Так все и шло. Затем, однажды вечером, около десяти месяцев тому назад, Пэн вернулся домой и обнаружил свою жену задушенной, а Ву стоял у ее постели и с изумлением взирал на эту картину. Пэн тут же вызвал проходящий мимо патруль военной стражи и обвинил Ву в убийстве жены. Оба предстали перед военным судом. Пэн утверждал, что Ву домогался его жены, а та отказывала ему. Гнусный ублюдок говорил, будто много раз предупреждал Ву оставить ее в покое; он, дескать, не хотел докладывать старшему командиру, потому что Ву был его армейским товарищем! И Пэн добавил еще, будто Ву знал, что этим вечером Пэн дежурит в арсенале, поэтому пришел в дом Пэна и вновь попытался разделить ложе с его женой. Она сопротивлялась, Ву впал в ярость и задушил ее. Вот и все.

— Что же на это ответил Ву? — спросил судья Ди.

— Ву сказал, что Пэн грязный лжец. Что он знал, как ненавидит его Пэн, и что Пэн сам задушил свою жену, чтобы уничтожить Ву.

— Не слишком большого ума этот твой командир, — сухо заметил судья.

— Послушайте, вы! Ву сказал, что, когда тем вечером он проходил мимо арсенала, Пэн окликнул его и попросил завернуть к нему домой, чтобы убедиться, не нуждается ли в чем-то его жена, так как днем она неважно себя чувствовала. Когда Ву пришел туда, дверь была открыта, слуги отсутствовали. На его зов никто не откликнулся, а потому он заглянул в спальню, где обнаружил труп. Тут ворвался Пэн и принялся звать на помощь военную стражу.

— Подозрительная история, — сказал судья Ди. — Как сформулировал приговор военный судья? Хотя нет, откуда тебе это знать.

— Я знаю. Я была там, пролезла вместе с остальными. Вся взмокла от страха, скажу я вам, ведь шлюху, пойманную в армейском учреждении, наказывают плетью. Ну, председатель сказал, что Ву виновен в прелюбодеянии с женой товарища по оружию и приговаривается за это к отсечению головы. Он сказал, что не собирается уделять слишком много внимания убийству, так как его люди выяснили, что Пэн отослал после обеда всех слуг, а поскольку сам он был на дежурстве в арсенале, то, опасаясь воров, попросил военных стражников приглядывать за домом. Председатель сказал, что, возможно, Пэн застал жену с Ву, а потому сам задушил ее. То было его право; согласно закону, он мог убить также и Ву, если застал его на месте прелюбодеяния, как они выразились. Но, может быть, Пэн испугался напасть на Ву и предпочел разобраться с ним окольным путем. Как бы то ни было, это не имеет значения, сказал председатель. Важно то, что Ву заигрывал с женой сослуживца, а это подрывает армейскую дисциплину. Вот почему он будет обезглавлен.

Она замолчала. Судья Ди поглаживал бакенбарды. Наконец он сказал:

— Судя по всему, председатель прав. Его решение вполне соответствует тем кратким характеристикам, которые ты дала обоим командирам. Почему же ты так уверена, что у Ву не было никакой интрижки с женой Пэна?

— Потому что Ву любил меня и даже не глядел на других женщин, — тут же отозвалась она.

Судья Ди подумал, что это типично женский аргумент. Чтобы сменить тему разговора, он спросил:

— Кто и почему высек тебя?

— Это такая глупая история! — жалобно сказала она. — После заседания суда я была в ярости. Я хожу беременная, а этот грязный негодяй все это время гуляет за моей спиной с женой Пэна! И я ринулась в тюрьму и проникла туда, сказавшись сестрой Ву. Увидев его, я плюнула ему в лицо, обозвала вероломным распутником и убежала. Но когда я уже была на сносях и не смогла работать, у меня появилось время подумать, и я поняла, какой дурой оказалась. Ведь я всегда знала, что Ву любит только меня. Тогда, два месяца назад, после того, как родился наш ребенок и мне чуть полегчало, я снова отправилась в темницу, чтобы покаяться перед Ву. Но Ву, должно быть, сказал стражникам, как я их в прошлый раз одурачила — и правильно сделал, ведь я так кричала на него! Как только я вошла, они тут же вздернули меня на дыбу и задали порку.

