Судья Ди за работой

Другой меч

— Тебе придется платить за четвертую дюжину фаршированных крабов! — с удовольствием сообщил Ма Жун Цзяо Таю, убирая в коробочку игральные кости.

— Они того стоили, — причмокнув губами, отозвался Цзяо Тай и одним глотком осушил чашу с вином.

Два дюжих помощника судьи Ди сидели за маленьким столом у окна на втором этаже трактира «Беседка зимородка», который им особенно нравился своей кухней. Со второго этажа трактира, расположенного на берегу протоки, что с севера на юг пересекала город Пуян, открывалась изумительная картина вечернего солнца, опускающегося за западную городскую стену.

С улицы донеслись бурные аплодисменты. Ма Жун высунул голову в окно и оглядел толпу, собравшуюся на берегу.

— Это те странствующие актеры, что приехали четыре дня назад, — сообщил он. — Днем они показывают акробатические номера, а вечером представляют исторические драмы.

— Знаю, — сказал Цзяо Тай. — Торговец рисом Ло помог им арендовать для этих постановок двор старого даосского храма. На днях Ло приходил в суд за разрешением. С ним был глава труппы — с виду приличный малый, Бао его зовут. Труппа состоит из его жены, дочери и сына. — Он наполнил свою чашу и добавил: — Я и сам не прочь посмотреть их представление; люблю хорошее лицедейство с фехтованием. Но пока наш судья в отъезде и за все отвечаем мы, не следует надолго оставлять управу.

— Что ж, сейчас у нас, по крайней мере, лучшие места для обозрения их акробатических выкрутасов, — удовлетворенно заметил Ма Жун.

Он повернул свой стул к окну и положил руки на подоконник. Цзяо Тай последовал его примеру.

Внизу, на улице, зрители плотно обступили расстеленную на земле квадратную тростниковую циновку. На ней с поразительным проворством кувыркался мальчишка лет восьми. Два других актера, высокий худой мужчина и крепкая женщина, стояли, скрестив на груди руки, по обе стороны циновки, а юная девушка сидела на корточках у бамбукового ящика, набитого, вероятно, пожитками этого семейства. На ящике стоял низкий деревянный стеллаж; на нем, один над другим, лежали два длинных сверкающих меча. На всех четверых актерах были широкие штаны и черные куртки, туго подпоясанные красными кушаками; на головах красные повязки. Старик в ветхой синей рубахе сидел рядом на скамеечке и громко бил в барабан, зажатый между костлявыми коленями.

— Хотелось бы мне разглядеть личико этой девчонки, — мечтательно произнес Ма Жун. — Смотри, Ло тоже здесь, и у него, кажется, неприятности.

Он показал на аккуратно одетого мужчину средних лет в черной кисейной шапочке, который стоял за бамбуковым ящиком. Ло, похоже, повздорил с каким-то головорезом — здоровым парнем, чья буйная шевелюра была перевязана синим лоскутом. Головорез схватил Ло за рукав, но тот оттолкнул обидчика. Оба не обращали никакого внимания на мальчишку, который тем временем ходил по циновке на руках, удерживая винный кувшин на подошвах босых ног.

— Этого здоровяка я никогда раньше не видел, — заметил Цзяо Тай. — Должно быть, нездешний.

— Теперь мы, наконец, рассмотрим девиц! — ухмыльнулся Ма Жун.

Мальчишка закончил свое выступление. Глава труппы встал посреди циновки, раздвинув ноги и чуть согнув колени. Мускулистая женщина поставила ему на колено правую ногу и одним гибким движением вскочила на плечи. По команде мужчины девушка также взобралась на него, поставила ногу на его левое плечо, одной рукой ухватилась за руку женщины и вытянула в сторону свободные руку и ногу. Почти одновременно последовав ее примеру, мальчик вскарабкался на правое плечо мужчины. В то время как живая пирамида сохраняла неустойчивое равновесие, седобородый в выцветшей рубахе выбивал неистовую дробь на своем барабане. Толпа восторженно закричала.

Сейчас лица мальчика, женщины и девушки были не более чем в десяти чи от Ма Жуна и Цзяо Тая. Цзяо Тай восторженно зашептал:

— Смотри, какая у этой женщины роскошная фигура! И симпатичное, дружелюбное лицо!

— Мне больше нравится девушка, — возразил Ма Жун.

— Слишком уж молода! А вот бабенке около тридцати, как раз то, что надо. Знает, что к чему!

Барабан замолк; женщина и двое ее детей спрыгнули с плеч Бао. Все четверо актеров грациозно поклонились, и девушка обошла зрителей, собирая медяки в деревянную миску. Ма Жун вытащил из рукава связку мелочи и кинул девушке. Она ловко подхватила монеты и вознаградила его улыбкой.

— Ты в буквальном смысле швыряешься деньгами, — недовольно заметил Цзяо Тай.

— Назовем это вложением в многообещающее предприятие! — самодовольно парировал Ма Жун. — Что дальше?

Мальчишка стоял в центре тростниковой циновки. Он заложил руки за спину и задрал подбородок. Когда седобородый начал бить в барабан, Бао оголил правую руку, схватил со стеллажа верхний меч и молниеносным движением глубоко вонзил его в грудь мальчика. Хлынула кровь; мальчик отпрянул, когда его отец вытащил меч. Из толпы донеслись крики ужаса.

— Я раньше уже видел этот фокус, — сказал Ма Жун. — Только Небу известно, как они это проделывают. Меч выглядит вполне настоящим.

Он отвернулся от окна и взял свою чашу.

Перекрывая рокот толпы, раздался неистовый вопль женщины. Цзяо Тай, не отрывавший глаз от актеров, вскочил.

— Это не фокус, братишка! Это настоящее убийство! Пойдем!

Оба кинулись вниз по лестнице и выбежали на улицу. Локтями они расчистили себе дорогу сквозь возбужденную толпу. Мальчик лежал на спине, грудь его была залита кровью. Мать упала перед ним на колени и, судорожно всхлипывая, гладила маленькое застывшее личико. Бао и его дочь с побелевшими лицами стояли в неподвижности и смотрели на жалкое мертвое тельце. Бао все еще держал в руке окровавленный меч.

Ма Жун вырвал у него клинок и в гневе вскричал:

— Зачем ты это сделал?!

Актер вышел из оцепенения. Окинув Ма Жуна потрясенным взглядом, он заикаясь произнес:

— Это другой меч!

— Я могу объяснить, господин Ма! — подал голос торговец рисом Ло. — Произошел несчастный случай!

