Суровая зима с тобой

Глава 2

Проблема в том, что я знаю.

Знаю Марка, то есть.

Мы знакомы с ним с самого его рождения, когда я впервые увидела его в больнице нашего родного города, где стоял запах сиропа от кашля и хлорки из бассейна. Взамен он стал сияющей звездой моего самого раннего воспоминания, в котором папа усаживал меня на большое плюшевое кресло, а миссис Комптон вручала мне бесформенный свёрток с предупреждением: «Будь осторожна, Джейми. Придерживай ему головку. Да, вот так». Мне было два с половиной. Табита, которая была примерно на полгода старше меня, только отпраздновала своё трёхлетие в аквапарке.

Хотя Табиты там не было. Она была дома со своими бабушкой и дедушкой из-за того, что её мама называла «серией истерик с целью привлечения внимания», что позже Табита перефразировала как «принципиальное возражение против навязывания излишних попыток расширения». Её проинформировали о том, что скоро в семье будет пополнение, и она совсем не хотела делиться тем, что, как ей казалось, было в ограниченном количестве: игрушками, хлопьями «Frosted Flakes» и любовью родителей.

Так я и познакомилась с её братом раньше неё, и с нетерпением ждала возможности сообщить, что с точки зрения конкуренции ей нечего бояться. Красный комочек, извивающийся у меня на руках, имел сморщенное личико, курносый носик, прыщавые щёчки, сложенные ушки, реденькие волосики, как у старичка, и был весь покрыт засохшими корочками. Они напомнили мне о сахарном печенье, которое папа пёк на праздники, особенно о тех, что не совсем удавались. «С не очень удачным видом», вот как он их называл.

Это описание подходило как нельзя лучше. У существа у меня на коленях явно не было ни грамма удачи.

— Как её зовут? — спросила я миссис Комптон.

— Его, — поправил меня папа. — Это мальчик, дорогая.

Внезапно всё встало на свои места.

— Вот почему он такой уродливый.

Взрослые разразились смехом — на мой взгляд, довольно злобным, учитывая, что бедному ребёнку уже приходилось справляться с неблагоприятным положением из-за того, что он не родился девочкой.

Я не слушала, о чём они говорят, пока мистер Комптон не спросил:

— Джейми, ты знаешь, как мы его назвали?

Я покачала головой.

— Марк. Марк Эван Комптон.

И возможно малыш уже узнавал своё имя, потому что в этот самый миг он открыл свои серые глазки и, после пары неуклюжих попыток, сжал мой указательный палец. Его пристальный взгляд словно говорил: «Привет».

А ещё: «Не уходи».

И, возможно, даже: «Ты мне нравишься».

Он был мал, но силен. И меня одновременно захлестнули чувства любви и защиты.

«Всё хорошо, — безмолвно поклялась я Марку. — Я буду твоим другом. И уговорю Табиту, чтобы она тоже с тобой дружила. И я буду любить тебя. Даже если ты самое уродливое создание, которое я когда-либо видела».

Это было сердечное, искреннее обещание, которое я нарушила бесчисленное количество раз в последующие несколько лет. Потому что, по трагическому стечению обстоятельств, Марк Эван Комптон оказался абсолютным кошмаром.

В течение нескольких лет я была крайне доверчивым сторонником Марка.

— Уверена он не специально, — говорила я разгневанной Табите каждое утро, когда мы шли в школу. — Я про то, что он подменил твои витаминные жевательные конфеты на слабительное.

Или использовал твою любимую футболку, чтобы застелить ею дно клетки хомяка.

Ткнул тебя в глаз пластиковой вилкой.

Запер тебя в бельевом шкафу.

Убедил всех детей района, называть тебя Думбитой. (прим. пер.: комбинация слова «dumb» (тупая) и имени «Tabitha» (Табита)).

Надрессировал собаку отгрызать голову твоей любимой кукле Барби.

Выблевал три порции макарон с сыром прямо тебе на колени.

Подкладывал насекомых тебе в кровать.

Я искала ему оправдания, потому что со мной Марк никогда не вёл себя ужасно. Какую бы инстинктивную любовь я ни почувствовала к нему в день его рождения, она была взаимной. Папа и мистер Комптон были лучшими друзьями со старшей школы, и наши семьи постоянно находились в непосредственной близости друг от друга. Мама ушла от нас сразу после моего рождения, а папа, из-за своей занятости на работе, очень ценил помощь Комптонов в присмотре за мной. Конечно, мы с Табитой были неразлучны. Но и с Марком у меня была особая связь.

— Как бы я хотел, чтобы ты жила у нас, — говорил он мне ласково, когда я уходила из комнаты Табиты после того, как оставалась у них на выходные.

И: «Ты мой самый любимый человек на свете».

И: «Когда мы вырастем, я хочу, чтобы мы поженились».

Ничего подобного не случилось бы. У меня уже был выбран муж: Алан Кроуфорд, парень постарше с нашей улицы (а если с ним не сложится, то Лэнс Басс из группы NSYNC). В моих глазах Марк был маленьким мальчиком. Тем не менее, я находила его очаровательным. Я научила его алфавиту и как завязывать шнурки. Взамен он накричал на ребёнка, который толкнул меня на детской площадке, и каждый год делал мне валентинки.

