Свадьба Берсерка

ГЛАВА 2. Штурм

Разбудил его странный редкий стук, вплетающийся в шипение угасающего светильника. Словно по доскам била капель, нечастая и тяжелая.

Харальд приоткрыл глаза еще в полудреме — но когда вскочил с кровати, сна не было уже ни в одном глазу.

Но за оружием он не потянулся.

От дальней стены опочивальни медленно, крохотными шажками подходила женщина. Белые волосы падали до пола, укрывая ее пологом. Белая одежда, лицо уроженки Нартвегра. Красивое лицо, хоть и не такое прекрасное, как у Рагнхильд.

И в отставленной, опущенной вниз руке — чаша, легко прихваченная пальцами за один край. С другого края медленно, тягуче падают вниз капли…

— Я вышла лишь вылить чашу, — прошелестела женщина. — Времени нет.

— Сигюн? — изумленно пробормотал Харальд.

И вдруг вспомнил, что стоит перед ней без штанов. Но не сдвинулся с места.

Если жена его деда, Сигюн, вечно держащая над Локи чашу, говорит, что времени нет — значит, сейчас не до стыда.

Она продолжала медленно отмерять крохотные шажки, глядя на него спокойным взглядом. Снова прошелестела:

— Мужчины прислали яд в напитке — и кровь на лезвиях стрел. Я прислала ту, у которой хватит терпения даже на тебя, дитя Ермунгарда. Ту, что простит и тебя. А сейчас вставай. Пора.

Сквозь шипение светильника и мерный стук редких капель вдруг пробились далекие крики…

И Харальд проснулся — уже по-настоящему, резко, словно на него плеснули холодной водой. Тут же сообразил, что лежит по-прежнему в кровати, под покрывалом.

Никакой Сигюн в опочивальне не было.

Но отзвуки далеких, смягченных расстоянием криков продолжали долетать. По проходу вдруг загрохотали тяжелые шаги, кто-то завопил:

— Ярл. Вставай.

И Харальд взлетел с постели, крутнулся, торопливо одеваясь. В дверь уже колотили.

— Иду, — рявкнул он, подхватывая секиру и вылетая из покоев.

— Ворота, — выкрикнул стоявший за дверью воин. — Они их выбили, не знаю как. И в крепость уже ворвались воины Гудрема.

— Стой здесь, — бросил Харальд. — Пока не пришлю людей, охраняй ее.

Он толкнул воина в свою опочивальню, метнулся вперед, колотя по дороге в двери покоев, где спали родичи. Выскочил во двор…

И только там вспомнил, что Сванхильд успела лишь сесть на постели, когда он переступал порог. Под соскользнувшим краем покрывала грудь ее была обнаженной.

А он отправил к ней воина.

Тому не до этого — и он не посмеет, решил Харальд.

По крепости метались огни.

Он огляделся и ринулся к воротам. По дороге отловил пару своих людей, бегущих туда же, отправил их к Сванхильд.

Неизвестно, что случилось с воротами — но окованные железом створки валялись теперь в сотне шагов от крепостной стены. Разбросанные по обеим сторонам от дорожки.

На земле между отлетевшими створками и дырой в крепостной стене корчились и просто лежали люди. Словно неведомая сила выбила ворота и отшвырнула их — а те на своем пути посбивали людей, давя их, словно мошек.

Дрались уже в крепости. Единой линии у защищавшихся не было — все смешалось, схватка разделилась на отдельные островки.

Снизу, от берега, бежали воины, и его, и родичей. За спиной что-то ревел ярл Турле. Голос его приближался…

А от ворот, вытянувшись длинным клином, в крепость вливались чужие хирды.

И Харальд ощутил себя почти счастливым. Вдохнул, оскалившись, воздух, пахнущий кровью и дымом. Огни в крепости и белые пятна лиц — все вдруг окрасилось в красное…

Он ринулся вперед, оставляя позади себя просеку из тел.

Рубил тех, кто вскинул против него меч — или нацелился в него копьем. Раз поднимают оружие, видя его глаза и волосы, значит, враги…

Кейлев выскочил из мужского дома, когда ярл уже подбегал к нападавшим, темным клином входившим в крепость. По обе стороны от ярла на ходу выстраивались воины его хирдов, тоже образуя клин…

Ислейв, его сын, уже несся в ту сторону. Следом бежал Болли, на ходу вскидывая щит — чтобы прикрыть бок брата, когда они присоединятся к строю.

Парни позаботятся друг о друге, подумал Кейлев. А ему следует заняться другим.

Ворвавшиеся в крепость вопили:

— Гудрем.

А раз тут Гудрем Кровавая Секира, значит, нужно ждать пакостей. Навроде тех стрел с ядом, от которых ярл обезумел и потемнел. Или еще чего-то.

Мир переворачивается, мелькнула у Кейлева мысль. Конунги угрожают отцам своих воинов, что убьют их сыновей, которые служат тем самым конунгам. И заставляют отцов нарушать слово. Строят подлости и пользуются ядом. Было ли такое прежде в Нартвегре? Да никогда.

Даже просто нарушить свое слово — и то считалось позором…

Надо найти девчонку Сванхильд, решил Кейлев. И держать ее поблизости от ярла — на всякий случай.

Он заспешил к женскому дому. Заглянул в каморку, куда приносил ткани, но Сванхильд там не было. Крикнул бабам, вылезшим в проход:

— Сидите и не высовывайтесь. Зарубят.

Потом выскочил и побежал к главному дому, где находилась опочивальня ярла.

Когда в проходе женского дома завопили:

— Убби. Вылазь, ворота выбили.

Тот вскочил и убежал. Из-за бревенчатой стены опочивальни уже доносились крики…

Рагнхильд, морщась от боли, поднялась с кровати.

Убби отходил ее сложенной вдвое веревкой с узлами — так, чтобы болело, но чтобы можно было таскать ноги, как он сказал. И пообещал, что повторит порку, как только рубцы подживут.

Унизительней всего было то, что Харальд не стал рассказать Убби о том, что случилось, наедине. И жених узнал обо всем, когда ярл перед поркой рабынь объявил их вину, упомянув и ее имя.

А после наказания, когда наступила ночь, Убби опять заявился в ее опочивальню. Потребовав, чтобы она приняла его как желанного супруга…

И ей пришлось это сделать.

Рагнхильд вышла в проход с гримасой боли на лице. На крепость напали. Опять Гудрем?

Услышав крик белоголового старика, подручного Харальда, она криво улыбнулась. Зарубят… Если крепость возьмет Гудрем, ее не просто зарубят. Кровавая Секира придумает для нее кое-что пострашней.

Может, сбежать? Нет, это слишком опасно. Мало ли на кого наткнешься в темноте.

Лучше остаться здесь — в крепости сейчас родичи Харальда со своими хирдами, так что ярл, надо думать, удержит Йорингард.

Вот только Гудрем наверняка использует стрелы с ядом, тем самым, после которого Харальд в прошлый раз потемнел — и переменился. Или смажет этим ядом копья, мечи…

Надо бы выглянуть и посмотреть, что происходит в крепости, подумала Рагнхильд.

Она вернулась к себе, накинула на голову темно-зеленое покрывало, содранное с кровати — чтобы скрыть волосы. Если прикрыть им лицо, то можно раствориться в тени.

Затем вышла в проход. Прикрикнула на сестер, приказав им разойтись по опочивальням — и выскользнула из женского дома.

Забава едва успела прикрыться покрывалом, когда в опочивальню влетел какой-то воин. Тут же развернулся к ней спиной, что-то проворчал.

Она, закутавшись в утянутое за собой покрывало, отыскала платье и рубаху, брошенные Харальдом на сундук у дальней стены. Оделась, присев на корточки за кроватью.