Вперед вышел коренастый мужчина; то был надзиратель западного квартала. Цзяо Тай приказал ему завернуть покойника в циновку и доставить в судебную управу для врачебного обследования. В то время, как надзиратель осторожно поднимал мать, Цзяо Тай сказал Ма Жуну:

— Давай отведем их в трактир и попробуем во всем разобраться.

Ма Жун кивнул. Взяв меч под мышку, он обратился к торговцу рисом:

— Вы тоже пройдите с нами, господин Ло. А седобородый пусть захватит ящик и второй меч.

Он оглянулся в поисках головореза, что приставал к До, но того нигде не было.

На втором этаже трактира «Беседка зимородка» Ма Жун пригласил Бао, обеих рыдающих женщин и старого барабанщика занять угловой стол. Он налил им вина из кувшина, который не успел опустошить с Цзяо Таем, надеясь, что крепкий напиток приведет их в чувство. Затем Ма Жун повернулся к торговцу рисом в ожидании объяснений. Он знал, что До любит театр и посещает все представления странствующих актеров. Сейчас его приятное лицо с короткими черными усами и козлиной бородкой было бледным. Он поправил свою черную кисейную шапочку и неуверенно начал:

— Как вам, господин Ма, наверное, известно, этот Бао — глава труппы, прекрасный актер и акробат. — Он помолчал, вытер ладонью лицо и взял второй меч, который положил на стол старый барабанщик. — Возможно, вам уже доводилось видеть эти мечи с секретом. Клинок здесь полый, внутри свиная кровь. У него фальшивое острие длиной в несколько пальцев, которое уходит в лезвие, когда меч упирается во что-то. А со стороны это выглядит, будто острие глубоко вонзилось в тело; из-за хлещущей свиной крови иллюзия становится полной. Когда меч отдергивают, спрятанная внутри ротанговая пружина возвращает наконечник на место. Вы сами можете убедиться!

Ма Жун взял у него меч. Он заметил тонкий желобок вокруг клинка в нескольких пальцах от затупленного наконечника. Помощник судьи повернулся и ткнул острием в деревянный пол. Острие ушло в клинок, брызнула красная кровь. Госпожа Бао пронзительно закричала. Муж обнял ее за плечи. Девушка осталась сидеть, будто каменное изваяние. Старик возмущенно забормотал, теребя свою седую бороду.

— Ты бы сначала думал, братец, а потом делал! — проворчал Цзяо Тай.

— Я же должен был проверить, правда? — виновато произнес Ма Жун.

Свободной рукой он взял настоящий меч и сравнил их тяжесть.

— Оба они весят одинаково. И с виду как две капли воды. Опасное сходство!

— Меч с секретом должен был лежать сверху, а настоящий меч под ним, — сказал Ло. — После этого фокуса мальчик вскакивал, и его отец представлял танец с настоящим мечом.

Бао встал и шагнул к Ма Жуну.

— Кто подменил меч?

Поскольку Ма Жун лишь поджал губы, Бао схватил его за плечи и закричал:

— Кто это сделал, я вас спрашиваю?!

Ма Жун мягко высвободился и усадил актера.

— Именно это мы и собираемся выяснить, — сказал он. — Вы совершенно уверены, что положили наверх фальшивый меч?

— Конечно! Мы сто, тысячу раз проделывали это!

Ма Жун окликнул хозяина и приказал принести еще вина. Он поманил за собой Цзяо Тая и Ло к столу у окна. Когда они сели, Ма Жун прошептал Ло:

— Мы с товарищем смотрели из этого окна. Мы видели, как вы и высокий парень бандитского вида стоите рядом с бамбуковым ящиком и подставкой для мечей. Кто еще стоял рядом с вами?

— Я, право, не могу сказать, — нахмурился Ло. — Когда мальчик кувыркался, этот мерзкий тип — он уже довольно долго стоял рядом со мной — вдруг попросил у меня денег. Я отказал, и он стал угрожать мне. Я велел ему убираться. А потом… это случилось.

— Кто он? — спросил Цзяо Тай.

— Никогда прежде его не видел. Может быть, Бао знает.

Цзяо Тай встал и спросил актеров. И Бао, и жена, и дочь его дружно покачали головами, а вот старый барабанщик хрипло проговорил:

— Я знаю его, господин! Он каждый вечер приходил в храмовый двор на наше представление, платя всего по одному медяку. Он бродяга, а зовут его Ху Тама.

— Кто-нибудь еще приближался к подставке с мечами? — спросил Цзяо Тай.

— Откуда мне знать, я все это время глаз не отрывал от представления, — возмущенно отозвался седобородый. — Я заметил только господина Ло и Ху Таму, потому что знал их обоих. Но там было полно народу, яблоку негде упасть. Как мог я видеть, что там происходит?

— Наверное, не могли, — согласился Цзяо Тай. — А мы не можем арестовать всю толпу. — Он вновь обратился к Бао: — Вы заметили кого-либо из знакомых поблизости от циновки?

— Я здесь никого не знаю, — безжизненным голосом ответил Бао. — Мы были в Вуйи и Цзиньхуа, но в этом городе мы впервые. Я знаком только с господином Ло. Он представился мне, когда я осматривал двор храма, и любезно предложил свою помощь.

Цзяо Тай кивнул. Ему нравилось умное и открытое лицо Бао. Обернувшись к остальным, он заговорил с Ло:

— Вам лучше проводить актеров туда, где они остановились, господин Ло. Скажите им, что ближе к ночи мы ожидаем возвращения наместника, и он мигом расследует это отвратительное убийство. Завтра им следует явиться в судебную управу, чтобы уладить формальности. Затем им отдадут тело мальчика для захоронения.

— Можно мне тоже прийти, господин Цзяо? Бао — добрый малый; я все сделаю, чтобы помочь ему в этой ужасной ситуации.

— Вам в любом случае следует явиться, — подтвердил Ма Жун. — Вы — важный свидетель.

Они с Цзяо Таем встали и произнесли несколько утешительных слов убитому горем семейству. Когда актеры и седобородый вслед за Ло спустились по лестнице, два друга вновь уселись за стол у окна. Молча они опустошили свои винные чаши. Вновь наполняя их, Ма Жун сказал:

— Что ж, надеюсь, сегодня больше ничего не случится. Как только судья вернется, мы сразу же ему все расскажем. Задачка не из простых, я бы сказал. Даже для него!

Он выжидательно посмотрел на приятеля, но Цзяо Тай никак не отозвался. Он бездумно провожал глазами слугу, который принес наверх большую масляную лампу. Когда слуга удалился, Цзяо Тай резко поставил на стол чашу и с горечью произнес:

— Какая бесчеловечность! Заставить отца убить своего собственного сына на глазах у матери! Ты представляешь себе? Мы разыщем подлого ублюдка, который совершил это! Немедленно!