— Ты должна быть моей лучшей подругой, — еженедельно напоминала мне Табита. — Я знала, что этот молокосос украдёт половину всего. Просто не думала, что и тебя тоже.

Но я любила их обоих. И годами, даже когда отношения между Табитой и Марком начали включать аллергенные вещества, подсыпанные друг другу в обеды, острые кнопки и постоянные угрозы взаимного уничтожения, я старалась не принимать ничью сторону.

— Ты не должна выбирать между ними, дорогая, — сказал бы папа. — Это типичное соперничество брата и сестры. Фаза, которую они перерастут. Просто пережди.

И я ждала, пока нам не исполнилось двенадцать, а Марку — девять, и случился инцидент с яйцом.

По сей день Марк утверждает, что это было не нарочно. Что он не знал, что наша «ненормальная школа будет заниматься столь же безумным занятием, как притворяться, что яйцо — это «ребёнок», и заставлять учеников носить его с собой в течение недели, не разбивая». Но наша ненормальная школа не только занималась столь же безумным занятием, но и выставляла нам за это оценки. Целых 30 % нашей итоговой оценки по «Семейным наукам» зависело от этого проклятого яйца.

Вот почему, когда я зашла на кухню Комптонов и увидела Марка, поедающего яйцо, — поджаренное, на тосте, с помидорами на гарнир — то не остановила Табиту от возмездия. Я молча наблюдала, как она бегала за ним. Ничего не сказала, когда она схватила своего брата за шиворот, хоть он уже был выше нас обеих. Прислонилась к двери и скрестила руки на груди, когда она потянула его за волосы. И после того, как их крики оторвали мистера Комптона от работы в саду и заставили вернуться в дом, а после, разняв детей он повернулся ко мне и спросил:

— Джейми, что произошло?

Я выдала правду.

— Марк начал это, — сказала я.

После этого он был наказан, хотя я не помню, как долго. Зато я отчётливо помню его взгляд, полный предательства и инстинктивное понимание того, что это ознаменует конец эпохи.

В следующем году вместо валентинок я получала унизительные прозвища, постоянные издёвки и новообретённую вражду с младшим братом моей лучшей подруге.

Оглядываясь назад, понимаешь, что Марк был не столько «трудным» ребёнком, сколько гиперактивным и нуждающимся в постоянной стимуляции. Вечно скучающий, чересчур смышлёный и явно слишком подкованный в компьютерах. Его записали во все возможные спортивные секции, и он преуспел во всех. Но внутри него как будто что-то постоянно бурлило, а бесконечные шутки и проделки помогали это унять.

«Типичное поведение одарённого ребёнка», — как-то раз сказала одна из девушек папы.

Она была психологом и действительно мне нравилась. По правде говоря, она была моей самой любимой из всех женщин, которых он приводил домой. Какое-то время я надеялась, что она станет моей мачехой, но папины отношения редко длились больше парочки лет. И это было проблемой, потому что я очень сильно привязывалась к каждой из них. Однако по разным причинам его партнёрши всегда уходили, и хотя отец быстро оправлялся, их уход неизменно заставлял меня чувствовать себя одинокой, брошенной и, возможно, немного виноватой. Была ли в этом моя вина? Была ли я слишком навязчивой? Стоило ли мне вести себя сдержаннее в их присутствии? Не поэтому ли мама бросила меня вскоре после рождения?

А, возможно, такова природа отношений: они временные, хрупкие, недолговечные. И не стоят того, чтобы их начинать.

Со временем я выработала свои способы справляться с этим. Единственное, что было в моей власти — это моё собственное поведение. Мне нужно было быть максимально внимательной и добиваться больших успехов, и если я этого достигну, возможно, люди задумаются о том, чтобы остаться со мной. А если нет… я научила себя быть благодарной за то, что они оставят после себя. Я благодарна девушкам папы за то, что они научили меня рыбачить, пользоваться тампонами и печь хлеб. И, конечно же, за то, что Марк Комптон был немного недооценённым гением.

Я тоже видела намёки на это. Скорость, с которой он заканчивал домашнюю работу, если это означало возможность выйти из дома и потусоваться с друзьями. Книги, которые он читал, развалившись на диване в гостиной, и все они явно не предназначались для его возраста. Хирургическая точность его колкостей, как будто он точно знал, что сказать, чтобы вывести всех из себя.

Но в целом, как только Марк перестал быть мальчиком, которого я обожала, и стал кем-то средним между маленьким гоблином и настоящим злодеем, мы с Табитой стали проводить больше времени у меня дома, и, похоже, его это вполне устраивало. На несколько лет он, казалось, забыл моё имя и обращался ко мне не иначе, как: Четырёхглазая, Коротышка, Ботан, Терка для сыра и ещё парой обидных прозвищ, которые цеплялись к тому, что во мне тогда больше всего бросалось в глаза (и из-за чего я больше всего комплексовала). В итоге он стал называть меня «Туалетная Бумага», после унизительного случая, когда я два часа ходила по школе с прилипшей к ботинку туалетной бумагой. Марк был тем, кто сказал мне избавиться от неё (Табита тогда заболела и не пришла в школу, а других надёжных друзей у меня не было), но прозвище так и приклеилось ко мне. С другой стороны, учитывая, что он вечно называл Табиту «Её Королевское Гадство», а она его «Нежданчиком мамы и папы», мне, наверное, ещё повезло.

