Люба не совсем понимал, зачем в теплом жилище нужна одежда. Наверное, у предков плохо налажен теплообмен, поэтому они думают, что и ему прохладно. Тронутый неожиданной заботой, он спорить не стал и послушно облачился в выделенные вещи. Белый верх из эластичной ткани, с короткими рукавами, и пятнистые штаны зелено-бурого оттенка. Размер великоватый, но, в целом, село хорошо.
— Совсем другое дело, — пробурчал длинноволосый. — Сеня, веди его на кухню. Чаю хоть попьем.
Ребенок за руку потянул Любу к выходу из комнаты; с некоторой опаской он последовал за ним. Так они дошли до крохотного помещения, где Мама гремел посудой и что-то доставал из белого шкафа. Судя по запаху, это "что-то" было съедобное.
Его решили накормить. Отличное решение — после перемещения запас энергии истончился, и Люба дико хотел есть.
"А местные не так уж и плохи!" — подумал он, по примеру ребенка усаживаясь на стул. Перекинул волосы за спинку, чтобы их ненароком не защемило, и, повторяя за Сеней, локти положил на стол. С любопытством осмотрелся: здесь, так же как и в другой комнате, было очень много предметов неясного назначения. Чем-то наполненные пузырьки, тарелки, чашки, огромные ложки висели на стене; мебели столько, что свободного пространства практически не оставалось.
Наверное, предки испытывали особую страсть к тканям: полотна в цветочек висели над окнами, на столе лежал огромный прямоугольный лоскут. Они обтягивали ею мебель, развешивали обрезки на крючки. Более того, часть пола тоже покрывала грубая и толстая ткань. Люба заработал зрачками и незаметно зафиксировал комнату на память.
— А сколько тебе лет? — отвлек его ребенок.
Люба пожал плечами и развел руки в стороны.
— Не понимаешь? — Сеня повторил его жесты.
— Не понимаешь, — согласился Люба.
— Не понимаю. Тебе надо говорить — не по-ни-ма-ю.
— Не понимаю, — кивнул он, записывая новое выражение на внутреннюю память.
Мама с хмурым лицом поставил еду на стол.
— И что нам с тобой делать? — недовольно сказал он.
В ответ Люба предпочел улыбнуться. Он заметил, что длинноволосый как-то странно реагирует на его улыбку, и что чем чаще ему улыбаешься — тем менее настороженно тот к нему относится. Сработало и на сей раз: Мама опять залился краской и отвернулся, схватив металлический сосуд с длинным носиком.
Зажурчала вода — в чашки полился кипяток.
Люба осторожно взял с тарелки интересную пищу: на мягком прямоугольнике с хрустящей корочкой лежало что-то круглое с мясным запахом. Он поднес еду к глазам и зафиксировал на дополнительную память.
— Не выделывайся. Тут тебе не ресторан, — проворчал Мама, поставив ему под нос чашку с горячим темно-коричневым питьем.
Люба перевел взгляд на него и очаровательно улыбнулся.
— Ты не дурачок ли часом? Что лыбишься-то без конца? — длинноволосый показательно закатил глаза.
— Не понимаю, — вздохнул он.
— И я тебя не понимаю. Я, если честно, вообще ничего не понимаю. Ситуация, конечно, сложилась захватывающая и интересная, но мне сейчас совсем не до тебя. И мне не важно, из прошлого ты или из будущего, из другой вселенной или из параллельного мира, и будь ты хоть моим будущим сыном, хоть внучатым племянником или троюродной тетей по линии отца — мне все равно. В мои планы не входит содержать дома мужика. Поэтому, я буду очень признательна, если ты покинешь нас. Желательно, сегодня.
— Мама, ты же не выгонишь из дома брата? — с возмущенной интонацией что-то сказал Сеня.
— Не понимаю, — с набитым ртом ответил Люба.
— Я не удивлена, — Мама махнул рукой и молча приступил к еде.
Остаток дня прошел насыщенно.
Люба вел себя максимально осторожно: незнакомые предметы не трогал, из дома не выходил. С местными держался вежливо и тактично, чтобы лишний раз никого не раздражать.
Разумеется, его распирало от любопытства. Он долго стоял у окна, фиксируя увиденное. Предки жили очень сплоченно — в голове не укладывалось, но вокруг стояли жилища, аналогичные тому, в котором он находился, и простирались они настолько, насколько хватало взгляда. По приблизительным подсчетам, в них проживало больше тысячи людей!
На столь ограниченной территории!
Люди ходили по дороге. Выглядывали в соседние окна. Проезжали мимо на примитивных наземных аппаратах. Разные — и дети, и взрослые, и даже пожилые, с самыми настоящими признаками старения. Здесь легко было разобраться, кто какого пола — у фемин выделялась грудь, так же, как у Мамы, а маскулин выдавала щетина. Люба только и успевал работать зрачками, стараясь не упустить ни одной детали.
