Судья Ди за работой

Два бродяги

Когда последний посетитель наконец удалился, судья Ди со вздохом облегчения откинулся в кресле. Усталыми глазами он смотрел в сад, где в сгущающихся сумерках играли среди кустов трое его маленьких сыновей. На ветках качались зажженные фонарики, расписанные изображениями Восьми духов.

Это было пятнадцатое число первого месяца, приходящееся на праздник Бумажных фонариков. Жители развесили ярко раскрашенные фонари всевозможных размеров и форм внутри и снаружи своих домов, так что весь город засиял огнями. Из-за стены сада до судьи доносился смех прогуливающихся в парке горожан.

Весь день знатные жители Пуяна, процветающего округа, где судья Ди уже год нес службу наместника, стекались в его личные покои на задах судебной управы, чтобы поздравить с этим знаменательным днем. Он сдвинул со лба свою крылатую судейскую шапку и провел ладонями по лицу. Не в его обычае было пить днем столько вина; теперь его даже слегка подташнивало. Подавшись вперед, он взял большую белую розу, стоящую в вазе на чайном столике. Считалось, что ее запах помогает ослабить действие алкоголя. Глубоко вдохнув свежий аромат цветка, судья подумал, что последний посетитель, Лин, глава гильдии ювелиров, поистине злоупотребил его гостеприимством, будто приклеившись к стулу. А судье еще нужно умыться и переодеться, прежде чем отправиться на женскую половину, где три его жены руководили приготовлениями к праздничному семейному обеду.

В саду зазвенели возбужденные детские голоса. Судья присмотрелся и увидел, что два его старших сына подрались, не поделив большой красочный фонарик.

— Лучше идите в дом и примите ванну! — крикнул им судья Ди.

— Акай хочет забрать себе этот красивый фонарь, который сделали мы со старшей сестрой! — возмущенно закричал старший сын.

Судья уже собрался повторить приказ, но краем глаза увидел, как открылась дверь в дальнем углу зала. В комнату вошел его доверенный советник старшина Хун. Заметив, каким бледным и усталым выглядит его старый слуга, судья Ди тут же сказал:

— Сядь, Хун, и выпей чашку чая! Прости, что сегодня все текущие дела я взвалил на тебя. После ухода гостей я собирался пойти в канцелярию и поработать, но мастер Лин оказался еще более словоохотлив, чем обычно. Он только что ушел.

— Не было ничего особо важного, ваша честь, — сказал старшина, наливая чай себе и судье. — Единственной моей заботой было подгонять писарей. Сегодняшний праздник уже целиком овладел их мыслями.

Хун сел и сделал глоток, осторожно приподнимая большим пальцем левой руки свои косматые седые усы.

— Что ж, праздник Бумажных фонариков в разгаре, — сказал судья и положил на стол белую розу. — И коли у нас нет ничего неотложного, мы на этот раз можем позволить себе тоже отдохнуть от дел.

Старшина Хун кивнул.

— Прямо перед полуднем в канцелярию прибыл надзиратель северного квартала, чтобы доложить о происшествии, ваша честь. Старый бродяга свалился в глубокий водосток на задней улице, недалеко от жилища мастера Лина. Он ударился головой о лежащий на дне острый камень и умер. Наш врач произвел вскрытие и подписал свидетельство о смерти от несчастного случая. Бедняга был одет в лохмотья, даже без шапки и с не подвязанными седыми лохмами. Да еще и калека. Должно быть, споткнулся, отправляясь с рассветом на поиски выпивки. Шен Па, глава гильдии нищих, не смог его опознать. Вероятно, несчастный прибыл в город, надеясь на щедрое подаяние в дни праздника. Если никто не придет за телом, завтра же мы кремируем его.

Судья Ди оглянулся на своего старшего сына, который толкал кресло за колонны, заменявшие одну из стен зала. Судья рявкнул:

— Оставь в покое это кресло, и делайте то, что я велел! Все трое!

— Да, господин! — хором откликнулись три мальчугана.

Они ринулись со двора, а судья Ди сказал Хуну:

— Вели надзирателю закрыть водосток как положено и устрой ему хорошую выволочку. Он обязан следить за тем, чтобы улицы вверенного ему квартала содержались в надлежащем порядке. Кстати, мы рассчитываем, что вечером ты присоединишься к нашему скромному семейному обеду, Хун!

Старик поклонился с довольной улыбкой.

— Сейчас, ваша честь, я иду запирать канцелярию. Через полчаса вернусь в покои вашей чести.

Когда старшина ушел, судья Ди подумал, что ему тоже следует пойти и сменить официальное платье из жесткой зеленой парчи на удобную домашнюю рубаху. Но ему так не хотелось лишаться охватившего его наконец в опустевшем зале покоя, что он решил выпить еще чашку чая. В парке за стеной тоже наступила тишина: народ разошелся по домам к вечернему рису. Поставив чашку, судья подумал, что, возможно, не следовало ему отпускать на этот вечер Ма Жуна и двух других помощников, ведь ближе к вечеру в веселом квартале вполне можно ожидать драк. Не забыть бы приказать начальнику стражи удвоить ночные дозоры.

Он потянулся было за чашкой, но вдруг замер, заметив тень в другом конце зала. Тень принадлежала высокому старику, облаченному в изодранную рубаху. Длинные космы свисали с непокрытой головы. Опираясь на кривую палку, старик бесшумно плелся через зал. Будто не замечая судью, он прошел мимо с опущенной головой.