Я не оставалась в долгу. Называла его Маркушей, хотя знала, что это его бесит. Как и у всех подростков, у него был период, когда он выглядел очень нескладным: слишком высоким и худощавым, с непропорционально длинными конечностями и слишком выраженными чертами лица. Но я всё ещё чувствовала себя обязанной его защищать, и в глубине души я знала, что постоянные придирки были единственным способом, которым он мог общаться с нами. По мере того как мы взрослели, когда Марк стал больше занят своей жизнью, а поддразнивания становились всё более вялыми (он больше игнорировал нас, чем дразнил), я почти начала скучать по прежним временам.

А потом он пошёл в старшую школу.

— Как так получилось, что мой паршивый младший братишка популярен, а мы с тобой нет? — спросила меня Табита на уроке физкультуры, посреди растяжки в паре.

— Ну, мы не непопулярные.

Она одарила меня свои лучшим «Ты, блять, серьёзно?» взглядом, но я не отступила.

— Таб, мы нормальные. У нас есть друзья. Парни. Мы есть друг у друга, в конце концов. У нас замечательные оценки, состоим в кружках и музыкальном оркестре, а также в Национальном обществе почёта. Мы пишем для школьной газеты, а на днях миссис Найлз сказала, что мы её любимые ученицы… — я поняла насколько пронзительно и отчаянно начала звучать, и резко замолчала.

Дело было в середине одиннадцатого класса. Благодаря какой-то непонятной магии школьной системы Марк учился всего на два класса младше нас. И, что удивительно, казалось, что вся школа находилась в его власти.

— Почему, ради всего святого, за последние две недели три девчонки, одна из которых старшеклассница, попросили у меня его номер? Почему половина футбольной команды тусуется с ним у меня дома?

Я моргнула.

— Разве Марк не девятиклассник?

— Да!

— Хм. Может, тогда тебе не стоит давать его номер старшекласснице…

— Я не собираюсь раздавать номер своего брата-неудачника ни старшекласснице, ни кому бы то ни было ещё, но мне нужно понять, почему он им нужен и почему у него огромная компания друзей, которым, видимо, нечем заняться, кроме как приезжать к нам в семь утра, чтобы подвезти его до школы!

Я склонила голову набок и попыталась представить Марка Комптона. Он уже не был таким ребячливым, как год назад, это точно. Голос уже не так сильно ломался. У него появилась кривая улыбка, и он явно чувствовал себя комфортно в своём теле. И если я как следует постараюсь, применив метод вживания в роль, то, может быть, пойму, что в нём видят девушки.

— Ну, он становится симпатичнее, хорош в спорте, харизматичен, и с ним, вероятно, весело проводить время…

— Однажды я собственными глазами видела, как он поцеловал слизняка.

— Как и я. Но те другие девушки? Они не были свидетелями этого события, сформировавшего наше мнение. Мы знаем настоящего Марка, но кто ещё знает?

Табита закатила глаза, пробормотала что-то о том, что человечество обречено, и продолжила делать растяжку.

Но всё изменилось. В коридорах школы Марк больше не признавал меня, даже для того, чтобы подколоть. В тот год мы почти не разговаривали, разве что пару слов перекинулись. Даже с автомехаником я больше общалась. Если бы ангел мести спустился с небес и отрезал мне три пальца, я всё равно смогла бы сосчитать наши взаимодействия по пальцам одной руки.

Первое произошло в школьной столовой, после того как я похлопала по карманам и поняла, что, должно быть, оставила кошелёк в шкафчике.

— Простите, — подавленно сказала я скандально известной своей сварливостью женщине на раздаче. — Я сейчас схожу за ним и быстро вернусь…

— Я заплачу, Туалетная Бумага, — сказал откуда сзади знакомый, но на удивление низкий голос.

На моём подносе появилась горсть купюр, но когда я повернулась, чтобы поблагодарить Марка, он уже был погружен в разговор с кем-то другим, а про меня забыл.

Второй был спустя несколько месяцев, когда он застал меня за выполнением домашнего задания на кухне Комптонов. Я слышала, что кто-то вошёл в комнату, но не поднимала головы, думая, что это Табита. Пару минут спустя, когда я подняла взгляд, то увидела, что он остановился, тихо глядя на меня с нежной улыбкой на губах.

Странно.

— Эм, Табита разговаривает по телефону с Си Джеем, — объяснила я.

— А, — прозвучало немного хрипло, и он прочистил горло. На удивление он не ушёл. Вместо этого он сказал: — Найл Холкомб, значит?