Мне повезло, что я знала солдата, который исполнял экзекуцию: он бил не слишком сильно, иначе армии пришлось бы раскошелиться на гроб. Когда меня сняли, вся спина моя была истерзана в клочья, и я, будто свинья, истекала кровью, но я не из слабых, и я вынесла это. Сильная, как батрак, как говаривал мой отец, прежде чем продать меня, чтобы оплатить аренду земли. Затем пошли слухи о предстоящем нападении татар. Командира гарнизона вызвали в столицу, и война началась. Одно за другим, так и затянулось дело Ву. А сегодня утром пришло утверждение приговора, и на рассвете ему отрубят голову.

Жасмин закрыла лицо руками и зарыдала. Судья медленно поглаживал свою длинную черную бороду в ожидании, когда она успокоится. Затем он спросил:

— Пэн был счастлив в браке?

— Откуда я знаю? Думаете, я спала у них под кроватью?

— У них были дети?

— Нет.

— Давно ли они женаты?

— Дайте подумать. Около полутора лет — я точно знаю. Когда я впервые встретила обоих командиров, Ву рассказал мне, что Пэна недавно вызывал домой отец, чтобы женить его на той, которую выбрали его родители.

— Ты случайно не знаешь имени его отца?

— Нет. Пэн только бахвалился, что его отец — большая шишка в Сучо.

— Это, должно быть, Пэн Вайлян, староста, — тут же сказал судья Ди. — Человек известный, большой знаток древней истории. Я сам с ним никогда не встречался, но прочитал множество его книг. Очень неплохих. Его сын по-прежнему здесь?

— Да, приписан к ставке. Раз вы так восхищаетесь этими Пэнами, вам лучше пойти туда и подружиться с этим мерзким ублюдком! — с презрением закончила она.

Судья Ди встал.

— Так я и поступлю, — сказал он более себе самому.

Непотребное слово сорвалось у нее с языка.

— Вы все одинаковые, все, все! Я рада тому, что я просто честная шлюха! Господин привередлив, не желает спать с той, у которой пол груди не хватает, а? Желаете получить назад свои деньги?

— Оставь себе, — спокойно отозвался судья Ди.

— Идите к черту! — взвизгнула она, плюнула на пол и отвернулась.

Судья Ди молча надел шубу и удалился.

Пробираясь по главной улице, по-прежнему запруженной солдатами, он размышлял, что дела обстоят не слишком-то хорошо. Даже если он найдет командира Пэна и даже если узнает от него то, что необходимо для проверки его собственной теории, далее придется добиваться аудиенции у главнокомандующего, ведь только он способен на этом этапе остановить казнь. А главнокомандующий целиком погружен в решение важнейших задач, на весах судьба Империи. Более того, этот суровый солдат вовсе не славится обходительными манерами. Судья Ди сжал зубы. Если Империя дошла до того, что судья не в состоянии спасти невинного от плахи…

Ставка главнокомандующего находилась в так называемом Охотничьем дворце, колоссальных размеров строении, которое царствующий император возвел для своего любимого старшего сына, умершего молодым. Наследный принц любил охотиться на западной границе. Во время одной из поездок сюда он умер и, согласно собственной воле, был похоронен в Ташику. Его саркофаг разместили в здешнем склепе, а позже рядом упокоилась его жена.

Судья Ди не без труда миновал дежурных солдат, с подозрением взиравших на всякого штатского, но в конце концов его провели в маленькую, насквозь продуваемую приемную, и дневальный понес его красную визитную карточку командиру Пэну. После долгого ожидания вошел молодой командир. Плотно подогнанная кольчуга и широкая портупея подчеркивали его стройную фигуру, а железный шлем выгодно оттенял миловидное, но бесстрастное лицо, совершенно гладкое, за исключением маленьких черных усиков. Он отдал честь и остался стоять, надменно ожидая, когда судья обратится к нему. Наместник округа, разумеется, персона куда более важная, нежели армейский командир, но Пэн всем своим видом показывал, что война многое меняет.

