Сундук старого принца

Князь Владимир Одоевский

Все началось с того, что однажды весной мне приснился довольно любопытный сон. Будто шел я по набережной Невы морозным, зимним утром. С неба сыпались маленькие сверкающие снежинки, и сквозь легкую пелену тумана бледным пятном светило замерзающее солнце. Исаакиевский собор казался совершенно плоским, вырезанным из бумаги и наклеенным на розовый фон декораций. Город в снежном наряде сугробов словно надел пышный, густо напудренный парик, из-под которого сдержанные физиономии домов, стройные золотые шпили, пузатые купола храмов выглядели игрушечными и очень уютными. Вероятно, был XIX век, так как по улицам лихо мчались сани, запряженные норовистыми рысаками, а мимо меня важно шествовали люди в длинных шубах старинного покроя, в цилиндрах и чепчиках. Я ничему не удивлялся и бодро шагал по направлению к Дворцовому мосту, как вдруг двое господ, попавшихся мне навстречу, остановились и, приподняв шляпы, радостно приветствовали меня. Один, заглядывая в лицо, указал мне на своего спутника: «Ты знаком ли? Князь Владимир Федорович Одоевский».

Тот смеясь обнял меня: «Да мы же старинные приятели, Алексей Алексеевич». И я тут же вспомнил его. Что же касается первого господина, то это был не кто иной, как Перовский, автор прелестной сказки о Черной курице и подземных жителях. Итак, мы двинулись дальше уже вместе, держась за руки и весело беседуя.

На этом сон прервался. Помню, я старательно пытался снова заснуть, чтобы узнать, что же случилось дальше, но безуспешно. На душе было легко и радостно, как после действительной встречи с близкими людьми, однако имя Владимира Федоровича звучало для меня внове. Об Александре Одоевском — поэте и декабристе — я слышал достаточно много, но кто же этот приснившийся князь? Порывшись в библиотеке, я немедленно наткнулся на сведения о нем. Да, это была весьма замечательная личность. Таланты его обнаружились во многом. Он первым в России стал популяризировать произведения Баха, оказал большое влияние на Верстовского, Глинку. В «Иване Сусанине» есть немалая толика трудов князя. В свое время его философские работы, занятия по естествознанию, изобретение новых музыкальных инструментов создали ему славу и уважение не только на родине, но и за рубежом. Он был и ученым, и музыкантом, и предсказателем, но меня больше всего привлекли его литературные увлечения, а также образ самого князя, полный загадочности и обаяния. Одоевского называли русским Гофманом. Он написал чудесную книгу под первоначальным названием «Петербургские ночи». Она вызвала восторги у Пушкина и Грибоедова. В ней проявилась вся причудливая душа сказочника, полного странных фантазий и детской мудрости. Жизнь Владимира Федоровича, словно устье реки, разбивалась на множество рукавов, и трудно заключить, который из них считать главным. В обществе никак не могли привыкнуть к его вечно меняющемуся облику — новым идеям, манерам, выражениям. У себя дома князь устроил алхимическую лабораторию, носил одежды звездочета, держал громадного черного кота, прозванного Мурром в честь своего знаменитого немецкого тезки.

Экстравагантность князя не знала границ, и даже самые близкие друзья никак не могли сойтись в общем мнении о нем. Хотя, пожалуй, многие подчеркивали одну определяющую его характер черту — он обладал удивительной детской способностью к игре. Свои сказки он не выдумывал, а разыгрывал. Внутренне перевоплотив себя в того или иного героя, а зачастую надев на себя и соответственный наряд, князь отправлялся бродить по ночному Петербургу, ожидая приключений и непременно находя их. И конечно, нередко он сетовал, что мало кто соглашается составить ему компанию. Я прочел одно из его писем, где как раз выражены эти настроения: «На маскарадах люди остаются самими собой. Это ужасно грустно. Я со своими романтическими фантазиями чувствую себя так одиноко, и лица, живущие в душе моей, медленно умирают, не находя ни понимания, ни сочувствия». И Одоевский строил свои миры сам. Отзвуки их можно найти в сказках, но не всякому дано прочесть их.