— Что? А… — Мы с Найлом встречались последние два года моей учёбы в старшей школе. Он был идеальным первым парнем: всегда добрый, никогда не давил, достаточно занят своей собственной жизнью, а потому не требовал слишком много от того, чьим главным приоритетом всегда была бы учёба. А именно, от меня. Как и Марк, он играл в баскетбол. Вообще-то, Марк по сути украл его место в команде.

— Да, — ответила я.

Я удивилась, что он вообще заметил, что мы встречаемся, потому что мы с Найлом старались не афишировать наши отношения.

Губы Марка сжались.

— Он хорошо к тебе относится?

— … Да?

— Ты мне отвечаешь или спрашиваешь меня?

— Да. Хорошо, — моргнула я, прибывая в замешательстве. — А что? Ты собираешься рассказать мне какой-то мрачный секрет о нём? Он социопат? Хранит в своём шкафчике семью фарфоровых кукол? Всегда носит с собой стяжки? У него грибок ногтей?

Марк фыркнул со смехом.

— Хотел бы я. Но он действительно хороший парень.

— Тогда… с чего бы тебе такое хотеть?

Он пожал плечами. Но не объяснился.

— Кстати, какие у вас с Таб планы?

— Я жду её, чтобы поехать вместе на репетицию оркестра.

— А, — он кивнул и прошёл мимо меня, взяв с холодильника бутылку воды. Он был таким высоким, что я не могла поверить, что когда-то он был достаточно маленьким, чтобы поместиться у меня на руках. Черты его лица, которые раньше казались несколько резкими и крупными, теперь обрели почти болезненную привлекательность, особенно на фоне тёмных волос и серых глаз.

— Как дела с тромбоном? — спросил он, прислоняясь к столешнице.

— Не очень.

— Почему?

— Потому что я не умею играть на нём.

— Да брось, Туалетная Бумага. Не будь слишком строга к себе.

— Нет, правда, Маркуша. Я играю на тубе.

Я видела, как он сдерживает улыбку.

— Они же одинаковые, разве нет?

— Не-а.

— Серьёзно?

— Серьёзно, — я сделала глубокий вдох. — Не пугайся, но именно поэтому у них разные названия.

— Этого не может быть, — он покачал головой, не потрудившись скрыть своё веселье.

— Давай поспорим.

Его бровь взлетела вверх.

— На что спорим?

— Если я права, — сказала я ему, — то ты будешь стричь газон моего отца этим летом.

Я терпеть не могла это делать. Я готова переделать любую работу по дому, но только не это.

— Справедливо. Но если я прав… — он остановился на полуслове. Его обычная ухмылка исчезла, и он на секунду стал выглядеть неуверенно, но в то же время было видно, что он настроен очень решительно.

— Да? — подтолкнула я его к ответу, сбивчиво дыша.

— Если я прав, тогда ты пойдёшь на…

Я так и не услышала его условия пари, потому что Табита вошла и прервала нас. Но Марк, должно быть, провёл собственное исследование и почитал о духовых инструментах, потому что, хотя я и не видела его у себя дома, в тот год мне ни разу не пришлось стричь газон.

В течение моего выпускного класса с ним были связаны как важные так и не очень моменты.

Когда девушка, с которой он встречался, назвала меня сукой за то, что я случайно врезалась в неё, он порвал с ней через десять минут.

Или когда осталась ночевать у Табиты, и мне приснился кошмар, после которого я не могла уснуть. Марк, вставший за водой, обнаружил меня, свернувшуюся калачиком на диване в гостиной, сел рядом и несколько часов рассказывал мне истории про всех неигровых персонажей из своей любимой видеоигры, отвлекая от дурного сна.

А когда мне позвонили и сообщили, что здоровье моей бабушки резко ухудшилось, я не помню ни слов отца в телефонном разговоре, ни того, как я объясняла ситуацию Комптонам. Тот день и последующие за ним слились в сплошное пятно, и единственное, что врезалось мне в память, это как Марк, превышая скорость, вёз меня в больницу и как его рука, протянувшись через центральную консоль, ни на миг не отпускала мою.

В общем, не знаю, можно ли назвать нас с Марком друзьями, когда мы были подростками. Но как-то так получалось, что когда он мне был по-настоящему нужен, он всегда оказывался рядом.

До меня очень нескоро дошло, что это не было случайностью.

Марк пришёл на наш выпускной вечер в качестве пары Мэдди Роджерс, очень красивой, доброй, умной, популярной девушки, которой удалось закончить школу с золотой медалью, но так и не узнать, что меня на самом деле зовут не Эми.

Мы с Табитой были настолько сосредоточенны на будущем, что почти не замечали происходящего вокруг. Я собиралась в Беркли, Табита и Си Джей — в Колорадо. Найл получил стипендию в Беннингтоне, и никто из нас не хотел связывать себя отношениями на расстоянии. И всё же окончание школы казалось нам важной вехой, и после стольких лет примерного поведения мы с Табитой решили немного оторваться. Мы соврали нашим родителям сказав, что заночуем друг у друга. Затем, сложив наши кровно заработанные в кафе-мороженом зарплаты и добавив к ним деньги Найла и Си Джея, мы забронировали два номера в отеле и…

Попались.

