Свет во тьме

Глава 8

На следующий день Дженнифер, сидя у себя в комнате, нехотя упражнялась в письме на пергаменте. Научиться писать было совсем не так просто, как казалось Кэтрин, у нее самой был красивый почерк, а каракули Дженнифер выглядели так, будто по странице пробежал паук, лапки которого расползались во все стороны. Мало этого, она то и дело ставила кляксы на чистых страницах. К сожалению, даже самое лучшее перо — перо цапли — не способствовало учебе. Рассердившись, что ей не удавалось каллиграфически вывести «Дженнифер Уилтон Грейсон», она в отчаянии бросила перо.

И как всегда, ее живой ум тут же нашел себе другую работу. Она задумалась о том, часто ли Диана пользовалась этим письменным столиком с бюро. Без сомнения, она сиживала здесь и делала записи красивым почерком настоящей леди. И уж конечно, никогда не мучилась при написании своего имени.

Эти мысли заставили Дженнифер больше, чем когда-либо прежде, почувствовать себя чужим здесь человеком. По слухам, все вокруг восхищались Дианой. Единственным человеком, который ее не боготворил, была Кэтрин, но даже она признавала, что невестка была образцом умения держать себя. Кэтрин относилась к Диане с уважением, хотя ревность не позволяла ей полюбить ее. Казалось, дух Дианы так и витает над Грейхевеном, не позволяя Дженнифер чувствовать себя спокойно в этом роскошном окружении.

Дженнифер вряд ли сейчас была способна выразить свои чувства словами, но понемногу начинала разбираться в них. Рассеянно глядя на крышку бюро из ореха, она призналась себе, что расстроена и даже немного завидует. Каждый здесь — или почти каждый — считал, что Диана была настоящим ангелом, леди по рождению и воспитанию. Дженнифер же не была ни тем, ни другим, а потому глубоко опечалилась.

Диана наверняка не была столь безупречна, как о ней говорят. После долгих лет обслуживания пьяниц и грубиянов в таверне Дженнифер выработала несколько циничный взгляд на поведение людей. Она пришла к убеждению, что идеальных людей нет. У каждого свой порок, а может, и несколько.

Что же на самом деле представляла собой Диана?

Одна лишь Кэтрин знала, что Диана была далеко не совершенна. Может быть, пройдут годы, и Грей по-прежнему будет восхищаться Дианой, а отрицательное отношение Кэтрин несколько сгладится.

Впрочем, Дженнифер не знала, как это все будет.

В данный момент она заметила в ячейках бюро какие-то листки бумаги. Может быть, тут-то и кроется ответ. Протянув руку к бумагам, она тут же отдернула ее.

«Бумаги в бюро, — решила она, — не мое дело». Казалось, что никто не трогал их с самой смерти Дианы. А по приезде Дженнифер их и не подумали убрать, потому что тогда она читать не умела. Дверь в эту комнату была наглухо заперта со дня смерти Дианы, и Грей явно не заходил сюда. Когда же она появилась в Грейхевене, бюро на письменном столе было закрыто и на нем лежал густой слой пыли. Никто очень давно не читал этих бумаг.

Нерешительно, то и дело оглядываясь на дверь, хотя она знала, что никто не войдет, не постучавшись, она взяла листки пергамента.

Первый лист был исписан твердым мужским почерком, по всей видимости, рукой Грея. Она начала читать, и у нее захватило дух.

«Моя любимая…»

Это что-то очень личное. Ей, конечно же, не следует его читать, И тем не менее Дженнифер принялась за чтение.

Это было любовное письмо Грея единственной любимой женщине. Хотя она не все разобрала своим неопытным взглядом, общий тон письма угадывался безошибочно, это были слова безрассудно и отчаянно влюбленного человека. Ничто, даже смерть не могла бы разбить эту любовь. Читая письмо, Дженнифер ощутила что-то вроде зависти к Диане, которая сумела внушить такую любовь. Она с трудом читала письмо и тосковала по чувствам, которых сама никогда не испытывала.

В письме было много комплиментов дивной красоте Дианы и ее чудной душе — все, как в обычных любовных письмах. Только вот в последней строчке звучала дикая тоска, будто ее писал сошедший с ума человек: «Прощу вас, дорогая, никогда не оставляйте меня, потому что тогда мне незачем жить. Без вас моя жизнь будет пустой».