Так вот, все эти сведения о князе, с которым я познакомился во сне, невероятно взбудоражили меня. Я решил продолжать свои поиски и в первую очередь найти его дом. Теперь в городе столько новых названий, что прежние давно и накрепко забыты, а в справочниках царит довольно частая путаница. Я уже знал, что Одоевский жил в доме в Машковом переулке, недалеко от последней квартиры Пушкина. Туда я и направился, предварительно закутавшись в таинственное настроение и спрятав себя от дождя под огромным зонтом. Мне сразу повезло. Ах, какие хвалебные гимны сложить старичкам и старушкам, незаметно бредущим среди темных улиц и несущих в своей голове целые сокровища на первый взгляд ненужных воспоминаний. Как связки старых ключей, которым трудно определить назначение, они вызывают восторг своими затейливыми бородками и формой, заставляют представлять разные изящные шкатулки или милые забытые комнаты с полукруглыми окнами и видом на канал. И странная грусть ложится на сердце. Все прошло, милостивые государи. Все прошло. Не зазвучит во дворе трогательный голос шарманки, не процокают копыта коней, не увидите вы больше кареты, в которой можно возвращаться с бала или ехать на дуэль. И уже, конечно, не качнутся на Неве высокие мачты парусных кораблей под внезапным порывом ветра. Впрочем, в белые ночи все возвращается… и становится как сто лет назад. Сухонькая старушка посмотрела на меня прищурившись, когда я спросил ее о Машковом переулке: «Да вы в нем и находитесь, молодой человек». Звучное, но бесконечно глупое название было прицеплено к скромной, узкой улочке, выходящей на Неву. «А что вы ищете?» — продолжала моя благодетельница. Я, несколько разочарованный слишком легкими поисками, сообщил о князе Одоевском. «Это на углу Миллионной, — быстро последовал ответ. — Дом Ланской, весь зелененький, видите?» — И она протянула руку. Я закивал головой и кинулся в указанном направлении, словно меня ждал ужин и любезный хозяин, которого я заставлял беспокоиться своим отсутствием.

О доме князя я много прочел. На втором этаже находилась гостиная, на третьем он занимался искусством и науками. Окна были освещены. Длинные вьющиеся растения проглядывали сквозь стекла. Я остановился и задумался. Тихие звуки рояля донеслись до моих ушей. Шум дождя, барабанившего по крышам и моему зонту, вторил мелодии, и сердце мое сладко заныло. Воображению представились карнавальные костюмы, танцующие пары, веселые голоса гостей, старые картины с романтическими пейзажами. Легкие шаги послышались рядом со мной, и нежный аромат цветов коснулся ноздрей. Я очнулся. Мимо проскользнула тоненькая фигурка девушки с букетом сирени в руках. Я не успел разглядеть ее, как она скрылась в парадной. На Петропавловской крепости пробили часы. Пора домой. Вечер щедро одарил меня чем смог. Возвращаясь, я размышлял о своей жизни. О, какого бы преданного друга нашел во мне князь. Ведь я также пылал любовью к сказкам. Было время, когда я бродил по старым парадным, играл там на свирели и ожидал всяческих чудес. Но они, к сожалению, случались со мной чаще в голове, чем на самом деле. И вот меня охватывало чувство ужаснейшего одиночества. Друзья мои давно обзавелись семьями, и если я вторгался в их уют, то испытывал неловкость. Чем дальше, тем больше люди обрастают заботами, делами, и время с каждым годом убыстряет свой бег, а я словно застыл в каком-то неопределенном положении, окруженный своей ленью и фантазиями. По горло занятый век оставил меня за бортом, и никому не было до этого дела. И вот мне пришло в голову написать письмо, адресовав его князю. Не смейтесь моему сумасбродству. Дом в Машковом переулке вселил в меня самые невозможные грезы. Стараясь следовать старинной манере изъясняться, я взялся за перо.