Момент, когда мы вошли в лобби отеля и увидели ожидающих нас родителей Табиты, войдёт в историю как один из самых унизительных в истории человечества.

— Как вы узнали, где мы будем? — спросила Табита свою маму с заднего сиденья машины.

— Папа Джейми позвонил поговорить с ней. Вот так ваш карточный домик из лжи и развалился.

Я спрятала лицо в ладонях и пожелала провалиться сквозь землю.

— «Домик»? — фыркнула Табита. — Скорее уж шалаш. Мы просто хотели в кое-то веки повеселиться с нашими парнями. Восемнадцать лет мы были просто ангелами! Мы буквально ни разу даже не пытались улизнуть…

— Вот поэтому у вас ничего и не получилось, — справедливо заметил мистер Комптон.

— Но как вы узнали, в каком отеле у нас бронь? — медленно спросила я.

В очередном маленьком акте бунта я откусила кусочек кекса с марихуаной у Си Джея, из-за чего мне стало трудно соображать, а всё вокруг казалось замедленным и нечётким.

— Мы не знали наверняка. Но Марк сказал, что туда собирается большинство выпускников, так что мы просто предположили.

Табита ничего не сказала, но даже в моём полубессознательном состоянии я понимала, что дело плохо, когда всё её тело напряглось как струна. И когда её родители отвезли нас обратно к себе домой (пообещав, что «Завтра утром, когда проснётесь, приедет папа Джейми, и вам обоим как следует влетит»), она не колебалась.

Марк уже спал. Но Табита, взбодрённая крепким лимонадом Майка и ферментами, расщепляющими алкоголь, которые ей ещё предстояло выработать, ворвалась в его комнату и включила свет.

— Не могу поверить, что ты, блять, им рассказал, — прошипела она на своего брата.

Я последовала за ней внутрь и закрыла за собой дверь, зная, что если Комптоны услышат их ссору, у нас будут ещё большие проблемы. Когда я повернулась, Марк сидел на краю своей кровати, с голым торсом и сонными глазами. Он провёл рукой по волосам, зевнул в течение долгих двадцати секунд, но не стал прикидываться дурачком.

— Да брось, Таб, — сказал он.

— «Да брось»? Что с тобой не так, почему ты всё время отравляешь мне жизнь?

— Они сами догадались. А вы двое гуляли после комендантского часа и не брали трубки. Они уже собирались звонить в полицию.

— Поэтому ты рассказал им о дурацком отеле!

— Я лишь сказал им, куда собираются другие старшеклассники. Я понятия не имел, что вы двое задумали. Но если вы планируете начать жить как нормальные люди и выбираться куда-то почаще, я с удовольствием научу вас, как не попадаться…

— Ты просто не мог мне хоть раз всё не испортить, да?

— Таб… — он закатил глаза. — Просто иди спать.

— Нет! Какого было бы тебе, если бы я тебя сдала? Какого было бы тебе, если бы я рассказала твои секреты?

Марк встал и развёл руки в стороны.

— Да пожалуйста, но у меня их нет. Слушай, можно я пойду спать? Я не виноват, что вы двое всё ещё девственницы в вашем-то возрасте…

Табита двигалась так быстро, что блеск её платья напомнил мне падающую звезду. Я увидела, как она отодвинула ящик в столе Марка, вытащила коробку, а затем бросила её на ковёр перед его кроватью.

Коробка открылась, и несколько десятков бумаг рассыпались вокруг неё.

Фотографии. Много фотографий.

Я моргнула.

Это… разве это не…?

— Ну ты и мудак, — прорычала Табита. — Ты повеселился, сдавая меня родителям? Надеюсь, что да. Потому что я сейчас вовсю развлекаюсь, рассказывая своей лучшей подруге, что ты по ней сохнешь. Особенно зная, что она считает тебя просто мелким гадёнышом!

Я смотрела на Марка совиными глазами, ожидая, что он разразится смехом и станет всё отрицать. Но остроумного ответа не последовало, как и издёвки. Он просто молчал, стиснув зубы. Он так долго не сводил глаз с сестры, что я уже начала бояться, что ссора примет такой оборот, с которым я не справлюсь. Но затем он сказал:

— Проваливай с моей комнаты, пока я не рассказал родителям что ты ещё и пьяна.

— Мудак, — повторила Табита, и сверкая пайетками, вылетела из комнаты.

Она оставила меня, и я прикусила внутреннюю сторону щеки, прежде чем осторожно спросить:

— Это правда я? На этих фотографиях?

Марк сделал то, чего я не видела уже около десяти лет: он покраснел.

— Господи, Джейми, — он нервно провёл рукой по лицу.

Это был первый раз, когда он назвал меня настоящим именем за… целую вечность.

Я опустилась на колени. Платье, которое я надела на выпускной, и так и не сняла, расплылось вокруг меня лужей из голубого тюля и жемчуга.

Осторожно я подняла фотографию.

— Я помню эту. Она с…

— Конкурса по правописанию, который ты выиграла.