Судья готов был возмутиться и спросить, как смел пришелец войти без доклада, но слова застряли у него в горле. Охваченный внезапным ужасом, судья оцепенел. Старик, казалось, прошел прямо сквозь большой буфет, а затем беззвучно шагнул в сад.

Судья вскочил и подбежал к ведущим в сад ступеням.

— Эй ты, вернись! — гневно вскричал он.

Ответа не последовало.

Судья Ди спустился в сад, залитый лунным светом. Ни души. Он быстро осмотрел низкий кустарник, тянущийся вдоль стены, но никого не обнаружил. А маленькая садовая калитка, ведущая в парк, была, как обычно, надежно заперта и закрыта решеткой.

Судья стоял у стены. Он не мог совладать с дрожью и поплотнее запахнул рубаху. Ему явился призрак мертвого бродяги.

Наконец судья взял себя в руки, резко повернулся, прошел в зал, а оттуда в темный коридор, ведущий ко входу в его личные покои. Он рассеянно ответил на почтительное приветствие привратника, который зажигал два ярко раскрашенных фонарика на воротах, затем пересек центральный двор судебной управы и направился прямо в канцелярию.

Писари уже разошлись по домам; только старшина Хун разбирал бумаги на своем письменном столе при свете единственной зажженной свечи. Он удивленно посмотрел на вошедшего судью.

— Думаю, мне все же следует взглянуть на покойного попрошайку, — небрежно произнес судья Ди.

Хун зажег новую свечу. Он повел судью по темным пустынным коридорам в темницу, что находилась за судебной палатой. Там, в боковом зале, на дощатом сосновом столе угадывалась тощая фигура, прикрытая тростниковой циновкой.

Судья Ди взял у Хуна свечу и знаком велел ему откинуть циновку. Подняв свечу, судья вглядывался в безжизненное худое лицо. И в этом изрезанном глубокими морщинами лице со впалыми щеками он не увидел характерных грубых черт, присущих нищей братии. Мертвец выглядел лет на пятьдесят; его длинные, спутанные космы были наполовину седы. Тонкие губы под короткими усами были искривлены отталкивающей предсмертной судорогой. Бороды покойник не носил.

Судья задрал изодранную латаную рубаху. Указывая на искривленную левую ногу, он заметил:

— Вероятно, когда-то он сломал колено, и оно неправильно срослось. Этот бродяга должен был заметно хромать.

Старшина Хун взял стоявшую в углу длинную кривую палку и сказал:

— Он был довольно высок, раз опирался на эту клюку. Ее нашли рядом с трупом, на дне водостока.

Судья Ди кивнул. Он потрогал левую руку трупа, та уже окоченела. Склонившись над телом, он внимательно обследовал кисть и выпрямился со словами:

— Взгляни, Хун! Холеные руки без единой мозоли, длинные, ухоженные ногти. Переверни тело!

Когда старшина перекатил окоченевший труп на живот, судья Ди принялся изучать зияющую на затылке рану. Некоторое время спустя он передал свечу Хуну, а сам достал из рукава бумажный носовой платок и провел им по спутанным волосам с запекшейся кровью. После этого он исследовал платок у пламени свечи. Судья показал платок Хуну.

— Видишь этот мелкий песок и белую пыль? Ожидал бы ты найти такое на дне водостока?

Старшина Хун озадаченно покачал головой.

— Нет, ваша честь. Разве что ил и грязь, так мне кажется.

Судья Ди подошел к другому краю стола и посмотрел на босые ноги мертвеца. Они оказались белыми и чистыми, с мягкими подошвами. Судья повернулся к старшине и недовольно сказал:

— Боюсь, что наш врач, производя вскрытие, больше думал о вечернем празднестве, нежели о своих обязанностях.

Этот человек не бродяга и не попрошайка, и он не случайно упал в водосток. Его сбросили туда уже мертвого. Тот, кто убил его.

Старшина Хун закивал, уныло подергивая свою короткую бородку.

— Да, похоже, убийца раздел его и облачил в чужие лохмотья. Меня сразу насторожило, что под этой рваной хламидой у него ничего не было. Даже нищий попрошайка должен был что-нибудь под одеть: вечера еще довольно зябкие.

Глядя на зияющую рану, он спросил:

— Вы полагаете, ваша честь, что голову размозжили тяжелой дубиной?

— Возможно, — отозвался судья Ди. Он разгладил свою длинную черную бороду. — Были в последнее время сообщения о пропавших?

— Да, ваша честь. Глава гильдии Лин прислал вчера сообщение о том, что господин Ван, домашний учитель его детей, два дня назад не вернулся после своего еженедельного выходного.

— Странно, что Лин не упомянул об этом, когда только что приходил поздравлять меня, — подумал вслух судья Ди. — Вели приготовить для меня официальный паланкин. И пусть дворецкий сообщит моей Первой госпоже, чтобы не ждала меня к началу обеда.

Хун удалился, а судья остался стоять, глядя на мертвеца, чей призрак явился ему в зале.

Старый глава гильдии опрометью кинулся в передний двор своего дома, куда носильщики доставили большой официальный паланкин судьи Ди. Помогая судье спуститься на землю, Лин бурно вопрошал:

— Ах, какому счастливому случаю я обязан такой нежданной чести?!