«Милостивый государь, Владимир Федорович! Давеча Вы приснились мне и признали своим другом. Пользуясь этим обстоятельством, я взял на себя смелость обратиться к Вам. Видите ли, моя любовь к сказкам и всяческим фантазиям увела меня от общества людей нашего реального и трезвого до тошноты века. Одиночество заставляет меня искать дружеского участия, коего я не нахожу среди окружающих. Зная некоторые обстоятельства Вашей жизни, я позволил себе предположить, что Вам также случалось испытывать горечь от отсутствия понимающих Вас людей, Сердце мое жаждет живого, непосредственного общения, на коем могли бы рождаться и строиться мои мечты и грезы. Лучшего друга, чем Вы, я не могу и представить. А посему прошу Вас протянуть мне руку так же, как это было во сне. В заключение умоляю Вас не гневаться на это послание размечтавшегося юноши. Моя любовь к Вам и обожание дают мне надежду, что Вы откликнетесь, хотя нас и разделяют сто лет. Для сказок не существует времени. Прощайте. Я буду ждать ответа. Ваш старинный приятель».

«Любопытно, что из этого выйдет», — подумал я, опуская письмо в почтовый ящик Образ князя, пока я писал, представился мне так отчетливо, что я на одно мгновение совершенно уверился в его теперешнем существовании. И вот, можете себе вообразить мой восторг, когда именно после дождичка в четверг я получил ответ. На тонкой надушенной бумаге с настоящей гербовой печатью и инициалами Одоевского.

«Милый приятель! Я рад твоему письму и благодарен тебе за изъявление столь искренних чувств, коих ничем не заслужил. Обстоятельства не дают возможности указать тебе дорогу ко мне. Но приходи к дому, и, Бог даст, твоя звезда позволит нам свидеться. С любовью обнимаю тебя. Князь В. Одоевский».

Как ни был я потрясен, но темная задняя мыслишка, что меня дурачат, напомнила о себе. «Э… если это и шутка, так прекрасная. Сам же я мечтал об игре», — подумал я и в этот же вечер опять явился в Машков переулок Наверное, с месяц я ежевечерне околачивался у подъезда зеленого дома, вызывая подозрительные взгляды дворника и смутную неприязнь жильцов. Ничего необыкновенного не случалось. Только еще раза три я видел девушку с цветами, входившую в парадную. Завязать с ней знакомство я как-то не решался. У мета была одна цель — Одоевский, и я боялся, что любое незначительное обстоятельство может мне помешать, Однако время шло, и мой пыл заметно остывал, Как вдруг, зайдя однажды во двор дома, я обратил внимание на маленькую дверцу, ведущую в подвал. Раньше я ее не замечал. Теперь же рискнул даже потрогать большой замок, висевший на ней. К моему удивлению, он легко раскрылся. Не давая себе времени на обдумывание, я шагнул по темной лесенке вниз. Какие-то старые кресла, столы, дрова попадались мне под ноги, пока я не нащупал еще одну дверь. За ней оказался совсем узкий проход, упиравшийся в стену. Сквозь узкую щель пробивался свет, Пылинки танцевали в его луче, освещая ступени. Набравшись храбрости, я постучался, Али-Баба, наверное, трепетал не больше меня, когда послышалось ржавое скрипение, стена, оказавшаяся третьей дверью, растворилась передо мной. В небольшой комнате, тесно заставленной книгами, шкафами, музыкальными инструментами, за мольбертом сидел молодой человек в черном сюртуке с кистью в руках У него были слегка вьющиеся волосы, тонкие благородные черты лица, невероятно белая кожа и до бесконечности задумчивые глаза. Он поднялся мне навстречу, с улыбкой приглашая меня войти: «Я знал, что вы придете». Серебряная звезда на его груди привлекла мое внимание своим странным, мерцающим сиянием, и мысли одна за другой вихрем пронеслись в моей голове: «Куда я попал? Откуда меня знают? Что за дикая мистификация?» Наконец, губы мои выдавили жалкую фразу: «Кто вы?» — «Князь Одоевский».

