Глава 15. Тональный крем

Ребенок, очевидно, утомился. С ноющей интонацией он повторял одни и те же предложения — что хочет есть, хочет в туалет и хочет домой. Люба сидел в паровозе, обхватив голову руками, и раскачивался вперед-назад. Иногда он подходил к забору и осторожно подглядывал в щели: враги в черно-синих формах все так же сновали по улице и допрашивали прохожих. Казалось, что они будут здесь ходить всегда.

Пару раз во двор входили люди. Один раз Люба успел спрятаться за башней, второй раз наклонился и сделал вид, что завязывает шнурки. Пока везло — его не узнавали. Но он понимал, что это ненадолго: вечно прятаться во дворике не выйдет. Рано или поздно они его найдут.

— Люба, ты же сильный. Давай ты их раскидаешь и мы пойдем домой? — с надеждой спросил ребенок.

— Иди, — он кивнул в сторону ворот. — Им я. Не ты.

— Без тебя я не пойду, — возмутился Сеня. — Раз так, тогда я маме позвоню. Она или нам поможет, или нас убьет.

После он долго говорил по кнопочному девайсу. Размахивал руками и наворачивал круги по двору; Люба смотрел на него и думал, что вызвать Маму — хорошая идея. Как минимум, он уведет ребенка в безопасное место. Вряд ли светловолосый захочет помочь и ему тоже. Во-первых, это трудноосуществимо, а во-вторых, Мама его явно невзлюбил.

Главное, чтобы светловолосый не привел с собой врагов.

Минуты тянулись мучительно долго. И Люба, и Сеня припали глазами к щели в воротах: ничего не изменялось. Все те же люди в формах, спешащие куда-то прохожие; вот недалеко от ворот притормозила машина и оттуда вышел Мама, с ведром и с сумочкой в руках. К нему тут же подошел человек и сунул под нос лист бумаги с изображением Любы — тот мельком глянул на нее, отрицательно махнул, и уверенным шагом направился к воротам.

Запищали кнопки, и светловолосый шагнул во двор. Вид у него был такой суровый, что Люба непроизвольно голову вжал в плечи; и он, и Сеня дружно попятились, не спуская с Мамы глаз.

— Сеня, стой на шухере, — бросил он, быстро приближаясь к Любе. — Ну здравствуй, что ли.

Он машинально прикрыл руками голову, защищаясь от вероятного удара металлическим ведром.

— Совсем дурак? Я его спасать приехала, а он! — Мама, посмотрев по сторонам, извлек из ведра темно-серую одежду — длинную юбку и рубашку — и протянул ему. — Переодевайся.

— Ты хочешь мне помочь? — удивился он, осторожно опуская руки.

— Я не понимаю твоего языка. Давай без драматизма, переодевайся. Быстро!

— Да, Мама, я понял, да, — он послушно стянул куртку.

— И не мама я тебе. Слышишь?! Не мама! Да я скорее вздернусь, чем еще рожу хоть раз. Меня зовут Алина. Понял?

— Не Мама, а Алина, понял, да, — как можно вежливее ответил Люба, чтобы ненароком не вывести из себя и без того взвинченного человека.

— Молодец, — Алина помог ему застегнуть пуговицы на рубашке. — А теперь садись. И на меня смотри.

Он достал из сумочки тюбик, выдавил его содержимое на ладонь и размазал это что-то Любе по лицу. Потом — еще раз.

— Кошмар, — Алина сморщился. — Ты пил? Откуда перегар? И руки тоже смажь.

Он выдавил на предплечье Любе немного крема — он послушно растер субстанцию по коже. Растирая, оценил гениальность простой задумки: от крема телесного цвета пигментные пятна побледнели. После второго слоя полностью исчезли. Завершительным штрихом Алина повязал Любе платок на голове, надежно спрятав волосы.

— Мать родная не узнает. Очки не надо, они привлекут внимание, просто смотри вниз. До такси пройти несколько метров, надеюсь, не заметят. Все, вставай, бери ведро, идем, — он взял его под локоть и повел к воротам.