— Хорошо, давай попробуем, — отозвался Ма Жун, — но убийство — это не шутка. Я совсем не уверен, что судье понравится наше вмешательство в расследование. Одно неверное движение может все испортить, ты ж понимаешь!

— Мы всяко не причиним большого вреда, если будем делать то, что и так приказал бы судья.

Ма Жун кивнул.

— Отлично, я с тобой! За удачу! — Осушив свою чашу, он добавил с кривой усмешкой: — Вот случай проявить себя! Эти почтенные горожане разговаривают с нами, будто овечки, но за нашими спинами называют нас просто парой безмозглых громил!

— По сути дела, они правы, — рассудительно признал Цзяо Тай. — В конце концов, мы не книжные черви. Вот почему я и не люблю заниматься, к примеру, делами господ. Но это убийство как раз для нас, потому что имеет отношение к таким людям, каких мы знаем прекрасно.

— Тогда нам нужно составить план расследования! — воскликнул Ма Жун и наполнил чаши.

— Наш судья всегда начинает с мотива и возможности, — подумав, сказал Цзяо Тай. — В этом случае мотив ясен как день. Раз никто не мог иметь что-нибудь против несчастного паренька, убийца должен был ненавидеть Бао. Смертельно ненавидеть.

— Точно. И поскольку Бао впервые здесь, в Пуяне, значит, нужно сосредоточиться на тех людях, которые общались с ним и его труппой в последние несколько дней.

— Но Бао мог встретить здесь и своего старого врага, — заметил Цзяо Тай.

— В таком случае он бы сразу сказал нам об этом, — возразил Ма Жун.

Какое-то время он сосредоточенно размышлял.

— Знаешь, я не так уж уверен, что никто не мог иметь что-то против мальчугана. Такие пареньки обладают способностью залезать в самые неожиданные места; он вполне мог увидеть или услышать что-нибудь совсем не предназначенное для его глаз и ушей. Кто-то захотел заткнуть ему рот, и фокус с мечом оказался неожиданной удачей.

— Да, — согласился Цзяо Тай. — Тут может быть множество вариантов. — Он сделал глоток, нахмурился и поставил чашу на стол. — Какой-то странный вкус у этого пойла! — удивленно заметил он.

— Тот же самый, что и раньше, но я согласен, все равно какое-то оно не такое! Сказать почему, братец? Вино только тогда хорошо, когда ты беззаботен и счастлив. Трудно спокойно выпивать, когда в голове одни заботы.

— Вот поэтому наш судья вечно пьет чай, бедняга!

Цзяо Тай с неудовольствием посмотрел на кувшин с вином, потом схватил его и поставил под стол. Скрестив на груди свои мощные руки, он продолжил:

— Что до возможности, то и До, и Ху стояли рядом со стеллажом, так что любой из них мог поменять клинки местами. Как насчет их мотивов?

Ма Жун потер подбородок.

— Что касается Ху, мне только один мотив приходит в голову. Или, вернее, два. То есть госпожа Бао и ее дочь. Небеса, да я сам был не прочь подкатить к этим бабенкам! Подумать только, какие акробатические номера они способны вытворять! Предположим, что Ху возжелал одну из них или обеих, а Бао велел ему держаться подальше, и Ху это не понравилось.

— Допустим. Если Ху такой выродок и отъявленный негодяй, то он вполне мог отомстить Бао столь ужасным образом. А как насчет Ло?

— Исключено! Ло не стал бы этого делать, он ведет себя благонравно. Если и гуляет на стороне, то посещает тайком какой-нибудь приличный бордель. Он бы никогда не посмел заигрывать с актерками.

— Я согласен, что Ху для нас — наилучшая кандидатура, — сказал Цзяо Тай. — Сейчас я пойду и поговорю с ним. Потом навещу и Ло, просто для полноты картины, так сказать.

А тебе бы лучше отправиться в храм, братишка, и постараться разнюхать побольше деталей. Думаю, наш судья захочет знать все о семействе Бао.

— Отлично, я порасспрошу обеих женщин; это, скажу я тебе, самая гладкая работенка! — И он вскочил с места.

— Быть может, не такая гладкая, как тебе кажется, — хмыкнул Цзяо Тай, тоже вставая. — Не забывай, эти женщины — акробатки! Они знают, как использовать руки, если им слишком докучают. Ладно, встретимся в управе.

Цзяо Тай направился прямо к маленькой питейной в восточной части города, откуда правил своими подданными Шень Па, глава гильдии нищих.

В грязном зале не было никого, кроме развалившегося в кресле человека исполинских размеров. Этот человек оглушительно храпел. Его чудовищные лапы покоились на внушительном голом пузе, что торчало из-под изношенной черной куртки.

Цзяо Тай бесцеремонно потряс его за плечо. Человек встрепенулся и открыл глаза. Смерив суровым взглядом Цзяо Тая, он сказал сердито:

— Ты напугал безобидного старого человека! Ну, ладно, садись. Хоть будет с кем поболтать.

— Я тороплюсь. Ты знаешь мерзавца по имени Ху Тама?

Шень Па медленно покачал своей большущей головой.

— Нет, — твердо произнес он, — я не знаю его.

Цзяо Тай уловил лукавую искру, блеснувшую в глазах собеседника. Он нетерпеливо продолжил:

— Может, ты с ним и не встречался, но ты должен был слышать о нем, жирный проходимец! Его видели во дворе старого даосского храма.

— Только не надо обзываться! — со страдальческим видом проговорил Шень Па и добавил мечтательно: — А-а, тот двор храма Высшей мудрости! Мое старое логово! Вот это, братец, были дни! Веселые и беззаботные! А теперь взгляни, кем я стал — главой гильдии, обремененным административными заботами! Я…

— Единственное, что обременяет тебя, — это твое пузо, — перебил Цзяо Тай. — Говори быстро! Где мне найти Ху?

— Ладно, — покорно отозвался Шень Па, — раз уж тебе так загорелось… по правде говоря, я слышал, что человека, который называет себя этим именем, обычно можно найти под восточной городской стеной, в винной лавке, пятой к северу от Восточных ворот. Но учти, это только по слухам, сам я…

— Премного тебе благодарен! — бросил Цзяо Тай и ринулся прочь.

На улице он засунул шапку в рукав и взъерошил волосы. Ему не потребовалось много времени, чтобы дойти до построенного из старых досок сарая, прилепившегося к основанию городской стены. Он оглядел пустынные окрестности, погруженные в темноту, и, отдернув занавесь на двери, ступил внутрь.