И подошла к воину. Тронула того за локоть, спросила:

— Что делать ярл?

Он ответил, гортанно, хрипло — но Забава его не поняла. И замерла у двери, прикусив губу.

Стражник опять что-то сказал, махнул рукой, приказывая ей отойти от выхода. Она отступила на шаг. Было и страшно, и тревожно.

Напали, билась в уме у Забавы испуганная мысль. И Харальд сейчас там, где кричат. Дерется…

Потом пришли еще двое, перебросились парой слов с воином, что караулил в опочивальне. Следом все трое вышли, забормотали глухо за дверью.

Забава стояла неподвижно. Прислушивалась, сжав кулаки.

В крепости кричали.

Когда в покой вошел Кейлев, ее приемный отец, она бросилась к нему. Спросила, почему-то смутившись:

— Харальд?

Кейлев, не ответив, окинул взглядом опочивальню. Схватил плащ, накинул ей на плечи — и, вцепившись в руку, потянул к порогу. А потом по проходу, к выходу…

Забава с готовностью побежала следом. И как только они вышли во двор, полный криков и отсветов далеких факелов, тут же вырвалась вперед. Поискала взглядом Харальда, но не нашла.

Приемный отец что-то рявкнул, дернул ее за руку, запихнув себе за спину. Трое стражников встали рядом, телами и щитами загородив обзор.

Потом Кейлев торопливо зашагал куда-то вперед, и Забава снова побежала за ним.

Ловушка, стучало в уме у Харальда. Мысль об этом пробилась сквозь красный туман, застилавший ум — и мир перед глазами.

Хирды Гудрема отступали слишком быстро.

Лязг железа вплетался в вопли и рев. В крепости орали не меньше сотни глоток. Кого-то убивали, кто-то корчился на земле, его собственные воины ревели:

— Харальд.

Те, кто сражался против них, отвечали воплями:

— Гудрем. Секира.

И отступали. Но как-то слишком быстро.

Харальд крутился под чужими копьями, которыми щетинился клин теперь уже отступавших воинов Гудрема. Запускал секиру гулять под кромками чужих щитов, подрубая ноги.

И раза два бросил взгляд через плечо, в сторону моря. Огни по обе стороны фьорда не горели. Значит, чужих драккаров возле устья нет.

Хотя дозорных могли снять, даже не дав им разжечь костер.

На другом конце Йорингарда, там, где крепостные стены обрывались, выходя на берег, было тихо.

Там или не нападали — или атаковали без особого желания, раз уж криков с той стороны не слышно. Но того, что со стороны берега могут ударить в спину, Харальд не боялся. Родичи наверняка оставили там не меньше половины своих людей, охранять драккары…

Его выманивают к воротам. Мысль прорвалась сквозь чистую, красноватую ярость боя — и застряла в уме наконечником стрелы. Скорей всего, у ворот его поджидают. И лезвия уже смазаны ядом.

Или на этот раз будет что-то другое? Кто-то же снес с петель створки… Кто-то или что-то. Еще один подарок Гудрему от его отца?

Харальд, оскалившись, разрубил щит воина, отступившего перед ним. Лезвие, пройдя сквозь дерево, окованное тонким железом, хрустнуло, дотянувшись до чужих костей. Он выдрал секиру, резко крутнул головой, стряхивая с бровей чужую кровь, заливавшую глаза.

И окинул взглядом крепость. По бокам сражались его люди. Со стороны стен напирали воины родичей — Турле, Огера и Свальда.

Ловушка, подумал Харальд. Но выбора нет — ворвавшихся в крепость нужно выдавить в дыру, оставшуюся на месте ворот. Затем можно будет осмотреться и решить, как быть дальше.

До ворот ему оставалось не больше десятка шагов, когда люди Гудрема неожиданно развернулись и побежали назад.

А в пустом проеме, там, где раньше были створки, остались две фигуры.

К ним тут же рванулись воины, оказавшиеся рядом. Налетели строем…

Только строй этот сразу же начал редеть. Последних разрубили у Харальда на глазах. Он оценил замах и силу ударов — даже лучше, чем у него.

Лишь паре человек удалось уйти живыми.

Двое мужчин, стоявших в проеме на месте ворот, снова замерли. Вперед не шли, но и не уходили. Перед ними лежали тела, кучей, доходившей им до колен.

— Берсерки, — угрюмо сказал Убби, пробившийся к Харальду сквозь толпу его людей, собравшихся возле ярла. — Только больно молчаливые. И почему стоят, спрашивается?

Харальд молча подумал — не берсерки. Красное сияние, горевшее перед глазами, высвечивало все лучше, чем факелы и полузатоптанный в драке костер у ворот. Так что он успел разглядеть, что стоявшие в воротах не просто крупные мужчины. Лица, шеи, руки — все было каким-то вздувшимся. Словно…

Словно там стояли трупы, пролежавшие в воде не один день. И лица поблескивали, как будто по ним струилась вода.

— Драугары, — негромко бросил Харальд. — Если только скальды не врут, описывая их. Правда, у этих морды не темные. Но должны же и скальды в чем-то приврать.

Из темноты, стеной стоявшей за воротами, прилетел крик:

— Харальд. Если не трус, выходи биться. С любым из моих парней. Или стой там, где стоишь — и смотри, как они будут рубить твоих людей, как дрова.

Один из драугаров ожил, двинулся вперед. Стремительно вскинул меч…

Воины, на которых он кинулся, попятились. Но бежать не решились. Начали падать — подрубленными деревьями, частями тел.

— Назад, — рявкнул Харальд. — Вычистите перед ним проход.

Викинги, до которых драугар еще не добрался, торопливо отступили, выполняя его приказание. Но громадная фигура тут же метнулась следом, догоняя.

Ударов, сыплющихся со всех сторон, драугар словно не замечал. Люди падали, ярл Турле заревел, созывая к себе своих людей. Через пару мгновений закричал и Огер.

Это ловушка, подумал Харальд. А единственный выход из нее — бегство. Но как далеко придется бежать, чтобы спастись?

И как много он при этом потеряет? Йорингард, Хааленсваге, свою честь воина?

К тому же на выходе из фьорда его могла ждать другая ловушка.

— Я принимаю твой вызов, Гудрем, — закричал он. — Эй там — все назад. Отходите.

Красное сияние по-прежнему плескалось перед глазами, заливая мир кровью. Но силуэты людей, опухшие фигуры драугаров, стены крепости и строения — все вдруг стало видеться ярче, четче.

И азарт захватывал. Легко убивать людей, которые ему не ровня. А вот драугаров? Сумеет или нет?

Оживший мертвец после его крика отступил обратно к воротам.

— Ярл, у тебя уже был один поединок с людьми Гудрема, — громко напомнил стоявший рядом Убби.

— Я помню, — рыкнул он.

И крутнулся, осматривая крепость.

Кейлев стоял неподалеку, у стены ближайшей кладовой. Рядом, вскинув щиты, замерли его воины. За ними едва различимо поблескивала макушка Сванхильд…

— Скажи Кейлеву, пусть не торопится, — распорядился Харальд. — И сделает то, что нужно, лишь тогда, когда я прикончу этих двоих. Если понадобится, конечно. Но рядом в это время не должно быть ни драугаров, ни людей Гудрема. И побольше факелов.

— Я понял, — отозвался хирдман.

— Теперь ты, Убби. Если опять случиться то, что уже случилось со мной на драккаре, позаботься, чтобы я не покалечил никого из наших. Но если увидите, что меня уже не спасти, уходите. Возьмите с собой Сванхильд — это приказ… и моя последняя воля.

— Да, ярл, — послушно ответил Убби.