— Садитесь, садитесь! — радушно предложил судья Ди. — Обещание есть обещание, я всегда это говорил! И лучше позже, чем никогда!

Командир Пэн, всем видом выражая вежливое недоумение, сел за чайный столик напротив судьи.

— Полгода тому назад, — продолжил судья, — я проезжал Сучо по пути в Ланьфан, и мне выпало удовольствие долго беседовать с вашим батюшкой. На досуге я, знаете ли, тоже изучаю историю. Когда я уже откланивался, он сказал: «Мой старший сын служит в Ташику, соседнем с вашим округе. Если вам случится проезжать там, сделайте мне одолжение и взгляните, как он поживает. С мальчиком случилось ужасное несчастье». Что ж, вчера меня вызвал главнокомандующий, и, прежде чем вернуться в Ланьфан, я решил сдержать свое обещание.

— Это так любезно с вашей стороны, ваша честь! — пробормотал смущенный Пэн. — Пожалуйста, простите мою грубость. Я не знал… и я в ужасном состоянии. Тяжелое положение на фронте, знаете ли… — Он выкрикнул приказ, и солдат принес чайник. — Отец… Рассказывал ли отец о моей трагедии?

— Только то, что вашу молодую жену убили здесь в прошлом году. Примите мои соболезнования…

— Ему не следовало заставлять меня жениться, ваша честь! — взорвался Пэн. — Я говорил… пытался ему объяснить… но он всегда так занят, никогда даже выслушать меня толком не может… — Не без усилия молодой человек взял себя в руки и продолжил: — Вы знаете, я считал, что еще слишком молод для женитьбы. Хотел, чтобы отец отложил это на несколько лет, пока я, например, не обоснуюсь в большом городе. Дал бы мне время… привести в порядок дела.

— Вы любили другую девушку?

— Милостивые Небеса! — воскликнул молодой командир. — Нет, ваша честь, я просто не чувствовал в себе стремления к женитьбе. Пока.

— Ее убили грабители?

Командир Пэн мрачно покачал головой. Лицо его смертельно побледнело.

— Убийцей, ваша честь, оказался мой армейский товарищ. Знаете, один из тех омерзительных бабников, с которыми вам никогда не удастся побеседовать скромно, чисто, пристойно. Они всегда говорят только о женщинах, женщинах, женщинах, только о них, всегда ловишь их на этих мерзких интрижках… — Молодой человек даже сплюнул от возмущения. Он жадно глотнул чаю и продолжил тусклым голосом: — Он пытался совратить мою жену и задушил ее, когда она ему отказала. На рассвете ему отрубят голову. — Вдруг он прижал ладони к лицу.

Судья Ди некоторое время, не говоря ни слова, смотрел на непритворные страдания молодого командира. Затем он мягко произнес:

— Да, вам действительно очень не повезло. — Он встал и продолжил по-деловому: — Я должен снова увидеть главнокомандующего. Пожалуйста, проводите меня.

Командир Пэн тут же вскочил. Ведя судью длинным коридором, по которому туда-сюда носились вестовые, он сказал:

— Я могу проводить вас только до приемной, ваша честь. Лишь члены высшего командования допущены дальше.

— Так тому и быть, — сказал судья Ди.

Пэн провел судью в зал, кишащий командирами, и сказал, что подождет снаружи, дабы потом проводить судью обратно к главным воротам. Как только судья показался на пороге, шум голосов резко смолк. К нему подошел старший командир. Бросив взгляд на шапку судьи Ди, он небрежно осведомился:

— Чем я могу вам помочь, наместник?

— Мне необходимо видеть главнокомандующего по срочному делу.

— Невозможно! — только и воскликнул старший командир. — Главнокомандующий на совете. У меня строжайшее предписание никого не допускать.

— На весах человеческая жизнь, — серьезно заявил судья.

— Человеческая жизнь, говорите вы! — усмехнулся его собеседник. — На своих весах главнокомандующий взвешивает две сотни тысяч человеческих жизней, наместник. Ничем не могу помочь.