Помещение тускло освещали дымящие масляные лампы. В воздухе висел тошнотворный смрад прогорклого масла и дешевого пойла. Старик с затуманенным взором разливал подозрительного вида мутное вино за шаткой бамбуковой стойкой. Перед ней стояли трое мужчин в лохмотьях; Ху Тама возвышался над остальными.

Цзяо Тай встал рядом с Ху. Оборванцы безразлично посмотрели на него; они явно не признали в нем служителя судебной управы. Он заказал питье. Сделав глоток из треснувшей миски для риса, что заменяли здесь винные чаши, он сплюнул и сказал Ху:

— Мерзкая бурда! Плохо, когда нет денег!

На широкой загорелой физиономии Ху появилась кривая усмешка. Цзяо Тай подумал, что хоть и выглядит он головорезом, но все же не совсем отпетым. Помощник судьи продолжил:

— Не слышал, может, где какое выгодное дельце наклевывается?

— Нет. Да и вообще, нашел кого спрашивать, братец! У меня последнее время черная полоса. Неделю назад думал украсть пару возов риса на дороге в Вуйи. Плевое дело, просто оглушить двух возчиков. Все было подготовлено отлично — дорога пустынная, в лесу. Да мое невезение все испортило.

— Может, ты просто стареешь, — поддел его Цзяо Тай.

— Заткнись и слушай! Только я сшиб первого возчика, как из-за поворота выбегает какой-то сопляк. Оглядел меня сверху донизу и придурковато так спрашивает: «Зачем ты это делаешь?» Тут я шум услышал и прыг в кусты. Из своего укрытия вижу, как из-за поворота выезжает крытый парусиной фургон со странствующими актерами. Второй возчик наговорил им ужасов и добавил, что я дал стрекача.

— Неудачно вышло, — согласился Цзяо Тай. — А ты, похоже, изрядно вляпался. Вчера я видел здесь труппу, представляющую на улице, так там парнишка кувыркался. Если это тот самый сопляк, тебе бы лучше поостеречься. Он может узнать тебя.

— Уже узнал! Снова поймал меня на деле! Второй раз и теперь со своей сестрой! Можешь себе представить большее невезение? Но сопляку тоже не повезло. Он умер!

Цзяо Тай подтянул ремень. Дело-то, в конечном счете, оказалось простым. Он учтиво произнес:

— Ты и вправду очень невезучий, Ху! Я служитель окружного суда, так что пойдем-ка со мною!

Ху грязно выругался, затем закричал своим собутыльникам:

— Вы слышали — это грязная судейская ищейка! Сделаем котлету из охотника за ворами!

Но оба проходимца степенно покачали головами. Старший сказал:

— Ты, приятель, нездешний. Сам разбирайся!

— Чтоб вам подохнуть! — Громила повернулся к Цзяо Таю. — Пойдем отсюда и посмотрим, кто кого!

Нищий, слонявшийся по темной аллее, поспешил улизнуть, когда заметил, что вышедшая из сарая парочка приготовилась к драке.

Ху начал с молниеносного удара, направленного в челюсть Цзяо Тая, однако помощник судьи умело парировал выпад и тут же направил локоть в лицо Ху. Тот увернулся и длинными мускулистыми руками обхватил Цзяо Тая за пояс. Цзяо сразу понял, насколько его противник опасен в ближнем бою: они были одного роста, но Ху куда тяжелее, и он старался подмять под себя Цзяо Тая, используя свое преимущество. Вскоре оба уже часто и тяжело дышали. Но Цзяо Тай получше владел техникой боя, и ему удалось выскользнуть из медвежьих объятий противника. Он отступил и точным ударом подбил Ху левый глаз. Тот потряс головой и с разъяренным рычанием вновь кинулся в атаку.

Цзяо Тай был наготове, ожидая всяких подлых трюков, но у Ху явно ничего такого в запасе не было. Он сделал ложный выпад, а затем обрушил чудовищный удар в солнечное сплетение своего недруга, который, несомненно, свалил бы Цзяо Тая, не увернись тот, встретив кулак грудью. Помощник судьи сделал вид, будто задыхается, и отступил, шатаясь. Ху решил добить противника прямым ударом в челюсть. Цзяо Тай обеими руками перехватил летящий ему навстречу кулак, нырнул под руку Ху и вскинул его себе на спину. Послышался хруст вывихнутого плеча, Ху рухнул на землю. Голова его с пренеприятным стуком шмякнулась о камень, после чего он уже не подавал признаков жизни.

Цзяо Тай вернулся в сарай и потребовал у седобородого веревку, а также приказал ему сбегать за надзирателем квартала и его людьми.

Затем Цзяо Тай надежно связал ноги Ху, сел на корточки и принялся ждать надзирателя.

Ху понесли в суд на импровизированных носилках. Цзяо Тай приказал тюремному стражу отправить его в камеру и позвал судебного врача, чтобы тот привел узника в чувство и вправил ему плечо.

Когда с этими делами было покончено, Цзяо Тай в глубокой задумчивости направился в канцелярию. Имелось одно обстоятельство, которое не давало ему покоя. Быть может, в этом деле все не так просто.

Тем временем Ма Жун, покинув трактир «Беседка зимородка», вернулся в судебную управу, где немедленно принял ванну. Надев красивую чистую рубаху, он отправился к даосскому храму.

Разношерстная толпа сгрудилась под возведенной из бамбуковых стволов сценой, которую освещали два больших бумажных фонаря. Зрелище уже началось, ведь Бао не мог себе позволить отменить из-за смерти сына назначенные представления. Он, его жена и дочь, облаченные в яркие театральные костюмы, стояли перед двумя поставленными друг на друга столами, изображавшими трон. Госпожа Бао пела под аккомпанемент пронзительной скрипки.

Ма Жун направился к стоявшей у сцены бамбуковой клетке, где седобородый яростно терзал двухструнную скрипку и, одновременно, бил правой ногой в медный гонг. Ма Жун дождался, когда тот отложил скрипку и сменил ее на пару деревянных погремушек. Подтолкнув седобородого, он многозначительно подмигнул ему и спросил:

— Где я могу повидаться с женщинами?

Старик мотнул подбородком на стоявшую позади него стремянку и с удвоенной силой затряс погремушками.

Ма Жун взобрался в импровизированную артистическую уборную, отделенную от сцены ширмами из бамбуковых циновок. Там не было ничего, кроме дешевого туалетного столика, уставленного блюдцами с румянами и пудрой, и низкого табурета.

Судя по громким одобрительным возгласам публики, актеры закончили выступление. Грязная синяя занавеска отлетела в сторону, и появилась барышня Бао.

Она была наряжена для роли принцессы: длинное зеленое платье с блестками из медной фольги и замысловатый головной убор, отделанный аляповатыми бумажными цветами. Хотя лицо ее покрывал толстый слой грима, Ма Жун отметил, что выглядит девица на редкость привлекательно.