Дженнифер внимательно изучила эту строку. Даже восемь или девять лет назад Грей понимал, что для него значит Диана. Он предвидел, что жизнь без нее будет пустой. «Как же он сильно любил ее!» — восхитилась она и без особой надежды размечталась о такой же любви для себя.

Но это было глупое желание.

Осторожно положив письмо на место, она встала и прошлась, потому что устала от столь длительного сидения. Чтобы прочитать письмо, ей потребовался целый час, а если она собирается из этих писем разузнать что-то о Диане, ей придется потратить уйму времени.

«Моя дорогая госпожа Ланкастер…»

Судя по дате, это было первое письмо Грея Диане. Дженнифер надеялась из него узнать, как они впервые встретились и какое впечатление на него произвела его будущая жена. Ей показалось странным, как такой грубый, злой человек, каким она знала его сейчас, мог написать такое учтивое письмо…Не могу передать словами, как я обрадовался счастливой возможности говорить с вами в доме вашего дяди. Так редко можно встретить женщину вашей красоты и доброты…»

Эдвард Грей, облокотившись на низкую изгородь, с восхищением смотрел на огромного вороного жеребца, который щипал травку на лугу.

— Красавец! — воскликнул Грей изумленно.

Кейн О'Нил улыбнулся, увидев восторг молодого человека. Казалось, как и все молодые люди на свете, Грей интересовался только двумя вещами — лошадьми и женщинами. Впрочем, не обязательно именно в таком порядке.

— Это потомок Кримсона, моей первой лошади, — пояснил Кейн. — Кримсон был самым лучшим жеребцом, которого вывел мой отец. А этот, Харикейн, — лучший конь, которого вывел я.

Грей задумчиво кивнул, изучая жеребца, а тот гордо поднял голову, посмотрел на присутствующих и галопом полетел по полю на бешеной скорости, будто хотел показать себя во всей красе. Первым чистокровным жеребцом, привезенным в Виргинию в 1730 году, был Булл Рок, потомок арабского скакуна Дарли, и с тех пор О'Нилы занимались разведением чистокровных лошадей. Грей знал, что Харикейн был последним и лучшим представителем длинной и знаменитой линии.

— Хотел бы я иметь такого жеребца, — сказал Грей. Его слова были обращены к Кейну, но он произнес их, не сводя взгляда с лошади.

— Три месяца назад, когда скончался мой отец, первое, что я решил сделать с его деньгами, это купить хороших лошадей. Лошади в наших конюшнях одна другой лучше, вы же сумели получить лучших лошадей в колонии.

— Да уж, — согласился Кейн безо всякой ложной скромности. — Я выигрывал каждую скачку, на которую выставлял этого жеребца. За последние годы он принес мне большие деньги. К счастью, всегда находятся дураки, которые делают ставки против меня.

— А вы не хотите его продать?

— Нет, не хочу. Даже за весь табак с вашей плантации. Но у меня есть жеребенок от него, черный, как грех. Он — вылитый папаша и, мне кажется, такой же резвый.

— Интересно было бы взглянуть. — В двадцать один год Грей уже считался знатоком лошадей.

Поглощенный мыслью о покупке жеребца, он повернулся и чуть было не столкнулся с молодой леди.

— Я… я прошу прощения, — заикаясь, сказал он.

Леди вежливо улыбнулась:

— Все в порядке, сэр. Дядя Кейн, тетя Сафайра послала меня за вами. Может быть, пора пригласить ваших гостей на чай? Тетушка просила передать, что вы поступили совершенно недопустимо: сразу же повели мистера Грейсона в поле, не предложив ему ничего освежающего с дороги.

Кейн вмиг расстроился:

— Мистер Грейсон настаивал на том, чтобы сначала посмотреть Харикейна. Он, видите ли, больше интересуется лошадьми, чем освежающими напитками. Будьте добры сказать тете…

— Послушайте, Кейн, — перебил его Грей. — Мне и в самом деле не помешало бы освежиться. Чай — как раз то, что надо.

Кейн удивился такой резкой смене настроения, но тотчас все понял, увидев, что Грей переключил внимание с жеребца на его племянницу. Впрочем, не стоило удивляться: Диана и впрямь ослепляла своей красотой. За две недели, что она гостила у О'Нилов, здесь перебывало больше гостей, чем за весь прошлый год.

