Далеко в Смоллвилле много ребят собралось на кегельбане. Это были просто смолльвиллские мальчишки и, как множество мальчишек их возраста по всей Америке, это были маленькие садисты. Два капитана уже набрали членов своих команд, а последним игроком, которого еще никто не взял, был Рики Ланг, робкий сын Лины Ланг. Один из капитанов посмотрел на него и фыркнул:
— Ладно, так и быть, возьму этого размазню.
— Тем хуже для тебя, — насмешливо сказал капитан другой команды, отцу которого принадлежала самая большая незаконная юридическая контора в городе.
— Ладно, — вздохнул первый капитан, — пусть идет.
Он подтолкнул Рики к своим ребятам, которые, как всегда бывает в американском городке, старались взять над ним верх и по возможности противодействовать его желаниям.
— Я просто не могу этого вынести, — сказала Лина Ланг, наблюдая происходящее из-за стола счетчика.
— Все у него будет в порядке, — сказал Кларк Кент. — Я знаю, Лина, я сам был последним лопухом.
В баре кегельбана несколько таких же специалистов помаленьку выпивали.
— Я забивал шары до самого конца, — сказал один из них, помахивая палкой.
— Нет, ты послушай… — его товарищ поднял палец. — Я тебе покажу, как надо делать…
Никто из них со дня рождения не катал ничего, кроме бутылок с пивом. Рядом с этими выдающимися спортсменами сидел Брэд Уилсон, тоже наслаждавшийся выпивкой, но при виде Лины Ланг его страсть медленно разгоралась и наконец он вышел из бара и направился к ней, на звук падающих шаров.
— Привет, душечка.
Он указал на ее сына Рики.
— Малыш подрастает, верно?
Уилсон взглянул на Кларка Кента:
— Ты все еще здесь?
— Вроде бы, — сказал мягко Кент.
Уилсон оглянулся на группу ребят, насмехавшихся над Рики Лангом, когда он пытался толкнуть шар. Уилсон придвинулся к Лине.
— Мальчику нужна только пара указаний опытного игрока, — он перевел взгляд на Кента:
— Спорю, тебе неизвестно, что я выигрывал приз всего округа по кеглям два года подряд?
— Нет, я не знал этого, Брэд.
— Настоящий атлет должен играть во все спортивные игры.
С этими словами он повернулся и пошел к Рики Лангу.
— О, нет, — сказала Лина Кларку Кенту, — ему будет еще хуже.
Хрупкий мальчик сражался с шаром. Руки его дрожали, колени подгибались, низ живота напрягался, предвещая грыжу. Он мужественно занял свою позицию и бросил шар. Тот подскочил и вяло вкатился в желоб.
— Это результат, — сказал один из членов команды Рики, подбадривая его.
Глаза Рики вспыхнули, в его душе была проложена еще одна тропинка к неврастении, а Брэд Уилсон поспешил вперед, чтобы сделать ее железобетонной.
В своем инструктивном стиле, столь любимом обществом, он сказал:
— Эй, друг, ты не так держишь. Давай, я покажу тебе…
Рики воевал с другим шаром, а его товарищи по команде продолжали хихикать. Брэд попытался вырвать шар из рук Рики, задев и сильно поцарапав его палец.
— Позволь старому дяде Брэду показать тебе, как это делается…
— Вот что, Брэд, — раздался за ним спокойный голос, — я думаю, что ему лучше делать это самому.
Брэд обернулся с изумлением на лице:
— Парню, который всегда был в хвосте команды, лучше бы заткнуться, Кент!
В баре кегельбана двое пьяных обменивались репликами на своих высоких стульях:
— Глянь, похоже, эти двое сейчас начнут боксировать.
— Я участвовал в матчах по боксу по всему этому округу, — сказал другой, которого каждый, на кого он повышал голос — на ринге или вне его — бил до потери сознания.
На кегельбане Кларк Кент заговорил потише, стараясь избавить Рики от новых неприятностей.
— Я думаю, что не следует давать Рики уроки игры в кегли при других ребятах.
