Свет над горизонтом

ГЛАВА 1 НОЧНОЙ ЕРАЛАШ

От узкого оранжевого пламени коптилки — сплющенной гильзы с вставленным в нее фитилем — к бревенчатому потолку поднималась длинная, извивающаяся тоненькой черной змейкой струйка копоти. В блиндаже было прохладно и сыро, резко пахло влажными сосновыми досками и мокрой одеждой. К 44-му году разного рода укрытия делали добротно, даже в тех случаях, когда пользовались ими день-два.

У самой двери, примостившись на ящике из-под патронов, солдат возился с фонарем «летучая мышь». В углу за сколоченным из неструганых досок, покрытым синей засаленной клеенкой столом, опустив голову на согнутые в локтях руки, сидел майор. Казалось, он спал. Очевидно, усталость свалила его во время работы. На столе лежали испещренные разноцветными линиями карты, карандаши, раскрытая полевая сумка, котелок с остатками ужина, жестяная кружка и какие-то бумаги. Легкий сквознячок, проскальзывавший сквозь завешенную пятнистой плащ-палаткой дверь, еле-еле шевелил белые — то ли седые, то ли просто выгоревшие на солнце — волосы. По обращенной к свету части лица, по впалой, бледной щеке и резко исчерченному глубокими морщинами лбу скользили серые тени. Тишину нарушало доносящееся от противоположной стены кряхтенье лежащего на нарах, укрытого двумя шинелями лейтенанта — начальника штаба отдельного батальона 130-го латышского стрелкового корпуса.

Но сидящий за столом офицер не спал. Уже давно его мучила жестокая бессонница. Сейчас он думал. А думать было о чем.

Советские войска, продолжая активные действия на всей протяженности фронта от зеленых склонов Балкан до свинцовых вод Балтики, нанесли врагу несколько особенно сокрушительных ударов. Кровопролитные бои развернулись на территории Румынии, Югославии, Венгрии, Чехословакии и Польши. Наши части вышли на границу с Германией. Четко взаимодействовали фронты, и к концу лета армии вступили в Эстонию и Латвию. Не считаясь ни с какими потерями, гитлеровцы в безысходном отчаянии цеплялись за каждый более-менее приспособленный к обороне пункт и продолжали удерживать в своих руках важнейший стратегический узел Прибалтики — Ригу.

Осенью 44-го перед войсками Ленинградского, 1-го, 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов Ставка Верховного Главнокомандования поставила задачу: одновременно, совместно с кораблями Краснознаменного Балтийского флота провести ряд мощных ударов и вбить «клинья» в боевые порядки группы вражеских армий «Север». Задача была не из легких. В своем составе противник имел 56 дивизий и 3 моторизованные бригады. Три четверти миллиона солдат, тысячи минометов, орудий и танков, сотни самолетов. В ходе операции предстояло расчленить группировку врага, затем последовательно уничтожить попавшие в «котлы» и «мешки» соединения и завершить полное освобождение Советской Прибалтики. По пространственному размаху и количеству привлеченных сил это наступление можно было считать одним из крупнейших в осенней кампании. Ригу и основную часть остававшейся еще под пятой оккупантов территории республики должны были освободить воины созданного в середине апреля 3-го Прибалтийского фронта под командованием генерала Масленникова и 2-го Прибалтийского, который возглавлял генерал Еременко. Главную роль в этой операции предстояло сыграть трем армиям: 10-й гвардейской генерала Казакова, 42-й — генерала Свиридова и 3-й ударной — генерала Симоняка. Честь освобождения столицы Латвии предоставлялась 130-му латышскому стрелковому корпусу, которым командовал генерал Брандкалн.

Да, задача была не из легких. Ее выполнение требовало огромного героизма и мужества советских солдат и мастерства и таланта полководцев.

На Рижском направлении противник возвел три хорошо продуманных и эшелонированных рубежа обороны. На создание укреплений не жалели ни бетона, ни леса, ни колючей проволоки. Тысячи узников, согнанных почти из всех лагерей, буквально замостили своими костями эскарпы и противотанковые рвы. Первый рубеж «Валга» имел две оборонительных полосы, простиравшиеся в тыл на 10–12 километров. В 80 километрах от него находился «Цесис» — сплошная траншея: доты, дзоты, опутанные паутиной ходов сообщения с хорошо пристрелянными огневыми позициями. И наконец, третий, считавшийся неприступным, рубеж «Сигулда», в него входили две основных полосы и три промежуточные позиции. В районе города проходили круговые оборонительные обводы. Вот за всеми этими «семью печатями», которые предстояло вскрыть нашим бойцам, находилась Рига — родина комбата-майора.

Неожиданно где-то наверху загрохотало. Послышались отдельные выстрелы, сухая дробь автоматных и пулеметных очередей. Из щелей между бревен на потолке посыпался песок.

