Наутро Пономарев бережно протер ступу от холодной утренней росы. Маша, ежась от холода и зевая, заказывала скатерти завтрак. Скатерть подала на завтрак горячие оладьи с медом, пшеничную кашу и коричневую воду, которую она назвала кофе. Федя с опаской взялся за кружку и отпил глоток. Остальные выжидательно смотрели на него.
— Нормально, — выдохнул он и добавил тихо, — На кофе не похоже, но пить можно.
— Из лучшего ячменя, — похвалилась скатерть.
— Оно и видно, — пробурчал Пономарев, — А сливок можно?
— А как же! — радостно отозвалась скатерть, и тотчас же на ней появилась запотевшая крынка с густыми желтыми сливками.
— Вот это дело, — развеселился Пономарев и долил сливок до краев кружки.
Федя посмотрел на друзей. Они бродили по Лукоморью уже четыре дня. Что происходит в школе и дома подумать страшно. Он вздохнул.
Девочки закончили завтракать, Пономарев выкатил ступу из-под елки. Ступа плавно и медленно полетела у самого края проселочной дороги. Пономарев держал ее на уровне крон деревьев, чтобы в случае опасности укрыться в лесу.
— Быстрее пешком бы дошли, — проворчала Анюта, — Тошнит уже.
Ступа недовольно закрутилась на месте.
— Анна, цыц! — прикрикнул на нее Пономарев, — Кто хочет, пусть идет пешком.
— Тише, тише, — Маша взяла Анюту за руку, — Скоро уже долетим.
По дороге время от времени проезжали на хилых лошаденках крестьяне, катились телеги с сеном, с горшками, порой проносились мимо серые мороки. Ступа быстро скрывалась за ближайшим деревом. День тянулся без конца. Федя задремывал и снова просыпался, голова у него была тяжелая. Анюта часто перегибалась через край ступы, ей было плохо.
Вдоль дороги появились знаки «Цар. Кащ. далече», «Кащ. Цар. недалече», «Ц.К. — лететь прямо, ехать влево», и наконец дорогу преградило огромное поваленное дерево, возле которого сиротливо торчала покосившаяся доска с надписью «Кащеево Царство — уплоти дань. Две золотых монеты с носу, полмонеты за коня (др. транспортное средство). А не то».
— Грамотей, — фыркнула Анюта, вылезая из ступы, — Сразу видно, он у Алены Петровны словарных диктантов не писал.
— Ему ни к чему, — заметил Федя, — Он тиран.
— Это что и за ступу пло… тьфу, платить? — возмутился Пономарев. Федя почесал нос.
— У нас все равно монет нету, ни целых, ни половинок, — сказал он, — Так что идем дальше. Если он царством так управляет, как пишет, немудрено, что он нашего Антона украл. Пономарев хмыкнул. Ребята осторожно переступили через бревно и оказались в Кащеевом царстве.
Последние несколько километров до Кащеева двора ребята прошли пешком. Пономарев мужественно волок на себе ступу. Ира повязала на голову платок и взяла в руки Машину сумку — вроде корзины. В нее они набрали земляники.
— Это ничего, — сказала Маша и сглотнула, — Сумку не жалко.
Кащеевы хоромы стояли посреди веселого зеленого луга. Похожи они были на какой-то древнеруский терем, украшенный множеством луковок, раскрашенных в веселые цвета. Из-за высоченного частокола, опоясывавшего Кащеев двор виднелись башенки, украшенные флагами, остатки каких-то каменных сооружений, что-то вроде антенны. Вдоль частокола валялись битые горшки, погнутые копья и прочий хлам. Ребята осматривали Кащеевы владенья, спрятавшись на самом краю луга.
— Как же попасть туда? — вслух подумал Пономарев, — Забор метра три не меньше.
— Я его обойду, — прошептала Ира, — Посмотрю, где вход. Не по воздуху же они туда попадают.
— По воздуху попасть не проблема, — заметил Федя, — Но просто так на ступе туда являться… Иди, Ира, только осторожно. Пономарев тебя подстрахует — Вова уже надевал на ноги Еленины башмаки.
Ира поправила на голове платок и нетвердым шагом отправилась к частоколу. Пономарев следовал за ней, пригнувшись, метрах в пяти. Ира шла вдоль частокола, время от времени нагибаясь и собирая ромашки, росшие среди хлама. Вскоре она скрылась из виду. Пономарева видно не было, но видно было, как шевелилась трава, там где он перебежками двигался следом. Их не было часа два. Было жарко, пот застилал глаза. Федя то и дела утирал лоб краем майки. Все они напряженно вглядывались вдаль. Неожиданно что-то резко зашевелилось в листве, и Пономарев свалился вниз. Федя подскочил, но Анюта и Маша тут же схватили его за руки и пригнули к земле. Пономарев остался очень доволен произведенным эффектом. Через некоторое время показалась и Ира. Она вышла на дорогу и прошла мимо ребят, обходя рощу. Спустя еще полчаса она, наконец, вышла к месту, где прятались ребята. За это время Пономарев успел рассказать следующее. Частокол идет вокруг всего Кащеева двора. Дорога, по которой шли ребята, и по которой возвращалась Ира, упирается в ворота, на воротах стража. Ира прошла мимо, а Пономарев в самопрыгах прыгнул и заглянул через частокол. Стражник один, спит, а во дворе у Кащея кучи мусора, куры бродят. Кроме стражи во дворе никого не было. Через частокол перепрыгнуть можно, можно стражу повязать и запустить через ворота всех остальных.