Лина явно оторвали от праздничного семейного стола, ибо от него попахивало вином, да и слова звучали не слишком разборчиво.

— Боюсь, едва ли счастливому, — ответил судья Ди, когда Лин проводил его и старшину Хуна в дом. — Не могли бы вы описать мне внешность вашего домашнего учителя, того, что пропал?

— О Небеса, надеюсь, с ним ничего не случилось! Ну, в нем не было ничего необычного. Высокий, худой, с короткими усами, без бороды.

Ходил прихрамывая, левая нога у него была сильно покалечена.

— Он погиб от несчастного случая, — ровным голосом сообщил судья Ди.

Лин кинул на него взгляд, затем жестом предложил гостю занять почетное место за столом, под огромным фонарем раскрашенного шелка, повешенным здесь в честь праздника. Сам он сел напротив судьи. Хун остался стоять за креслом своего хозяина. В то время как управляющий разливал чай, глава гильдии Лин медленно заговорил:

— Так вот почему два дня назад Ван не вернулся после своего выходного!

Похоже, неожиданная весть изрядно его протрезвила.

— Куда он собирался отправиться? — спросил судья Ди.

— Только Небесам известно! Я не сую нос в личные дела прислуги. По четвергам у Вана был выходной; он уходил в среду вечером, до обеда, и возвращался на следующий день в то же время. Вот и все, что я знал, а больше меня, смею заметить, ничего не интересовало, ваша честь.

— Давно ли он служил у вас?

— Около года. Прибыл из столицы с рекомендацией от известного тамошнего ювелира. Мне нужен был наставник для внуков, и я нанял его. Он показался мне приличным, спокойным человеком. Вполне к тому же знающим свое дело.

— Известно ли вам, почему он предпочел оставить столицу и искать работу здесь, в Пуяне? Есть ли у него здесь семья?

— Я не знаю. — В голосе Лина появилось раздражение. — У меня не было обыкновения обсуждать с ним что бы то ни было, помимо успехов моих внуков.

— Позовите вашего управляющего!

Глава гильдии повернулся в кресле и поманил управляющего, который переминался в глубине обширной приемной. Когда тот подскочил к столу и отвесил низкий поклон, судья Ди сказал ему:

— С господином Ваном произошел несчастный случай, и суд должен оповестить его близких. Ты знаешь адрес его здешних родственников?

Управляющий бросил тревожный взгляд на своего хозяина и забормотал:

— Он… насколько мне известно, здесь, в Пуяне, у господина Вана не было родственников, ваша честь.

— Куда он отправлялся каждую неделю в свой выходной?

— Он никогда про это не говорил, ваша честь. Я полагаю, навещал друга или что-нибудь в этом роде. — Заметив скептическое выражение на лице судьи Ди, управляющий затараторил: — Господин Ван был человеком неразговорчивым, ваша честь, всегда уклонялся от расспросов о своей личной жизни. Он предпочитал одиночество. Свободное время проводил в маленькой комнате, выделенной ему на заднем дворе этого дома. Единственным его развлечением были короткие прогулки в нашем саду.

— Получал он или, может быть, отправлял какие-то письма?

— Нет, ваша честь, насколько мне известно. — Мгновение управляющий колебался. — Из одной его случайной обмолвки о прежней жизни в столице я сделал вывод, что жена оставила его. Кажется, она была очень ревнива.

Он с опаской посмотрел на хозяина. Увидев, что тот сидит с отсутствующим видом и, похоже, даже не прислушивается к разговору, управляющий продолжил несколько уверенней:

— Собственных средств у господина Вана не было, так что он, ваша честь, отличался крайней бережливостью. Вряд ли он тратил сотую часть своего жалованья, никогда даже не брал паланкин, покидая нас в свой выходной. Однако, судя по некоторым его мелким привычкам, я заключаю, что когда-то он был богатым человеком. Думаю, он даже состоял на государственной службе, потому что иногда, забывшись, обращался ко мне довольно-таки властным тоном. Я понял так, что он лишился всего: и своих денег, и официального положения. Однако он относился к этому спокойно. Как-то говорит мне: «Деньги бесполезны, если, тратя их, не получаешь удовольствия; когда же твои деньги потрачены, государственная служба теряет свое очарование». Довольно-таки легкомысленное замечание для столь образованного господина, как мне кажется, ваша честь, — если мне позволительна такая дерзость.

Лин бросил пристальный взгляд на своего управляющего и произнес с усмешкой:

— Похоже, у тебя хватает времени всюду совать свой нос! Сплетничаешь вместо того, чтобы руководить прислугой.

— Не перебивайте его! — рассердился на Лина судья и повернулся к управляющему. — Неужели у тебя нет ни единой догадки, куда уходил господин Ван в свои свободные дни? Ты должен хоть что-то знать, ведь ты видел, как он уходил и приходил.

Управляющий нахмурился.

— Ну, я заметил, что, когда господин Ван уходил, вид у него был счастливый, а вот возвращался он обычно довольно подавленным. Временами он впадал в уныние. Хотя, ваша честь, это никогда не сказывалось на его работе. На днях молодая госпожа сказала, — что он всегда был готов ответить на самые трудные вопросы.

— Вы сказали мне, что Ван занимался только с вашими внуками, — сурово обратился судья к Лину. — Теперь выясняется, что он также обучал вашу дочь!

Глава гильдии бросил разъяренный взгляд на своего управляющего. Он облизал губы, затем отрывисто произнес:

— Обучал. Пока она не вышла замуж, два месяца назад.