Он тоже опустился на колени. Осторожно забрал у меня фотографию. С удивительной бережностью он начал складывать их всех обратно в коробку, словно они были его достоянием. Его сокровищем. Недостойное глаз простых смертных.

— Почему? — спросила я.

— Почему? — он остановился, чтобы встретиться со мной взглядом. — Ты сейчас серьёзно спросила меня, почему? Ты под кайфом?

— Вообще-то да, могу быть, — скорее всего это марихуана, причина, по которой я чувствовала себя такой отстранённой от этого момента. Словно это происходило с кем-то другим, а я смотрела запись. — Насколько это серьёзно? — спросила я, кивнув на коробку.

Он удивлённо вскинул бровь.

— Сама как думаешь?

«Очень», — с запозданием отозвался мой мозг.

— Но не обольщайся слишком сильно, — добавил он немного холодно. — Скорее всего я просто застрял на какой-то стадии своего психологически сексуального развития. Я это перерасту.

Верно. Скорее всего.

— Я…

— Можешь теперь, наконец, убраться из моей комнаты? — спросил он, вставая. Осторожно положил коробку обратно в ящик. — Я спал до того, как моя психованная сестра и её психованная подруга вломились.

— О. Да, я… прости.

Мне потребовалась пара попыток, чтобы встать на ноги. Дезориентированная, я двинулась к двери, но услышав своё имя остановилась и обернулась.

Уголки губ Марка дёрнулись.

— Раз секрет раскрыт…

Он взял свой телефон с тумбочки, поднял его и сделал один снимок.

Меня.

В выпускном платье.

— Я правда не хотел, чтобы у вас с Таб были неприятности, — пробормотал он. — Признаюсь, это эгоистично, но я рад, что ты не провела ночь с Найлом.

— Я… Почему?

— Потому что, когда я увидел тебя в этом платье сегодня вечером, я… — он выдохнул, покачав головой. — Он тебя не заслуживает. Никто не заслуживает.

Никто.

— А ты?

— Я заслуживаю тебя меньше всех. Но больше всех хочу. И я не сдамся. То, на что я готов пойти… Однажды я покажу тебе.

Я стояла там, в полном недоумении, довольно долго. Пока он мягко не сказал:

— Теперь ты можешь идти.

И я ушла.

Кому: Marc.Compton@gmail.com

От: Jamie.Malek@gmail.com

Привет, Марк,

Прошло столько времени! Я не смогла увидеться с тобой во время твоего выпускного года, потому что у нас был обмен студентами в Сингапуре, а в этом году я была слишком занята своими стажировками, что не смогла вернуться в Иллинойс на праздники. Табита рассказывает мне все новости, и я хотела поздравить тебя с поступлением в колледж. Уверена, ты полюбишь Бостон.

Обнимаю,

Джейми

От: Marc.Compton@gmail.com

Кому: Jamie.Maler@gmail.com

Спасибо, Туалетная Бумага. Надеюсь у тебя всё хорошо.

Отправлено с iPhone

Следующий раз я увидела Марка, когда мне был двадцать один год. Это было во время зимних каникул, спустя два с половиной года после нашей предыдущей встречи. И я не была готова.

Я знала, что он возмужал. Он наконец-то стал совсем взрослым, и это не просто потому, что он достиг совершеннолетнего возраста.

«Мы с Си Джеем навестили Марка в Бостоне, и это было на самом деле здорово. Мы вспомнили, как он чудил, когда мы были помладше, и он извинился раз сто наверное?!» — написала мне Табита прошлым летом: «Меня это немного напрягает. Ну то есть, кем я буду, если перестану злиться на младшего брата? Что станет основой моей личности?».

И: «Почему у него так хорошо идут дела в учёбе? Боже, может, я всё-таки паршивая овца в семье».

И: «Я поругалась с Си Джеем, и Марк предложил его избить. Это самый милый поступок, который кто-либо когда делал ради меня».

Когда папа, его нынешняя девушка и я подошли к покрытой снегом подъездной дорожке Комптонов на их праздничную вечеринку, я приготовилась увидеть нового и улучшенного Марка.

Я не ожидала, что моё сердце остановится, а колени задрожат.

Потому что он всё ещё был Марком. Всё ещё тем мальчиком, который раньше отрыгивал национальный гимн и оставлял комки зубной пасты в раковине. Но он также был и продуктом последних нескольких лет своей жизни, лет, в течение которых я его не видела. Он вроде бы и остался собой, но всё равно изменился…

— Привет, Туалетная Бумага, — сказал он, и в его голосе звучала только нежность.

В следующий миг я уже в его объятиях, и мне приходится привстать на цыпочки, чтобы обнять его в ответ. Я поражена тем, каким рослым и крепким он стал, чувствуя, как его щетина колет меня в щеку, погруженная в его тёплые, обволакивающие объятия.

— Ух-ты, — пробормотала я ему в плечо.

— Ух-ты? — повторил он своим глубоким голосом у моего уха.

Я почувствовала, как он притянул меня ещё ближе к себе.

— Просто… кажется, я скучала по тебе?