— Вот и славно, — проворчал Харальд, опять поворачиваясь к воротам.

Подумал с насмешкой — вот где пригодилась бы змея, отодранная отцом от его тела. Но все дары Ермунгарда приходят не вовремя.

Он ласково погладил рукоять секиры, перехватил ее поудобнее — и шагнул вперед.

Нужно понять, что задумал Гудрем, мелькнула у него мысль. И понять прежде, чем этот странный хольмганг начнется.

Харальд замедлил шаг.

Предположим, Гудрем хочет опять угостить его зельем. Но так, чтобы на этот раз свои до него уже не добрались.

Тогда стрелы с ядом полетят, как только он выйдет к воротам. Ему позволят нанести один-два удара — но не более того.

А может, и этого не позволят.

И как только он превратится в темное чудовище, оставят в покое. Здесь же, в пустом проеме ворот, куда выманивают. Пожалуй, даже подкинут ему раненых, чтобы отвлечь и занять на время.

Его же собственных раненых людей.

Драугары проследят, чтобы ни Кейлев, ни остальные не смогли к нему подойти. Девчонку зарубят вместе с теми, кто будет рядом с ней.

И драугары же приглядят за тем, чтобы сам он, уже оборотившийся, не убрел от них к своим людям.

Харальд замедлил шаг еще больше.

После этого воины Гудрема полезут со стороны берега. Именно поэтому они не совались туда до сих пор — чтобы сначала вытащить его к воротам, изменить…

И начать уже вторую, окончательную атаку со стороны воды, возле которой крепостные стены обрывались.

Харальд стиснул зубы. Почему он не додумался до этого раньше? Следовало отдать Убби совсем другие приказы.

— Струсил, ярл? — стегнул по ушам крик, прилетевший из темноты. — Еле ползешь на поединок? Даже бабы, которых я топтал, были смелей тебя. Только не обмочись по дороге.

Я должен их переиграть, подумал Харальд. Придется изменить условия поединка.

Гудрем где-то рядом, прячется в темноте за крепостной стеной. Сейчас вопил или он, или кто-то из его подручных — расстояние до кричавшего было не больше трех десятков шагов.

Вот до кого надо добраться. Гудрем считает, что находится в безопасности, прячась за спинами драугаров. С ожившими мертвецами и впрямь справится непросто.

Но у них нет собственной воли. А у него она пока есть.

Шлем на Гудреме наверняка с позолотой — если не золотой. Надо приглядываться, не блеснет ли где желтым. Огня бы, в помощь красному свечению…

Жаль, что я так и не успел жениться, мелькнула у Харальда мысль. И Хааленсваге все еще не принадлежит Сванхильд. Одна надежда, что Кейлев приютит девчонку в собственном доме. Он честный воин.

Красный свет плескался перед глазами, плыл сгустками, высвечивая оживших мертвецов с ног до головы. Черты лица у них распухли и исказились, но оба драугара когда-то были нартвегами. Прежде, еще при жизни.

Харальд глубоко вздохнул, прочищая легкие. Заревел:

— Огня.

И рванулся не к одному из драугаров, а в промежуток между ними. На ходу пригибаясь.

Вильнул, поравнявшись с мертвецами — лезвие меча одного из них свистнуло над плечом, срезав косицу.

Но Харальд уже прыгнул — вперед, к темноте, в которой смутно белели лица воинов Гудрема…

Вокруг запели стрелы. Значит, лучники, пока он подходил, уже держали его на прицеле.

Приземлился Харальд на колени, сбив кого-то с ног. Махнул секирой, вычищая пространство пред собой.

И прежде, чем люди, которым он подрубил щиколотки, свалились на землю, вскочил на ноги.

В ушах звенело от воплей — воины Гудрема орали, кто от боли, кто от ярости, а кто от неожиданности.

Широкий замах. Секира в руках подмигнула ему кровавым бликом, тьма ответила новыми криками и судорожным воем.

Харальд снова метнулся вперед. Присел, замахиваясь уже так, чтобы лезвие прогулялось под щитами, железные полосы которых поблескивали в красном сиянии, заливавшем мир перед глазами.

И тут же нырнул влево. Длинный шаг. Полукруг, описанный секирой. Снова шаг — но уже вправо. Еще удар…

Он старался все время держаться в толпе людей Гудрема. И не останавливаться. Драугары топали за спиной, но им мешали свои же воины.

И тут прилетели стрелы, обмотанные лентами бересты и подожженные. Падали где попало, разбрасывая блики света. Его люди, оставшиеся по ту сторону стены, все-таки услышали его приказ…

В двух десятках шагов впереди густо и жирно заблестело золото. Чисто и холодно — серебро. Там были украшенные шлемы, причем не один, а много. Гудрем и его хирдманы?

Харальд рванулся туда, виляя из стороны в сторону.

Хряпала секира, разрубая людей. Чужая кровь заливала лицо, а времени утереться не было.

Он щурился, нанося удары и стараясь не терять из виду блестящие шлемы. Рукоять секиры в руках была горячей, скользила от крови, летевшей брызгами, стрелявшей струйками из-под лезвия.

Успеть, стучало в уме. Успеть. Крики людей, которых он рубил, звучали в ушах все тише. Все более отдаленно…

Один из драугаров расшвырял людей Гудрема — и все-таки догнал его. Лезвие меча прошлось под ребрами.

Харальд, не ответив на удар, метнулся вперед, уходя от стычки. Рванулся, больше не виляя, в сторону блеска. Вокруг были викинги в простых шлемах — охрана Гудрема?

Он присел, замахнулся. Все мгновенно, уложившись в один удар сердца. Хрустнули чужие кости, снова брызнула кровь. И опять — вперед…

Первый из жирно блестевших шлемов был уже рядом, когда красное сияние начало вымываться из глаз. Его все-таки достали стрелой с ядом.

Еще два удара сердца. Еще четыре удара секирой.

Добава, судорожно подумал Харальд. Забыв почему-то ее новое имя, Сванхильд.

В уме вспыхнуло видение — золотистая макушка за плечами его воинов.

Еще два удара. Нанесенных уже неосознанно, непонятно зачем. Но по-прежнему размашистых, с плеча, когда лезвие летит вольно, полукругом, разрубая тела. Щитов у тех, кто оказался перед ним, почему-то не было.

А потом — все. Остатки красноватого свечения, заливавшего мир, продолжали медленно выцветать. Харальд попытался вспомнить ее глаза. И они вроде бы мелькнули в памяти, широко открытые, густо-синие, как море перед бурей…

Но тут же исчезли. Тело сдавила непонятная сила. Мысли угасли, ушла ярость, злость, все, что он чувствовал. Звякнула секира, выпадая из рук.

Все вокруг было серое, черное, снова серое.

Харальд ощутил, как много вокруг живой плоти. Зовущей. Жаркой. Согревающей.

Он покачнулся и двинулся к тому телу, что стояло ближе всех.

Драугары шли за спиной, один в паре шагов, другой в добром десятке. Двигались уже не стремительно, а так, чтобы не отстать от Харальда — и не опередить его.

— Что там? — пробормотал Свейн, протолкавшись к Убби.

В пространстве за воротами сейчас метались тени, подсвеченные огоньками догоравшей бересты.

Когда ярл рванулся прочь, проскочив между двумя драугарами, за стенами завопили. Тут и слепой поймет — ярл Харальд до кого-то добрался, не пожелав принять безнадежный бой с мертвецами.

Драугары кинулись за ним следом, в темноту, и дыра на месте ворот опустела. Оттуда, с той стороны, продолжали нестись крики. Поблескивали щиты — хирды Гудрема, сомкнувшись за спиной ярла, пробившегося сквозь их ряды, по-прежнему прикрывали выход из крепости.