— Понятно. — Судья Ди встал и обратился к управляющему: — Покажи мне комнату господина Вана.

Он сделал знак старшине Хуну идти следом. Лин тоже шагнул, чтобы к ним присоединиться, но судья остановил его:

— В вашем присутствии нет необходимости.

Управляющий провел судью и Хуна через лабиринт коридоров на задний двор обширной усадьбы. Он отпер узкую дверь, поднял свечу и показал спутникам маленькую, скромно обставленную комнату. Здесь не было ничего, кроме бамбуковой лежанки, простого письменного стола и стула с прямой спинкой, бамбукового стеллажа с книгами и обтянутого черной кожей сундука для одежды. На стенах были развешаны длинные бумажные полосы с рисованными тушью орхидеями, выполненными с незаурядным мастерством. Проследив взгляд судьи Ди, управляющий сказал:

— Это, ваша честь, единственное увлечение господина Вана. Он любил орхидеи, знал все об уходе за ними.

— Не выращивал ли он здесь орхидей в горшках? — осведомился судья.

— Нет, ваша честь. Не думаю, что он мог себе позволить купить их — они ведь, ваша честь, довольно дороги.

Судья Ди кивнул. Он взял несколько потрепанных томиков с книжного стеллажа и просмотрел их. Романтическая поэзия в дешевых изданиях. Затем он открыл сундук для одежды. Тот был набит изношенным мужским платьем. В копилке на дне сундука оказалось лишь немного мелочи. Судья повернулся к письменному столу. Ящик его не запирался. Внутри были обычные принадлежности для письма, но ни денег, ни клочка исписанной бумаги, ни единого счета. Судья с грохотом задвинул ящик и гневно обратился к управляющему:

— Кто обшарил комнату во время отсутствия господина Вана?

— Никого здесь не было, ваша честь! — испугался управляющий. — Господин Ван всегда запирал дверь, когда уходил, а единственный запасной ключ — у меня.

— Ты сам сказал мне, что Ван и медяка не тратил! Где же его сбережения за весь этот год? Здесь только ничтожная мелочь!

Управляющий качал головой в полном замешательстве.

— Мне действительно нечего сказать, ваша честь! Я уверен, что никто не входил сюда. Да и все слуги здесь годами проверены. У нас ни разу воровства не случалось, я уверяю вас, ваша честь!

Судья Ди еще постоял у стола. Задумчиво подергивая ус, он разглядывал рисунки. Наконец он повернулся к управляющему.

— Проводи нас обратно к своему хозяину.

Когда управляющий вел их извилистыми коридорами, судья Ди сказал, будто это только что пришло ему в голову:

— Этот дом расположен в красивом, спокойном месте.

— О да, разумеется, ваша честь, очень солидном и спокойном.

— Именно в таких красивых, солидных местах находятся лучшие дома для свиданий, — сухо заметил судья. — Есть здесь поблизости такие?

Управляющего, казалось, ошеломил столь неожиданный вопрос. Он прочистил горло и неуверенно произнес:

— Только один, ваша честь, в двух улицах отсюда. Его содержит госпожа Кван — самый высший класс, посещают только господа высочайшего разбора, ваша честь. Никаких скандалов и прочих неприятностей, ваша честь.

— Рад это слышать, — сказал судья.

Вернувшись в приемную, он сообщил главе гильдии, что тому придется отправиться с ним в суд, дабы опознать мертвеца. Пока их несли в паланкине судьи Ди, глава гильдии угрюмо молчал.

После того как Лин засвидетельствовал, что покойник действительно являлся его домашним учителем, а также заполнил необходимые документы, судья Ди отпустил его. Затем он обратился к старшине Хуну:

— Я сейчас переоденусь во что-нибудь поудобнее. А ты тем временем распорядись, чтобы начальник стражи с двумя своими людьми был во дворе наготове.

Старшина Хун нашел судью в кабинете. Тот переоделся в простую рубаху темно-серого хлопка и подпоясался широким черным кушаком. На голову он водрузил маленькую черную шапочку.

Хун хотел было спросить, куда они направляются, но, заметив, что его хозяин целиком погружен в свои мысли, передумал и молча последовал за ним во двор.

Начальник и два его стражника вытянулись, приветствуя судью.

— Известен тебе дом свиданий в северном квартале, рядом с домом главы гильдии Лина? — спросил судья Ди.

— Конечно, ваша честь! — несколько развязно отозвался начальник стражи. — Это заведение госпожи Кван. Имеет надлежащее разрешение, место высшего класса, только господа самого…

— Знаю, знаю! — нетерпеливо перебил его судья. — Мы отправляемся туда. Иди вперед со своими подчиненными.

Теперь улицы вновь были заполнены людьми. Они толпились под гирляндами красочных фонариков, натянутых поперек улиц и украшавших фасады всех магазинов и харчевен. Начальник стражи бесцеремонно расталкивал толпу, расчищая дорогу судье и старшине Хуну.

Даже на задней улице, где жила госпожа Кван, народу было предостаточно. Когда начальник стражи, постучав, сообщил привратнику о прибытии наместника, испуганный старик тут же проводил судью и Хуна в роскошно обставленный зал.