Она мельком взглянула на посетителя и уселась на табурет. Потянувшись к зеркалу, чтобы осмотреть свои нарисованные брови, она безразлично спросила:

— Есть какие-то новости?

— Ничего особенного! — бодро отозвался Ма Жун. — Я просто заглянул побеседовать с очаровательной девушкой!

Она повернула голову, смерила его пренебрежительным взглядом и отрезала:

— Не трудитесь разбрасываться комплиментами. Со мной это не пройдет!

— Я просто хотел поговорить о твоих родителях. — Ма Жун был несколько ошарашен столь резким отпором.

— О родителях? О моей матери, вы хотите сказать? Что ж, с ней вы обойдетесь без посредника, она всегда открыта такого рода предложениям!

Вдруг она закрыла лицо руками и разрыдалась. Ма Жун подскочил к ней и похлопал ее по спине:

— Не отчаивайся, моя милая! Я понимаю, эта ужасная история с твоим братом…

— Он не был мне братом! — перебила она. — Эта жизнь… Я больше не вынесу! Моя мать — шлюха, мой отец — безмозглый дурак, который без ума от нее… Вы знаете, какую роль я сейчас играю? Я дочь благородного императора и его целомудренной супруги! Это ли не насмешка?!

В бешенстве она затрясла головой и принялась яростно стирать грим бумажным комком. Чуть успокоившись, девушка продолжила:

— Представьте, полгода назад мать неизвестно откуда притащила этого мальчишку! Сообщила отцу, что восемь лет назад слегка оплошала. Малый, который обрюхатил ее, все это время заботился о щенке, а потом решил, что с него хватит. И отец смирился, как всегда… — Она прикусила губу.

— Есть у тебя какие-нибудь соображения, кто мог сегодня сыграть эту подлую шутку с твоим отцом? А вдруг он встретил здесь своего старого врага?

— Почему эти мечи обязательно подменили с умыслом? — отрывисто бросила она. — Мой отец мог ошибиться, разве не так? Вы же знаете, что оба меча похожи как две капли воды. Иначе фокус не получится.

— Мне кажется, твой отец уверен, что кто-то подменил его, — заметил Ма Жун.

Вдруг она топнула ногой и воскликнула:

— Что за жизнь! Ненавижу ее! Хвала Небесам, что скоро я все начну сначала. Наконец-то я встретила порядочного человека, который согласен заплатить моему отцу изрядный выкуп и взять меня наложницей.

— Жизнь наложницы, знаешь ли, не всегда так уж замечательна.

— Это ненадолго. Его жена больна, и доктора говорят, что она не протянет и года.

— Ну и кто же этот счастливчик?

Мгновение она колебалась.

— Так и быть, расскажу, раз уж вы судейский. Но пока молчок, хорошо? Это торговец рисом Ло. Последнее время ему не везло в делах, и он не хочет говорить с моим отцом, прежде чем сможет выложить деньги на бочку. Ло намного старше меня, разумеется, и голова у него забита всякими старомодными понятиями, но, скажу вам, я по горло сыта этими развеселыми юнцами, которым лишь бы переспать с тобой разок, а на что-то серьезное рассчитывать нечего!

— Как ты познакомилась с Ло?

— Встретила его в тот день, когда мы приехали в Пуян. Он предложил отцу помочь в аренде этого двора. Ло тут же стал на меня облизываться, он…

Ее голос утонул в донесшихся снаружи оглушительных аплодисментах. Она тут же вскочила, поправила головной убор и торопливо сказала:

— Я должна идти! До свидания!

И исчезла за занавеской.

Своего друга Ма Жун обнаружил сидящим в канцелярии в полном одиночестве. Цзяо Тай встрепенулся и сказал:

— Похоже, братец, наше дело закончено. Подозреваемый у меня в темнице под замком!

— Отлично! — Ма Жун оседлал стул и выслушал историю Цзяо Тая.

Потом он и сам рассказал о беседе с барышней Бао.

— Если объединить добытые нами сведения, — закончил он, — получается, что барышня Бао в промежутках между встречами с возлюбленным Ло погуливала с Ху. Я полагаю, просто для поддержания формы. Но, похоже, тебя что-то беспокоит?

— Я забыл тебе рассказать, — медленно проговорил Цзяо Тай, — что Ху Тама не захотел идти со мной по-хорошему, так что пришлось нам обменяться тумаками. Парень дрался честно, ни одного подлого удара. Я вполне могу себе пред-ставить, как Ху в приступе ярости ломает шею этому парнишке, заметив, что тот подглядывает за ним с его сестрой; но чтобы разыграть этот низкий трюк с подмененными мечами… Нет, братец, уверяю тебя, это не в его характере!

— Некоторые люди проявляют себя с самых разных сторон, причем одновременно, — пожал плечами Ма Жун. — Пойдем-ка лучше посмотрим, как он там себя чувствует.

Они встали и отправились в тюрьму, что находилась за залом судебных заседаний. Цзяо Тай велел стражнику сходить за старшим писарем, дабы тот записал и засвидетельствовал происходящее на допросе.

Ху сидел на лежанке в маленькой темной камере, руки и ноги его были прикованы цепями к стене. Когда Цзяо Тай поднял свечу, Ху взглянул на него и угрюмо бросил:

— Хоть и не хочется признавать, сукин ты сын, но это был ловкий бросок!

— Пустяки, не стоит благодарности! Расскажи-ка нам поподробнее о том грабеже, который ты запорол.

— С чего бы это? Не о чем там говорить! Нападение и побои, больше на мне ничего нет. Сшиб одного возчика, а до тюков с рисом даже не дотронулся.

— Как же ты собирался избавиться от двух возов? — с любопытством осведомился Ма Жун. — Нельзя продать столько риса, не задействовав кого-то из купеческой братии.

— Товар-то не для продажи, — ухмыльнулся Ху. — Я должен был скинуть тюки в реку, все до единого!

Заметив недоумение на лицах судейских, он пояснил:

— Понимаете, рис этот был гнилой, весь до последнего зернышка. Малый, который продал его, хотел, чтобы его украли, ведь тогда гильдии пришлось бы возместить потерю. Поскольку дельце я завалил, рис доставили как положено и обнаружили, что он негодный. Торговцу пришлось вернуть все деньги, полученные от покупателя. Вокруг сплошные несчастья! И все же я считаю, что за все хлопоты этот малый должен мне серебряный слиток. Но когда я ему на это намекнул, он наотрез отказался раскошеливаться!

— Кто же это? — спросил Цзяо Тай.

— Ло, один из ваших здешних торговцев рисом.

