Сукин сын

Глава 20 Цыганская сделка

Дверь в библиотеке хлопнула так, что Зося вздрогнула и поморщилась. В прилипшей одежде, оставляя мокрые следы, зашел Максим и стянул с головы мокрую кепку. С кепки текло ручьем, по лицу струилась вода, как будто текли слезы. Она медленно поднялась, поправляя юбку.

— Что случилось?

— Тамара из больницы пропала… А следователь говорит, что она вообще не Тамара. Не та, за которую себя выдает.

— И что? — Зоська злилась. Он стоял, ничего не отвечая. Она приблизилась и прижала его к себе. В нее проникали его холод и горе, одежда намокла, но она все крепче прижимала его, пальцами раздирая на голове мокрые кудри. Только прижав к себе, она что-то поняла.

— Мы сейчас пойдем ко мне, и тебе придется выпить. Стой тут, я быстро запру.

Она усадила в машину неподвижного Максима, подталкивая и разворачивая, как куклу.

— Что с ней случилось?

— Они не знают. Боюсь, что она все бросила. Отчаялась.

Он отвернулся к окну, мутному от струй. Возле Зосиного подъезда он встал.

— Я должен один. Мне надо быть одному.

— Не надо тебе быть одному, — возразила Зося и завела за руку в подъезд. Он останавливался на каждом этаже, собираясь вернуться. Зося едва доволокла его до квартиры, отперла дверь и усадила на диван. Сбегала на кухню за чаем с малиной, а когда вернулась, он спал, сидя с прямой спиной. Зося охнула, стащила его сырую одежду, поразившись синеве кожи, постелила простыни и уложила, то и дело хватаясь за спину. Каким тяжелым он был, разбитым.

Спать в однокомнатной квартире, где стояли лишь диван, стол и два кресла, было негде. Завернувшись в одеяло, она свернулась в кресле и задремала под шум дождя. Через два часа ее разбудила боль в шее. Диван был пуст. Зося вскочила и опрометью кинулась в ванную, заглянула в кухню — никого. Накинув плащ, она кинулась на улицу и бежала, не помня себя, заглядывая в углы и подворотни.

— Зося! — он стоял возле ночного магазина в мокрой одежде и клацал зубами. — Ты ищешь меня? — Зося вдруг зарыдала, как баба на похоронах. — Ты из-за меня плачешь?

Вместо ответа она кинулась к нему на шею и почувствовала, что сквозь холод и горе глубоко внутри пробилось чуть-чуть тепла.

— Гад, вот же гад! — шептала она. — Как ты меня напугал, сволочь ты после этого! Зачем ушел?

— Я проснулся и увидел, что ничего нет. Пошел купить тебе еды.

Зося снова принялась реветь, уже неостановимо. Слезы бежали и бежали. И пока они шли к ее дому, и когда она готовила еду, к которой никто не прикоснулся, и когда сидели за столом, и пока шел сериал, они все время бежали.

— Это я из-за тебя плачу! — говорила она и показывала ему кулак.

— А почему?

— Нравится потому что! Люблю плакать потому что… Приятно это. Она тебя бросила, ну и хорошо, и слава Богу, отсидел на своей цепи, и ладно. Я тебя не брошу, не надейся. Как ты жил? Как поломойка, дом убирал. Она ж тебя задавила, как ничтожество. А теперь свобода… Чего я-то реву, не понимаю? Сбылись мои мечты? Ты не видел, что ты мне..?

— Почему? Видел. Только не хотел. Тамара всегда говорила, что пока мы с ней вместе, это как талисман.

— Талисман — это предмет. Не бери на себя. Она тебя бросила не просто. А в беде. Подвела под статью и бросила.

— Она меня любит.

— А мошенничать еще больше. Это у нее сильней, ты сам говорил. Эх ты, лапоть. Купили тебя за пять рублей. И кто она вообще? Как ее зовут? Самозванка она. Живет под чужим именем, с чужим мужчиной, которого на рынке поймала. Это просто шантаж!

— Она меня любит.

— Ага. Как имущество. Лошадь, на которой можно ездить.

Нина встала в пять и все утро убирала с лица отеки. В восемь она поговорила по телефону, оделась и вышла. Адреса не знала, пришлось искать. Она удивилась, когда дверь кривой избы ей открыла заспанная Вера Рублева. Нина очистила с ботинок грязь картофельного поля и, нагнувшись, прошла в дом. Вера была трезвой и пасмурной.

— Чай будешь?

Среди порезов разбитой форточки сияла одинокая голова золотого шара, набухшего влагой. Они попили вчерашнего чаю из треснутых кружек. Дверь стукнула, появилась сияющая румянцем и каплями дождя Наташа, присела за стол.

— Вер, достань пакет, что я тебе оставляла. Вот деньги за хранение. — Вера, крякнув, полезла в подпол и, вытащив сверток, молча шмякнула о стол. Нина вздрогнула.

— Мало? — спросила Наташа.

— Конечно. Хоть на пять бутылок дай. А стольник што? — Вера шепелявила. — Константинополь ушел. Дал в торец, зуба, вишь, нету. Может, на зуб дашь?