Пожилая степенная служанка накрыла стол: все чайные принадлежности были тончайшего старинного фарфора. После этого в комнату вошла высокая красивая женщина около тридцати лет, отвесила низкий поклон и представилась госпожой Кван, вдовой. На ней было прямое платье с длинными рукавами, простое по крою, но из ценнейшей темно-лиловой камки. Изящным движением левой руки она приподняла свисающий правый рукав, и сама налила чай судье. Женщина осталась стоять перед гостем, почтительно ожидая, когда тот соизволит к ней обратиться. Старшина Хун, скрестив утонувшие в широких рукавах руки, занял место за креслом судьи Ди.

Неторопливо смакуя ароматный чай, судья Ди думал о том, как тихо вокруг; малейший шум поглощали вышитые занавеси и драпировки из плотной парчи. В воздухе парил легкий аромат редких и очень дорогих благовоний. Действительно, во всем ощущался высочайший класс. Судья поставил чашку и заговорил:

— Я осуждаю ваше ремесло, госпожа Кван. Признавая, впрочем, что это необходимое зло. Пока вы содержите все в надлежащем порядке и хорошо обходитесь с девушками, чинить вам препоны я не собираюсь. Скажите мне, сколько у вас здесь работает девушек?

— Восемь, ваша честь. Все, конечно, приобретены законным порядком, в основном прямо у родителей. Каждые три месяца книги с их заработками отсылаются в суд для определения моих налогов. Я надеюсь, что…

— Нет, здесь у меня нет никаких нареканий. Но мне сообщили, что недавно богатый покровитель купил одну из девушек. Кто эта счастливица?

На лице госпожи Кван появилось выражение вежливого удивления.

— Здесь, вероятно, какое-то недоразумение, ваша честь. Все мои девушки очень молоды — старшей всего девятнадцать — и еще не завершили обучение музыке и танцам. Они, конечно, изо всех сил стараются угодить, но пока ни одной не удалось настолько пленить богатого покровителя, чтобы тот решился на… э-э… более постоянные отношения. — Она помолчала и чопорно добавила: — Хотя подобная сделка, несомненно, сулит мне очень существенное денежное вознаграждение, я этого не поощряю, пока куртизанке не исполнится хотя бы лет двадцать пять и она не станет во всех отношениях достойна успеха, венчающего ее карьеру.

— Понятно, — сказал судья Ди.

Он с огорчением подумал, что эти сведения фактически опровергают его стройную теорию. И теперь, раз интуиция его подвела, дело потребует долгого расследования, начиная со столичного ювелира, который рекомендовал Вана главе гильдии Лину.

Вдруг он сообразил, что существует и другая возможность. Да, он должен использовать этот шанс. Окинув госпожу Кван строгим взглядом, он холодно произнес:

— Не увиливайте, госпожа Кван! Кроме восьми живущих здесь девушек, у вас есть еще другая, в своем собственном доме. Это серьезное нарушение, так как ваше разрешение распространяется только на это жилище.

Госпожа Кван поправила локон своей замысловатой прически. При этом рукав ее соскользнул вниз, обнажив округлый белый локоть. Затем она тихо сказала:

— Это верно лишь отчасти, ваша честь. Я полагаю, речь идет о госпоже Лян, живущей на соседней улице. Это искусная куртизанка из столицы примерно тридцати лет от роду. В ремесле она использует имя Росинка. Поскольку она была очень популярна в утонченных столичных кругах, то сумела скопить изрядную сумму и сама себя выкупила, хотя и оставила разрешение на занятие ремеслом. Она решила остепениться и приехала в Пуян отдохнуть, а также не торопясь оглядеться в поисках подходящего жениха. Госпожа Лян женщина очень разумная, ваша честь, и, понимая, что вся эта утонченная и капризная столичная молодежь не подходит для постоянных отношений, вознамерилась связать свою судьбу с надежным пожилым человеком со средствами и положением. Лишь от случая к случаю она принимала в моем доме избранных клиентов. Ваша честь найдет соответствующие записи в отдельной книге, которая также своевременно предоставляется для проверки. Поскольку госпожа Лян сохранила свое разрешение, и налоги с ее заработков вносятся…

Голос ее затих. Втайне судья ликовал, ведь все-таки оказалось, что он на правильном пути. Однако он напустил на себя грозный вид и стукнул кулаком по столу.

— Выходит, что мужчина, купивший Росинку, чтобы жениться на ней, был подло обманут! Он не должен был платить никакого выкупа! Ни единого медяка ни тебе, ни ее бывшему хозяину в столице! Отвечай! Разве не собирались вы с ней поделить деньги, полученные обманом от ничего не подозревающего покровителя?!

Тут наконец госпожа Кван утратила самообладание. Она пала ниц перед креслом судьи Ди и стала биться лбом об пол. Потом подняла глаза и запричитала:

— Пожалуйста, ваше превосходительство, пожалейте эту ничтожную тварь! Деньги еще не переданы. Ее покровитель — благородный человек, ваше превосходительство, собрат вашего превосходительства, наместник округа в этой же местности. Если он об этом услышит, он… он…

И она ударилась в слезы.

Судья Ди многозначительно посмотрел на старшину Хуна. Это мог быть только его любвеобильный собрат из Цзиньхуа, наместник До. Судья вновь обрушился на госпожу Кван:

— Именно наместник До попросил меня расследовать это дело! Отвечай, где живет госпожа Лян; ее роль в этом позорном деле я узнаю у нее самой!