Эдвард Грейсон только что получил богатое наследство, а потому был самой лучшей добычей по сравнению с другими молодыми людьми. Более того, Кейн любил его как родного сына. Он торопливо представил их друг другу:

— Грей, это моя племянница Диана Ланкастер. Диана, Эдвард Грейсон.

— Очень приятно, мистер Грейсон, — ответила она, улыбнувшись.

— Пожалуйста, зовите меня Грей. Все так делают.

— Грей? — переспросила она. — Эдвард мне нравится больше.

— Тогда решено, зовите меня Эдвард. А вы не соблаговолите разрешить мне называть вас Диана?

— Конечно.

Ее сдержанные манеры настоящей леди произвели на Грея большее впечатление, нежели она вела бы себя обольстительно или жеманно. Серебряно-снежную красоту Дианы подчеркивало великолепное розовое платье. Когда она повернулась и направилась к дому с мансардой, он увидел ее благородный точеный профиль. Сейчас она напоминала ему ожившую камею.

В ней было все, что хотел видеть Грей в своей жене. К тому же он всегда быстро принимал решения. Уже через пять минут после их знакомства Грей вознамерился предложить ей руку и сердце. Но она заслуживала лучшего, чем его Эджвуд, дом, где вечно ссорились родители и всегда царила буря, дом, который навсегда будет связан с воспоминаниями его детства. Именно тогда он решил, что построит ей новый дом, самый лучший в колонии. Дом, который сможет соперничать с резиденцией губернатора в Уильямсбурге. Дом, который станет оправой красоте, словно драгоценному камню.

Дженнифер отложила письмо и снова задумчиво опустилась в кресло. Уже в первом письме чувствовалось, что Грей без ума от Дианы. За его вежливыми словами скрывалась страсть, что было очевидно даже для Дженнифер.

Она вздохнула. Подписавший это письмо Эдвард был страстным, любящим и полным жизни молодым человеком. Человек, за которого она вышла замуж, Грей, был далек от нее, холоден и охвачен горем.

На одно мгновение Дженнифер предалась фантазии, будто она замужем за Эдвардом. Он вежлив, подвигает ей стул в обеденной зале и вовлекает ее в оживленный разговор. Нежный, он проводит с нею все вечера. Страстный, он целует ее вечером в своей комнате…

Она тряхнула головой, чтобы прогнать эти смешные мысли прочь. Эдвард исчез, Грей остался.

Закрыв бюро, она вышла из комнаты. Пора садиться за клавесин.

Во время урока Кэтрин тихонько вышла из гостиной и нерешительно постучала в дверь кабинета Грея.

— Что вам надо, черт побери?

Кэтрин огорченно покачала головой. Едва перевалило за полдень, а брат уже напился больше обычного и еле ворочает языком. И все же, стиснув зубы. Кэтрин открыла дверь.

— Грей, — строго сказала она, — вы должны пойти и послушать.

— Послушать — что? — раздраженно отозвался Грей. — Как начинающая клавесинистка беспорядочно барабанит по клавишам? Не говорите ерунды, вы взялись учить девчонку, вот и учите. А меня это не касается.

— Я не стала бы отрывать вас от вашего важного занятия, — язвительно сказала она, многозначительно кивнув на полупустой графин мадеры, — если бы сомневалась, что вы пойдете. Вставайте же!

— У меня нет ни малейшего желания вставать, — процедил он сквозь зубы.

Однако его очень заинтересовало, чем это так восхищена Кэтрин, впрочем, он вовсе не хотел выказывать ей это.

Кроме того, ему не нравился ее повелительный тон. В конце концов, он тут хозяин. Грей упрямо насупился, как бы давая понять, что он отнюдь не собирается покидать свое кресло. Кэтрин немедленно изменила тактику:

— Лентяй! Смотрите, так можно и ожиреть.

Грей грозно рыкнул и с раздражением вскочил на ноги.

— Ну если там и в самом деле что-то интересное…

Выиграв битву, Кэтрин лукаво улыбнулась:

— Думаю, так оно и есть.