Парни, посланные за стрелами с берестой, натянули луки. Подожженные стрелы улетели в пролом, прямо в воздухе разбрасывая искры…

И стоявшие по эту сторону ворот уже ясно разглядели людей Гудрема, выстроившихся неровным полукругом за пустым проемом.

Но за спинами стоявших воинов шел бой. Орали люди, и драугаров не было видно.

Один из парней убежал, чтобы посмотреть на все с крепостной стены. Доложил, вернувшись, что за воротами, в трех десятках шагов, творится что-то непонятное. За шеренгами воинов Гудрема, там, где упали горящие стрелы, валяются тела и мечутся люди. Но ни ярла, ни драугаров в этой мешанине не видно.

К тому моменту, когда парень замолчал, кто-то за стенами проревел команду, перекрывшую стоны и вопли раненых:

— Отступить, пробираться к кораблям.

Строй за воротами дрогнул и начал рассыпаться.

И теперь люди Харальда видели лишь тени, мечущиеся в пустом пространстве за стенами. Чужие хирды уходили.

— Раз отступают, значит, ярл добрался до Гудрема, — уверенно сказал Убби.

Свейн, стоявший рядом, согласно кивнул. И тут же распорядился:

— Ну-ка, парни — в строй, и пошли за стены. Поглядим, где там ярл.

— Не спеши, — остановил его Убби, припомнив приказ Харальда. — Будь с ним все в порядке, сам бы вернулся. Или тебе не рассказали, как на него находит?

К ним пробился Кейлев, за спиной которого стояла перепуганная девчонка — невеста ярла. Сказал громко:

— Ярла надо отыскать, тут и вопросов быть не может. Но и толпой валить за стены ни к чему. Убби, Свейн — остаетесь тут. Чтобы ярлу было куда вернуться после всего…

Он выразительно глянул в сторону родичей, стоявших в двадцати шагах от хирдманов Харальда.

Ярл Турле посматривал то на них, то в сторону пустого проема.

— Я возьму человек пятьдесят, — заявил Кейлев. — И мы с сыновьями прогуляемся за ворота. Поищем ярла. Вы оставайтесь тут. Людей на стены не ставьте, сейчас это ни к чему. Стерегите драккары и казну. Створки навесьте обратно… и скажите нашим, чтоб поменьше болтали. Хотя родичи, думаю, и так уже знают, что случается с ярлом. Если начнут спрашивать, говорите, что ярл Харальд вот-вот вернется.

Через несколько мгновений из Йорингарда вышел отряд, во главе которого вышагивал Кейлев. У него за спиной, испуганно озираясь, шла невеста ярла. Которую с трех сторон прикрывали воины Харальда.

Ярл Турле проводил их взглядом и скривился. Значит, все то, о чем рассказали его люди, поболтавшие кое с кем на пиру, правда. И старик отправился выручать его внука, прихватив с собой девку, которая что-то там значит для Харальда.

— Он даже подраться не может как следует, — пробурчал себе под нос старый Турле, — если его девка не метет подолом следом за ним.

Рагнхильд тихо отступила назад. Похоже, Гудрем мертв. И неизвестно, что случилось с Харальдом.

Она вдруг усмехнулась. Воинская удача переменчива не меньше, чем женская. Если Харальд не вернется, Йорингард и все, что в нем есть, отойдут родичам ярла.

А Свальд на нее смотрел…

Харальд, мелькнула у нее в уме тоскливая мысль. Какой конунг из него мог бы получиться. Ведь опять победил, вопреки всему.

Белая Лань тряхнула головой. Место мертвых героев — в песнях скальдов. Она тенью скользнула вдоль стены, возвращаясь в женский дом.

И уже по пути начала прикидывать, что делать дальше. Если Харальд не появится, Убби и все остальные останутся без драккаров. У родичей людей вдвое больше. Они загребут себе и Хааленсваге.

Губы Рагнхильд вдруг скривились. Зато девка Харальда снова станет рабыней. В этом она ей поможет. В уплату за ее порку — и за угрозу Харальда продать ее сестер.

Главное, если завтра утром Харальд так и не появится, поговорить с ярлом Свальдом. В жены он ее, конечно, не возьмет. Но в наложницы — вполне…

Утром в ворота, которые уже успели починить, вошел отряд Кейлева. Сванхильд, ничего не понимающую и полумертвую от усталости, тащил за руку один из Кейлевсонов.

Ярла Харальда они не нашли.

Все новые хирдманы Харальда — Убби, Свейн, Бъерн и Ларс — караулили у ворот, поджидая Кейлева.

— Ничего, — проворчал старик, подойдя к костерку, у которого стояли хирдманы. — Я раза два натыкался на замыкающие дозоры вояк Гудрема. Те, что прикрывают их отступление… но они драться не пожелали, сыпанули стрелами и бегом в лес. Жаль, ни одного не удалось захватить. Темно, места незнакомые — а мы с факелами гуляем, чтобы ярла не проглядеть. Хирды Гудрема уходят куда-то к югу. Думаю, в одном из дальних фьордов у них спрятаны драккары. Если они и захватили ярла Харальда, то держат его в голове колонны. Тела, смотрю, уже убрали? Может, среди них…

— Нет, — быстро сказал Свейн. — Только секиру его нашли. И там, где была рубка, на самом краю со стороны леса, нашли пояс. Вроде бы его. Но среди убитых ярла нет. Волосы у него приметные, его мы узнали бы даже в кровавой каше.

— И что теперь? — живо спросил Бъерн.

Убби угрюмо промолчал. Кейлев, устало сморщившись, заявил:

— Теперь я пойду спать. А Ларс с Бъерном пусть возьмут собак ярла — и пройдутся с ними по округе. Вы, парни, прожили уже две зимы в поместье, псы ваш запах знают. К себе подпустят. Может, псы возьмут след. Только вот что — если найдете ярла, близко к нему не подходите. Держитесь от него…

— В одном полете стрелы, — вмешался в разговор Убби. И пояснил: — Я слышал, как ярл допрашивал Грюмира, хирдмана Гудрема. Тот приказал ему зацепить ярла стрелами с зельем, и тут же отойти на один полет стрелы. А когда пройдет день или ночь, надеть на него цепи. И пресной воды ему не давать.

— Зачем? — Ларс потер плечо повыше повязки — рана, полученная им этой ночью, болела.

Убби скривился.

— Гудрем заявил, что ярл после этого станет послушным, как пес. И рвать будет только тех, на кого ему укажут.

— Ночь уже прошла, — заметил Бъерн.

Все помолчали.

— Раз ярл не вернулся в крепость, значит, его угостили зельем, — со вздохом подытожил Кейлев. — И Гудрем утащил его с собой.

— Только не Гудрем, — поправил старика Убби. — Кровавую Секиру мы нашли — удар знакомый, я такой уже видел. Ярл срезал его под ребрами. Хребет цел, а кишки наружу. Не знаю, почему Гудрема не забрали его люди. Хотя там такая бойня была — столько народу… и не только разрубленных. Кое-кого на части порвали, как краюху хлебную…

— Знаю, видел, — буркнул Кейлев. — Когда туда шел. Выходит, ярла забрали люди Гудрема. Или он от них отбился и сейчас где-то бродит. Может, один, а может, уже под чьим-то присмотром. Уже не просто одурманенный зельем, а послушный, как сказал тут Убби.

Он нахмурился, помолчал, размышляя. И продолжил:

— Значит, так — несколько дней у нас еще есть. Мертвым ярла никто не видел, поэтому родичи полезут к казне и драккарам не сразу. Бъерн, Ларс. Берите псов, три десятка человек и отправляйтесь. Но если найдете ярла, тут же отходите. Присматривайте за ним издалека. И пошлите в крепость пару человек, за нами.