Путь к указанному рыдающей госпожой Кван дому на соседней улице занял у судьи и его спутников совсем немного времени. Прежде чем постучать в дверь, начальник стражи огляделся и сказал:

— Если я не ошибаюсь, ваша честь, водосток, куда свалился бродяга, находится как раз позади этого дома.

— Прекрасно! — воскликнул судья Ди. — Ну-ка, я сам постучу. Ты со своими людьми прижмись к стене, когда нам откроют. Ждите здесь, пока я не позову.

Он постучал еще раз, после чего в дверях отворилось зарешеченное смотровое окно и женский голос спросил:

— Кто там?

— Я принес сообщение от наместника До для барышни Росинки, — учтиво произнес судья Ди.

Дверь тут же распахнулась. Миниатюрная женщина в тонкой домашней рубашке белого шелка пригласила обоих мужчин войти. Когда они следовали за ней на открытую террасу в переднем дворе, судья заметил, что, несмотря на хрупкое телосложение, фигура у нее была превосходной.

Окинув гостей пытливым взглядом, женщина предложила им сесть на резной диван розового дерева и как-то неуверенно произнесла:

— Я действительно Росинка. Кому я обязана честью…

— Мы не станем отнимать у вас много времени, госпожа Лян, — поспешно перебил ее судья.

У Росинки было красиво очерченное живое лицо с выразительными миндалевидными глазами и нежным маленьким ртом — женщина незаурядного ума и очарования. Все же что-то не сходится в его теории.

Он осмотрел со вкусом обставленную комнату. Взгляд его остановился на высоком стеллаже из полированного бамбука перед боковым окном. На каждой из трех полок стояло по ряду орхидей, растущих в красивых фарфоровых сосудах. В воздухе витал их тонкий аромат. Показав на стеллаж, судья сказал:

— Наместник Ло рассказывал мне о вашей прекрасной коллекции орхидей, госпожа Лян.

Я и сам большой их любитель. Ах, смотрите, какая жалость! Вторая на верхней полке поникла. Мне кажется, ей нужен специальный уход. Не могли бы вы снять и показать ее мне?

Женщина посмотрела на него с сомнением, но, видимо, решила, что лучше исполнить каприз этого странного друга наместника Ло.

Она взяла стоявшую в углу бамбуковую стремянку, поднесла и приставила к стеллажу. Затем проворно на нее вскарабкалась, стыдливо придерживая на стройных ногах свою тонкую рубашку. Когда она уже собиралась взять горшок, судья Ди внезапно подошел к стремянке и заметил, будто невзначай:

— Господин Ван называл вас Орхидеей, не так ли, госпожа Лян? Несомненно, это имя подходит вам куда больше, чем Росинка.

Госпожа Лян замерла и смотрела на судью расширившимися от ужаса глазами, а он резко добавил:

— Господин Ван стоял как раз на моем месте, когда вы разбили цветочный горшок о его голову, не правда ли?

Она зашаталась и вскрикнула, потеряв равновесие. Судья Ди тут же поддержал стремянку, взял женщину за талию и поставил на пол. Она обхватила себя руками и едва выдавила:

— Я не… Кто вы?

— Я наместник Пуяна, — представился судья. — Убив Вана, вы взяли новый горшок и пересадили орхидею. Поэтому она завяла, разве не так?

— Это ложь! — закричала она. — Злобная клевета. Я буду…

— У меня есть доказательства! — оборвал ее судья Ди. — Слуга ваших соседей видел, как вы тащили труп за дом, к водостоку. А в комнате Вана я обнаружил записку, в которой он пишет о своих опасениях, что теперь, когда у вас есть богатый покровитель, который хочет жениться на вас, вы можете навредить ему.

— Коварный пес! — вскричала она. — Он поклялся, что не оставил ни единого клочка бумаги, касающегося… — Внезапно она замолкла и яростно прикусила свою алую губку.

— Я знаю все, — спокойно проговорил судья. — Ван не захотел довольствоваться своими еженедельными посещениями. И тогда он стал угрозой вашему союзу с наместником Ло, союзу, который не только сулил вам с госпожой Кван немалую сумму, но и возносил вас столь высоко в жизни. Поэтому вы убили своего любовника.

— Любовника?! — взвизгнула она. — Думаете, я позволяла дотронуться до себя этому отвратительному калеке? Мне еще в столице надоели его гнусные объятия!

— И все же вы позволили ему делить с вами ложе, — с презрением заметил судья Ди.

— Знаете, где он спал? На кухне! Я бы вообще на порог его не пускала, но он был мне нужен, чтобы отвечать за меня на любовные письма, да вдобавок он эти орхидеи покупал и ухаживал за ними, так что у меня всегда был цветок в волосах. А еще он служил привратником и приносил чай и закуски, когда сюда приходил кто-то из моих любовников. Думаете, я бы позволила ему что-то большее?

— Коли уж он всю жизнь свою бросил к вашим ногам, мне казалось возможным… — сдержанно начал судья Ди.

— Мерзкий глупец! — снова взорвалась она. — Даже когда я сказала ему, что больше не желаю его видеть, он кинулся за мной и говорил, будто жить не может, не видя, хоть изредка, моего лица — жалкий попрошайка! Его нелепая преданность вредила моей репутации. Именно из-за него я оставила столицу и похоронила себя в этой глуши. Какой же я была дурой, что доверилась этому жалкому идиоту! Оставил обвиняющую меня записку! Грязный предатель, он погубил меня!