Судья Ди побледнел. Он проиграл. Вежливо, но твердо ведя судью к выходу, старший командир говорил:

— Я уверен, что вы поймете, наместник…

— Наместник! — закричал другой старший командир, ворвавшийся в приемную. Несмотря на стужу, лицо его было потным. — Быть может, вам известен ваш коллега по имени Ди?

— Я наместник Ди, — ответил судья.

— Хвала Небесам! Я обегал весь город, разыскивая вас! Вас требует к себе главнокомандующий!

Он за рукав потащил судью в полутемный проход в задней части приемной. Толстые войлочные драпировки поглотили все звуки. Он отворил тяжелую дверь в конце прохода и пропустил судью внутрь.

В этом гигантском дворцовом зале было необычайно тихо. Группа военачальников высшего ранга в великолепных доспехах окружила монументальный стол, заваленный бумагами и картами. Все безмолвно взирали на гиганта, который вышагивал перед столом со сцепленными за спиною руками.

На нем была обычная кольчуга с мятыми железными наплечниками и мешковатые кожаные штаны кавалериста, но на верхушке его высокого шлема вздымал рогатую голову золотой императорский дракон. Главнокомандующий тяжелой поступью мерил зал, не обращая внимания на то, что острие его меча, болтающегося на ремне, царапает искусную резьбу мраморных плиток пола.

Судья Ди преклонил колени. Его сопровождающий приблизился к главнокомандующему. Вытянувшись в струнку, он что-то негромко произнес.

— Ди? — рявкнул главнокомандующий. — Он больше не нужен, отошли его прочь! Нет, постой! Еще есть пара часов перед тем, как я объявлю отступление. — И он крикнул судье: — Эй, там, хватит ползать по полу! Поди сюда!

Судья Ди торопливо поднялся, подошел к главнокомандующему и отвесил низкий поклон.

Затем он выпрямился. Судья был рослым человеком, но главнокомандующий возвышался над ним по меньшей мере на два чи. Заложив за пояс большие пальцы, великан буравил судью свирепым правым глазом. Левый глаз был закрыт черной повязкой — его пронзила стрела варвара во времена северной кампании.

— Говорят, ты мастак разгадывать загадки, а, Ди? Что ж, я покажу тебе одну загадку! — Повернувшись к столу, он заорал: — Лю! Мао!

От группы военачальников поспешно отделились двое в генеральских мундирах. Судья Ди сообразил, что сухопарый генерал в сияющих золотом доспехах — это Лю, командующий левым флангом. Широкоплечий крепыш в золотой кирасе и серебряном шлеме был Мао, командующий военной стражей. Не хватало только Сэна, командующего правым флангом. Вместе с главнокомандующим эти трое были высшей военной властью Империи; в дни надвигающейся катастрофы император доверил им судьбы китайского народа и династии. Судья низко поклонился. Генералы холодно посмотрели на него.

Главнокомандующий пересек зал и ногой распахнул дверь. Они прошли несколько широких пустых коридоров; железные сапоги троих полководцев гулко гремели на мраморном полу. Затем они спустились по широкой лестнице. Внизу вскочили, приветствуя их, два дворцовых стражника. По знаку главнокомандующего они отворили тяжелые двойные ворота.

Все вошли в огромный сводчатый склеп, тускло освещенный серебряными масляными лампами, помещавшимися в нишах, равномерно вырубленных в высоких глухих стенах. В центре склепа стояли два гигантских саркофага, покрытых красным лаком — цветом воскрешения. Каждый был около десяти чи в ширину, тридцати в длину и более пятнадцати в высоту.

Главнокомандующий поклонился, остальные последовали его примеру. Затем главнокомандующий повернулся к судье Ди и сказал, указывая на гробы:

— Вот твоя загадка, Ди! Сегодня после полудня, когда я уже собирался объявить всеобщее наступление, прибыл генерал Сэн и обвинил Лю в государственной измене. Сказал, будто Лю вступил в сношение с татарским ханом, и, как только мы перейдем в наступление, Лю со своими войсками присоединится к татарским псам. Позже Лю будто бы получит в награду южную половину Империи. Доказательства? Сэн утверждал, что Лю скрыл в гробе наследного принца двести полных доспехов со шлемами и мечами и пометил их специальным знаком предателей. В нужный момент сообщники Лю в высшем командовании взломают гроб, облачатся в эти помеченные доспехи и перебьют всех штабных командиров, не состоящих в заговоре.