Бъерн кивнул.

— Сделаем.

— Меня разбудите, если что, — приказал напоследок Кейлев. Глянул на людей, вернувшихся вместе с ним, приказал: — Всем спать, парни.

Следом старик покосился на Сванхильд, белую, как полотно. Подумал — куда ее? В опочивальню ярла? Но она всего лишь невеста — а на хозяйской половине теперь поселились родичи ярла. Как бы не вышло чего…

— Убби, ты вернул стражу к дверям женского дома?

— Ну… — пробурчал Убби, едва заметно смутившись.

— Ислейв, отведи свою сестру в женский дом, — распорядился Кейлев. — В ту опочивальню, где ее прежде держали.

Ночью приемный отец повел Забаву к воротам, вслед за Харальдом. И она поняла, что с ним опять что-то приключилось.

Кейлев шагал широко, быстро, и Забаве, чтобы поспеть за ним, приходилось бежать.

На ходу она думала — что с ним? Что-то вроде того, что было на корабле, куда ее кинули? Или того, что случилось в опочивальне, когда она наткнулась на змею?

За стеной идти пришлось уже по телам. И кускам тел. Ее тащили, подхватив за обе руки. Факелы выхватывали из темноты то разрубленного человека, слепо смотревшего в темное небо, то бледно-розовые кишки, на которые она раза два чуть не наступила.

Забаву тошнило от ужаса. Кружилась голова, ноги оступались и скользили. Только слез почему-то не было — словно те пересохли напрочь от страха. И от страха за Харальда, и от всего того, что видела.

Потом тела кончились, Забаву повели сначала по полю, затем по лесу, следом по каким-то каменным уступам. Раза два из темноты звучали окрики — и летели стрелы. Одна пробила полу ее плаща, но до тела так и не добралась.

Она не испугалась — не до этого было.

А по возращении в крепость ее отвели не в опочивальню Харальда, а в женский дом.

И Забава поняла — нет его здесь. Как убежал в ворота, так и не вернулся. В то, что он погиб, ей не верилось…

Она легла на кровать, не снимая плаща. И наконец-то заплакала.

Рагнхильд проснулась поздно. Полежала, еще раз обдумывая все, что следовало сделать сегодня.

Затем в ее опочиваленку заскочила Сигрид, сказала ласково:

— Как ты, Рагнхильд? В крепости тихо, говорят, приступ отбили. Знаешь, невесту Харальда опять привели к нам, в ту каморку.

Рагнхильд пожала плечами, садясь на кровати. Чуть скривилась — свежие рубцы, оставшиеся после недавней порки, болели. Бросила:

— Это хорошо, Сигрид. Так и должно быть. Для начала…

Она испытующе глянула на сестру, та ответила радостным взглядом. О решении Харальда продать ее сестер на торжище Белая Лань пока никому не сказала. И Убби промолчал…

Ярл, похоже, тоже. Сигрид выглядела довольной и радостной.

— Знаешь, Рагнхильд, я тут услышала от стражников, что Гудрема этой ночью убили. Ярл Харальд его зарубил… Будь он тут, я бы руки ему целовала.

— Да-да, — откликнулась Лань.

И подумала — руки целовать ей будет некому. Ярла Харальда, похоже, можно уже не ждать. Раз его до сих пор нет. А его девку выставили из хозяйской опочивальни и привели сюда…

Она встала, оделась, кривясь, когда рубцы отвечали болью на движение. Тщательно расчесала белые волосы и вышла.

Бывшая рабыня Харальда валялась на кровати, не раздевшись, прямо в плаще. И скулила, как побитая собака. Подол платья, вылезший из-под плаща, покрывала засохшая и побуревшая кровь.

Мгновение Рагнхильд решала — улыбнуться ей или нет? С одной стороны, Харальд пропал, так что заискивать перед девкой уже нет необходимости.

С другой стороны, ярл еще может вернуться, хоть это и маловероятно…

Обойдемся без улыбок, подумала она. Наконец-то без улыбок.

Рагнхильд подошла и толкнула девку коленом в спину.

В ответ на толчок Забава повернулась. Рассмотрела сквозь слезы, что рядом стоит беловолосая Рагнхильд.

— Харальд, — вдруг объявила та.

И призывно махнула рукой, отступая назад, к двери.

Забава встала. Ноги подрагивали, голова кружилась. Она покачнулась, глубоко вздохнула, превозмогая тошноту. Вышла из опочивальни следом за Рагнхильд.

Беловолосая уже открывала дверь женского дома. Снова махнула рукой, зовя за собой.

Над двором висели низкие тучи. Люди по двору ходили хмурые, неласково поглядывали в ее сторону.

Только Забаве сейчас было все равно, как на нее глядят. Да и после бессонной ночи, после всего, что она видела, навалилось какое-то странное безразличие.

Шагая следом за Рагнхильд, Забава думала — может, та ведет ее к Харальду? Вдруг он все-таки вернулся, и послал за ней? Или раненый где лежит…

Харальд не мог послать за ней беловолосую, вдруг осознала она — горько и леденяще. Он о ней говорил неласково.

А вот если Харальда убили, Рагнхильд вполне могла повести ее посмотреть на него. На мертвого. Потому и ведет не в сторону хозяйского дома или куда-то еще — а к службам неподалеку от крепостных стен.

Если мертвого сначала понесли обмывать…

Забава судорожно вздохнула и прикусила на ходу костяшки сжатого кулака — чтобы не закричать.

Вокруг поднимались дома — приземистые, длинные, бревенчатые. Ходили рабы. Баня промелькнула впереди, в промежутке между срубами.

Неужто и впрямь на тело ведет посмотреть?

Рагнхильд остановилась в промежутке между двумя домами. Еще издали Забава разглядела на земле что-то красное — а подойдя ближе, увидела два тела, лежащие рядышком. Голые, с кровавым мясом вместо спин.

Харальд, испуганно метнулась у нее мысль. И тут же погасла. Волосы были не те — у одного тела светлые, у другого темные, заплетенные в две косы.

— Харальд, — торжествующе сказала Рагнхильд, остановившись рядом.

И ткнула пальцем в темноволосую голову.

А потом развернулась и ушла.

Красава, как-то отупело подумала Забава. И бухнулась на колени рядом с телом. Ухватилась за плечо, потянула, переворачивая. До чего ж тяжелая…

— Лебедушка ты моя, Сванхильд, — сказал кто-то сбоку.

Голос дрожал. Бабка Маленя?

— Я тебя с раннего утра искала — да не нашла. Оставь ты ее, лебедушка. Тут уж все кончено, не мучь себя.

Забава наконец перевернула сестру. Лицо Красавы покрывала грязь, склеившая ресницы, верхняя губа задралась, и зубы, видневшиеся в оскале, с одного края покрывала влажная грязь. Она коснулась ее груди, полуприкрытой остатками разодранной рубахи — посмотреть, дышит ли.

И вдруг услышала слабый выдох:

— Варь…

— Ишь ты, — удивленно и уже погромче сказала бабка. — Жива. Вот ведь здоровая, ничего ей не делается. Хоть пори ее, хоть в ступе толчи…

Помочь бы надо, подумала Забава.

И тупое оцепенение, охватившее ее с того момента, как она поняла, что Харальд убежал к воротам — а обратно уже не вернулся, и неизвестно, вернется ли, и что с ним приключилось, жив ли? — вдруг отступило.

Пряжка плаща поддалась как-то сразу. Она сбросила его на землю, рывком перекатила на ткань тело Красавы — откуда только силы взялись.

