Свет во мраке

«Катюши» запели

Летние грозы, как и в прошлом году, снова подымали воду в Полтве. Прежде чем доносился сюда с воли первый раскатистый удар грома, беглецы по беспокойству крыс, покидающих подземелье, чувствовали приближение грозы. И всякий раз, как только первые капли дождя падали на улицы Львова, маленькая Тина прижималась к отцу и неизменно спрашивала:

— Нас не зальёт? Мы не погибнем?

Смерть Якуба Лайванда, захваченного рекой, всё ещё стояла перед глазами девочки, и не было, казалось, в мире для неё большего ужаса, чем внезапный ливень там, вверху, и быстрый подъём Полтвы. Обычно тротуары наверху уже просыхали под солнцем, но Полтва долго ещё шумела, принимая в себя шумные потоки грязной воды, смывшей кровь на улицах города после новых расстрелов.

Дождь задерживал Буженяка и его друзей. Они появлялись обычно не поутру, а в зависимости от того, как скоро падала вода, и опять тащили в зубах портфели, наполненные едой.

И всякий раз, стоило показаться огоньку знакомого фонарика в трубе, ведущей под Бернардинский монастырь, пленники львовских подземелий снова и снова сознавали ничем не оценимый подвиг их спасителей — этих простых людей, отважившихся пойти против течения.

Что стоило им махнуть рукой на всё? Но трое «каналяжей», как и прежде, строго и честно выполняли долг, подсказанный им голосом совести. Они не делали никакого различия между собой и теми, кто сейчас находился в большой беде. Каждая хлебина, спускаемая в подземелье, всякая картофелина или щепотка чая вот уже третий месяц отнимались ими от своих семей.

Чтобы покупать продукты для всех, Магдалина Буженяк часто ходила на базар, продавала свои последние платья, костюм мужа — то, что было накоплено годами.

Но Буженяк не унывал. Всякий раз он становился веселее и веселее. Приносил с воли добрые вести, говорил, что фашистам «дают по шкуре», что их госпитали завалены ранеными, а все немецкие сообщения об успешном отражении большевистских атак гроша ломаного не стоят.

Пользуясь властью «родственника», он утихомиривал Толю.

— Да подожди ты ещё немного, потерпи. Посмотри на людей, сколько они выстрадали. Сам же спасибо мне скажешь! — говорил Буженяк. — Лучше я тебя верну Красной Армии живого.

…Однажды на рассвете, который удивительным чутьём всё же определяли лишённые солнца люди, до них через выводной люк донёсся отдалённый раскат глухого грома. Подумали — гроза, но странное дело: крысы по-прежнему бесшумно шныряли по доскам, перескакивали через ноги лежащих на них людей.

Первый раскатистый удар сменился вторым, третьим, и вскоре здесь, под землёй, стало очевидно, что это гул приближающейся канонады.

Люди подползли поближе к выводному люку и жадно вслушивались в рокот фронта. Очевидно, гитлеровцы потеряли не только Тернополь, но и Броды.

Наверху, на улице — чеканный и знакомый немецкий шаг. Стучат по булыжникам кованые каблуки гитлеровцев. Они уже над каналом, над головой у притаившихся людей. Долетают резкие слова команды: «Хальт!» Щёлкая каблуками, фашисты останавливаются как раз около выводного люка, и маленький Пава, сжавшись, сразу отползает назад.

Все ждут сейчас одного: вот-вот стукнет лом, поддевая решётку, и гитлеровцы попробуют опуститься вниз. Но они, видно, не спешат залезать в канал, устраивают перекур. Опять команда, смысл которой никто уловить не может. И повелительный счёт офицера; «Драй мине! Драй мине! Драй мине!»

Немцы минируют мостовую и палисадник перед монастырём Бернардинов. Слышно, как укладывают они мины вдоль обочины мостовой, как зарывают их под кустами газона, по-видимому, прячут их под плитами тротуара. Одна мина положена где-то совсем рядом около решётки. Толя прильнул к отводному люку и жадно вслушивается, что происходит наверху. По лицу его, напряжённому и внимательному, чувствуется, что он запоминает каждый шаг гитлеровцев, порядок, в каком уложены мины. А канонада всё сильнее и громче. Наконец, Толя радостно шепчет:

— «Катюши» запели!

До сих пор люди подземелья знали песенку про русскую девушку Катюшу. Сейчас, под гул канонады, Толя объясняет, что «катюши» — это особые миномёты, которых пуще всего на свете боятся враги. Где появляются «катюши» — так и знай: гитлеровцу капут.