Светлейший князь

Глава 15

— Озадачил нас конечно Ерофей, озадачил! — притворно удивился Петр Сергеевич.

— Что вы имеете в виду? Его доклад или? — я решил поддержать его.

— Доклад конечно. По поводу или, я все не мог понять, что они тянут. Мне хотелось ему ответить, наконец-то!

— Ну, что же, тогда займемся делом. Я, Петр Сергеевич, откровенно тоже, не ожидал такого расклада на северных рубежах, — уже серьезно продолжил я.

— Задача получается не из простых, надежно с той стороны прикрыться. Явно одним десятком нам там не справиться, — Петр Сергеевич счел положение серьезным.

— Я не думаю, что с этим будут большие проблемы, пока никаких опасностей не предвидится. А там скоро зима, ни кто сюда не сунется до весны, — по своему опыту я знал, что зимой в наших местах горы чаще всего не проходимы.

— А как же утверждение, что хан Джучи в 1218 году спустившись по Усинской долине до Енисея, по льду дошёл до Минусинской котловины и жестоко подавил восстание против монголов? — живо спросил Петр Сергеевич, повернув меня в изумление своей осведомленностью.

— А кто вам это рассказал? — поинтересовался я.

— Отец Филарет, — так интересно, кто такой отец Филарет, откуда у него такая информация.

— Интересно, откуда у него такая информация? — ответа на свой вопрос я не ожидал получить, спросил ради проформы.

— Сие мне не ведомо, — господин инженер развел руками.

— Я в это не очень верю. Не представляю, как через заснеженные перевалы зимой, сюда шла большая армия, — про эту легенду я тоже слышал, но совершенно не верил в неё. — Монголов было несколько тысяч. Самое маленькое тумен или тьма, как говорили на Руси. А это десять тысяч. Шли они со стороны Монголии, а оттуда одна дорога, через Медвежий перевал. Если твоя цель Минусинская котловина, иди проще по льду Енисея, сюда зачем заходить?

— Да это собственно бесплодная дискуссия. Давайте лучше о хлебе насущном, — предложил Петр Сергеевич. — Наши мастера сегодня сделали два больших навеса, один над кузницей, другой над кирпичным заводом. Фома Васильевич говорит через пару дней он сможет приступить к производству кирпича.

— Если он хорошо разбирается в этом деле, то главное была бы глина, — сказал я в общем-то прописную истину.

— Дедушка Фома большой специалист по кирпичному делу да и по всяким печам. Просто редкостный. В нашей округе самый лучший был. На пустом месте с голыми руками умеет кирпичи делать.

— Тогда, Петр Сергеевич, у нас все будет, дай время.

— Я в этом не сомневаюсь, — согласился со мной Петр Сергеевич. — Но если серьезно, то через месяц у нас будет первый кирпич хорошего качества. И мы сможем начать класть первые печи. А для водяного колеса уже начали подготовительные работы.

Кирпичное дело и водяное колесо это конечно огромное дело, но меня в первую очередь интересовало другое.

— Петр Сергеевич, мы это потом обсудим, — остановил я господина инженера. — Меня сейчас другое интересует. Я вам сейчас нарисую схемы станка и машины, которые нам надо сделать в первую очередь. А вы скажите что, вы думаете по этому поводу. У нас есть циркули, линейки, толстомер, транспортир, угольники, чертежное перо и резцы. Жалко бумага Степана еще не высохла, на одном листе сложно все нарисовать, — тут я схитрил, на сто процентов я был уверен, что у господина инженера есть в загашнике хотя бы пара листов и примитивные карандаши или например «парижский карандаш» из смеси белой глины и черной сажи, его еще называли «соусом». Им до сих пор рисуют в 21 веке некоторые художники-графики.

Петр Сергеевич мою хитрость раскусил и с улыбкой достал из под замка два листа и «парижский карандаш».

Через полчаса я нарисовал схему универсального токарного станка Генри Модсли образца 1798 года. Процесс рисования сопровождался моими подробными пояснениями. Я несчетное количество раз мысленно помянул добрым словом своих учеников, которые в свое время не понимали элементарных, на мой взгляд вещей и мне приходилось их объяснять долго и упорно.

Петр Сергеевич, надо отдать ему должное, оказался грамотным инженером и достаточно быстро разобрался в моей идеи. Выслушав меня, он долго разглядывал мой примитивный чертеж, даже пару раз низко склонялся на листом бумаги, как бы определяя на нюх нарисованное.

— Всё это в идеале должно быть в металле? — уточнил он.

— Да.