— Нельзя ведь, лебедушка, — охнула бабка. — Ярл велел их не…

Маленя замолчала резко, сообразив на полуслове, о чем сейчас проговорилась. Забава, повернув к ней голову, спросила:

— Так это Харальд их так? До смерти?

Бабка молчала, мелко тряся головой.

И Забава вдруг вспомнила, что сказала Рагнхильд, ткнув рукой в сторону Красавы.

Харальд.

Она молча встала, шагнула ко второму телу. Перевернула. И узнала рабыню, помогавшую Красаве. Ту, что кашляла.

— Эта и так больна была, — прошелестела бабка. — Все равно не выжила бы. Да и мучилась она недолго. Мне бабы потом рассказали, что эта после первых же ударов кричать перестала.

Забава на всякий случай коснулась ледяной, каменно-неподвижной груди. Не дышит.

— Оставь ты их, голубка, — посоветовала тихо бабка. — Обеих. На себя вон посмотри. Вчера весь день не ела, и сегодня, небось, куска хлеба еще во рту не было. Сама белая, как снег…

— Куда бы мне отнести Красаву, бабушка? — не слушая Маленю, спросила Забава.

И встала, покачнувшись.

Та завздыхала.

— Да куда ее сейчас… ярл велел обеих тут оставить. Всем рабам в назидание. И чтобы лежали здесь, пока его корабли обратно не придут, уже после похода.

Харальд говорил, что собирается в поход, припомнила Забава. И ее с собой хотел взять.

Понятно, что перед тем, как ей спустится на берег, тела бы убрали…

Забава вздохнула, отгоняя злые мысли. Сказала с отчаянием:

— Мне нужно место, куда положить Красаву. До женского дома я ее не дотащу. Да и стража может туда не пустить.

Бабка вздохнула. Спросила немного изменившимся голосом:

— Тут говорят, что ярл Харальд пропал. Рабы болтают, его в крепости сейчас нет. Не вернулся после вчерашней битвы?

Забава медленно кивнула. Говорить о таком не хотелось. Вообще.

— Тогда в рабский дом неси, — бабка указала на приземистое строение по левую руку. — Вон в тот. Там бабы живут. Только ярл, если все-таки вернется, осерчает. Страшно осерчает, лебедушка. И все на тебя… может, подумаешь и оставишь ее тут? Мало ли она тебе гадостей делала?

Забава ухватилась за горловину плаща и, задыхаясь, поволокла Красаву к рабскому дому.

— Варь, — опять выдохнула Красава. — Варь, Заба…

— Тебя ведь костерит, — деловито сказала бабка.

Забава, не отвечая, втолкнула в рот лежавшей на боку Красавы ложку с размоченным в молоке хлебным мякишем.

Для сестры отыскалось место на нарах возле выхода. Забава промыла иссеченную спину чистой водой, оттерла мокрыми тряпицами грязь с лица и тела. И по совету бабки присыпала голое мясо за плечами золой, принесенной из бани.

Потом пришлось сходить в опочивальню Харальда, чтобы взять одежду для Красавы — и переодеться самой.

Только рубахи из ее сундука оказались для Красавы тесноваты. Забава, махнув рукой на все, разрезала одну из них на спине — и натянула на сестру, чтобы хоть грудь с животом ей прикрыть. Укрыла принесенным покрывалом…

— Что еще натворишь? — спросила бабка, когда Забава закончила кормить Красаву.

И качнула головой.

— Ты бы лучше о себе подумала, лебедушка. Говорят, если ярл не вернется, крепость к его родичам отойдет. Да и то, другое поместье, Хааленсваге, тоже. Хорошо, если твой приемный отец тебя к себе заберет. А ну как нет? Хотя чужане, конечно, свое слово почитают. И нарушать его не любят.

Забава молчала.

Выходя из опочивальни Харальда, она столкнулась с одним из его родичей. Кряжистый старик с седой головой вышел из покоев, дверь в которые находилась по ту сторону прохода. Глянул зло…

И без слов понятно было, что родичи Харальда ее не жалуют.

Ее вдруг потянуло в сон — сильно, резко.

— Пойду посплю, бабушка, — объявила она.

И накинула на плечи плащ — не тот, что испачкала, пока тащила Красаву, а другой, самовольно взятый из сундука Харальда. И так же самовольно обрезанный по ее росту.

Придя в опочивальню, Забава упала на кровать. Забылась тяжелым, беспробудным сном.

Встречу со Свальдом Рагнхильд подстроила просто — сначала прогулялась по крепости, попавшись ему на глаза. А потом пошла к хозяйской половине главного дома.

Зайдя туда, заскочила в опочивальню, отведенную брату Харальда — где она, Рагнхильд знала от рабынь, одну из которых гость уже успел затащить к себе ненадолго. Дверь была в самом начале прохода…

Ярл Свальд вошел в ту же дверь спустя некоторое время. Но почему-то хмурый, а не радостный, как она ожидала.

— Белая Лань Ольвдансдоттир, — объявил Свальд, плотно закрывая за собой дверь — и поворачиваясь к ней. — Не боишься, что тебя заметили? Твой жених не показался мне человеком, привыкшим сносить оскорбления.

— Мой жених, — откликнулась Рагнхильд. — Вчера выпорол меня.

— Что натворила-то? — грубовато сказал Свальд.

И этим вдруг до ужаса напомнил ей Харальда.

Это плохо, подумала Рагнхильд. Значит, все то, что она собиралась сказать, надо менять. До этого Свальд казался ей более легковесным — из-за его игривых взглядов и вечных улыбок.

— Я один раз сказала не то слово, — откровенно ответила она. И вскинула голову. — Но слово это было направлено против невесты ярла Харальда. Я женщина, и бываю несдержанна. И все же это было просто слово.

Свальд блеснул кривоватой улыбкой.

— Я слышал об этой истории.

— Тогда мне нет смысла ее повторять, — твердо объявила Рагнхильд. — К тому же я здесь не для того, чтобы болтать о себе. Беда в том, что мои сестры живут здесь. И им некуда пойти. А на воротах стража, которая вряд ли их выпустит из крепости. Я хотела спросить тебя, ярл Свальд — что с ними будет?

Свальд смотрел на нее, по-прежнему улыбаясь. Потом вдруг спросил:

— И крепко он тебя выпорол?

Рагнхильд вскинула брови.

— Я не хочу жаловаться на своего жениха больше необходимого, ярл Свальд. Я и так сказала тебе слишком много. Так что будет с моими сестрами?

— Ну, пока что владелец Йорингарда ярл Харальд. Ему и решать.

— Я должна… — Рагнхильд остановилась. Вздохнула и прикусила губу. Снова продолжила, но уже с отчаянием в голосе: — Я хочу знать, что с ними станет, если ярл Харальд так и не вернется. В этом случае Йорингард достанется вам, родичам Харальда. И что будет с моими сестрами?

Свальд вдруг облизнул губы. И снова улыбнулся, разглядывая ее.

И все-таки он не Харальд, с ноткой разочарования подумала Рагнхильд. А то ей уже начало казаться…

Она посмотрела на ярла умоляюще.

— Двух моих сестер не тронули. Они станут достойными женами. Правда, у них нет приданого.

— Думаю, на одной мог бы жениться мой отец, — быстро сказал Свальд. — Он еще не стар, и у него недавно умерла вторая жена. Дед это проглотит, поскольку речь идет о дочери конунга. К тому же за нее не надо будет платить выкуп. И утренний дар будет скромным. Другую тоже можно пристроить. Что же касается приданого…

Он шагнул к ней. Сказал, протягивая руку к ее груди:

— Его можно брать не только золотом и серебром.

Нет, подумала Рагнхильд. С этим человеком надо играть по-другому. Некоторое ожидание его только подстегнет.