Из него вырвался тихий раскат смеха. Вибрация прошла сквозь моё пальто и отозвалась прямо в груди. Северный Иллинойс, конец декабря, а мне внезапно стало жарко.

— Почему ты звучишь удивлённой? — он отстранился.

Его и раньше нельзя было назвать робким, но улыбаясь мне сейчас, он выглядел настолько уверенно и внушительно, что я не могла отвести глаз.

— Не знаю, — я пожала плечами и взяла себя в руки. — Не думала, что могу скучать по тому, кто запрограммировал мой компьютер писать «мошонка» каждый раз, когда я печатала слово «он».

— Черт, это был такой крутой макрос. Готов поспорить, он до сих пор у меня сохранился, — он спокойно смотрел на меня, но потом в его взгляде появилась… жажда. — Я тоже скучал по тебе, Джейми.

— Да?

Он замялся, и к тому времени, как он снова открыл рот, миссис Комптон уже была тут как тут, забирая моё пальто и суетясь вокруг меня, а другой момент с Марком мне так и не представился до самого ужина.

Ужин был неплох, но напряжение витающее в воздухе было очевидным: в семье Комптонов явно была тема, обсуждение которой длилось давно и в которую меня не посвящали. И только ближе к концу я начала понимать о чём речь, улавливая отрывки разговора.

— …это не веская причина бросать колледж, — говорил мистер Комптон, когда я подключилась к разговору на его конце стола.

— Вообще-то, веская, — спокойно возразил Марк. — Я всегда могу вернуться к учёбе, если захочу. Но инвесторы не будут ждать вечно.

— Ты не можешь совмещать? — спросила Табита. — Учёбу и стартап?

Марк покачал головой.

— Нет, если я хочу дать компании максимальный шанс на успех.

— Но ты же говорил, что технология уже разработана.

— Что за технология? — вмешался папа.

— Система передачи файлов. Гораздо более быстрая и гибкая, чем те, что сейчас есть на рынке.

Марк продолжил объяснять детали. Я видела, что они пролетали мимо ушей всех за столом, но я посещала достаточно занятий по информатике в колледже, чтобы остаться впечатлённой.

— Если технология так хороша, как ты говоришь, — прервала его девушка папы, — ты не подумывал о том, чтобы продать её кому-нибудь другому? Таким образом, ты сможешь закончить учёбу, пока они будут выводить её на рынок.

Мистер Комптон оживился.

— Это то, что мы говорили ему все выходные. Видишь, она с нами согласна!

Марк вздохнул и поднялся.

— Я скоро вернусь.

Миссис Комптон нахмурилась.

— Куда ты идёшь?

— На перекур.

— А ты разве куришь?

Он широко улыбнулся. На секунду я перестала дышать.

— Давайте притворимся, что курю, а не просто пытаюсь сбежать от вас.

Я подождала несколько минут, прежде чем отлучиться, сказав, что мне нужно воспользоваться уборной. Я нашла Марка на заднем крыльце, его голова была запрокинута к звёздам. Воздух был настолько холодным, что каждый его вздох превращался в белое облачко, но его это, казалось, не волновало. Я задумалась, насколько Бостон похож на Калифорнию, и насколько красивое небо там по сравнению с нашим небом здесь.

— Тебе не холодно? — спросила я.

Он бросил на меня быстрый взгляд, затем снова посмотрел на звёзды.

— Если ты пришла, чтобы отговорить меня…

— Я пришла спросить, не принести ли тебе пальто.

Он снова посмотрел на меня. После небольшой паузы на его губах медленно расплылась улыбка.

— Иди сюда, — сказал он, приглашая меня сесть рядом с ним на садовые качели. Когда я села, достаточно близко, чтобы чувствовать его тепло, он развернул плед, накрыл нас обоих, и мы некоторое время сидели в приятной тишине.

— Ты это сделаешь? — наконец спросила я.

— Сделаю, что?

— Бросишь учёбу.

Он глубоко выдохнул.

— Не знаю. Хочу, но все считают, что мне не стоит этого делать. Так что, наверное, я просто продам технологию…

— А я считаю, что стоит.

Он удивлённо посмотрел на меня.

— Считаешь?

— Я думаю тебе следует бросить учёбу.

— Неужели?

— Ага.

— Ну и ну!

— Почему ты выглядишь таким довольным?

— Ничего не могу с собой поделать, — от его улыбки у меня перехватило дыхание. — Маленькая Джейми Малек, которая всегда была такой образцовой, живущей по учебнику, с первого класса готовилась к поступлению в медицинский, теперь говорит мне пустить под откос всю мою жизнь. Это вызывает у меня смешанные чувства.

Я закатила глаза.

— Я думаю, тебе стоит немного подкорректировать план. Возьми лучше академотпуск, а не бросай учёбу совсем. Может, установи себе крайний срок — если ты не сможешь вывести технологию на рынок к определённой дате, ты вернёшься в колледж. Но… не бросай это дело. Идея хорошая и продукт отличный. И это твоя технология. Ты не должен продавать её, если не хочешь.

И снова эта его улыбка, словно с рекламного плаката зубной пасты: идеальная, радостная и полная надежд. Мальчишеская.