— Нужен мужчина, чтобы научить его, — спорил Уилсон, намекая, что Кларк Кент не мужчина, а что-то вроде увядшего цветка.
Кент не обращал внимания на его слова.
— Рики сам прекрасно справится.
Он повернулся к мальчику:
— Покажи свой лучший удар, Рики.
Рики отбежал от мужчин и снова направился к линии. Кларк Кент повернулся обратно к Лине, успокаивающе ей улыбнулся и нагнулся над сосудом со смазкой. Когда Рики бросил свой второй шар, мел поднялся в воздух. Шар слабо катился к кеглям. Кларк Кент, с носом в мелу, чихнул. Это был необыкновенный чих. Мощный порыв ветра вылетел из его божественных ноздрей, домчался до шара и с невиданной силой вкатил его прямо на линию кегель. Сверхскоростной шар сбил все кегли и расшвырял их, как китайские чашки. Они упали, и когда шар врезался в желоб, приставленный к шарам малый вынужден был отскочить, спасая свою жизнь.
— Вот это да! — в один голос вскричала команда Рики, отступив назад из страха перед хрупким товарищем, которого они так терзали.
— Будь здоров! — сказала Лина.
— Спасибо, — сказал Кларк Кент, вынимая свой носовой платок.
Гас Горман работал за компьютером, когда по голубому полю дисплея побежали белые точки и тире.
— Что-то касса сегодня опаздывает, — сказал себе Гас, прислушиваясь, нет ли отдаленного звука колес.
Его товарищ, программист с рыжими зрачками, посмотрел на Гаса.
— Ты мне что-то сказал? — спросил он дружески.
— Слушал, не едет ли касса, — сказал Гас, приложив руку к уху. — Не слышно, чтоб ехали.
— Конечно, не едет, — сказал коллега, — сегодня ведь не день выплаты.
— Не день выплаты? — Гас быстро включил компьютер, чтобы проверить день, и выяснил, что какая-то часть его программы не работает.
Прекрасное чувство свободного полета, которому он так радовался, вдруг исчезло. Он попался. Через секунду дверь «садка» отворилась и в нее заглянул начальник отдела.
— Гас, босс хочет вас видеть.
— Какой босс?
— БОСС!
Гас с трудом сглотнул. В его голове всплыли глубоко запрятанные, но слишком знакомые мрачные предчувствия: его снова выгонят.
— Бо… бо… босс? — нервно повторял он, откатываясь назад на своем стуле. Ему показалось, что в здании полно полицейских, расследующих обман и грабеж.
— Бо… бо… босс?
Он плохо обращался со своей йо-йо, щелкал ею по-дурацки, сделал тысячу неосторожных поступков, а главное, он хорошо помнил о своем пребывании в тюрьме, куда не хотел бы еще раз вернуться. Он мгновенно почувствовал себя глупее, чем шимпанзе, его йо-йо прыгала в разные стороны, как и его мысли.
— Обожемойбожемой тольконетюрьмаопять…обожемой…
Он перевернулся на своем стуле и откатился от рядов машин, чьи красные и черные квадраты показались ему вдруг гигантской шахматной доской.
— Обожемойбожемой…
Он покатился дальше, не понимая, чему удивляются его коллеги-программисты — ведь никто никогда не катился так далеко на своем стуле на подшипниках. Гас хотел проехать за дверь, через холл, в лифт и к своему автомобилю.
— На стуле я выиграл бы немного времени, а они не на колесах.
Поэтому Гас направил свой путь к массивной шахматной доске компьютеров. Он кружил возле нее, пока до него наконец не дошло, что он действует немного странно.
У двери, где, нахмурясь, стоял начальник отдела, Гас встал со своего стула и пошел дальше без него, расправив складку на своих брюках из крокодиловой кожи.
— Босс хочет видеть меня? Сам мистер Росс Уэбстер?
— Вы бы лучше шли, — сказал начальник отдела.
За дверью ждали два охранника компании с ухмылками на бульдожьих рожах.
— Сюда, Гас.
— Уводят меня… Я мог бы рвануть, но если я это сделаю, эти грубияны выстрелят мне в спину.