Резко качнулось и вытянулось почти параллельно столу красноватое пламя. В узкую дверь блиндажа протиснулся пожилой солдат. Остановившись у стола, он огляделся, кашлянул, прикрыв ладонью рот, и шепотом произнес:

— Товарищ майор? А, товарищ майор?

Офицер даже не пошевелился. Боец, колдовавший над фонарем, приподнял голову и приложил палец к губам.

— Ну кто там еще? — лейтенант сбросил шинели, привстал и вытер со лба испарину. — Не видишь, совсем измотался человек, только голову приклонил? Что у тебя?

— Тут от командира 1-й роты пришли, говорят, их, — он кивнул на комбата, — спрашивают, с докладом, наверное, пропустить сюда или как?

— Зови, да тише сапожищами-то. Минуты отдохнуть не дадут.

Солдат высунулся Из блиндажа и бросил в темноту:

— Заходи, слышь, славянин? Заползай и костылями не греми.

В проеме двери, щурясь от света, показался сержант — посланец от капитана, командира роты, занимавшей оборону неподалеку от блиндажа.

— Давай докладывай. Только тихо, тихо, пожалуйста, — лейтенант, постанывая, встал и, держась за стойки, подошел к двери.

— Велено лично, это самое, прямо им — майору, — начал боец.

— Говори мне. Не буди человека. Двое суток глаз не смыкал. Да и меня самого малярия треплет, сил нет, зуб на зуб не попадает.

— Капитан сказали, что у фрицев ералаш какой-то происходит.

— Что еще за ералаш?

— Не знаю, так и передали, ералаш, говорят, начался, срочно сообщи комбату, так, мол, оно и так, может быть, это и приготовленный сюрприз.

— Ну, а все-таки, — майор неожиданно поднял голову, — к атаке готовятся, что ли?

— Не знаю. Суетятся. Стреляют, а в кого не ясно. Вроде как бы между собой.

— То есть как это между собой?

— Не знаю. Больше ничего передавать не приказывали — доложи, мол, и точка.

— Хорошо, сейчас сам приду. Как там дождь-то, перестал или еще льет?

— Кончился, товарищ майор. Разведрилось, кое-где звезды высвечиваются. К утру, наверное, совсем распогодит. Так разрешите идти?

— Иди.

Сержант повернулся и вышел.

— Ну пойдем и мы, лейтенант, на месте-то оно виднее, — майор встал, набросил на плечи шинель и направился к двери, — автомат возьми и гранат пару. Посмотрим, как говорят, на «приготовленный сюрприз».

— Слушаюсь, — лейтенант взял оружие и, слегка покачиваясь, пошел за комбатом.

Сразу же их окутала густая черно-синяя ночь. Только слева, метрах в пятидесяти, частыми белыми черточками еле-еле проступали во мраке стволы березок, а справа, за линией окопов, изредка вспыхивали малиновые зарницы и доносился шум вялой, будто бы нехотя затеянной, перестрелки. Дождь перестал, но воздух до предела был насыщен влагой. Прямо за порогом расползлась огромная лужа.

Узким ходом сообщения, затянутым сверху маскировочными сетями, скользя по чавкающей под ногами вязкой глине, офицеры прошли на командный пункт батальона, расположенный у самой опушки небольшой рощицы.

— Привет, капитан! Что, зашевелились там? — майор подошел к прильнувшему к стереотрубе командиру роты. — Обычно ночью в последнее время они активности не проявляли.

— Черт знает, извините. Все было тип-топ, тихо, только ракеты пускали для порядка, как водится. Потом стрельба началась. Получается, вроде между собой перегрызлись, друг друга колотят. Пули к нам не залетают. Создается такое впечатление, что до нас им вообще дела нет. Во, смотрите, смотрите! Видите, чуть правее разбитого танка словно клубок какой-то возится, куча мала. Врукопашную, что ли, сцепились? Темень еще проклятая, — когда надо, так ее нет.

Со стороны немецких окопов взметнулся к небу огромный кроваво-красный сполох, и через секунду дрогнула под ногами земля, так что даже со стен траншеи покатились комья глины.

— Здорово. Это у них между первым и третьим эшелонами. Света тебе не хватало — сейчас, наверное, его будет много.

Пусть светят. Важно понять, что же они затеяли. Может, отвлекают внимание специально, чтобы разведку пропустить? — капитан поднял бинокль. — Да-а, темень, хоть глаз выколи, время самое подходящее по ничьей земле шастать.

— Не до разведки им сейчас, обложены со всех сторон, как медведь в берлоге. Одна мысль и осталась — морем смыться, шкуру свою дырявую унести да напакостить, нагадить напоследок побольше, — сказал отрывисто майор.

Внезапно стрельба усилилась. Подряд ухнуло несколько взрывов гранат, еще раз, словно горох по железной крыше, рассыпались очереди, небо прочертили разноцветные трассы, и на фоне разгорающегося в глубине обороны гитлеровцев пожара на ничейную землю выскочило несколько темных фигурок.