Судья Ди быстрым взглядом окинул генерала Лю. Худощавый полководец стоял не шелохнувшись; его побелевшее лицо будто окаменело.

— Я доверяю Лю, как самому себе, — продолжил главнокомандующий, упрямо выпятив бороду, — но и у Сэна за плечами долгая и честная служба, так что я не могу рисковать. Мне нужно проверить обвинение, и немедленно. Все планы нашего контрнаступления готовы. Лю возглавит передовой пятнадцати тысячный отряд и вобьет клин в татарские орды. Затем вступлю я со ста-пятидесятитысячной армией и загоню этих псов обратно в их степи. Но, судя по приметам, меняется ветер; если я буду ждать слишком долго, нам придется сражаться еще и со снегом, и с градом, бьющими прямо в лицо.

Я вместе с лучшими людьми Мао часами исследовал гроб наследного принца, но мы не нашли ни малейшего нарушения поверхности. Сэн утверждает, будто они вырезали большой фрагмент лакированной обшивки, проделали отверстие, затолкали амуницию внутрь и восстановили обшивку. Если верить ему, существуют специалисты, которые способны все это проделать, не оставив никаких следов. Может, и так, но у меня должны быть реальные доказательства. И я не могу осквернить гроб любимого сына императора, просто взломав его, — я и царапины на нем не сделаю без специального разрешения его величества, — а мне потребуется не менее шести дней, прежде чем я получу ответ из столицы. С другой стороны, я не могу начать наступление, не будучи полностью уверен в том, что обвинения Сэна ложны. И если я не узнаю это в течение ближайших двух часов, я отдам приказ о всеобщем отступлении. За работу, Ди!

Судья обошел гроб наследного принца, затем бегло осмотрел и саркофаг принцессы. Указав на несколько длинных жердей, лежащих на полу, он спросил:

— Зачем они здесь?

— Я наклонял гроб, дабы убедиться, что и дно не повреждено, — сдержанно сказал генерал Мао. — Было сделано все, что в человеческих силах.

Судья Ди кивнул и задумчиво произнес:

— Я как-то читал описание этого дворца. Помню, там говорилось, что царственное тело сначала было помещено в гроб из золота, который затем поместили в такой же из серебра, а тот уже — в свинцовый гроб. Пустоты заполнили украшениями и парадными одеждами наследного принца. Сам саркофаг изготовлен из толстых кедровых бревен, покрытых снаружи лаком. Два года назад, когда скончалась принцесса, изготовили такой же саркофаг. Поскольку принцесса очень любила кататься на лодке, позади дворца создали большое искусственное озеро с моделями судов, в которых плавала принцесса со своими придворными дамами. Так ли это?

— Разумеется, — рыкнул главнокомандующий. — Это общеизвестно. Хватит пустословить, Ди! К делу!

— Можете вы предоставить мне сотню саперов, ваша честь?

— Зачем? Я же тебе сказал, что мы не можем портить гроб!

— Я боюсь, что и татарам все известно об этих гробах, ваша честь. Если они временно захватят город, то взломают саркофаги и разграбят их. Чтобы предохранить гробы от осквернения варварами, я предлагаю опустить их на дно озера.

Главнокомандующий ошарашенно посмотрел на него. Затем он взревел:

— Ну и дурачина же ты! Ты что, не понимаешь, что гробы не затонут! Они же…

— А этого и не потребуется, ваша честь! — быстро проговорил судья. — Но если оба гроба окажутся в воде…

Главнокомандующий сверлил его своим единственным свирепым глазом. Вдруг он вскричал:

— Во имя Небес, мне кажется, ты отлично придумал, Ди! — Он повернулся к генералу Мао. — Доставь мне сюда сотню саперов, с канатами и катками! Живо!