К тому же она теперь не беззащитная беглянка. Она невеста хирдмана.

Ольвдансдоттир сунула руку в вырез рубахи, к тонкому клинку, спрятанному в ножнах и подвешенному на шнурке, под одеждой. Выдернула нож — и аккуратно, тупой стороной, отодвинула руку, успевшую коснуться ее груди.

Свальд послушно отвел ладонь. Улыбка его стала еще шире.

— И как ты объяснишь все жениху, если я не послушаюсь?

— Этим утром в женском доме я зашла к невесте ярла, — заявила Рагнхильд. — Ее платье сейчас в крови. Мне пришлось отправиться в опочивальню ярла Харальда за чистой одеждой для нее. И тут ты затащил меня к себе, ярл Свальд.

Он восхищенно покрутил головой.

— Скальды воспели твою красоту, Рагнхильд Белая Лань. Но им следовало бы воспеть твою хитрость.

— У меня есть сестры, — напомнила она. — Мне приходится быть хитрой ради них. Подумай, что ты можешь сделать для моих сестер, ярл Свальд. И не только для тех двоих, которых не тронули, но для других шестерых, над которыми надругались. Когда придумаешь, мы с тобой поговорим снова.

Рагнхильд прошла рядом со Свальдом, держа в руке нож и глядя ему в глаза. Он ее не остановил. Только улыбнулся, блеснув зубами.

Выскользнув из опочивальни, Белая Лань отправилась в покои Харальда — чтобы взять платье для его девки. Ее и в самом деле могли заметить, и доложить об этом Убби.

Рабье мясо Харальда поможет ей оправдаться.

Идя обратно к женскому дому, Рагнхильд размышляла, как бы поговорить еще и с ярлом Турле.

С самого начала она собиралась устроить этот разговор через Свальда. Но он оказался не таким, как она представляла. Немного похожим на Харальда…

Так что его лучше не использовать открыто в своих делах — ему такое может не понравится.

Рагнхильд заскочила в женский дом, бросила в опочивальне девки Харальда ее тряпки — те самые, в которых эта Сванхильд ходила прежде, из грубой ткани, годной лишь для рабынь. Нарочно перерыла несколько сундуков, чтобы их найти. Швырнула, скомкав, на кровать, чтобы она стали намеком на то, какая судьба ждет девку.

Затем пошла к себе, обдумывать, как подстроить встречу с Турле.

К обеду она приняла решение. Убби ночью вряд ли к ней придет — все хирдманы Харальда торчали сейчас у ворот, почти не отходя от них. Продолжали надеяться на возвращение своего ярла. И вечером она будет предоставлена самой себе…

Когда стемнело, Рагнхильд заскочила в опочивальню старого ярла. Рабыни уже прошлись по хозяйской половине, готовя ее к ночи. На полке горел светильник, рядом наготове стояли еще два, наполненных топленным тюленьим жиром, но не подожженных.

Белая Лань затаилась в углу и принялась ждать.

Турле появился не скоро. Вошел хмурый — и нахмурился еще больше, увидев Рагнхильд, выступившую из угла.

Сказал ворчливо:

— Тебе чего? Не думаю, что ты пришла ко мне поиграться под покрывалом, Ольвдансдоттир.

Рагнхильд вскинула брови, заметила печальным голосом:

— Я пришла узнать, что будет, если ярл Харальд уже не вернется.

Ярл Турле хмыкнул.

— Подождем еще три дня и справим арваль, торжественные поминки. Ну а следом я попру твоего жениха из хирдманов — какой из него воин, из однорукого.

Выходит, Убби больше не быть хирдманом, подумала Рагнхильд. Тогда все, что она делает, тем более правильно.

Она посмотрела на старика спокойно, спросила:

— А что будет, если ярл Харальд все-таки вернется — скажем, дней через десять, двадцать? Или даже через месяц? Ведь мертвым его никто не видел.

Старик оскалился.

— Я слышал, у моего внука Харальда есть враги, которые потчуют его каким-то ядом. А противоядие лишь одно, его невеста. Только девка до него не добралась, поэтому Харальда можно не ждать.

Во рту у Рагнхильд вдруг появилась горечь. Такая, что даже челюсти свело.

Настолько великий дар — и кому достался? Рабьему мясу…

— И эту девку… — сказала она ровным голосом. — Было бы неразумно выпускать из Йорингарда. Кто знает, вдруг она — и остальные — все-таки найдут того, кто не вернулся.

— Но она дочь Кейлева, — помолчав, буркнул Турле. — Теперь, когда нет Харальда, по всем правилам девка принадлежит отцу.

Рагнхильд легко улыбнулась.

— Разве эль свободной шеи был сварен по всем правилам? Насколько я знаю, его вообще не варили. Просто выкатили какие-то бочки из кладовой… это нарушение всех обычаев, тебе ли этого не знать, ярл Турле? И разве может свободный нартвег объявить своей дочерью чью-то рабыню? Разве это не означает, что он и сам чей-то раб?

Старик шумно дыхнул.

— Да, против этого трудно возразить.

— Конечно, девка должна жить, — поспешно заявила Рагнхильд. — Харальд — богорожденный, это несомненно. Вдруг он сумеет вернуться сам, без помощи девки? Тогда можно будет сказать, что родичи в Йорингарде всего лишь дожидались его возвращения. И сделали все, чтобы девка осталась в крепости, чтобы Кейлев не увез ее неизвестно куда…

Турле долго молчал, молчала и Рагнхильд. Наконец старый ярл бросил:

— Пожалуй, я и тебя оставлю в Йорингарде, Ольвдансдоттир. Ты ведь этого хочешь? В благодарность за свою хитрость?

— Благодарю тебя, ярл, — неторопливо ответила Рагнхильд. — Кстати, если бы кто-нибудь сейчас женился на моих сестрах — тех, что остались девственницами — со временем эти люди с полным правом могли бы именоваться конунгами Йорингарда. После смерти наших братьев мы единственные наследницы нашего отца.

Ярл Турле хрюкнул.

— Смотрю, ты подумала обо всем, Ольвдансдоттир? Я запомню твои речи. Ступай… или оставайся. Я не взял с собой наложниц, так как отправился на войну, а не на праздник. Но мы могли бы договориться.

Это было для Рагнхильд неожиданно, даже слишком, но она сумела спрятать свою растерянность за улыбкой.

— Я тоже запомню твои слова, ярл Турле. Но я все еще невеста Убби. Я дала ему слово, и не хочу устраивать свою судьбу во второй раз, не разорвав этого сговора. Доброй ночи.

Она поспешно шагнула к двери. Старый ярл, как и его сын, не стал ее останавливать.

Забава проснулась вечером.

Подумала, вынырнув из дремы — Харальд. Вдруг он уже вернулся, а она тут разоспалась и ничего не знает?

Но следом ей вспомнились Красава и та рабыня. То, что Харальд с ними сделал.

И ведь было бы за что — но запороли до смерти за пустяк, за глупость бабью.

Не наказал, подумала Забава, а замучил. Убил лютой смертью. Зверство чистой воды, иначе это и не назовешь.

Она поднялась на постели — под руку подвернулись какие-то тряпки. Когда ложилась, Забава их даже не заметила. От усталости, от горя…

В опочивальне было темно, и она ощупала тряпье, распялив его перед собой. Две рубахи и два платья — из тех, что она сама сшила из грубой шерсти и льняной холстины.

Может, бабка Маленя принесла, растерянно подумала Забава. Затем ощупью нашла плащ, взятый из сундуков Харальда, прихватила найденную одежду и вышла.

От Йорингарда, неровным холмом лежавшего под темным небом, веяло тревогой и настороженностью. Костров сегодня горело вдвое больше, чем в прежние ночи.