«Или я сумасшедший, или он», — подумал я. Лицо молодого человека погрустнело, мои колебания слишком отчетливо отразились на моем лице.

«Если бы вы были стары, — сказал он, — то, наверное, больше поверили бы мне, найдя перемены в своем облике».

Я не понял его слов, но мне вдруг стало стыдно. Обрубая последние нити, связывающие меня с реальностью, я подошел к нему и взял его за руку:

— Простите меня, князь. Я верю всему с того часа, как увидел свой сон, но, признаюсь, представлял вас совсем иным.

— В древних годах и лысине? — засмеялся он.

— Да.

— Садитесь, я все расскажу. Уже одно письмо ваше дает вам право на все тайны, не говоря о любви к сказкам.

Он сел напротив меня и на мгновение задумался. Все-таки какое необыкновенное лицо, величавые манеры, сдержанные жесты, свидетельствующие о мощи ума и сердца! Комната освещалась неровным огнем канделябров, воздух дрожал и переливался, создавая особую атмосферу, насыщенную до предела неведомыми мне чувствами и фантазиями. И вот что я услышал:

— Не знаю, насколько вы знакомы с магическими науками, не знаю также, сколь серьезно верите в существование тайных сил и законов, играющих в жизни ту роль, которую мы по своему невежеству склонны приписывать себе. Однако, предполагая в вас характер мечтательный и не чуждый духовности, думаю, что вы должны были соприкасаться с миром сокровенным, в свете которого все существующее находится в гармонии, а противоречия — только несовершенство нашего ума. Так вот, знайте, что с юношеских лет я очень сильно увлекался оккультными науками, и хотя моя внешняя жизнь проявлялась в совсем иных формах, но внутренняя, скрытая ото всех, вела меня по своим дорогам, где я делал открытия, несравнимые по своему размаху. Вам покажется невероятной, как, впрочем, до сих пор предстает и моему рассудку, та вершина, коей я достиг. Не предполагайте во мне Фауста, именем которого меня в свое время прозывали. Я не заключал сделки с чертом, я не провел век за изучением потемневших, старинных фолиантов, но тем не менее я нашел способ победить смерть. Свидетельством этому служат моя жизнь и мой вид, хотя с момента моей мнимой гибели прошло сто лет.

Открою вам тайну, что только одно чувство, которому я предался всей душой, привело меня к порогу, о коем так мечтали и мечтают тысячи ученых и философов всего мира. Вы догадываетесь, что я имею в виду Любовь. Еще в вечных книгах звучит такая простая истина: «Бог есть Любовь». Но видимо, сознание ее приходит вместе с осуществлением. Я сумел воплотить в себе Любовь, и она одарила меня божественной силой. Смерть отступила передо мной. Теперь выслушайте мою историю без предвзятых мнений. События жизни моей предстанут перед вами безо всяких доказательств и рассуждений. Доверяюсь вашему сердцу друга. Итак, я пришел в мир, наделенный необычайно страстной натурой, о которой даже родители мои ничего не подозревали. Но то, что не видели обычные люди, не могло пройти мимо глаз посвященных. В нашу семью был вхож один вельможа, оказавшийся магистром тайного масонского ордена, изучавшего оккультные науки и черную магию. Я до сих пор помню минуту, когда он подозвал меня к себе и сказал: «Ты обладаешь могучими силами, мальчик. Натура твоя подобна неизвергнувшемуся вулкану. Ты можешь достигнуть любой цели в жизни, которую поставишь перед собой, но если ты не сумеешь справиться с собой, берегись. Твои чувства разорвут тебя на части, и не будет на свете человека несчастнее тебя».