— Привод ножной или от водяного колеса. Или от огненной машины Ползунова. Вы её назвали паровой? — господин инженер вопросительно посмотрел на меня.

— Да. Сейчас я нарисую более совершенную схему английского механика Джеймса Уатта.

На другом листе я нарисовал паровую машину двойного действия Уатта с центробежным регулятором, кривошипно-шатунным механизмом и маховиком.

— Я знаю про машину Уатта, — неожиданно сказал Петр Сергеевич. — На заводе я служил с 1773 года. До этого в Петербурге и на Сестрорецком заводе, полгода был в Англии. На Урале я оказался после ссоры с Григорием Потемкиным, — в голосе господина инженера появилась горечь. — К сожалению мне не удалось спасти свои книги, а память иногда подводит. Но я помню что читал, кажется во французской газете, что инженер Кунью в 1769 году соорудил «паровую телегу» для перевозки артиллерийских орудий. Подробности уже не помню — развел руками Петр Сергеевич.

— Отлично, тогда вы должны понимать все перспективы паровой машины, — подытожил я.

— Что бы она работала как должно, необходимо добиться высокой точности её деталей, — задумчиво сказал господин инженер.

— Да. И поэтому я начал со станка. Он позволит нам получать необходимое качество деталей.

Наше техническое совещание длилось до полуночи и было пресечено вмешательством Анны Петровны.

Несмотря на предстоящие изменения семейного положения, следующим ранним утром капитан Пантелеев отправился с одним из своих десятков к Железному озеру. Восемь гвардейцев ехали со своими семьями. Мы решили напротив, на правом берегу Иджима поставить основной Северный острог, а тропы пока контролировать гвардейскими разъездами. Вместе с гвардейцами отправились шесть семей во главе с Трофимом Рычковым. Гвардейская станица рядом с острогом должна стать и заводским поселок: разработку Железного озера мы решили вести на месте. Добывать глину, сортировать её, со временем наладить кирпичное производство, если конечно Фома Васильевич справиться со своей задачей. На завод провозить уже отсортированную глину и железное сырье. Старшим всего этого предприятия Ерофей предложил назначить Шишкина.

— Ерофей Кузьмич, а не жалко такого помощника на севера отсылать? — спросил я.

— Не то слово, ваша светлость! — огорчение капитана было совершенно искреннее. — Но там же нужен надежный человек, да и пара ему самостоятельным делом заняться. Я из разговора с ним понял, что он и сам туда не против. Только вот я не пойму, зачем огород городить и делать там кирпичи.

— Мы с Петром Сергеевичем так рассудили, — пояснил я. Удастся наладить там кирпичное производство, начнем острог из кирпича строить. Да и торговать им можно будет.

— Ежели так, тогда согласен, — капитан покачал головой. — У меня мозги немного в другую сторону повернуты. Григорий Иванович, а где Ванча? Я что-то его не видел вчера.

— Он денно и нощно рыщет по окрестностям, всё тут изучает. А когда я ему рассказал про арбалет, он вообще покой потерял, — улыбнулся я, — Сейчас ищет хороший материал для луков. Ему нужна древесина, роговые вставки, жилы для тетивы и животный клей.

— Это для меня темный лес, я тут полный профан, — развел руками Ерофей.

Проводив капитана Пантелеева, я поспешил в наш храм. После окончания службы отец Филарет пригласил меня в свою юрту, которую он разделял со своими помощниками.

— Мне почему-то кажется, что вы, Григорий Иванович, не просто так сегодня пришли в храм. Вы у меня желаете узнать что-то очень для вас важное, — иеромонах с вопросительным прищуром посмотрел на меня.

Неожиданно для себя я обратился к отцу Филарету строго официально:

— Да, Ваше Преподобие.

— Я расскажу вам, ваша светлость, о себе, — медленно начал говорить священник. — Мне сорок пять лет. Сорок лет назад подобрали меня умирающего от голода в лесу около Троице-Сергиева монастыря. О себе знаю, что я крестьянского сословии. В обители я вырос и другого пути для себя не представлял и не желал. В двадцать лет стал монахом, — отец Филарет сделал паузу. Потом грустно улыбнулся и продолжил.

— Десять лет назад я заснул и проспал целый месяц, дух мой много где побывал, в прошлом и в будущем то же, — иеромонах внезапно посмотрел мне в лицо широко открытыми глазами. Он уже не улыбался.

— Когда проснулся, меня призвал один очень старый монах. Он сказал, что я должен получить благословение и уйти из монастыря в Сибирь. Там я встречу человека, которому должен буду всемерно помогать, — отец Филарет опять грустно улыбнулся. — Еще старец сказал, что я получу дар управлять погодой, но злоупотреблять этим мне не стоит. Очень много сил это отнимает. Но сейчас еще на месяц меня хватит, а потом я целый год буду лечить себя.