— Так и есть, разведка боем, не подвела меня интуиция, — капитан снял трубку телефона. — Восьмерка? Я — третий, приготовиться к контратаке. Как подойдут к первому ориентиру, открыть огонь из минометов. Артиллерии пока молчать!

Опять с немецкой стороны взвился целый букет белых ракет. Ровное поле перед нашей обороной осветилось мертвым голубоватым светом. Прямо на КП надвигалась какая-то темная масса.

Длинные тени от бегущих людей преломлялись на изрытой и перепаханной снарядами и гусеницами танков ничейной земле, создавали впечатление, что на наши позиции катится целая лавина подпрыгивающих на выбоинах черных бревен. Снова с шипением вверх пронеслись ракеты, и в их свете отчетливо обозначились люди.

— Во весь рост жмут, гады, даже не маскируются, пьяные, наверное, — командир роты взял трубку, — сейчас мы их встретим, живо отрезвеют.

— Подожди, не торопись, — майор положил руку на плечо капитана, — интуиция, конечно, вещь нужная, но здесь что-то не то. Если бы это была разведка, не стали бы они освещать нам цель.

— Знаем мы эти штучки, всяко бывало, — капитан опять потянулся к трубке.

— Отставить! Прислушайся… Слышишь, кричат?

Сквозь шум боя с ничейной земли доносились отдельные возгласы: «Не стреляйте, свои… Идем на прорыв… Не стреляйте».

— Слышишь? По-русски кричат.

— А может, это перебежчики? Вчера как раз на этот район, правее Киш-озера, перед амфибийным десантом бросили листовки, — вставил лейтенант, — вот и идут сдаваться.

— Во, во, и все горланят, да с рязанским акцентом. Не похоже это на массовый переход. Нет.

— А если власовцы?

— Вряд ли. Да и не было их на этом участке фронта.

— Скомандуй-ка, капитан. Быть готовым, но не стрелять. Наблюдение усилить. А минометы пусть отрежут эту группу от немцев.

Капитан отдал приказ. Почти тотчас в воздухе засвистели мины, и на окопы фашистов обрушился ураган огня.

— Подключи пушкарей. Пусть ударят по второму эшелону, — майор приник к стереотрубе.

Где-то в тылу, за рощей, ухнули залпы. На мгновенье осветились вершины деревьев. В воздухе прошелестели снаряды, а в глубине немецкой обороны взметнулись всплески разрывов. Капитан что-то крикнул в темноту, и вдоль траншеи понеслись повторяемые командирами слова команды.

— Прикажи саперам открыть проход в заграждении.

Через бруствер тотчас скользнуло несколько солдат выполнить приказ.

Уже было отчетливо видно, как метрах в пятидесяти от КП, по равнине, отстреливаясь, пригибаясь и укрываясь в воронках, бежали несколько черных фигурок.

— Дьявольщина, да они же в немцев палят! — капитан посмотрел на майора. — Ну точно, в своих лупят!

— То-то и оно. А ты говоришь — разведка, здесь совсем другое.

— А что именно?

— Сам не знаю. Думаю, все же поймем скоро.

Саперы открыли рогатки в заграждении, и через брустверы в окопы стали прыгать люди.

— Матросы, мать честная, — протянул кто-то удивленно, — откуда же они, господи?

Трое моряков, заляпанных с головы до ног грязью, осторожно с рук на руки передали в окоп сделанные из жердей носилки с лежащим на них человеком.

— Эй, славяне! — крикнул один. — А ну срочно доктора сюда, да живее шевелись — это наш командир.

В блиндаже по другую сторону стола против майора сидел человек в форме морского офицера. Усталое, почерневшее, небритое, слегка усыпанное веснушками лицо. Из-под сдвинутой на затылок фуражки выбились светлые, с рыжеватым оттенком, длинные волосы. Правую, нервно подергивающуюся щеку пересекла глубокая, кровоточащая царапина. Дрожащими пальцами он пытался прикурить от коптилки предложенную комбатом папиросу. Когда ему это удалось, моряк глубоко затянулся, но тут же, поперхнувшись и закашлявшись, выпустил изо рта дым и, подняв на майора синие с покрасневшими белками глаза, немного хрипловатым голосом произнес:

— Я заместитель командира по политической части подводной лодки «Щ-17» старший лейтенант Долматов Николай Николаевич. Со мной моя команда, — он горько усмехнулся, — вернее все, что от нее осталось. Нас было шестьдесят, сколько вернулось, сейчас доложат. Командир, капитан-лейтенант Леонид Сергеевич Ольштынский, тяжело ранен.

— А как вы попали сюда? — майор поставил локти на стол и пристально посмотрел на офицера. — Ведь мы находимся от береговой черты в тридцати километрах? — он кивнул на лежащую на столе карту. — Да, даже в тридцати двух…