Забава сходила на кухню, знаками и парой слов попросила еды. Ей дали рыбьей похлебки, приправленной ячменем, с куском хлеба. Она съела все — вчерашний день, когда кусок не лез в горло, сказывался. Потом попросила еще, для Красавы.

Плотный мужик, заправлявший всем на кухне, посмотрел на нее с сомнением. Но миску похлебки все-таки дал.

Выйдя из кухни, Забава отправилась в рабский дом. Поменяла подстеленные под Красавой холсты и одежду — та обмочилась, пока лежала. Вот и пригодилось найденное на кровати…

Этим вечером сестра уже ничего не говорила, только металась в жару, хрипло постанывая.

— Лихорадит, — знающим голосом сказала бабка Маленя, подходя к нарам. Заметила почти с надеждой: — Может, все-таки помрет?

Забава с трудом влила в потрескавшийся рот сестры несколько ложек похлебки. Потом Красава перестала глотать, замерла без чувств, с закрытыми глазами. И все влитое начало вытекать на сложенный в несколько раз кусок холста, подсунутый вместо подушки.

Забава со вздохом встала с нар. Спросила у Малени, глянув на миску:

— Может, отдать кому? Если кто голодный…

Бабка взяла у нее из рук посудину, передала какой-то бабе. Проворчала:

— Сама-то хоть ела?

— Да, — Забава снова накинула плащ, который сняла, когда начала обихаживать Красаву. — Хочу поговорить с моим отцом. Сходи со мной, бабушка, пожалуйста…

И тут же поспешно спросила, все-таки не сдержавшись:

— Не знаешь… ярл Харальд не вернулся?

Бабка качнула головой.

— Нету его.

Затем добавила:

— Пошли, сходим к Кейлеву. Я его давеча видела, к воротам шел.

В толпе воинов, стоявших у ворот, приемного отца Забава разглядела не сразу.

— Может, лучше к ним не соваться? — неуверенно сказала бабка Маленя, когда до нарвегов оставалось не больше двух десятков шагов. — Тебе сейчас тише воды, ниже травы надо быть, девонька. Чтобы отец твой новый, Кейлев, не осерчал. Он у тебя теперь одна надежда — и он же защита…

Забава упрямо мотнула головой, сказала:

— Мне с ним поговорить нужно. Очень нужно… Ты не бойся, бабушка, я не долго.

Она остановилась в пяти шагах от воинов. Кейлев уже протискивался к ней сквозь толпу. Подошел, махнул рукой, приказывая идти за собой — и направился не вниз, к строениям крепости, а вдоль стены. Остановился, пройдя с полсотни шагов.

Забава спросила, едва он к ней повернулся:

— Ярл Харальд жив?

Даже в темноте было заметно, как сильно Кейлев нахмурился перед тем, как заговорить.

— Он пропал, — перевела бабка Маленя. — Они не знают, что с ним. Но среди мертвых и раненых его не было. Люди ярла уже выходили с собаками, чтобы отыскать его по следу. Но ярла не нашли. Может, его забрали люди Гудрема…

Это те, кто напал на крепость прошлой ночью, испуганно подумала Забава. И, сцепив зубы, моргнула несколько раз. Хотелось плакать.

Харальда забрали чужие люди. В плен.

— А может, он сумел от них отбиться, — бабка Маленя вдруг споткнулась, сказала удивленно: — Кейлев говорит, ты знаешь, что могло случиться с ярлом. У него могли погаснуть глаза, как тогда, на корабле…

Забава кивнула. Спросила торопливо:

— И что теперь?

— Говорит, все, что можно — это ждать. Конечно, следовало бы выждать несколько дней и отправится в Веллинхел, туда, куда ушли люди Гудрема. Но твой отец сомневается, что родичи Харальда позволят им взять корабли. По обычаю, все имущество ярла теперь отойдет этим родичам. А у них людей вдвое больше — так что людей Харальда к берегу могут даже не подпустить…

Кейлев помолчал, Маленя рядом печально вздохнула. Приемный отец опять заговорил.

— Говорит, ты не должна беспокоиться. Ты его дочь, и он возьмет тебя с собой, когда будет уходить отсюда. Ярл просил о тебе позаботиться напоследок.

После этих слов у Забавы внутри словно запекло — и задышалось тяжелей, а в носу захлюпало.

Кейлев еще что-то сказал, гортанно, резко. Тут же развернулся и ушел к воротам.

— Велел стоять тут и дожидаться, — деловито перевела бабка. — Сейчас придет его сын, отведет тебя назад, в женский дом. И он приказал не ходить больше по крепости, на ночь глядя. В темноте тебя могут и не узнать, мало ли что. А по-ихнему ты говорить еще не умеешь.

Харальда искать надо, подумала Забава, глядя вслед уходящему Кейлеву. А они здесь сидят — и его дожидаются, на месте сидючи…

Потом она вспомнила, как все случилось тогда, на корабле. Когда ее к нему бросили, а сами тут же отплыли. Не задержались, не поговорили с ним.

И Забава поняла — люди Харальда сейчас его боятся. Что и немудрено…

Со стороны ворот притопал один из ее названных братцев, осторожно взял за руку, повел к женскому дому. Маленя, распрощавшись, собралась уходить в рабский дом. Забава напоследок попросила ее приглядывать за Красавой.

Бабка в ответ что-то пробурчала неясно, затем растворилась в темноте.

Если по совести, с тенью стыда подумала Забава, следовало бы самой пойти и приглядеть ночью за сестрой. Но не хотелось. Завтра зайдет. Если только…

Мысли ее споткнулись — и полетели метелью.

К тому моменту, когда названный брат довел Забаву до женского дома и втолкнул в дверь, буркнув напоследок:

— Доброй ночи.

Она уже приняла решение.

Надо идти искать Харальда. Конечно, он и впрямь может быть в этой самой… в Вольной Хели. Только туда не то что ей — даже Кейлеву, похоже, не добраться. А вдруг он все-таки здесь? И бродит где-нибудь по лесам, как тогда по кораблю.

Надо или идти — или сидеть здесь, дожидаясь, пока Кейлев заберет ее отсюда.

Не хочу, горько и почему-то спокойно подумала Забава. Жить потом где-нибудь и вспоминать всю жизнь о том, как счастлива была с Харальдом.

Может быть, даже долго жить. И каждый день, каждую ночь вспоминать о нем. Думать — а вот если бы тогда не струсила, и пошла, может, и нашла бы.

Потом в памяти всплыло воспоминание о Красаве, о том, как ее чуть не запороли.

Но ведь не запороли же, смущенно, со стыдом, оправдалась перед собой Забава. Зверство, конечно…

Но если Харальда бросить — и уйти доживать потихоньку свой век с Кейлевом — это с ее стороны тоже зверством будет. Харальд ей не чужой.

Он ее суженный.

И через двенадцать… нет, уже через десять дней у них должна быть свадьба. Или уже через девять?

Входя в свою опочиваленку, Забава размышляла уже о другом. Прежде чем идти искать Харальда, надо одеться по-другому. В платье по лесам не побегаешь. Взять из сундука Харальда штаны, рубаху, сапоги…

Осталось решить только одно — идти прямо сейчас или все-таки дождаться утра?

Забава замерла посреди опочивальни. И вдруг вспомнила о Красаве. За ней, конечно, нужен уход. А она уйдет — выходит, ее бросит…

Присмотрит ли бабка завтра за сестрой? Красаву, конечно, тоже жаль — но как-то несильно, слабо. Просто как живую душу.

А Харальда… Харальда не просто жаль, за Харальда страшно. Да так, что в груди печет. Бродит сейчас где-то потемневший. На холоде. Без еды. Один.

Может, еще и раненый.