Рассказ отца Филарета меня не просто обрадовал, а очень даже. Я с трепетом в душе ждал дождей. Хотя товарищ Нострадамус никаких плохих знаков мне не подавал.

В замечательном расположение духа я направился к Лукерье Петровне. Увидев меня, она без раскачки решила взять быка за рога.

— Ваша светлость, у меня предложение, — опасаясь видимо, что я не дам ей договорить Лукерья непривычно затараторила. — Не надо вам разрываться на части. Мы с Кондратом и Анной Петровной знаем, что надо делать здесь в Усинске. Степка будет вам все докладывать, что и как. А вы с Петром Сергеевичем занимайтесь на заводе. Я думаю это самое важное для нас.

— Заманчивое предложение, честно говоря, — покачал я головой. — В том, что вы справитесь здесь, я нисколько не сомневаюсь. Тут все ясно и просто. Но у меня здесь еще одно ежедневное дело, занятия лекарским делом с Евдокией и другими. Правда занятия без бумаги полная чушь. Поэтому я вас я вот еще о чем попрошу, — Степан вызывал у меня доверие, но он еще в общем-то ребенок. Да и недаром говорят, доверяй, но проверяй.

— Вы под свой контроль возьмите Степана Иванова с компанией. Я им объяснил, как бумагу делать, но контроль и помощь не помешает. А пока раз в два дня мне по любому надо здесь быть. Соответственно и занятия будут так же, — подвел я итог нашей беседе.

Перед отъездом на завод мы с Петром Сергеевичем зашли на нашу швейную фабрику. Во время беседы с Лукерьей мне пришла с голову интересная идея и я сразу же решил её осуществить.

— Анна Петровна, у меня к вам одна просьба. Вы тут я смотрю, уже всё наладили, — я внимательно все оглядел. — По крайней мере ежеминутный контроль не требуется. Поэтому возьмите в свои руки еще одно важное дело. У нас куча неграмотных. В том числе мои помощники в госпитале, да и Лукерье с Кондратом по большому счету тоже. А в госпитале позарез как мне нужны грамотные помощники, — покачал я головой. — Попробуйте с отцом Филаретом организовать их обучение грамоте и письму.

Всю дорогу до завода мы с Петром Сергеевичем обсуждали, что и как нам делать. Работа на заводе в буквальном смысле кипела. Дедушка Фома с нашим кузнецом Василием Ивановичем образовали мощную организационно-техническую коалицию. Они быстро нашли общий язык и уже понимали друг друга с полуслова.

Фоме Васильевичу сразу же понравилось качество привезенной глины. Он уверенно заявил нам с Петром Сергеевичем, что ему из этой глины удастся получить качественный огнеупорный кирпич. И вот к нашему приезду было закончено получение первой партии шамота. Для этого в нашей примитивной печи больше суток обжигалась глина древесным углем, полученным в наших кучах углежжения. Фома Васильевич со своими помощниками был занят дробления полученного шамота в порошок.

— Фома Васильевич, какие наши успехи? — с нетерпением спросил я.

— Мы, ваша светлость, вчера почти целый день с Ванчей по окрестностям шныряли. Много интересного нашли, правда по чуть-чуть, — дедушка Фома руками показал сколько. — Но теперь я вам точно говорю, к осени у нас будет достаточно всякого нужного кирпича и простого и огнеупорного. Ну и всяких штук из глины.

— А где он сейчас? — мне хотелось увидеть Ванчу.

— Да кто же его знает, он с утра ушел к хребту. Хочет он все тропы в Урянхайские края разведать. Мне не понравилось, что он один по горам да лесам ходит. Хорошо тут у нас был один из ерофеевских следопытов, — голос старика изменился, в нем появились непровычные нотки. — Я, Григорий Иванович, ты уж не обессудь, власть употребил. Я же член нашего Совета. Так вот, запретил я Ванче одному ходить, — извиняться Фома Васильевич перестал и заговорил более привычно по-командирски. — Снарядил с ним следопыта нашего и одного из своих ребят.

— Вы, Фома Васильевич, совершенно правильно решили, — одобрил я его решение. — Как он появиться пред нашими светлыми очами, мы ему сделаем внушение.

— Сделайте обязательно, ваша светлость. Очень он бухтел на меня, — проворчал дедушка Фома.

— Помниться, говорили вы мне Фома Васильевич, — сменил я тему, — что знакомы со стекольным делом. Есть у нас шанс попробовать получить стекло?

