Супермен III

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Росс Уэбстер, Гуманист Года, владел фирмой «Уэбко Индастриз», где работал Гас Горман.

— Я люблю называть моих служащих по имени, — было его любимой гуманистической фразой.

Кабинет Уэбстера на верхнем этаже здания представлял собой вылизанный до блеска зал. Стены были сделаны из серебристой стали и завершались широким ярким сводом, расположенным прямо над его столом. Глядя на этот свод, он мог бы думать о благе человечества, но им владела всегда одна мысль: как выгоднее продать что-то, в чем он не нуждался или чего он не хотел.

В трех углах металлической комнаты поблескивали игровые компьютеры, а в четвертом тикала и звякала большая индустриальная скульптура, двигая рычагами, качая маятником, сверкая проводами. В ней не было никакой пользы, но это был эффектный символ «Уэбко Индастриз».

В данный момент добродушие на лице Росса Уэбстера сменилось маской суровости. Он смотрел через стол на главного бухгалтера «Уэбко», мистера Симпсона, чей дух Уэбстер давным-давно сокрушил.

— Повторите-ка мне это еще раз, друг мой, — сказал Уэбстер, подвигаясь вперед на стуле. — Дайте мне побольше времени.

Симпсон, кадык которого нервно двигался вверх и вниз, выговорил со страхом:

— Восемьдесят пять тысяч… долларов…

— Недостает?

— Похищены, мистер Уэбстер. Украдены у фирмы.

— Симпсон, — сказал Уэбстер, — я управляю этой компанией на основе невыгоды и выгоды. Вашей невыгоды и моей выгоды. Вы хотите сказать мне, что кто-то перевернул этот порядок? Моя невыгода и его выгода?

— Я… я… не знаю, сэр. Я вне себя весь день… пытаюсь понять…

Росс Уэбстер медленно встал со стула. Он был грубоватым человеком, но предпочитал выглядеть демократом. Суровое выражение его лица сменилось теперь товарищеской улыбкой. Он положил руку на плечо Симпсона, и голос его снова стал спокойным.

— Симпсон, я хочу, чтобы вы узнали, кто это. Если не узнаете, я переведу вас в Бейрут.

Уэбстер поощрительно хлопнул Симпсона по плечу.

— Это ясно?

— Да, сэр.

— Хорошо, Симпсон, превосходно.

Гуманист Года снял свою дружескую руку с плеча Симпсона и, покачав головой, пробормотал:

— Восемьдесят пять тысяч долларов… украдены…

— Кем!

Из передней комнаты прозвучал резкий женский голос. Молоко, которое пил мистер Симпсон из-за своей больной печени, выплеснулось из стакана, когда в кабинет вошла Вера Уэбстер, сестра Росса Уэбстера. Увидев ее фотографию, Перри Уайт из «Дейли Плэнет» заметил, что она — классическая старая дева. Он только упустил сказать, что у нее, кроме этого, было несчастное сходство с Иосифом Сталиным. Будь у нее усы, история никогда не признала бы, что он умер.

— Украдены кем! — повторила она, направляясь к брату и Симпсону. — Вот что я хочу знать! Кем?

— Занимайся своими делами, Вера, — сказал Росс Уэбстер, про себя добавив: «Никто другой никогда не будет этого делать». Уже долгие годы он пытался выдать ее замуж: то в арабский королевский дом, то за какого-нибудь миллионера, и, наконец, даже за Симпсона, который отказался, предпочтя Вере бухгалтерские книги в Бейруте.

Теперь она накинулась на беднягу:

— Восемьдесят пять тысяч долларов! Это ужасно! Кто это сделал? Кто?

— Не знаю, — сказал Симпсон, съежившись от страха, подобно улитке, втягивающейся в свою раковину. Липкий пот катился по его лбу. Потом вся его желчь взволновалась, и он с горечью сказал:

— В старые времена мы вели книги, у нас были гроссбухи, мы всегда видели, что поступило и что выдано. Если кто-нибудь намеревался вас ограбить, он приходил с ружьем и говорил: «Руки вверх!» А теперь они используют для своих грязных дел эти чертовы компьютеры…

— Симпсон, — сказал Росс Уэбстер, — вы — человек вчерашнего дня. Кто бы ни совершил этот грабеж, это человек завтрашнего дня.

Вера Уэбстер с отвращением смотрела на обоих мужчин. Судьба, даровавшая ей лицо, похожее на лицо Иосифа Сталина, дополнила свой труд, одарив ее нетерпением, следствием которого является агрессивность. Казалось, она собиралась сломать стол или ударить бедного Симпсона в самое чувствительное место его живота. Возможно, она и сделала бы это, если бы не величественное явление Лорели Амброзиа.

Лицо Лорели не имело ничего общего с Иосифом Сталиным, и одного этого было достаточно, чтобы Вера Уэбстер ненавидела ее. Это, впрочем, усугублялось особым положением Лорели в компании «Уэбко», которое Вера склонна была объяснять ее способностью лежать распростертой на кушетке в кабинете ее брата.

— Что тебе надо? — Вера бросила на Лорели ненавидящий взгляд, но та просто игнорировала его и подошла к Уэбстеру.

— Росс, милый, уже время твоего массажа.

Лорели нежно положила руку на шею Уэбстера сзади.

— Ты знаешь, как он тебе полезен…

— Да, конечно.

Вера Уэбстер гусиным шагом ринулась вперед.

— Как ты смеешь позволять этой женщине врываться во время такого важного совещания?

— Я делаю очень чувствительный массаж, — сказала Лорели, поглаживая шею Росса.

— Да, — сказал Уэбстер, — он меня расслабляет в минуты кризиса.