Злобная гримаса исказила ее красивое лицо. Маленькая ножка топнула об пол в бессильной ярости.

— Нет, — произнес судья Ди. — Ван не обвинил вас. Все, что я говорил о записке, — это неправда. Кроме нескольких картин с орхидеями, которые он рисовал, думая о вас, в его комнате не нашлось ни единой улики. Несчастный, обманутый человек остался верен вам до конца!

Он хлопнул в ладоши. Когда в комнату ворвался начальник стражи со своими подчиненными, судья приказал:

— Закуйте эту женщину в цепи и заприте в темницу. Она призналась в подлом убийстве.

Когда стражники схватили ее, судья произнес:

— Поскольку в этом деле нет ни единого повода для милосердия, вы будете обезглавлены.

Он повернулся и ушел, старшина Хун последовал за ним. Неистовые стенания женщины утонули в громких криках и радостном хохоте стайки детей, что бежали по улице, размахивая ярко раскрашенными фонариками.

Вернувшись в управу, судья Ди сразу повел Хуна в свои личные покои. Направляясь к задней гостиной, он сказал:

— Давай выпьем по чашечке чая, прежде чем мы присоединимся к обеду на женской половине.

Они сели за круглый стол. Большой фонарь, прикрепленный к карнизу, и те, что висели на кустах, были погашены, но полная луна озаряла комнату призрачным светом.

Судья Ди сразу опустошил свою чашку, откинулся в кресле и начал без всяких предисловий:

— До того, как мы повидали главу гильдии Лина, я знал только то, что нищий вовсе не нищий и убит он был в каком-то другом месте ударом по затылку, возможно, цветочным горшком, на что указывали мелкий песок и белая пыль. Потом, во время беседы с Айном, я на мгновение заподозрил, что в этом преступлении замешан глава гильдии. Он ни слова не сказал об исчезновении Вана, когда приходил с поздравлениями, а позже мне показалось странным отсутствие у него интереса к тому, что именно произошло с Ваном. Но вскоре я понял, что Лин просто относится к тому неприятному типу людей, которые не проявляют ни малейшего участия в делах своих слуг, да еще он был недоволен тем, что я нарушил его семейный праздник. А вот рассказанное о Ване управляющим довольно ясно осветило предшествующие события. Выяснилось, что семейная жизнь Вана рухнула, так как он промотал свое состояние, виной чему, по утверждению ревнивой жены Вана, было увлечение женщиной. Отсюда я сделал вывод, что Ван с головой увлечен известной куртизанкой.

— А почему не какой-то приличной девушкой или женщиной, а то и простой потаскушкой? — возразил старшина.

— Будь это приличная женщина, Вану не пришлось бы истратить на нее свой капитал; он мог бы просто развестись и взять в жены свою возлюбленную. А будь она простой шлюхой, он выкупил бы ее за умеренную сумму и поселил поблизости — без малейшего ущерба для своего капитала и общественного положения. Нет, я был уверен, что пассия Вана — знаменитая столичная куртизанка, способная выжать из любовника все, а затем бросить его и переключиться на следующего. Но я предположил, что Ван заартачился, когда его отшвырнули, будто сладкую тростниковую жвачку, и устроил скандал. В результате она сбежала из столицы в Пуян, чтобы здесь возобновить свою игру. Ведь она прекрасно знала, что в этом округе проживает множество богатых купцов. Я допустил, что Ван выследил ее здесь и вынудил согласиться со своими регулярными посещениями, угрожая в противном случае разоблачить ее бессердечные делишки. В конце концов, после того, как она подцепила моего глупого коллегу Ло, Ван принялся ее шантажировать, потому-то она и убила его.

Он вздохнул и добавил:

— Теперь мы знаем, что дело обстояло совершенно иначе. Ван принес ей в жертву все, что у него было, и даже свое ничтожное жалованье наставника он тратил на орхидеи для нее. Он вполне довольствовался позволением видеть ее и говорить с ней каждую неделю — переживая несколько часов унижения и разочарования. Иногда, Хун, безумие человеческое порождается такой глубокой и отчаянной страстью, что это придает несчастному какое-то трогательное величие.

Старшина Хун задумчиво подергивал свои клочковатые седые усы. Помолчав, он спросил:

— В Пуяне великое множество куртизанок. Откуда же вы, ваша честь, узнали, что пассия Вана имеет отношение к заведению госпожи Кван? И как поняли, что убила его именно она, а не, к примеру, другой ревнивый любовник?

— Ван добирался туда пешком. Он калека, а значит, она должна была жить неподалеку от дома главы гильдии, что и привело нас в заведение госпожи Кван. Я спросил ее о куртизанке, которую у нее недавно купили, поскольку такое событие являло собой наиболее вероятный мотив для убийства, а именно: куртизанка желала избавиться от помехи в виде бывшего любовника. Что ж, нам известно, что Ван действительно мешал ей, но не угрозой шантажа или иными безнравственными планами. Его собачья преданность — вот что вызвало ее ненависть и презрение.

А что до других возможностей, о которых ты сейчас упомянул, я, разумеется, считался и с ними. Но будь убийца мужчиной, он оттащил бы тело в какое-то более отдаленное место, да и был бы потщательней в своей попытке скрыть личность жертвы. Тот факт, что убийца ограничился тем, что облачил жертву в разодранное платье нищего, распустил узел на затылке и растрепал волосы, выдает в нем женщину. Женщинам известно, что им достаточно сменить платье и прическу, чтобы измениться до неузнаваемости. Госпожа Лян применила этот метод к мужчине, и это было ее роковой ошибкой.