— Ладно, ребята, пошли, — сказал Гас развязно, но его выдала йо-йо, струна которой натянулась, и она потеряла скорость.
— Может, вы подождете секунду, ребята, пока я заскочу в туалет?
— Мистер Уэбстер не любит, чтобы его заставляли ждать.
Гас взглянул на своих стражей, лица которых были как два ломтя розовой ветчины. Кобуры револьверов щелкнули, и Гас обнаружил, что считает маленькие серебряные дырочки на их ремнях. Что у него было против них? Только его большая скорость. Но позволит ли она ему достичь двери лифта и выхода внизу? Сомнительно.
Когда дверь лифта открылась, стражи взяли его за плечи.
— Иди, Гас, — сказали они, помогая ему войти.
— Иди в тюрьму…
Дверь лифта закрылась. Другие служащие, спускавшиеся на этом лифте, увидели человека, на пальце которого неподвижно висела струна йо-йо, а палец был поднят вверх.
— Босс Росс? — Гас посмотрел на охранников. Те, улыбаясь, кивнули.
Гас выдавил из себя болезненную улыбку. Лифт продолжал идти вниз, оттуда доносилось слабое жужжание, и Гас понял, что это.
— Я иду работать на тюремном компьютере. Значит, теперь для меня самое время рвануть, как только двери откроются. Я выскочу, как обезумевший кролик, и пусть они стреляют в обе половины моего зада…
Гас спокойно вышел из лифта на тот этаж компании «Уэбко», который занимал ее владелец и президент. К кабинету его он сейчас и направлялся с полицейскими дубинками за спиной.
— Мистер Горман? — любезно спросила секретарша. — Мистер Уэбстер ждет вас.
— Послушайте, где у вас ванная? Я хотел бы немного освежить лицо…
Выскочить из окна, скользнуть в сторону от здания, заползти в кусты, спрятаться там, пока не стемнеет, потом сбежать…
— Он уже здесь, мисс Коллинз? — рявкнул селектор.
— Да, сэр, — сказала мисс Коллинз, нажав кнопку селектора. — Я направляю его к вам.
Охранники подтолкнули Гаса вперед, открыли дверь в кабинет Уэбстера и дали ему войти. Гас вошел. Его неподвижная игрушка свисала на ковер с его потной, дрожащей руки.
Перед ним был Росс Уэбстер, восседавший за своим массивным столом.
— Мистер Огаст Горман?
Гас посмотрел на сверкающие стальные стены и почувствовал, что они с лязгом смыкаются над ним.
— Прошу вас, мистер Уэбстер… Вы знаете, что такое тюрьма? — Гас размахивал в воздухе своей безжизненной йо-йо. — Вы сажаете туда невинного человека вместе с грабителями, насильниками и убийцами, а потом, однажды, он выходит и убивает вас.
Росс Уэбстер играл своей ручкой с золотым пером.
— Мистер Горман, вы вели себя дурно.
Уэбстер благодушно засмеялся. В его смехе проглядывали теплые чувства гуманности, и душа Гаса Гормана ушла в пятки от страха: он знавал тюремного надзирателя, который всегда так же дружески улыбался, когда сажал заключенного без штанов в карцер на бетонный пол.
— Мистер Уэбстер, пожалуйста, не делайте того, что вы задумали!
Гас двинулся вперед, таща йо-йо по ковру. Уэбстер продолжал дружески улыбаться, как будто Гас украл лишь несколько листков бумаги.
— Ну, признайтесь — ведь вы вели себя очень плохо?
Гас чувствовал, что его глаза наполняются влагой. Этот человек играл с ним точно так же, как тот тюремщик, прежде чем запереть его в бетонную клетку на шесть недель.
Росс Уэбстер встал и подошел к книжному шкафу, стоявшему позади его стола. Он легко притронулся к корешку одного из томов, и весь шкаф повернулся, открыв находившийся с обратной стороны бар с напитками.
— Я понимаю, Гас. Я знаю, откуда вы, — Уэбстер налил себе. — Вы хотите разбогатеть?