Я не испытал страха перед его словами — тем более что смысл его слов в то время не дошел до меня, но память моя сохранила их навечно. Не стану долго говорить о том, как судьба сделала этого человека сначала моим наставником, а затем смертельным врагом. Двадцати лет от роду я встретил прелестнейшее существо, которому без раздумий отдал свое сердце. Это была графиня Елена Р. Увы, она оказалась предметом страсти также и моего учителя, которому предназначалась в жены, Любовь моя, встретив препятствие, возросла до ослепления, Я знал, что графиня любит меня, и решил добиться ее любой ценой. С этого момента началась моя борьба с масонскими братьями, которые, естественно, подчинялись магистру. Напрасно я получал предостережения, напрасно моя возлюбленная умоляла меня тайно бежать из России. Мне были противны уловки, я не признавал законов, которые шли против Любви. К тому времени я обладал кое-какими достижениями в тайной науке, но они возросли вдвое, когда я присоединил к ним свое пылавшее сердце. Мне подсыпали в пищу отраву, я отсылал ее обратно покусителям, убийцы пробирались в мою спальню, но не находили меня, хотя я оставался в своей постели. Наконец я был вызван на дуэль. Не представляйте себе обычного поединка, где речь шла только об удаче или ловкости. Мой противник недаром был магистром масонов. Над его шпагой произнесли не одно заклинание, и если бы секунданты обладали ясновидением, то узрели бы целую толпу духов, сражавшихся вместе с ним. Тем не менее я победил. Не буду говорить, что ученик оказался способнее учителя. На моей стороне была Любовь и те пробужденные силы, которые он когда-то предполагал во мне.

После дуэли тяжело раненный магистр исчез. Казалось, что теперь никто не помешает моему счастью, Но тут-то и случилось самое страшное. Победа опьянила меня, и я забыл об осторожности. Неверно истолковав звездные знаки, я отсрочил венчание, но день нашего соединения перенести не удалось. Гости были извещены, обстоятельства сомкнулись, и мы устроили праздник, не имея на то, по общему мнению, права, несчастье не промедлило, и пышное веселье закончилось трагично. Наутро после бала моя невеста исчезла. Вместе с ней пропали все вещи, которые могли бы мне напомнить о ней. Ни одного портрета, ни одного платья, ленты, ни одного следа. Знания и силы мои наткнулись на глухую стену, и, как я ни искал, все было напрасно.

Он замолчал и печально поник головой. Одна из свечей в канделябре потухла, и синеватый дымок тонкой змейкой скользнул к его волосам. Затем снова раздался его глуховатый голос:

— Вы, конечно, читали пушкинского «Руслана и Людмилу», в основе этой поэмы лежит моя история, но счастливый конец, предреченный моим другом, еще далек или совсем уже невозможен. Однако полно об этом. С того страшного дня я совершенно переменился. Все мои помыслы, чувства, стремления были направлены к Елене. Я жил и дышал одной Любовью к ней. Порой мне казалось, что, будь она рядом, моя страсть не разгоралась бы до такого безумного пламени. Но чтобы достичь моей возлюбленной, нужна была работа, новые знания и достижения. Подозревая опасность, которой мне угрожали мои враги, я спрятал свои чувства и стал вести жизнь, мало чем отличающуюся от жизни других. Более того, опасаясь за жизнь Елены, я даже заключил фиктивный брак. И никто не догадывался, что мои увлечения литературой, музыкой, науками были всего лишь искрами, вылетающими из вулкана, кипевшего во мне. Дух мой возрастал и давал мне возможности достигать успехов, за что бы я ни взялся. Однако годы уходили, а Елены со мной так и не было. Я мучился мыслью, что она уже постарела и красота ее вянет. О, как я мечтал, чтобы увидеть ее в прежнем блеске нашей молодости и любви. И тогда я вступил в борьбу со временем, поклявшись сделать Елене подарок, который не получала ни одна женщина в мире. Я собирался вернуть ей юность. И пришла минута божественного вдохновения, когда я достиг своей цели. Я испытал величайшее счастье на свете, не предвидя, что оно же обречет меня на страшные муки.