Брат с сестрой прошли в гостиную. Дженнифер, сидя за клавесином, подняла взор, и на лице ее появилась смущенная улыбка, которая тут же увяла под уничтожающим взглядом Грея. Плюхнувшись в стоящее в углу кресло, он прорычал:

— Ну, хорошо. А теперь, раз уж вам удалось нарушить мой покой, покажите мне, что вы считаете таким уж интригующим.

Кэтрин склонилась над Дженнифер и ткнула в ноты:

— Вот здесь, дорогая. Сыграйте эту мелодию.

Дженнифер бросила на нее умоляющий взгляд и тихо сказала:

— В его присутствии?

Кэтрин безжалостно кивнула, и Дженнифер, послушно уставившись в ноты, неуверенно заиграла. Несмотря на низкий темп, она несколько раз явно сфальшивила, что было вполне естественно для начинающего музыканта.

Кончив играть, Дженнифер потупила взор, не смея взглянуть на Грея.

Тем более что когда тот заговорил, в его голосе звучало явное издевательство:

— Замечательно, в самом деле замечательно! Если бы я ничего не знал, то мог бы подумать, что она учится уже лет шесть!

Несмотря на столь бездарное выступление ученицы, Кэтрин удивилась словам брата и тотчас попросила:

— А теперь, Грей, сыграйте что-нибудь вы. Простенькую мелодию, прошу вас.

Брат нехотя взглянул на нее, и она резко повторила:

— Ради всего святого, вы можете вылезти из этого кресла на секунду-другую? Сделайте мне одолжение.

Грей встал, нетвердо держась на ногах, подошел к клавесину и наиграл одной рукой простенькую танцевальную мелодию. Затем, не задерживаясь ни секунды, развернулся, чтобы уйти, но звуки той же самой мелодии приковали его к месту.

Он с недоверием взглянул на Дженнифер:

— Повторите еще раз.

Девушка послушно повторила мелодию.

Грей посмотрел на нее в упор, густые черные брови, словно грозовые облака, нависли над его серыми глазами. Вернувшись к клавесину, он двумя руками сыграл отрывок пьесы со сложной гармонией и мелодией.

— Попробуйте-ка это.

— Я еще не учила ее аккордам, — вмешалась Кэтрин, защищая ученицу, но ее слова были прерваны звуками мелодии, которую только что наиграл брат.

Грей снова внимательно посмотрел на Дженнифер.

— А теперь еще раз сыграйте первую мелодию. Девушка подчинилась.

Грей вновь взглянул на нее, а потом пересек комнату и достал какую-то книгу из шкафа орехового дерева. Перелистав страницы, он выбрал отрывок попроще и сунул книгу ей под нос.

— Вот здесь. Читайте вслух!

Его повелительный тон не испугал Дженнифер, но она никак не могла взять в толк, каким образом чтение связано с уроками музыки. Озадаченная, она смотрела прямо в его серые глаза.

— Читайте же! — грозно повторил он.

Книга оказалась Библией, он открыл ее на Екклесиасте. Несмотря на то, что Грей был плохим христианином, он часто читал его, ибо находил там что-то такое, что затрагивало его душу.

Начав с того места, куда он ткнул пальцем, Дженнифер послушно принялась читать:

— Для всего есть свое время…

Она читала неплохо, но время от времени все-таки запиналась. Наконец Грей захлопнул книгу и вернул ее на место в шкаф.

— Очень хорошо, — отрывисто сказал он, посмотрев на нее с высоты своего роста. — Повторите то, что вы только что прочли.

Дженнифер не удивилась его просьбе и продекламировала прочитанное, примерно тринадцать стихов, слово в слово, не сделав ни одной ошибки, хотя в отрывке часто повторялись одни и те же слова.

Когда она закончила, Грей в полном молчании перевел взгляд на сестру.

Кэтрин выглядела озадаченной.

— И как она только смогла…

— Отличная память, все ясно, — перебил ее брат. — Близка к совершенной человеческой памяти. — Его взгляд прояснился, в нем проснулся интерес. — Просто удивительно, как быстро она научилась читать. — Грей вновь бросил на Дженнифер быстрый оценивающий взгляд. — Замечательно, — тихо буркнул он себе под нос. — Похоже, женившись на этой девочке, я выиграл больше, чем думал. Много, много больше.