Вера остановилась перед Лорели и рявкнула так, будто обращалась к войскам в Ленинграде:

— Мы пытаемся провести здесь совещание!

— Постарайтесь успокоиться, — ласково сказала Лорели.

— Смотрите! — сказала Вера, оборачиваясь к Симпсону. — Я ее сейчас убью.

Симпсон, мечтавший о том, чтобы кто-нибудь вывел отсюда Веру и утихомирил ее, смотрел только на свое молоко.

— Росс! — заорала Вера, — я не потерплю здесь этой оскорбляющей меня женщины!

— Скажи ей, — возразила Лорели, — чтоб она перестала оскорблять меня.

Уважая права человека, Великий Гуманист вмешался:

— Закрыть рты! Слушать! Подчиняться!

— Вот это диктатура, — подумал Симпсон, видевший, как Вера Уэбстер командовала мужчинами; но ему были неизвестны причины, по которым она отступала перед Россом: в юности ее брат, под влиянием одного из своих первых гуманитарных инстинктов, мучил ее тогдашним электронным прибором, отчего у нее волосы часами стояли дыбом. Воспоминание об этом и других подобных случаях и теперь подчиняло ее Россу.

— Прости, Росс.

— Так-то лучше, — сказал Уэбстер, — теперь поцелуйтесь и помиритесь.

— Я никогда не целуюсь, — сказала Вера.

— Тогда пожмите друг другу руки.

Враги обменялись таким крепким рукопожатием, что суставы побелели, но Лорели смастерила при этом улыбку, а Вера только показала несколько зубов. Росс Уэбстер с удовлетворением кивнул: ему нравилось, чтобы вокруг него создавалась иллюзия доброй воли.

— Вот так, мои лучшие девушки.

Он снова обратился к Симпсону.

— Ну, дружище, что же дальше? Простимся с этими восемьюдесятью пятью тысячами? Будем платить какому-то вору зарплату, пока он придумает новые способы сбивать монеты с нашего дерева?

— Рано или поздно он споткнется, — неуверенно сказал Симпсон.

— Он никогда не споткнется, — сказал Росс Уэбстер, принимаясь ходить по комнате. — Он намерен спокойно вынимать кусок хлеба у нас изо рта. Если он не совсем слабоумный, он будет сидеть тихо и не делать ничего, что может привлечь к нему внимание.

Резкий звук с площадки, где парковались машины компании, заставил всех вздрогнуть. Бросившись к окну, они, разинув рот, смотрели, как ярко-красная «Феррари» лихо вывернула на одну из дорожек, сделала невероятный поворот и с визгом шин стала на место.

Дверца открылась, и вышел Гас Горман, вертя на пальце ключи от «Феррари».

— Славно выглядишь, бэби, — сказал он своему отражению в блестящем окне новой машины, повернув к башне «Уэбко», в наружных стеклах которой отражение было еще ярче. — И никто ничего не подозревает.

Росс Уэбстер смотрел на эту дерзкую фигуру, шагающую по площадке к зданию, построенному им своим собственным трудом.

— Кто этот тип?

Гас весело шагал с йо-йо, вертящейся на пальце, и с ключами от машины на другом.

— Своим компьютером я угроблю этих людей!

Он занимался своей игрушкой, идя к небоскребу «Уэбко» и представляя себе, как он войдет туда и вычислит еще один платеж, после которого смоется.

— Все идет точно по расписанию.

Он вошел и направился к лифту, пощелкивая пальцами и напевая про себя. Ему казалось, что он — глава мира, медленно движущегося вокруг него.

Мир, как хороший компьютер, тикал каждую 220-миллиардную секунды, двигаясь самым различным образом, но для Гаса это были просто колечки дыма.

— Пока я во главе этих неудачников…

Он вошел в лифт, погруженный в свои мысли, не замечая людей вокруг, которым, однако, показались странными его новые брюки из крокодиловой кожи.

Гас был занят своей мечтой, какой не было ни у кого другого. Он был счастлив.

Они были служащими компании «Уэбко».

Они отмечались на контрольных часах.

Они с механической регулярностью катались на своих стульях на подшипниках.

Глядя на их правильные костюмы и аккуратно приглаженные волосы, на ряд этих голов, Гас думал про себя:

— Эти неудачники не могут даже увидеть меня…

Его йо-йо упала, превратилась в маленькую тряпочку, полировавшую носки его ботинок. Все глаза в лифте следили за этим процессом. Гас мурлыкал себе под нос, не обращая внимания на далекий размеренный ритм. Любой в «Уэбко» был для него теперь лишь серебристой прозрачной тенью — а в голове его звучала невероятная музыка компьютера.

Его губы задвигались, издавая странные жужжащие звуки. Им вторили шумы компьютера, 220 миллиардов действий за этот день — день, принадлежавший ему.

То, что человек может играть с йо-йо в лифте «Уэбко», было, конечно, неслыханно. А в йо-йо Гаса была батарея, отчего игрушка светилась. Его товарищи следили за этим светящимся предметом, двигавшимся то вверх, то вниз.

— Я загипнотизировал этих людей…

Светящаяся йо-йо Гаса была оборудована микропроводкой, издававшей однотонную мелодию, а вокруг нее Гас строил что-то вроде губного саксофона, и служащие «Уэбко» следили за всем этим, хлопая глазами.

— Я так задурил им головы, что они видят только мой смутный облик…

Щелкнув пальцами, продолжая крутить йо-йо, он дождался, пока лифт открылся у его двери, и вышел. Он посмотрел на часы. Касса будет с минуты на минуту. Он возьмет свой последний чек на 143.80. Это немного, и Гас мог бы оставить его им. Но он видел пару шведских носков, которые хотел купить, и модный ремень из кожи боа-констриктора.