Гас уставился на Уэбстера. Видения бетонного пола еще теснились у него в голове; он слышал звон ключей от камер и, казалось, чувствовал еще особый вкус тюремных бобов.
Опять есть эту пищу… Если не выскочу, не разобью это стекло и не приземлюсь там, внизу… Кажется, план хорош!
— А я, — сказал Уэбстер, — я родился богатым. Я никогда не надевал два раза одни и те же носки.
— Что же вы делаете с ними?
— Наверное, их стирают и отсылают в какое-нибудь благотворительное заведение. Я не знаю, что с ними делают. Может быть, ими стирают пыль или чистят перья?
— Носками?..
— Да. Это никогда не занимало меня, — Уэбстер протянул Гасу напиток. — Пей, приятель, это с солодом, тебе понравится.
Уэбстер снова улыбнулся.
— Гас, друг мой, ты — гений. Дурной гений, но, черт возьми, кто без недостатков?
Гас чокнулся бокалом и снова посмотрел на Уэбстера.
— Потому что я понял, как добывать эти полцента?
— Потому что в наше время компьютеры движут миром.
Уэбстер говорил так, будто обращался к собранию гуманистов, расхаживая по комнате, выразительно жестикулируя.
— И человек, умеющий дурачить компьютер, будет владеть миром!
При этих словах Уэбстера Гас почувствовал себя уютнее:
— У этого человека душа вора…
Гас подошел к бару и налил себе еще бокал, но, поворачиваясь, задел плечом бар. Бар перевернулся и втолкнул его в полость стены. Его окутал мрак, и бокал в его руке задребезжал.
— Одиночная тюремная камера, прямо у него в кабинете. Ловкий мужик!
— …я долго искал человека, который может заставить эти машины делать непредсказуемые вещи. Ты улавливаешь смысл моих слов!
Голос Уэбстера доходил до Гаса через стену. Гас взывал о помощи, но Уэбстер по-прежнему обращался к воображаемой аудитории и не подозревал, что Гас заперт за стеной.
— Да, я знаю, что ты — именно такой человек. У тебя легкая рука, ты почти избег разоблачения. С поддерживающей тебя мощью моей организации ты можешь совершить что угодно…
Гас метался внутри бара, поворачивая краны, ломая кубики льда, ударяясь головой о внутреннюю стену. Наконец он нащупал кнопку и оказался в комнате в тот момент, когда Росс Уэбстер повернулся и шагнул к двери кабинета.
— Гас, у промышленного комплекса «Уэбстер» есть разная собственность: здесь немного магния, там немного цинка. Несколько железных дорог, кроме этого — сельскохозяйственные машины. Ты следишь за мной?
Гас перебежал к нему по ковру.
— Пытаюсь.
Росс обернулся.
— Знаешь, Гас, чего я хочу сейчас? Я хочу кофе.
Гас повернулся на каблуках и спросил тоном официанта:
— Черный или со сливками?
— Ты, по-моему, не понял, — сказал Росс, по-товарищески взяв Гаса за плечо и вместе с ним двигаясь вперед, — под именами разных компаний я контролирую цену кофейных бобов в Бразилии, Венесуэле, Боливии, на Яве и в Республике Габон.
Гас кивнул и задумчиво пустил в ход свою йо-йо; к драгоценной игрушке возвращалась жизнь, ее радуга снова крутилась.
Этот парень, — подумал Гас, — предлагает мне сделку: он использует мой необыкновенный талант, а потом упрячет меня обратно в стену.
Но я не вчера родился, приятель.
Я упрячу тебя в стену.
И ускользну через заднюю дверь, став богаче, чем сейчас, примерно на миллион долларов.
— …но, видишь ли, — гудел Уэбстер, — проблема в том, что одна страна не хочет сотрудничать со мной. Ты сможешь их напугать, верно?
— Разумеется. Я могу разрушить страну которая не хочет сотрудничать с вами, завтрак, ленч и обед. Что это за страна?
— Колумбия, — помрачнев, сказал Уэбстер. — Я пытался договориться с ними.