Он и весь день провел бы у окна, если бы его не увел неугомонный Сеня.
Мама по прежнему относился к Любе с опаской, но все-таки несколько раз пытался с ним поговорить. Что-то эмоционально объяснял; то подводил к окну и указывал на дорогу, то зачем-то открывал входную дверь и жестом приглашал покинуть дом.
— Тебе надо уйти. Понимаешь? Уходи. Пока, — он помахал рукой, словно бы прощаясь.
— Не понимаю. Там опасно. Мне нужно оставаться здесь, скоро меня заберут, — отвечал ему Люба, не забывая улыбаться.
К взаимопониманию они так и не пришли.
Зато с Сеней получалось общаться вполне сносно. Люба редко видел маленьких людей, детскими центрами не интересовался, и проводить время с настоящим ребенком из прошлого ему было интересно. И не только интересно, но и полезно: из Сени вышел хороший учитель. Харизматичный. С помощью жестов и личного примера он обучил Любу некоторым словам — сидеть, лежать, хотеть, идти. Он показывал на предметы и называл их. Принес забавный прямоугольный предмет из спрессованной целлюлозы — книгу "Азбуку" — и с ее помощью научил Любу читать.
Он запомнил, как произносится та или иная буква, и даже смог прочесть предложение "Мама мыла раму", но смысла прочитанного не понял.
— Молодец! — радовался ребенок. — А вот это, — он подергал Любу за верхнюю одежду, — футболка. Фут-бол-ка.
— Футболка, — повторил он, запоминая очередное слово.
— Да! А сейчас я тебе такую штуку покажу! — Сеня куда-то убежал и вскоре вернулся. — Вот, смотри.
Ребенок принес маленький плоский экран и запустил на нем некий файл. Появилось анимированное изображение — птицы различных геометрических форм и круглые существа с пятачками, что выдавало в них кабанчиков. Птицы управлялись пальцем — их нужно было натягивать на рогатке и запускать в кабанов.
Развлечение предков пришлось Любе по душе: он долго и старательно сшибал кабанчиков, под восторженные комментарии ребенка. Бессмысленное, но затягивающее занятие. Играл бы и весь день, но Сеня заскучал — забрал планшет и продолжил обучать Любу местному языку.
К вечеру он разбирался в местоимениях — я, ты. Мог сносно объяснить, что именно хочет — есть, пить. Знал, под каким углом надо запустить птицу, чтобы сбить как можно больше кабанов. Запомнил, как пользоваться раковиной и туалетом. Как выключить и включить освещение.
От обилия новой информации разболелась голова.
Когда на улице стемнело, Мама позвал всех к столу, а после приема пищи отвел его в ту комнату, где утром открылся портал. Судя по всему, пришло время для сна: длинноволосый застелил и без того обтянутый полотном диван дополнительными кусками ткани.
— Ложись спать. Поговорить попробуем завтра. Быстро, я гляжу, обучаешься.
— Спать? — уточнил Люба незнакомое слово.
— Спать, — Сеня тут же закрыл глаза, подложил под щеку ладонь и издал звуки, похожие на храп.
— Я понял. Спать, — согласился он.
— Спокойной ночи, — сказал ребенок. Немного подождал и повторил: — Спокойной ночи. Спокойной ночи. Спокойной…
— Спокойной ночи, — догадался ответить Люба.
— И тебе спокойной ночи, — удовлетворенный ребенок помахал ему рукой и убежал по коридору в свою комнату.
Люба, конечно, был благодарен Маме за заботу, но спать он привык на твердой поверхности, и так, чтобы сверху горели звезды. Поэтому, проигнорировав диван, он лег на пол у окна.
Утром местные жильцы ушли. Ребенок в школу, а Мама — на работу. Они предварительно задвинули окна полотнами ткани, а после заперли Любу на ключ.
Сеня доступно объяснил, когда вернется, тыча пальцем в круглые часы. Люба до конца не разобрался, как они работают, но наблюдения за стрелками показали, что времени до указанной отметки у него достаточно.
Оставшись наедине, он отправился в ванную. Умылся, взял с полки расческу, встал напротив зеркала. Начиная с кончиков, расчесал волосы. После распределил их на пряди — чтобы заплести косу. Этот неторопливый процесс всегда вводил его в состояние, сродни трансу.
За плетением Люба не услышал, как тихо щелкнул замок. Как в доме раздались осторожные шаги. Слух у него был хороший, но в жилище предков постоянно что-то скрипело и шуршало, и он не обращал внимания на звуки, которые в ином месте показались бы подозрительными.
Поэтому двое людей, настежь распахнувшие дверь в ванной, застали его врасплох. На пороге возникли незнакомый человек и вчерашний агрессор без волос.
— Ну здравствуй, голубок, — недобро усмехнулся он.