Взгляните окрест себя, мой друг: комната, в которой вы находитесь не, подвластна смерти и наделена способностью возвращать молодость. Вон тем цветам, о свежести которых свидетельствует их аромат, больше сотни лет, а мне сто шестьдесят пять. Сила моего духа подчинила материю, и каждый входящий сюда вновь обретает свою молодость и к тому же становится бессмертным.

Но не спешите восхищаться. За порогом человек вновь теряет волшебные дары комнаты, и законы мира обретают власть над ним. Оцените, как мало пространства определил я для жизни в целое столетие. Я стал узником собственного творения. Один мой шаг за дверь — и я рассыплюсь прахом.

Но не буду отвлекаться от повествования. После моего открытия я удвоил старания найти Елену, но это не привело ни к чему. В отчаянье, желая забыться, я вводил в комнату старых красавиц, которым возвращалась молодость. Увы, к состарившейся душе, кажется нелепым шутовским нарядом. Забвение не являлось ко мне, и моя любовь к Елене не остыла. Ведь я-то знал, как никто иной, что ее душа в самом дряхлом теле сохранит свою юность.

Теперь я поведаю вам, какие мытарства мне посылались. Я их называю таким словом, но равно мог бы сказать о минутах бесконечного счастья, приходивших ко мне. Раз в году в период белых ночей я получал записки от неизвестных лиц. С меня брали клятву не предпринимать никаких шагов, обещая свидания с той, кто мне был дороже жизни. В условленном месте я садился в карету, увозившую меня в какой-либо дом. В темной комнате у зарешеченного окна, за которым висела тяжелая портьера, я рассказывал свои истории, не зная наверняка, слушает ли меня хоть кто-нибудь. Тем не менее Любовь вселяла в меня безумную надежду, что это Елена внимает моему голосу. После стольких слез и страданий я испытывал величайшее блаженство от наших немых встреч. И оно увеличивалось многократно, когда я думал, что моя возлюбленная жива и стремится ко мне так же, как и я, подвергая себя опасностям. Но вот пришел час, когда я, наконец, должен был сделать выбор, Мне исполнилось шестьдесят пять лет, и я предчувствовал, что дни мои сочтены. От моих тайных адресатов давно уже не было известий, и я не знал, жива ли еще Елена. Однако и среди миллионов душ, ушедших с земли, я решил отыскать ее и быть с ней. Я знал заклинания и чары, но мне было необходимо запечатлеть ее лицо на портрете таким, каким оно явилось моим глазам в день свадьбы. Через него я надеялся вновь связать цепь, разорванную масонами.

В день, который считают датой моей смерти, я спустился в комнату, оставив вместо себя восковой муляж, торжественно погребенный на кладбище. Как видите, молодость моего тела вернулась ко мне и смерть не посмела последовать за мною. Я взял краски и обратился к холсту. Но то, что я считал легким, оказалось делом невероятной трудности. Вот уже столетие по крупицам я собираю черты лица моей возлюбленной. Взгляните на портрет. Это лицо Елены, но я никак не могу передать выражение ее глаз. Оно было неуловимо еще в те времена. Живость и изменчивость души светилась в ее взоре. И вот у моего творения нет глаз и нет души. О, сколько пройдет еще лет, прежде чем я закончу свою работу и смогу последовать за своей любовью!

— И вы с тех пор находитесь здесь совершенно один? — спросил я князя.

— Нет. Близкие мне друзья, посвященные в мою тайну, навещали меня. Некоторые из них, страшась смерти, пытались остаться со мной, но вскоре переступали роковой порог. Смерть не так ужасна, как бессрочное заключение. Жизнь вечно требует движения, и смерть дает его.

— Но неужели вы бессильны что-нибудь придумать, чтобы выйти хоть на мгновение наверх, взглянуть на солнце? Может, оно указало бы вам способ изобразить глаза вашей возлюбленной?

Молодой человек схватил меня за руку и сжал ее:

— О, вы правы! Среди постоянного мрака я забыл цвет солнечных лучей. А ведь при них глаза Елены становились бесконечно прекрасными и глубокими! Но… это невозможно.