Мао бросился к лестнице, а главнокомандующий принялся мерить шагами пол, что-то бормоча себе под нос. Генерал Лю украдкой разглядывал судью. Наместник так и стоял перед гробом наследного принца, сложив на груди утонувшие в рукавах руки.

Вскоре вернулся генерал Мао. Десятки невысоких, коренастых солдат ввалились в зал вслед за ним. Все они были одеты в кожаные куртки, штаны и фуражки с ушами. Некоторые тащили длинные круглые жерди, другие — бухты канатов. Это был корпус саперов, непревзойденных специалистов в рытье тоннелей, устройстве штурмовых машин, перегораживании рек и гаваней подводными барьерами и всех прочих искусствах, используемых в военном деле.

Когда главнокомандующий дал их командиру соответствующие указания, несколько саперов бросились к высоким воротам в конце склепа и отворили их. Холодная луна освещала широкую мраморную террасу. Три ступени вели к озеру, затянутому сейчас тонким слоем льда.

Другие саперы, будто множество суетливых муравьев, со всех сторон облепили саркофаг. От них не доносилось ни звука, ибо переговаривались они только на пальцах. Они работали так тихо, что могли прорыть тоннель прямо под зданием, обитатели которого заметили бы это, только когда обрушились бы пол и стены. Тридцать саперов наклонили гроб наследного принца, используя в качестве рычагов длинные жерди; одна команда подложила катки, другая опутала гигантский саркофаг толстыми канатами.

Некоторое время главнокомандующий наблюдал за работой, а потом вышел на террасу. За ним последовали судья Ди и генералы. Молча они стояли у кромки воды и смотрели на замерзшее озеро.

Вдруг за спинами их раздался глухой рокот. Огромный гроб медленно катился в ворота. Десятки саперов вцепились в канаты, пока другие подкладывали все новые катки. Гроб прокатился по террасе, затем наклонился и съехал в воду, будто спускаемый со стапеля корабль. Лед треснул, саркофаг покачался вверх и вниз и наконец застыл, примерно на две трети погруженный в воду. Над озером пронесся ледяной ветер, и судья Ди зашелся в неистовом кашле. Он закрыл нижнюю часть лица шейным платком, подозвал командира саперов и показал на гроб принцессы, оставшийся в склепе.

Снова послышался рокот. Второй гроб прокатился по террасе. Саперы опустили его в воду, и он закачался рядом с гробом наследного принца. Главнокомандующий нагнулся и вперился в оба саркофага, сравнивая осадку. Вряд ли можно было заметить какую-то разницу, разве что гроб принцессы казался чуточку тяжелее.

Главнокомандующий выпрямился. Он звучно хлопнул по плечу генерала Лю.

— Я знал, что могу доверять тебе, Лю! — заорал он. — Чего же ты ждешь, дружище? Давай сигнал и вперед со своими войсками! Я буду следом через шесть часов. Удачи!

Слабая улыбка смягчила суровые черты генерала. Он отдал честь, развернулся и вышел, чеканя шаг. Подошел командир саперов и почтительно обратился к главнокомандующему:

— Теперь мы утяжелим гробы цепями и булыжниками, ваша честь, а потом…

— Я передумал, — отрывисто перебил его главнокомандующий. — Вытащите их и поставьте на прежние места.

Генералу Мао он приказал:

— Отправляйся с сотней людей в лагерь Сэна за Западными воротами. Арестуй его по обвинению в государственной измене и отправь в цепях в столицу. Генерал Као возглавит его войска.

Затем он повернулся к судье Ди, который все еще кашлял.

— Ты понимаешь, а? Сэн старше Лю, он не мог стерпеть назначение Лю на ту же должность. Это Сэн, песий сын, снюхался с ханом, тебе ясно? Его фантастическое обвинение подразумевало только остановку нашего контрнаступления. Он бы напал на нас вместе с татарами, начни мы только отступление. Прекрати этот проклятый кашель, Ди! Он раздражает меня. Здесь дует, пойдем!