Снаружи Любе стало не по себе — он сильно вцепился в локоть Алины и уставился под ноги. Один из врагов подскочил к ним.

— Вы к нам уже подходили, — сердито сказал светловолосый, открывая дверь машины. — Сеня, залезай. Люба, отпусти меня, садись.

Внутри автомобиля он отвернулся к окну и закрыл глаза, чтобы его не узнал водитель. Так, в полнейшей тишине, они тронулись с места и куда-то поехали. И каким же было облегчением сквозь приспущенные веки разглядеть то самое жилище, когда машина остановилась. Люба надеялся и верил, что светловолосый привезет его именно сюда, но до последнего сомневался; теперь же он был готов его расцеловать.

Алина отсчитал водителю бумажки и они вышли из автомобиля. Быстро вошли в дом, где светловолосый, не разуваясь, первым делом задвинул окна полотнами из ткани. После он спиной прислонился к стене и громко охнул:

— Твою мать!


— Люба, Люб, а если ты мне не брат, тогда ты кто? — спросил ребенок.

Они разделись и переместились на кухню, где бледный Алина трясущимися руками налил всем чай. Весь вид светловолосого говорил о том, что он перенервничал и до сих пор не успокоился, но в его голосе все так же проскальзывал сарказм.

— Сень, Сень. Я знаю, откуда он. Помнишь, мы "Идиократию" смотрели?

— Ну мам, — насупился ребенок.

— Да ладно тебе, он все равно нас не понимает. Ну что, болезный, — Алина тоже сел за стол. — Рассказывай, где был?

— Был?

Люба тоже не до конца пришел в себя. Его потряхивало, а в голове он сверял зафиксированные изображения с текущей обстановкой, чтобы в очередной раз убедиться, что они на самом деле находятся в том самом спасительном жилище.

— Да-да. Где был? Что делал? Во что влип?

— А, понял. Сауна был. И бар. А! И группа Питерград.

— Чего-чего? — Алина чуть не поперхнулся. — Мы, значит, испереживались, думали, он человечество спасает, рискуем, бегаем за ним, а он… то есть, Сеня волновался. Я, чтобы ты знал — ни-ни! Не вспомнила тебя ни разу, думала, ушел — и слава богу, и черт бы с ним! Еще и девочки, поди, там были?

— Девочки? — Люба обрадовался, услышав знакомое слово, и несколько раз кивнул. — Да, да! И Девочки там был.

— Ой. Вот одно слово — мужики! — махнул рукой Алина. — Давай, чай допивай и ванну хоть прими. От твоего перегара у меня глаза слезятся. А ты, Сень, к остановке в магазин сходи. Молока купи и хлеба. И к чаю что-нибудь.

— А сдачу?

— Так и быть, себе возьми.


Дорога до магазина и обратно занимала двадцать минут. Если не отвлекаться на лужи — пятнадцать. Если бежать — можно уложиться в десять. Поэтому ребенок бежал. Правда, быстро устал, и перешел на шаг.

— Арсений! — машина, выехавшая за ним после поворота, притормозила рядом. — А ты куда идешь?

Из окна дружелюбно улыбался папа. Ребенок озадачился на миг — откуда бы он здесь взялся? — и прибавил шаг.

— Ты в магазин? Садись, я подвезу, — отец медленно ехал за ним.

Предложение звучало заманчиво. На машине можно сократить несколько минут. Так он быстрее попадет домой.

— Давай, давай. Чего ходить тут по грязи, — папа открыл переднюю дверь. — А обратно сам дойдешь. Я просто еду мимо, смотрю — ты.

Сеня посмотрел на остановку. До нее идти еще прилично. В конце концов, ничего плохого не произойдет, если он сядет в машину. Он и сел.

— А ты чего неразговорчивый такой? — непринужденно спросил Валентин.

Он закрыл за ним дверь, а после заблокировал ее. Нажал на газ и быстро доехал до остановки.