Судья Ди сделал глоток из наполненной старшиной чашки.

— Само собой разумеется, все это могло оказаться и тщательно разработанным планом с целью скомпрометировать госпожу Лян. Но я счел это маловероятным. Наибольшие подозрения вызывала сама госпожа Лян. Когда начальник стражи сказал, что мертвого попрошайку обнаружили позади ее дома, я понял, что моя теория верна. Хотя, когда мы вошли внутрь, я увидел перед собой маленькую, хрупкую женщину, которая никак не смогла бы размозжить голову высокого мужчины. Поэтому я тут же огляделся в поисках орудия убийства и обнаружил его в ряду орхидей на верхней полке, где увядшее растение поставило точку в расследовании. Она вскарабкалась по стремянке, вероятно попросив Вана поддержать ее, а потом обрушила на его голову горшок. Эти и другие детали мы узнаем завтра, когда я допрошу госпожу Лян в суде. Касательно же роли госпожи Кван, не думаю, что она сделала что-то большее, нежели помогла госпоже Лян состряпать план получения от Ло вымышленного выкупа. Наша очаровательная хозяйка на убийство не пойдет — вспомни, у нее заведение высшего класса!

Старшина Хун кивнул.

— Ваша честь не только раскрыли жестокое убийство, но и уберегли наместника Ло от союза с женщиной решительной и бессердечной.

Судья Ди чуть улыбнулся.

— В следующий раз, когда повстречаюсь с Ло, обязательно расскажу ему об этом деле, разумеется, не упоминая о том, что мне известно о его роли в сей печальной истории. Мой легкомысленный приятель должен был посещать мой округ инкогнито! Надеюсь, этот случай преподаст ему урок!

Хун благоразумно воздержался от дальнейших замечаний, касающихся коллеги его начальника. Он лишь заметил с довольной улыбкой:

— Итак, теперь все ясно в этом необычном деле.

Одним глотком судья Ди опорожнил чашку. Поставив ее на стол, он невесело покачал головой.

— Нет, Хун. Не все.

Он подумал, что теперь может рассказать старшине о призрачном явлении мертвого бродяги, без чего это убийство так и считалось бы рядовым несчастным случаем. Но не успел он слова вымолвить, как в гостиную вбежал его старший сын. Судья бросил на него недовольный взгляд, и мальчик поспешно поклонился.

— Мама сказала, что мы можем забрать в спальню этот красивый фонарь!

Когда отец кивнул, мальчуган придвинул кресло к одной из колонн. Он взобрался на высокую спинку, потянулся и сдернул свисающий с карниза большой фонарь расписного шелка. Потом он спрыгнул с кресла, зажег своей трутницей свечу внутри фонаря и поднял его, чтобы показать отцу.

— Мы со старшей сестрой два дня делали его, господин! — гордо сообщил он. — Поэтому нам не хотелось, чтобы Акай его заграбастал. Мы любим Бессмертного Ли, хоть он и такой жалкий, безобразный!

Судья спросил, показав на фигуру, изображенную его детьми на фонаре:

— Знаешь ли ты его историю? — Когда мальчик покачал головой, его отец продолжил: — Много-много лет назад Ли был очень красивым молодым алхимиком, который прочитал все книги и овладел всеми колдовскими науками. Он мог отделить свою душу от тела и парить в облаках, оставив внизу пустую плоть, а потом вернуться в нее, спустившись на землю. Но однажды, когда Ли неосторожно оставил свое тело в поле, на него набрели крестьяне. Они решили, что это брошенный труп, и похоронили его. Так что когда Ли спустился, он обнаружил, что его прекрасное тело исчезло. В отчаянии он занял валяющееся на обочине тело старого и увечного бродяги и навсегда поселился в этой уродливой оболочке. Хотя позже он нашел эликсир жизни, ему так и не удалось исправить эту свою ошибку, поэтому в ряды Восьми Бессмертных он вступил таким вот Ли с Железной клюкой, Бессмертным Бродягой.

Мальчик поставил фонарь.

— Я его больше не люблю! — вымолвил он с презрением. — Я скажу старшей сестре, что Ли был глупцом, который получил по заслугам!

Преклонив колени, он пожелал отцу и Хуну доброй ночи и убежал.

Судья Ди наблюдал за ним со снисходительной улыбкой. Он поднял фонарь, чтобы задуть в нем свечу. И вдруг застыл. Он смотрел на высокую фигуру Бессмертного Бродяги, отразившуюся на оштукатуренной стене. Затем нерешительно повернул фонарь и увидел призрачную тень искалеченного старика, медленно движущуюся вдоль стены, а затем исчезнувшую в саду.

Глубоко вздохнув, судья задул свечу и поставил фонарь на пол. С печалью в голосе он обратился к Хуну:

— Все-таки ты был прав, Хун! Все наши сомнения разрешились, по крайней мере те, что касаются смертного бродяги. Он был глупцом. Что до Бессмертного Бродяги — тут я не вполне уверен. — И чуть улыбнувшись, он добавил: — Когда мы соизмеряем наши знания не с тем, что нам известно, а с неведомым, мы просто невежественные глупцы, все мы! Пойдем-ка теперь к моим госпожам.