— Да?

Я кивнула.

— Вообще-то у меня есть кое-какие сбережения. В основном то, что оставила мне бабушка. И они просто лежат, пылятся и обесцениваются из-за инфляции, поэтому…

— Джейми. Нет.

— Да.

— У меня есть финансовые спонсоры. Мне не нужно…

— Знаю, что не нужно. Я прошу тебя дать мне возможность вложиться в твой проект. Я бы предпочла поддержать того, в кого верю, кого знаю и о ком забочусь, чем…

— Мы едва виделись в последние несколько лет…

— Верно, но я знаю тебя. Всегда знала. Ты ведь понимаешь?

Он понимал. В этом я была уверена. Я почти физически ощущала это по тому, как внезапно напряглось его тело.

— Оставь деньги себе, — сказал он низким голосом, после долгого молчания. Он нащупал моё колено под пледом и сжал его, посылая мурашки вверх по бедру и по всему моему телу. — И позволь мне пригласить тебя на свидание.

Без задней мысли всё моё тело закричало: «Да». Я закрыла глаза, проглотила этот слог и постаралась придать голосу весёлую интонацию.

— Ты что, решил заняться благотворительностью в доме престарелых?

— Между нами всего два года разницы, Джейми.

— Двадцать один и девятнадцать — большая разница.

— Да, конечно. Ты мне в матери годишься. Позволь мне всё равно пригласить тебя на свидание.

— Марк. Ты живёшь в Бостоне, — ответила я вместо «Нет».

— Это ненадолго. А ты собираешься в медицинскую школу в Беркли…

— Меня ещё не приняли.

— Брось, Джейми. Я знаю тебя так же хорошо, как и ты меня. Ты будешь учиться в Беркли на медика, а я, если возьму академ, то, скорее всего, перееду на Западное побережье. В район залива. Вот где всё и происходит. И там будешь ты.

Он всё такой же упрямый. Непреклонный. Сосредоточенный только на одном.

Из-за этого мне захотелось наклониться к нему. Попросить поцелуй. Или поцеловать его самой. Но…

— Вообще-то у меня есть парень.

— Отлично. Он может идти на хер.

— Марк.

— Нет, я серьёзно. Как его зовут?

— Шейн.

— Шейн может идти на хер.

Я ничего не смогла поделать и рассмеялась. Немного возненавидев себя за это.

— Послушай, Джейми, встречайся с нами двумя. Я не против. А потом выберешь того, кто лучше.

Я фыркнула.

— Ты, кажется, слишком уверен, что я выберу тебя.

— О, дорогая. Так и есть, — он наклонился ближе, и моё сердце готово было выскочить из груди. Я чувствовала его дыхание на своей щеке. Его широко раскрытая ладонь скользила по внутренней стороне моего бедра. Жар пробегал по моему позвоночнику. — Я позабочусь об этом.

— Я… Я не могу, Марк.

Мне пришлось буквально оттолкнуть себя от него. Я отодвинулась к краю качели, потому что, возможно, я и не могла, но я очень, очень хотела.

Наступила долгое молчание. Потом он тяжело вздохнул, кивнул и сказал:

— В любому случае, это было неправильно. План был не такой. Нужно придерживаться его.

Я моргнула в замешательстве.

— Какого плана?

— Дело в том, что ты идеальна, Джейми. Просто потрясающая — всегда такой была. А я всегда был тобой очарован. И мне кажется, я ещё не дорос до твоего уровня. Я хочу быть достойным тебя.

— Я… не понимаю.

— Я твёрдо намерен добиться своего. Создам компанию и успешно выведу технологию на рынок, — его улыбка была полна решимости. — И как только стану достоин этого, я попрошу у тебя ещё один шанс.

— Марк, я… Нет. Я не идеальна. Отнюдь нет. — Я покачала головой, вспоминая глубокую депрессию, в которую впала на втором курсе, то одиночество и тревогу, которые я иногда испытывала, и постоянные сомнения в том, достаточно ли я хороша, чтобы стать врачом. Вспомнила, как после многих лет, когда меня оставляли, мне стало почти невозможно доверять людям и надеяться, что они останутся рядом. Даже с Табитой мы уже не были так близки, как прежде, и, несмотря на все мои усилия, наша связь, казалось, слабела с каждым годом. — Твоё представление обо мне… Я уже не та девушка, на которую ты когда-то… — «Запал», я не стала заканчивать фразу. Но он понял.

— Ничего страшного, Джейми. Поскольку я тоже уже не тот парень, который провёл большую часть своей жизни, будучи влюблённым в тебя.

Моё сердце бешено колотилось о рёбра. Я наблюдала, как Марк поднялся, накрыл своей половиной пледа мои колени, и добавил тихим шёпотом:

— И, как бы там ни было, ты по-прежнему самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел.

Он наклонился, чтобы запечатлеть долгий поцелуй на моей раскрасневшейся щеке, и ушёл обратно в дом.

Четыре года спустя Марк Эван Комптон был на обложке «Форбс».

А пять лет спустя всё пошло наперекосяк.