Цзяо Тай бросил на Ма Жуна изумленный взгляд.

Ма Жун спросил:

— Откуда ты знаешь Ло? Ты ведь из Вуйи.

— Он мой старый приятель. Я его много лет знаю; он часто бывает в Вуйи. Он еще тот проныра, этот Ло, всегда норовит смошенничать. У этого продувного ханжи в Вуйи имелось любовное гнездышко; женщина, которую он там содержал, была подружкой девки, за которой я увивался, — вот так я с Ло и познакомился. У некоторых, однако, странные вкусы. Моя была молодая здоровая бабенка, а у Ло — форменная старуха. Хотя моя говорила, что у нее был от него мальчишка.

— Кстати, о бабенках, — сказал Ма Жун. — Как ты поладил с барышней Бао?

— Очень просто! Довелось увидеть ее на сцене в первый же вечер, когда они здесь устраивали представление, и она пришлась мне по вкусу. Пытался поближе познакомиться и той же ночью, и следующей, но все впустую! Вчера вечером снова попробовал — все равно делать было нечего, пока поджидал, когда Ло раскошелится. А ночью, после представления, она выглядела усталой — вся такая раздраженная. Но когда я закинул удочку на всякий случай, она и говорит: «Ладно. Но ты должен постараться, ведь это мой последний загул!» Нашли мы укромное местечко в тихом углу того двора, но только начали, как откуда-то взялся этот мальчишка, искавший свою сестру. Я сказал ему убираться, он и убежал. Не знаю, то ли из-за помехи этой, то ли опыта у нее маловато, но все дальнейшее меня разочаровало. Сами знаете, как бывает: иногда все куда лучше, чем ты ожидал, а другой раз хуже. Но и то, что мне досталось, я получил даром, так стоит ли жаловаться?

— Я видел, как ты ругался с Ло, — сказал Цзяо Тай. — Вы оба стояли рядом с подставкой для мечей. Не заметил, чтобы кто-нибудь прикасался к этим мечам?

Ху наморщил свой шишковатый лоб. Затем покачал головой.

— Пойми, я все время делил свое внимание между этим подонком Ло и двумя женщинами. Перед тем, как мальчишка начал кувыркаться, дочка стояла прямо передо мной — я мог ущипнуть ее за задницу. Но, видя, какая она надменная, я вместо этого ущипнул мамашу, когда она подошла чуть сдвинуть в сторону бамбуковый сундук. А в награду получил только пренебрежительный взгляд. Тем временем Ло попытался улизнуть от меня; он чуть не споткнулся о сундук, когда я потянул его за рукав. Любой мог переложить на подставке эти зубочистки.

— Включая тебя! — сурово проговорил Ма Жун.

Ху попытался вскочить, зазвеневшие цепи натянулись. Вскрикнув от боли, узник отпрянул.

— Так вот куда вы гнете, ублюдки! — заорал он. — Хотите повесить на меня это мерзкое убийство? Из всех грязных затей… — Он взглянул на Цзяо Тая и взорвался: — Ты не свалишь это на меня, судейский! Я клянусь, что никогда не убивал человека! Случалось мне слегка поколотить некоторых, но не больше! Убить юнца, да еще так…

— Подумай лучше хорошенько! — резко перебил его Ма Жун. — У нас есть силы и средства добиться от тебя правды!

— Убирайтесь прочь! — вскипел Ху.

Вернувшись в канцелярию, Ма Жун и Цзяо Тай уселись за стол у задней стены. Писарь примостился напротив них, поближе к свече. Два друга угрюмо глядели, как он вытащил из ящика несколько листов чистой бумаги и смочил кисточку для письма, чтобы составить протокол, пользуясь записями, сделанными во время допроса. Наконец Ма Жун прервал затянувшуюся паузу.

— Да, я согласен, что Ху, может, и невиновен. Но одно этот мерзавец сделал точно. Он совершенно нас запутал!

Цзяо Тай уныло кивнул.

— До — прожженный плут и распутник в придачу, несмотря на свою постную рожу. Сначала содержал женщину в Вуйи, а теперь пытается заграбастать барышню Бао. Наша красотка далеко не монахиня, однако весьма лакомый кусочек. У Ло не было никакой причины убивать мальчика или досаждать Бао, но мы все равно посадим его за решетку. Наш судья захочет проверить его заявления.

— Почему бы начальнику стражи не притащить сюда заодно троицу Бао и старого музыканта? Тогда перед нашим судьей предстанут все, так сказать, живые свидетельства. Завтра утром, во время судебного заседания, он сможет сразу приступить к делу и во всем разберется.

— Это хорошая мысль.

Когда Ма Жун вернулся, старый писарь уже закончил. Он зачитал вслух написанное, приятели одобрили его работу, и Цзяо Тай сказал:

— Раз уж ты, дедушка, так ловко орудуешь этой кисточкой, то запиши и наши отчеты.

Писарь безропотно взял новую пачку бумаги. Ма Жун развалился в кресле, сдвинул шапку на затылок и начал рассказ с того, как они наблюдали за убийством из трактира «Беседка зимородка».

Затем Цзяо Тай продиктовал свое сообщение об аресте Ху Тама. То была нелегкая работа, ведь они знали, что судья Ди не любит многословных рассуждений, но при этом требует мельчайших деталей. Когда наконец они справились с этим делом, их лица взмокли от пота.

Таковыми и застал их судья Ди, когда за час до полуночи вошел в канцелярию, даже не переодев коричневую дорожную рубаху. Он выглядел усталым и встревоженным. Когда его помощники и писарь торопливо вскочили, судья резко спросил:

— Что все это значит? Только я вылез из паланкина, как начальник стражи доложил мне, что двоих вы заперли в темнице как подозреваемых в убийстве, а еще четверых притащили в качестве свидетелей!

— Видите ли, ваша честь, — робко начал Ма Жун, — случилось довольно-таки подлое убийство маленького мальчика. Мы с товарищем провели небольшое расследование; вот здесь как раз все изложено. Началось с того…

— Пойдемте ко мне! — перебил его судья. — Бумаги возьмите с собой!

Он велел писарю принести в свой кабинет большой чайник и удалился, сопровождаемый двумя своими помощниками.

Расположившись в большом кресле за письменным столом, судья Ди сказал:

— То дело в Вуйи благополучно улажено. Мой коллега Пан — толковый малый, с ним приятно работать. Старшина Хун и Дао Гань задержались там еще на день, чтобы проследить за некоторыми деталями.

Он сделал глоток горячего чая и откинулся в кресле, придвинув к себе бумаги.