— Дам, — согласилась Наташа. — Но с условием: ты его вещи больше не пропиваешь. Если одну тронешь, зуб сразу вылетит.

— Ладно брехать-то! — заявила Верка. Наташа встала.

— Здоровьем матери клянусь, вылетит.

— Тогда денег не надо.

— Он тебя прикончит когда-нибудь, Вера, — вмешалась в разговор Нина. — Ты парня изводишь. Он работает, а ты его аппаратуру пропиваешь.

— Да не надо тут учить. Кого учишь-та? Это его крест. Какую Бог дал мать, с той и живи. А вы идите себе. Вещь забрали — и с Богом. — Она взглянула на деньги на столе.

Женщины побрели по картофельному полю, увязая в земле. Нина несла сверток.

— Как вы собираетесь выполнять условие?

— Уеду.

— Куда?

— Мое дело, — зыркнула Нина.

— Не только. Нужно, чтобы он вас не нашел. А иначе это не сделка.

— Санкт-Петербург устраивает? — усмехнулась Нина.

— Вполне. А чем вы…

— Да это мое дело, дорогая, ты разве не поняла?

— Успокойтесь. Это я так. Думала, где вы будете работать без диплома.

— Да зачем мне диплом? Посмотри на меня. Диплом не нужен, и так берут.

— А! Я думала, вы собираетесь работать…

— Где уж нам. Не по нашей части.

Нина отправилась в противоположную от дома сторону. Наташа задумчиво посмотрела ей вслед. Не могу я такой гадине его отдать, думала Нина. Рука не подымается отдать его этой змее. Но другой, более сильный голос твердил, что все пропало.

Она выложила пакет на стол и сидела, глядя на него, не замечая времени, не слыша стрелок. Александр не выходил из кабинета.

— Саша, — позвала Нина. — Иди. Тебе пора. Твои 24 часа истекают. — Она поцеловала и перекрестила его на прощание.

— Чего ты такая? Все хорошо. Все ж закончилось хорошо.

Она не пошла провожать его до калитки, а стояла, глядя в окно. Он не оглянулся. Он вернулся через два часа — следователь долго заполнял протокол — Нины не было. Он пошел бродить по дому, поглядывая в окна. В двенадцать часов она не вернулась. Он лег один в показавшемся огромном и пустом доме, где оглушительно тикали часы. Куда она пошла? К Шурке? Переживает, что рассталась из-за него с рукописью? Он забылся сном и с первыми петухами пошел ее искать. Дошел до Шуркиного дома, Любовь Егоровна ему обрадовалась. Нина к ним не заходила.

Он направился к следователю. Шишкин разбирался со стопкой бумаг и выглядел довольным. Дело можно было закрывать. Главная фигура, Тамара Субботина, — в розыске, супруг ожидает суда, Геннадий Постников также, Авилов также. Обвинения у всех, как и статьи, понятно, разные. Депутата ошикали, но к следователю претензий нет, федералы помалкивают. Госпожа журналистка разобралась и с любовником, и с депутатом, вдова нашла себе мужа, а библиотекарь решила забросить книжки. Такие перемены судьбы.

— Нина пропала, — сказал следователю Авилов. — Не ночевала дома.

Тот немного подумал.

— Сходите в библиотеку. Зося все всегда знает.

Авилов проторчал у библиотеки битый час, но Зося не появилась. Он замерз, выпил в кафе чашку чаю и вернулся: ее все еще не было. Он забрался внутрь по старому пути, через окно, и сел на диван. Взглянул на раскрытую на столе книгу. Слава Богу, не Пушкин. Пьесы Бертольда Брехта. Он придремал на диване, подложив под голову куртку с вешалкой, что пришивала вчера Нина. Зося появилась через час.

— Ой, как вы меня напугали!

— Извини. Два часа жду, пришлось воспользоваться окном. Где ты ходишь?

— Тамара из больницы сбежала, муж с ума сходит. И вообще она не Тамара.

— Так это-то и ребенку понятно. Она крупная мошенница. Ты Нину… — сморщившись, спросил он, — ты ее не видела?

— Она утром ловила машину у гостиницы. Я хотела спросить, куда она, но не успела. И… по-моему, у ней была дорожная сумка.

Авилов вернулся в дом, припоминая, что пожелала ему Наташа, когда он навещал ее в больнице. У нее на лбу была марлевая повязка, и она тогда сказала «Желаю тебе побывать на моем месте», что ли? Точно он не помнил, но смысл был в том, чтобы его тоже оставили.

Через пару дней, которые он почти не выходил, ожидая ее возвращения, в дверь позвонили. Он пошел открывать, удивляясь, кого принесло. Возле забора стояла пара: мужчина и женщина.

— Мы хотим осмотреть дом, — заявила женщина строгим тоном.

— Зачем?

— Чтоб купить.

— Он не продается.

Они переглянулись.

— Хозяйка нам говорила, что жилец не в курсе. Она его продает, чтобы вы знали.

— Проходите.

Чета обошла дом, время от времени задавая вопросы.

— А где вы видели хозяйку? — те снова переглянулись.