Дворцовый зал теперь кипел как улей. Большие карты были разложены на полу. Штабные командиры сверяли последние детали контрнаступления. Какой-то генерал взволнованно обратился к главнокомандующему:

— Не добавить ли пять тысяч к силам за этими холмами, ваша честь?

Главнокомандующий склонился над картой. Вскоре они глубоко погрузились в сложный технический спор. Судья Ди с тревогой смотрел на большие водяные часы в углу комнаты. Поплавок указывал, что до рассвета остался один час. Судья шагнул к главнокомандующему и робко спросил:

— Могу я позволить себе вольность обратиться к вам с просьбой об одолжении, ваша честь?

Главнокомандующий выпрямился и проворчал сварливо:

— А? Что еще?

— Я бы хотел, чтобы вы пересмотрели дело одного командира, ваша честь. На рассвете его должны обезглавить, а он невиновен.

Главнокомандующий побагровел.

— На весах судьба Империи, а ты осмеливаешься докучать мне, главнокомандующему, жизнью одного несчастного человечка?

Судья Ди твердо смотрел в единственный, вращающийся глаз. Он спокойно сказал:

— Тысяча человек может быть принесена в жертву, ваша честь, если это диктуется военной необходимостью. Но ни один человек не должен быть потерян бесцельно.

Главнокомандующий разразился было проклятиями, но вдруг сдержал себя. С кривой улыбкой он произнес:

— Если когда-нибудь тебе надоест это бесполезное гражданское бумагомарание, Ди, приходи ко мне. Небесами клянусь, я сделаю из тебя генерала! Пересмотреть дело, говоришь? Чепуха, я займусь этим немедленно! Распоряжайся!

Судья Ди обернулся к старшему командиру, который бросился к ним, услышав проклятия главнокомандующего.

— За дверью приемной меня ждет командир по имени Пэн. Он ложно обвинил другого командира в убийстве. Не могли бы вы привести его сюда?

— Приведи также его непосредственного начальника! — добавил главнокомандующий. — Мигом!

Когда посыльный заторопился к двери, снаружи донеслось протяжное гудение. Оно становилось все более пронзительным, проникая сквозь толстые дворцовые стены. То было звучание длинных медных труб, выдувающих сигнал общего сбора.

Главнокомандующий расправил свои могучие плечи. Широко улыбаясь, он произнес:

— Слушай, Ди! Это лучшая музыка на свете!

И он вернулся к разложенным на полу картам.

Судья Ди, не отрываясь, смотрел на вход. Старший командир вернулся на удивление быстро. За ним следовали командир Пэн и его начальник.

Судья обратился к главнокомандующему:

— Они здесь, ваша честь.

Маршал развернулся, заложил за ремень большие пальцы и хмуро оглядел прибывших. Они стояли, вытянувшись в струнку, в их глазах сиял восторг. Впервые они видели так близко, глаза в глаза, величайшего солдата Империи. Великан прогрохотал старшему по званию:

— Доложи об этом командире!

— Превосходный администратор, дисциплинирован. С людьми неуживчив, без боевого опыта… — отбарабанил старший.

— Говори, — приказал главнокомандующий судье Ди.

Судья сурово обратился к молодому командиру:

— Командир Пэн, вы не годились для женитьбы. Вам не нравятся женщины. Вам нравился ваш армейский сослуживец командир Ву, но он отверг вас. Тогда вы задушили свою жену и ложно обвинили Ву в этом преступлении.

— Это правда? — рявкнул на Пэна главнокомандующий.

— Да, ваша честь! — будто в трансе, ответил Пэн.

— Убрать его отсюда, — приказал главнокомандующий старшему командиру, — и медленно запороть до смерти тонкой ротанговой тростью.

— Взываю к милосердию, ваша честь! — тут же вмешался судья Ди. — Этот командир женился не по своей воле, а по приказу отца. Природа сыграла с ним злую шутку, а он не сумел с этим справиться. Я прошу для него легкую смерть.

— Даровано! — И Пэну: — Способен ты умереть как солдат?

— Да, ваша честь! — ответил Пэн.

— Помоги командиру! — бросил главнокомандующий старшему по званию.