— Почему? — воскликнул я.

Он грустно рассмеялся:

— Время стоит времени, и за прошлое нужно платить десятикратно будущим. Готовы ли вы, например, пожертвовать годом своей жизни ради одного часа моей?

— Да, — отвечал я не колеблясь.

— А знаете ли вы сроки, отпущенные вам судьбой? Может быть, совершив обмен, уже сейчас за порогом вы встретите свою смерть?

Холод побежал по моим жилам. Охваченный внезапным порывом, я решил разрушить безумие, которое охватило меня, заставляя верить всей фантастике, или же рискнуть своей жизнью ради князя.

— Я готов.

Он задрожал, как будто справляясь с неведомой тяжестью; слезы сверкнули, отразив пламя свечей, затем быстро подошел ко мне и прижал свой лоб к моему. Я услышал странное бормотание и неожиданный стук маятника. В углу комнаты старинные часы, неподвижно замершие на целый век, вдруг сами пошли. Тусклый блеск циферблата словно подмигивал, и я не мог оторваться от него.

— Все. Дело сделано. Идемте.

Мы медленно выбрались наверх. Я с облегчением перевел дух и огляделся. Реальность возвратилась ко мне. На набережной и в переулке было пустынно. Заходящее солнце играло на шпиле Петропавловки. Мой спутник, прислонясь спиной к дому, не обращая внимания ни на что вокруг, смотрел только на красный диск, медленно скрывающийся в тучах. Казалось, что прошло всего несколько минут. Позади нас послышались звуки торопливых шагов. Мы оба обернулись. Девушка с букетом цветов возвращалась домой. Мой таинственный приятель вдруг побледнел и протянул руки ей навстречу. Но она уже заходила в парадную. Дверь со стуком захлопнулась, и в ответ на башне стали бить часы. Мгновенно ко мне вернулось осознание всего происходящего. Я схватил князя за руку и потащил его обратно в подвал:

— Время! Время! Вы сейчас погибнете.

Да, час истек, но мы успели вернуться. Черты князя страшно изменились, губы беззвучно шевелились, беспомощная улыбка то появлялась, то исчезала с лица.

— Это она, она, — шептал он.

Схватив кисти, он бросился к портрету и стал лихорадочно работать над ним. Я ждал, чувствуя себя на грани сумасшествия. Наконец он встал и, поцеловав портрет, протянул его мне. Голос его звучал тихо и спокойно:

— Я видел ее. Теперь никто не разлучит нас. Портрет закончен. Возьмите его себе и уходите. Моя благодарность и любовь останутся с вами навсегда. А теперь прощайте. Мне пора.

Я хотел что-то сказать, но не мог преодолеть рыданий. Он обнял меня и затем потушил свечи. Очнулся я от легкого прикосновения к плечу. Я находился у парадной, передо мной стояла та самая девушка, которую мы встретили.

— Вам плохо? — тревожно спросила она.

Я сделал шаг в сторону и заглянул во двор. На дверях подвала висел тяжелый замок. Я перевел взгляд на мою незнакомку, затем на портрет. На нем было чудеснейшее изображение ее лица.

Я протянул его ей, и она улыбнулась.

— Вы Елена Р.?

— Нет. Одоевская.

В тот же миг я увидел, что глаза ее были невероятно похожи на глаза князя.

— Надеюсь, вы не будете утверждать, что вам больше ста лет?

— Конечно нет, хотя я очень похожа на свою прабабушку, в честь которой меня и прозвали. Однако откуда у вас взялся ее портрет?

— Погодите, ответьте прежде, отчего вы носите фамилию Одоевского?

— В ту ночь, когда графиня Р. была похищена, она ушла не одна.

Мои сомнения еще не рассеялись полностью:

— Скажите последнее, почему глаза Одоевского и вашей прабабушки были так похожи?

— Спросите это у Любви. Они отражали друг друга.