— Мы встречались в Пскове, она собиралась в Москву. Сказала, что позвонит нам через неделю.

— А вы не могли бы… — Авилов замялся, — оставить свой телефон? Я ей должен деньги.

— У вас что, нет ее координатов?

— Я потерял.

— Вы извините, — вмешался мужчина, — мы не можем оставить телефон. Речь идет о крупной покупке, поймите нас тоже.

— Это все дикость, — согласился Авилов. — Всех подозреваем по собственной дикости.

— Просто знаем, среди кого живем, — заявила супруга. Больше Авилову вопросов не задавали и ушли, попрощавшись сквозь зубы.

Зося, закрученная Димиными проблемами, редко появлялась в библиотеке. Третий день на двери болталась табличка «Санитарный день». На четвертый она зашла стереть пыль и подшить газеты. Мимо окон прошла Наташа и весело ей махнула.

Вначале Зосе Наташа просто нравилась, как это бывает между девушками, когда они кажутся друг другу красивыми. Потом, в больнице, она ее жалела и удивлялась стойкости, с какой та переносит удары. Но после того, как они вытолкнули с балкона Гену, начала опасаться. А после статьи в газете Наташа ей разонравилась.

В дверь позвонили. Это была она.

— Привет, ну что, прочла?

— Извини, совсем некогда читать… — Зося забыла прочитать «Кавказский меловой круг». Открыла, оставила на столе и забыла.

— Пустяки. Потом прочтешь. Вот еще возьми это, — Наташа протянула отксеренный газетный лист. — Положи прямо в книгу, вместе прочитаешь. Я купила билет на послезавтра. Если больше не увидимся, вот моя визитка, будешь в Москве, заходи, вспомним Гену. И последнее: я дописала книгу, ура! В больнице начала, сегодня закончила. Это тебе экземпляр рукописи на память. Называется «Роман с манускриптом». Сохрани, не выбрасывай, он пригодится. Ну что, пока?

— Пока.

Наташа закинула на плечо дорожную сумку и вышла, Зося быстро закончила дела и побежала домой. Максим пришел на полчаса позже. Они сели ужинать, и Зося спросила:

— Что ты будешь делать?

— Уеду.

— Возьми меня с собой, — он смутился. — Возьми, не пожалеешь. Я буду ходить за твоей дочерью. И за домом. Поступлю в школу милиции. Я как антенна — все ловлю, все вижу, все слышу, а чего не вижу — догадываюсь. Возьми, я тебе отслужу.

— Возьму, — кивнул он. — Только не сразу. Сразу привести в дом женщину я не могу. Тамара может вернуться. Подожди полгода.

Зося опустила голову.

— Целых полгода?

— Я… я о ней думаю. Она зовет меня, не отпускает.

— Тогда зачем ты спрашивал, когда один человек плачет о другом?

— Я этого так и не знаю. Когда?

— Когда любит.

Он перебрал предметы на столе — нож, вилка, хлеб. Вспомнил Зосины слезы.

— Подожди полгода, мне надо найти работу. И суд. Еще суд неизвестно что скажет. Приговор.

— Целых полгода!

— Подожди. Ждут же из армии. И не полгода, а больше. Потом я за тобой приеду.

— Хорошо.

Авилов уехал в четверг, Максим в пятницу, Шишкин отбыл в субботу.

Скучная Зося сидела в библиотеке, читала книги, бегала на переговорный пункт звонить Максиму. В Нинином доме появились новые жильцы, противные. Шурка пил и не мог остановиться, пока не вызвали из города специальную бригаду.

Прибирая в шкафу, она нашла пьесы Брехта с заложенной газетной статьей и села читать «Кавказский меловой круг». Самой яркой там была история о женщинах, споривших о том, кому из них принадлежит ребенок. Судья, чтобы разрешить спор, вынес решение разрубить младенца пополам, и тогда та, что была его настоящей матерью, от него отказалась. Прочитав пьесу, Зося принялась за газету. Так, посмотрим, тут что… Псковский драматический театр, премьера… Постановка пьесы Бертольда Брехта «Кавказский меловой круг». Блистательная игра актрисы Нины Миненковой в роли матери. Ах вот оно что! Гениальная Наташина идея. Заставить Нину вспомнить прошлое! Заставить отдать. Отдала ребенка та из женщин, которая была настоящей матерью! Так. Авилов принес рукопись и положил следователю на окно. Потом рукопись пропала. Потом что… неизвестно, но оказалась она у Наташи, а Наташа, значит… значит что? Поменяла ее у Авилова, чтобы он бросил Нину? А тот ее искал. Искал. Поменяла у Нины, чтобы она бросила Авилова?

Как же нечестно-то! Как же это все… Слов нет. Зося принялась жалеть Авилова. Неужели он живет с этой змеей Натальей? После этого всего? Подловила Нину на любви, поменяла рукопись на мужчину, а та осталась одна. Зря она так… Пожертвовала любовью, чтобы ему помочь. Зачем такая тусклая, пустая жизнь, и ему, и себе? Все не так, все неправильно… Но они же не дети, знали, что делали… А непреклонный красавец уезжал грустный, позабыл свои шуточки-поддевочки.