Командир Пэн развязал свой пурпурный шейный платок и передал своему непосредственному начальнику. Затем он вытащил меч. Встав на колени перед главнокомандующим, Пэн взял рукоять меча правой рукой, а клинок сжал левой. Острое лезвие глубоко вошло в пальцы, но он будто бы не замечал этого. Старший по званию, держа в руках развернутый платок, вплотную подступил к коленопреклоненному. Подняв голову, Пэн взглянул на возвышающуюся фигуру главнокомандующего и выкрикнул:

— Да здравствует император!

Затем, одним резким жестом, он перерезал себе горло. Старший по званию тут же туго перетянул платком шею оседающего человека, останавливая кровь. Главнокомандующий кивнул и сказал начальнику Пэна:

— Командир Пэн умер как солдат. Проследи, чтобы и похоронен он был соответственно! — Судье же добавил: — Ты позаботься о другом малом. Освободить, восстановить в звании и так далее.

Затем он вновь склонился над картами и отдал приказание генералу:

— Добавь еще пять тысяч ко входу в эту долину!

Когда четверо ординарцев вынесли труп, судья Ди подошел к столу, схватил кисточку для письма и быстро набросал несколько строк на официальном формуляре верховного командования. Старший командир скрепил написанное большой квадратной печатью главнокомандующего и заверил подписью. Прежде чем выбежать из зала, судья бросил взгляд на водяные часы. У него оставалось еще полчаса.

Ему потребовалось немало времени, чтобы преодолеть короткое расстояние между дворцом и военной тюрьмой. Улицы были забиты верховыми; они скакали по шесть в ряд, вздымая свои длинные алебарды, столь ужасающие татар. Кони были накормлены, доспехи сияли в лучах восходящего солнца. Это был передовой отряд генерала Лю, элита армии императора. Затем послышалась глухая дробь походных барабанов, созывающая под свои знамена войска главнокомандующего. Великое контрнаступление началось.

С бумагой, скрепленной печатью главнокомандующего, судью Ди тут же допустили к начальнику тюрьмы. Четверо стражников привели крепкого парня; на нем уже была рубаха без ворота, открывающая толстую шею борца для карающего меча. Начальник зачитал ему документ и тут же приказал адъютанту помочь командиру Ву облачиться в доспехи. Когда Ву надел шлем, комендант собственноручно вернул ему меч. Судья Ди обратил внимание на то, что, хотя Ву не кажется слишком умным, у него приятное, открытое лицо.

— Пойдем! — сказал судья.

Командир Ву ошеломленно уставился на черную шапку судьи и спросил:

— Как вы оказались замешаны в этом деле, наместник?

— О, я случайно оказался в ставке, когда ваше дело было пересмотрено, — рассеянно ответил судья. — А так как все остальные сейчас ужасно заняты, они попросили меня позаботиться о формальностях.

Когда они вышли на улицу, командир Ву пробормотал:

— Я почти год просидел в этой проклятой тюрьме. Мне некуда идти.

— Идемте со мной.

По дороге Ву услышал барабанную дробь.

— Так мы наконец наступаем, а? — угрюмо проговорил он. — Что ж, я как раз вовремя, чтобы присоединиться к кампании. Хотя бы умру благородной смертью.

— Зачем вы ищете смерти? — спросил судья.

— Зачем? Потому что я тупая дубина, вот почему! Я пальцем не тронул эту госпожу Пэн, но я предал восхитительную женщину, которая пришла ко мне в темницу. Военные стражники запороли ее до смерти.

Судья Ди хранил молчание. Теперь они вышли на пустынную заднюю улочку. Наместник остановился у маленькой лачуги, прилепившейся к пустому складу.

— Где мы? — удивленно спросил командир Ву.

— Здесь живет отважная женщина с сыном, которого она вам родила, — объяснил судья. — Это ваш дом, командир. Прощайте.

И он быстро зашагал прочь.

Когда судья Ди завернул за угол, порыв ледяного ветра ударил ему прямо в лицо. Он закрыл нос и рот шейным платком, с трудом сдерживая кашель. Он надеялся, что слуги на постоялом дворе уже встали. Ему необходима была большая чашка горячего чая.