— Пап, магазин — там. Стой, мы приехали уже, — Сеня вывернул шею, провожая взглядом быстро исчезающий позади ларек. — Папа, нам туда, пап, стой! — почуял он неладное. Попытался открыть дверь на ходу, но она не поддалась.

— Все хорошо, сынок. Ты не будешь больше с мамой жить, будешь жить со мной, — улыбаясь, ответил папа. — Мы уедем. Далеко. Устроим тебя в школу и в футбольный клуб. Ты же соскучился по бабе Рае?

Сеня оторопел: он понял, что его жестоко обманули. Мальчик осторожно засунул руку в карман и наощупь нажал два раза подряд кнопку вызова на телефоне. В последний раз он звонил маме, значит, и сейчас попадет туда же; "Возьми трубку, возьми трубку", — думал он, надеясь, что мама ответит прежде, чем отец услышит тихие гудки.

— Сень, чего? — слишком громко ответила она.

— Мама! — он рывком поднес телефон к уху и заорал на весь салон. — Помоги!

— Ах ты сопляк! — мужчина вырвал из его рук телефон и выбросил в окно; машина вильнула на дороге.

— Нет, не поеду, остановись, пусти! — Сеня задергал ручку у двери. — Помогите! Помогите! — он отчаянно задолбил по стеклу, надеясь, что прохожие его услышат.

— Заткнись! — по рукам прилетел удар. — Тихо сядь, сопляк. Не зли!

Всхлипывая, ребенок вжался в кресло, положил ладонь на наливающийся синяк и уставился в окно, но полупрозрачное отражение отца. "Люба тебя завалит. Вот увидишь, он меня не бросит, он придет", — глотая слезы, думал он.


Ребенок куда-то ушел, Алина гремел кастрюлями на кухне, а Люба сидел на полу в той комнате, где вот-вот должен был появиться портал. Сидел, смотрел на стену, вел мысленный подсчет: если свои не вернулись за ним сразу, значит, слетели координаты. На их восстановление потребуется день, возможно, два.

Следовательно, осталось ждать недолго.

— А ты мебель совсем не признаешь, да? — в комнату вошел Алина. Постоял, покрутился, и приземлился на пол рядом. — Интересная стена? Чего ты на нее так смотришь?

Люба покосился на светловолосого. Стало немного обидно, что они так и не успеют нормально поговорить; взгляд зацепился за листы бумаги и карандаши, разбросанные по дивану. Он дотянулся до предметов и быстро нарисовал копию стены с картиной, а в ее центре изобразил портал.

— Вот, — показал рисунок Алине.

— Это штука, с помощью которой ты попал сюда?

— Да, да. Он опять. И я туда.

— Кажется, я начинаю тебя понимать. Ты скоро уйдешь?

— Да-да.

— Жаль, — он вздохнул. — То есть, не жаль, а слава богу. И когда она? — он постучал по нарисованному порталу. — Когда?

Люба привстал и дотянулся до часов, пальцем отмерил три часа.

— Ох. Сеня расстроится, наверно… Люба, а нарисуй, откуда ты. Ты, откуда, вот это, — он опять ткнул в портал, — это куда?

— Я понял, — он отследил взглядом, как Алина, склонившись над листом, заправил выбившуюся прядь за ухо. Странно было видеть светловолосого мирным и спокойным. Он тоже глянул на него — два взгляда встретились. Люба по привычке широко улыбнулся, а Алина, как обычно, краснея, отвернулся.

— Не делай так.

— Да-да, — Люба взял карандаш и нарисовал шар. Вокруг — звезды и луна.

— Земля? Это же планета, наша? Только материки немного по-другому… нет, это не честно. Ты ближе нарисуй! Ближе, — он достал телефон, загрузил первое попавшееся изображение и, раздвинув пальцы, увеличил картинку. — Понятно? Ближе!