Ма Жун и Цзяо Тай, занявшие табуреты перед столом, буквально окаменели. В глотках у них пересохло, но они этого не замечали, с тревогой наблюдая за меняющимся выражением лица судьи Ди.

Вначале густые брови судьи были сурово сдвинуты. Но по мере чтения лицо его мало-помалу смягчалось. Перевернув последнюю страницу, он еще раз перечитал несколько мест и попросил обоих помощников передать дословно некоторые из разговоров. Наконец он выпрямился и сказал, едва заметно улыбаясь:

— Поздравляю вас! Вы оба прекрасно поработали. Вы не только справились со своими обычными задачами, но еще доказали, что способны на самостоятельные действия. Оба ареста вполне оправданы.

Широкие улыбки расплылись на физиономиях помощников. Ма Жун схватил чайник и поспешно налил по чашке чая себе и Цзяо Таю.

— Итак, — продолжил судья, — давайте посмотрим, что у нас есть. Прежде всего, тех фактов, которыми мы располагаем, недостаточно, чтобы утверждать, будто это убийство. Бао действовал в спешке, потому что после акробатических номеров им предстояло еще выступать на сцене; кроме того, уже темнело. Таким образом, вполне вероятно, что Бао положил наверх неправильный меч просто по ошибке. Правда, сам он говорит о злом умысле, но, скорее всего, лишь потому, что боится обвинения в преступной небрежности, а эти странствующие актеры смертельно боятся властей. — Помолчав, судья разгладил свою длинную бороду. — С другой стороны, факты, которые вы собрали о людях, связанных с этим происшествием, указывают на различные причины, по которым кое-кто из них мог намеренно поменять местами клинки. В том числе и Бао.

— С чего бы это Бао желать смерти мальчика?! — воскликнул Ма Жун.

— Чтобы отомстить своей неверной жене и ее любовнику, торговцу рисом Ло. — Взмахом руки заставив замолчать своих озадаченных помощников, судья Ди продолжил: — Вы же догадались, что мальчик из любовного гнездышка Ло в Вуйи был незаконным сыном госпожи Бао, не правда ли? Ло увлекается сценой; я полагаю, что он встретил госпожу Бао, когда труппа играла в Вуйи. После рождения сына они поручили заботу о ребенке старухе, которая держала там дом свиданий. Через восемь лет госпожа Бао решила забрать ребенка, а значит, она призналась мужу в прелюбодеянии. Барышня Бао утверждает, что ее отец очень спокойно воспринял это известие, но ведь его безразличие могло быть притворным. А сегодня, когда Бао увидел Ло стоящим рядом с подставкой для мечей, он сообразил, что вот он, блестящий шанс отомстить неверной жене, избавиться от незаконного ребенка и впутать Ло в дело об убийстве — все одним разом. Ведь у нас также есть самые серьезные основания подозревать и самого Ло.

Снова Ма Жун и Цзяо Тай попытались заговорить, и снова судья заставил их замолчать.

— Ло знал особенности театрального реквизита и мог использовать эту возможность, а что до причин, то легко представить себе даже не одну. Шантаж — первое, что приходит в голову. По прибытии труппы Бао в Пуян Ло предложил свои услуги, вероятно, надеясь возобновить свою интрижку с госпожой Бао. Но Бао и его жена попытались его шантажировать; ведь мальчик — живое доказательство внебрачных похождений Ло в Вуйи. Подменив мечи, Ло уничтожил это доказательство и вполне мог заткнуть рот Бао, пригрозив обвинением в убийстве из ревности внебрачного сына своей жены.

Далее, у нас есть еще и госпожа Бао. Барышня дала понять Ма Жуну, что ее мать фактически проститутка, а чувства подобных женщин подчас трудно оценить. Когда госпожа Бао сообразила, что Ло, ее бывший любовник, переключился на дочку, она могла отомстить, убив его сына. Впрочем, нам не следует уделять слишком много внимания утверждениям барышни Бао, так как она производит впечатление весьма неуравновешенной девицы. Не колеблясь, называет мать шлюхой, а отца дураком, но сама при этом без всяких сомнений готова переспать с бродягой накануне окончательной договоренности о более постоянных отношениях с Ло. Кстати, мы должны выяснить, знала ли она, что Ло был любовником ее матери. — Судья помолчал, изучающе глядя на своих помощников. — Учтите, я лишь исследую возможности. Нет смысла в дальнейших рассуждениях, прежде чем мы не узнаем побольше о взаимоотношениях упомянутых лиц.

Судья Ди снова взял бумаги и перелистал их, то тут, то там углубляясь в чтение. Кладя их на стол, он задумчиво произнес:

— Мы должны помнить, что эти странствующие актеры живут в двух совершенно различных мирах. На сцене они отождествляют себя с великими мужами и женами нашего славного прошлого. Вне сцены они жалкие парии, которые едва наскребают себе на жизнь. Такое двойное существование способно извратить человеческий характер.

Судья замолчал. Он сделал глоток чая, а затем сидел какое-то время, глубоко погруженный в свои мысли, и медленно поглаживал бакенбарды.

— Согласны ли вы, ваша честь, что Ху невиновен? — спросил Цзяо Тай.

— Нет. По крайней мере, до поры до времени. Это правда, что Ху Тама произвел на вас обоих благоприятное впечатление, и, насколько мне известно, ваша оценка вполне может оказаться совершенно правильной. И все-таки эти бродячие забияки иногда ведут себя совершенно непредсказуемо. Ху изо всех сил старался подчеркнуть, что свидание окончилось неудачей по вине барышни Бао, и в качестве вероятной причины упоминал заминку, вызванную появлением мальчика. Но вполне можно предположить, что все было наоборот и оплошал сам Ху. Он мог смертельно испугаться, что ослабла его мужская сила, и возненавидеть за это несчастного мальчика.

Мне показалось странным, что Ху так подробно рассказывал о своих любовных подвигах двум служителям правосудия, допрашивающим его в темнице. Это рождает подозрение, будто он настолько обеспокоен данной проблемой, что только об этом и может говорить. А поскольку Ху несколько раз разговаривал со старым барабанщиком, то мог вызнать о мече с секретом. Впрочем, с другой стороны, красноречие Ху может объясниться просто невинным желанием покрасоваться.

Судья Ди встал.

— А теперь я взгляну на заинтересованных лиц. Этот кабинет слишком мал. Прикажите начальнику стражи доставить всех в приемную. И пусть писарь позовет двух помощников, дабы разбирательство было зафиксировано надлежащим образом. Пока вы занимаетесь этим, я быстро приму ванну.