Он развел руками с тем видом благородства, какое демонстрировал на банкете в честь Гуманиста Года, с жестами, свидетельствующими о величии души и безграничном терпении.
— Но теперь я их уничтожу.
— Уничтожите?
— Уничтожу весь урожай колумбийского кофе до последнего зерна.
— До последнего зерна? Вы уверены, что не можете позволить этой маленькой стране делать свое дело?
— Некогда очень мудрый человек, — думаю, что это был вождь гуннов Аттила, — сказал: победить недостаточно, каждый может потерпеть поражение.
Уэбстер обнял Гаса за плечи.
— Знаешь, как я собираюсь это сделать, Гас?
— По-го-да! — голос Веры Уэбстер наполнил воздух. Через мгновение она вышла из-за угла, прямо к Гасу.
— Эта сука похожа на Сталина, — подумал Гас.
— Вот как? — сказал он, обернувшись к Россу Уэбстеру. — Я не знал, что ваша мама здесь.
— Я его сестра! — крикнула Вера Уэбстер, — Его младшая сестра!
Крокодиловые штаны Гаса, казалось, зашевелились, проявив родственный интерес к Вере.
— Спокойнее, — сказал им Гас. — У леди есть зубы и чешуя, но она все-таки не крокодил. Впрочем, неизвестно…
Росс Уэбстер заговорил снова.
— Скажи мне, Гас, ты когда-нибудь слышал о вулкане?
Гас взглянул на Веру:
— Они так вас называют?
Эполеты на милитаристском костюме Веры встали дыбом. Ее выправка, напомнившая Гасу муштровавшего его когда-то сержанта, стала еще более твердой. Она направилась к нему, говоря сквозь зубы:
— Вулкан — это погодный спутник, который наше правительство запустило на орбиту, чтобы контролировать погоду. Но если кто-нибудь даст ему другую программу, он сможет сделать гораздо больше. Он сможет менять погоду.
Вера Уэбстер улыбнулась, ее узенькие глазки-бусинки сияли, выражая ту же мысль, какую Гас увидел в глазах ее брата: богатство ходит по земле, и оно должно быть наше.
— Это тяжелый случай, — подумал Гас. — Большой путь я прошел за пять минут, верно?
— Погода! — повторила Вера. — Мы можем контролировать небо.
— Бури! Наводнения! — руки Росса Уэбстера летали в воздухе, как маленькие гуманитарные молнии.
— Снежные бури! — Вера придвинулась к Гасу. — Сильные жары!
Она была уже совсем близко, и его крокодиловые штаны снова начали двигаться независимо от его воли, поблескивая чешуей.
— Как же вы собираетесь все это делать? — спросил Гас, отступая от Веры.
Росс Уэбстер стал между своей сестрой и Гасом и поднял руку в воздух.
— Как и все в двадцатом веке, Гас. Нажимая кнопки. Гас спустил на ковер свою йо-йо и наблюдал за вертящейся радугой.
— Следующий шаг контролирую я, — подумал он, совсем забыв, что лишь полчаса назад пытался удрать из здания на своем катающемся стуле.
С помощью йо-йо он почистил носки своих ботинок, ибо день, кажется, становился на место. В его голове создавалась уже большая схема, но теперь это была схема гораздо более высокого уровня.
— Продолжай, — сказал он себе, — все идет по порядку.
Он не помнил уже о своих недавних намерениях выпрыгнуть из окна и приземлиться на зеленые насаждения компании. Теперь он видел впереди только большие деньги.
— Мой ум свободен, — сказал себе Гас.
Он расслабился, зная, что у него есть куча точек — точка, отделяющая в десятичной дроби целое от его части, проносилась над сотнями, тысячами, миллионами, сотнями миллионов. Он смотрел, как крутится его йо-йо.
Он уже видел себя живущим в замке на скале над океаном. У входа в замок был лимузин, длинный, как универмаг. Из него выходил сам Гас в светлых крокодиловых брюках и темных очках. На его пальцах сверкали бриллианты, и даже в правую ноздрю был вставлен скромный драгоценный камень.
— Расскажите мне побольше о погоде, — сказал он, глядя на Веру.