— Понял, понял, — Люба взял следующий лист. Задумался и заработал карандашом, изобразив обычный земной пейзаж: горы, деревья. Добавил в небе пару гравиталетов, а на земле фигурку Мэла.

— Что это за яйца там летают? — развеселился светловолосый. — А вот это кто? Нет, так тоже непонятно. Ты город нарисуй! Как там у вас в домах. Мне любопытно же, — он так низко наклонился над рисунком, что задел плечом его плечо. — Ой, извини. Только не смотри на меня! Не смотри и не улыбайся! Что же ты делаешь, ну вот, — Алина засмеялся, поспешно отводя глаза.

"А он забавный!", — Люба взял другой листок и нарисовал его: растрепанные волосы, смеющиеся глаза, едва заметную улыбку.

— Алина, ты, — отдал ему бумагу.

— Я вижу, да. Ты изумительно рисуешь, — засветился он, бережно приняв листок. — Погоди, Арсений звонит. Опять, наверное, не помнит, что надо купить, — Алина встал.

Задрожали стены.

От неожиданности из рук Любы выпал карандаш.

— Сень, чего? — замешкавшись, ответил светловолосый.

Забряцала посуда, что-то упало.

От переизбытка нахлынувших эмоций выступили слезы на глазах.

Стена по центру потемнела — Люба опомнился, вскочил и ладонью закрыл глаза Алине, чтобы тот не ослеп; сам тоже зажмурился и в уме сосчитал до пяти. Даже сквозь веки от яркой вспышки света стало больно; к счастью, скоро все сошло на нет.

— Алина, все! Проход запущен! — радостно воскликнул он, и, не совладав с собой, в сердцах его обнял.

— Не трожь меня, — тот его грубо оттолкнул. — Ты… это все из-за тебя!

— Алина, ты чего? — ничего не понимая, он отпрянул.

С человеком напротив было что-то не то. Теоретически, примитивный предок удивился бы, увидев переливающийся всеми цветами радуги слабо подсвеченный портал, зависший в воздухе. А Алина выронил листок со своим портретом и на глазах менялся: из умиротворенного стал злым.

— Что ты натворил?! — всплеснул руками светловолосый.

— Я не понимаю. Объясни. Что случилось? Что? Ты не хочешь, чтобы я уходил? Или хочешь, чтобы я ушел быстрее? — Люба шагнул к порталу, думая, что, возможно, не стоит разбираться и надо просто сбежать, раз такая возможность есть; но Алина явно хотел ему что-то сказать. Что-то важное. Это не позволяло уйти с места.

— Слушай сюда, ты, Люба. Валентин украл ребенка. И если бы не ты, мы бы мирно развелись, но ты, ты, — он несколько раз ткнул в грудь Любы пальцем. — Но ты свалился мне на голову и испортил всю малину. И пока Сеня не будет здесь, никуда ты не уйдешь. Ты понял? Ты должен, нет, обязан, мне помочь. Ну что ты смотришь? Что молчишь?!

Он закончил гневную речь и почему-то всхлипнул.

До Любы дошло — Алина не разозлен, а расстроен. Сильно. Его волнение передалось и ему, стало понятно: что-то произошло. Что-то очень плохое. Связанное с ребенком. И с человеком без волос.

В голове выстроилась мозаика из отдельных знакомых слов и Люба догадался, что ему сказали. Сеня может пострадать. Человек без волос увез и ребенка тоже — а это значит, что ему грозит смертельная опасность. Если хрупкое несформированное тело так же ударить дубиной, как били его, то оно попросту умрет!

Да даже если бить в пол силы!

И, самое кошмарное — это все из-за него. Неясно, как, но он своим вторжением запустил цепочку последовательных событий, и теперь, если не вмешаться, в страшных муках погибнет невинный человек.

Люба не мог просто уйти и оставить в беде друга. Он задумчиво осмотрел колышущуюся поверхность долгожданного портала. Перевел взгляд на Алину.

Свои, все-таки, не дикари. Подождут, не бросят.

— Я понял. Где идти?

Загрузка...