Просторная приемная была ярко освещена. Горели все свечи в настенных светильниках, а на столе в центре зала стояли два массивных канделябра кованого серебра. Бао, его жена и дочь, а также старый музыкант сидели перед столом на стульях. Ху стоял слева, между двумя стражниками; Ло — с другой стороны, под такой же охраной. Старший писарь и два его помощника расположились за отдельным столом поменьше. Актеры и заключенные старательно не обращали друг на друга внимания; все уставились прямо перед собой. В зале стояла мертвая тишина.

Внезапно начальник стражи распахнул двойные двери. Вошел судья Ди, следом — Ма Жун и Цзяо Тай. На судье теперь была простая темно серая рубаха и маленькая черная шапочка. Все низко склонились в ожидании, когда он пройдет к столу и займет место в большом резном кресле черного дерева. По обе стороны от него встали помощники.

Прежде всего судья Ди оглядел двоих заключенных, угрюмого Ху и чопорного и в то же время какого-то суетливого Ло. Он пришел к выводу, что его помощники очень точно описали обоих. Затем он принялся молча изучать троих актеров.

Заметив, насколько измученными и усталыми они выглядят, он подумал, какой длинный и тяжелый день пережили эти люди, и почувствовал легкие угрызения совести: ведь им предстоит нешуточный допрос. Он вздохнул, откашлялся и ровным голосом произнес:

— Прежде чем снять показания с заключенных под стражу, я хочу точно установить семейные отношения, которые связывают присутствующих здесь с покойным мальчиком. — Пристально глядя на госпожу Бао, он продолжил: — Мне сообщили, госпожа Бао, что он являлся вашим незаконным сыном. Это правильно?

— Да, ваша честь, — еле слышно ответила она. — Почему вы не брали к себе мальчика, пока ему не исполнилось восемь лет?

— Потому что не решалась открыться мужу, а кроме того, отец ребенка обещал мне ухаживать за ним. Некогда мне показалось, что я полюбила этого человека; ради него я более чем на год бросила мужа. Этот человек рассказал мне, что его жена смертельно больна и после ее смерти он женится на мне. Но поняв, какой он в действительности негодяй, я разорвала наши отношения. Я долго ничего о нем не слышала, но полгода назад неожиданно столкнулась с ним во время выступлений труппы в столице. Он хотел возобновить наши отношения, а когда я отказалась, сказал, что в таком случае не видит оснований и далее содержать ребенка. Тогда я все рассказала мужу. — Она окинула любящим взглядом сидящего рядом актера и продолжила:

— Столь чуткий и добрый человек, как он, не стал осуждать меня. Просто сказал, что как раз такого мальчика ему не хватает, чтобы дополнить труппу, и он сделает из моего ребенка хорошего акробата. И действительно сделал! Люди презирают наше ремесло, ваша честь, но мы с мужем гордимся им. Мой муж любил мальчика, как собственного сына, он…

Она прикусила задрожавшую губу. Чуть помедлив, судья Ди задал вопрос:

— Вы сообщили мужу, кто являлся вашим любовником?

— Нет, ваша честь. Этот человек гнусно обошелся со мной, но я не видела оснований губить его репутацию. Как не вижу и сейчас. А муж никогда об этом не спрашивал.

— Понимаю, — сказал судья.

Искренние показания женщины убедили его. Теперь он знал, кто убил мальчика. Понятен стал и мотив: мальчика заставили замолчать, как совершенно верно предположил Ма Жун в самом начале. Но впоследствии его помощник позабыл об этой версии, когда перед ним открылись новые обстоятельства. Подергивая ус, судья уныло размышлял о том, что, хотя он и знает, кто подменил мечи, у него нет ни малейшей улики. Если он не будет действовать быстро, то никогда не докажет вину преступника. Он должен добиться признания здесь и сейчас, до того, как преступник осознает весь смысл показаний госпожи Бао. И он сказал начальнику стражи:

— Теперь я желаю допросить обвиняемого Ло! Когда торговец рисом встал перед столом, судья Ди сурово обратился к нему:

— Ло, здесь, в Пуяне, ты старательно создавал себе репутацию честного купца и высоконравственного человека, но мне известно все о твоих делишках в Вуйи. Ты пытался обмануть свою собственную гильдию, и ты содержал любовницу! Ху Тама расскажет нам об этом более подробно. Я советую тебе правдиво ответить на мои вопросы! Говори, ты состоял в любовной связи с госпожой Бао восемь лет назад?

— Да, — нетвердым голосом отозвался Ло. — Я прошу вашу честь…

Раздался сдавленный крик. Барышня Бао вскочила со стула. Стиснув руки, она широко распахнутыми, горящими глазами смотрела на Ло. Он отступал, что-то бормоча себе под нос. Внезапно девушка вскричала:

— Ах ты, грязная скотина! Да проклянут меня Небеса и преисподняя за то, что я так безрассудно поверила твоим россказням! Сыграл такую же шутку с моей матерью, а? И подумать только, я, легковерная дура, испугавшись, что щенок расскажет тебе о моем свидании с Ху, положила наверх неправильный меч! Я и тебя убью, ты…

И она, выставив руки, будто когтистые лапы, бросилась на съежившегося Ло. Два стражника тут же шагнули вперед и схватили ее за плечи. По знаку судьи они увели ее прочь, визжащую и рвущуюся, будто дикая кошка.

Родители, окаменев от ужаса, смотрели ей вслед. Мать зарыдала.

Судья Ди постучал по столу костяшками пальцев.

— Завтра в суде я выслушаю полное признание вашей дочери, госпожа Бао. Что до тебя, До, я назначу доскональное расследование всех твоих дел и не сомневаюсь, что тебе предстоит долгое заключение. Мне не нравятся такие люди, как ты, Ло. Ху Тама, ты будешь приговорен к одному году принудительных работ в саперных войсках Северной армии. Там ты сможешь доказать, что достоин уважения; не исключено, что со временем тебя примут на военную службу. — Повернувшись к начальнику стражи, он добавил: — Отправь в темницу обоих узников!

Некоторое время судья молча смотрел на актера и его жену. Она уже не плакала, а сидела опустив глаза, в оцепенении. Бао с беспокойством поглядывал на нее; выразительное лицо актера непроизвольно кривилось от переполнявших его чувств. Судья Ди мягко обратился к ним:

— Ваша дочь не смогла совладать с тяготами, кои пришлись на ее долю, и это изуродовало ее душу. Я вынужден требовать для нее смертного приговора. Это значит, что в один день вы лишились и сына, и дочери. Но время залечит эту ужасную рану. Вы оба еще в расцвете сил, вы любите друг друга и свое ремесло, и эта двойная привязанность станет вам надежной опорой. Хотя сейчас все вам кажется безнадежно мрачным, помните, что даже за самыми темными ночными тучами светит луна.

Они встали, низко поклонились и покинули зал.