— Это все хорошо, — сказал Федя, — Только ни ты, ни я в одиночку со взрослым не справимся. Особенно если к этому стражнику кто-то придет на помощь. Какие еще будут предложения.
— Можно просто постучаться, — предложила Маша, — Мол дань везем.
— И чем же мы дань платить будем? — съязвила Анюта, — Грибами?
— Хотя бы и грибами, — не отступала Маша. — Кащей, судя по всему, ничем не брезгует. — Федя, a что это Елена говорила, мол страже глаза отведу, запоры открою…
— Не знаю, — с досадой ответил тот, — Она мне больше ничего не сказала. Насчет дани, идея хорошая, только и впрямь, где мы столько грибов возьмем.
— Ну, про грибы это я так, к примеру, — тихо сказала Маша.
— Погоди, погоди, — Ира даже подпрыгнула на месте. — У нас же есть самобранка.
— Молодец, Ира! — сразу понял Федя. — Точно! Еще надо где-то раздобыть тачку какую-нибудь, в нее погрузим.
— Тачка не проблема, — отозвался Пономарев. — Там вокруг забора столько всего валяется, там и телегу найти можно.
— Решено, — Федя рубанул рукой воздух. — Как стемнеет, мы с Вовкой пойдем за телегой. Утром погрузимся и прямо к воротам, эх, зря мы тогда от Алениной одежды отказались.
— Ничего, — сказал Пономарев, — Мы скажем, что мы, мол, из дальнего царства, у нас мода такая. Анюта прыснула.
Скатерть долго не могла понять для чего ребятам понадобились три бочки соленых грибов. Она ворчала и колыхалась.
— Скатерть, миленькая, ну пожалуйста, — упрашивала Ира.
Скатерть недовольно вздохнула, и на ее поверхности появился небольшой туесок с маслятами.
— Больше, надо, больше, — уговаривала Ира.
Скатерть поднатужилась и выдала бочоночек побольше.
— Еще! — не отступала Ира.
— Я что их за три минуты насолю? — рассердилась скатерть, — Будет вам три бочонка, но только я после этого в отпуск ухожу. На неделю.
Пономарев сглотнул.
— Ладно, — прошептал Федя, — Как-нибудь протянем. Может у Кащея чего найдем.
— Если живы будем, — угрюмо заметил Пономарев.
Скатерть поднялась вверх над травой, перевернулась несколько раз в воздухе, и на земле возникли три большие опоясанные обручами бочки. Скатерть упала на траву и обратилась в маленький лоскуток, который Федя снова спрятал в свою сумку.
В сумерках Федя и Пономарев, пригибаясь, побежали к забору. Федя то и дело натыкался то на старое седло, то на развалившееся колесо. Они обежали почти весь Кащеев двор и нашли-таки старую, разбитую телегу. В это время во дворе раздался шум, и послышался знакомый голос: «Хоть ругайся, хоть нет, но если тыкать куда попало, ничего работать не будет!»
— Антон, — чуть не закричал Федя, но Пономарев вовремя остановил его. Кто-то громко забубнил, раздался громкий девичий визг. «Будешь ее трогать», — громко и твердо сказал Антон, — «Сам будешь все переустанавливать, иди, берись, я не буду.» «А-ах!», закричал кто-то злобно, и небо над двором на секунду озарилось белым светом. Федя и Пономарев вжались в забор. «То-то же», — сказал Антон, и все стихло. Только казалось, доносился откуда-то тихий плач.
Пономарев ударил кулаком по ладони.
— Ладно, — сказал он, сжав зубы, — Держись Антоха. Вместе с Федей уже в полной темноте они потащили телегу к рощице.
— Федька, — сказал Пономарев, утирая пот, — А как мы ее тащим, ведь в ней килограмм сто не меньше.
— Сам не знаю, — проскрипел Федя.
— Лошадь бы раздобыть, — мечтал Пономарев.
— А ты запрягать умеешь?
— Нет.
— А вообще к лошади подходил когда-нибудь?
— Тоже нет, — признался Пономарев.
— Вот и я нет, — Федя снова взялся за телегу. — И может быть оно и к лучшему.