— Мы когда шли по Алтаю, к нам прибился один мужичёнка. Вернее даже не прибился, а подобрали мы его зимой в степи, — как-то издалека начал Фома Васильевич. — Он был не один такой, бедолага. У него вся спина была так исписана, — старик покачал головой. — Я, как и все, сначала думал, немой он. Потом он стал говорить. Но только да, нет. А о себе сказал, что он Макаров Яков и лет ему тридцать. Отец Филарет сказал мне, чтобы я взял его к себе и не наседал на него. Придет время, он сам все расскажет.

— Рассказал? — с нетерпением спросил я. Уж очень издалека зашел дедушка Фома.

— Рассказал, вчера утром и рассказал. Был Яков Иванович Макаров подмастерьем Барнаульского стекольного завода. Вы про порядки на казенных заводах наслышаны? — Фома Васильевич вопросительно посмотрел на меня.

Я молча кивнул.

— Так вот, на Барнаульском заводе несколько лет до этого был ученый немец Лаксман, его по-русски кликали Кири́лл Гу́ставович.

У меня аж дух перехватило, про российскогоучёного и путешественника шведскогопроисхождения академика Э́рика Гу́става Ла́ксмана я очень хорошо знал.

— Яков с малолетства грамотный был, Кири́лл Гу́ставович его сразу приметил. И стал наш Яша помощником и учеником господина Ла́ксмана. С ним объездил весь Алтай и пол Сибири. Когда Кири́лл Гу́ставович в Петербург вернулся, Яков с ним уехал.

Дедушка Фома замолчал, горестно вздохнул.

— Понесла его нелегкая на Колывань в аккурат во времена возмущения Петра Федоровича. Благодетелем Кирилла Гу́ставовича в Барнауле был главный командир Колыванских заводов Порошин Андрей Иванович, — про эту историческую личность я то же знал. — Но его на Алтае давно уже не было. А завистников у нашего ученого немца было не счесть. Вот и стал Яков беглым подмастерьем Барнаульского стекольного завода. Хорошо хоть до смерти не запороли, да ноздри целы оказались, — Фома Васильевич потрогал свои ноздри, как бы проверяя их целостность. — Оклемался он и действительно в бега подался. К нам попал. Почему молчал столько времени, не сказал. Говоруном его конечно не назовешь, но вполне нормально стал разговаривать после нашей утренней беседы.

— И что, очень в стекольном деле разбирается? — спросил я.

— Не то слово. Если бы только в одном стекольном деле. Я его вчера с собой взял, когда мы с Ванчей по окрестностям гуляли. Он в науках силен, думаю тебе, Григорий Иванович, да Петру Сергеевичу, с ним будет интересно беседовать, — Фома Васильевич потряс головой — Только аккуратно с ним надо, душа у него болит.

— Это черноволосый молчун, который всегда с тобой ходит? — уточнил я.

— Именно так, ваша светлость.

Еще бы несколько дней назад плавные и гладкие рассказы Фомы Васильевича удивляли меня, но пару дней назад я увидел библиотеку Петра Сергеевича. Заметив моё изумление, он спросил меня:

— А отгадайте, кто кроме меня и моей жены прочитал все эти книги? Кроме отца Филарета естественно.

Поразмыслив немного, я пришел к единственному умозаключению:

— Неужели дедушка Фома?

— Да, Григорий Иванович, именно так, — Петр Сергеевич развел руками. — Говорить он уже практически не может, а вот читать на немецком не разучился. И на французском.

Якова Макарова я до этого видел много раз, но не мог вспомнить, как он выглядит. Совершенно непримечательная внешность, как говориться, глазу не за что зацепиться. Сейчас же передо мной стоял среднего роста мужчина, черноволосый, в отличие от многих наших людей волосы и борода аккуратно подстрижены, живые и очень умные глаза.

— Яков Иванович, вы в стекольном деле хорошо разбираетесь? — спросил я.

— Думаю, что да.

— Скажите, пожалуйста, у нас есть шансы наладить производство стекла?

— Да, ваша светлость, — коротко и ясно.

— Почему вы не попытались вернуться в Петербург? — я решил выяснить некоторые неприятные моменты сразу же.

— Я не знаю, почему со мною так обошлись в Барнауле, несмотря на мои бумаги. Я ведь не совершал побега, — Яков покачал головой, как бы усиливая свой ответ. — Когда я очнулся после экзекуции в темнице, мне популярно объяснили мои шансы на жизнь. Совершенно неожиданно для моих доброжелателей я не умер. Тогда меня ночью во время метели вывезли в степь и бросили замерзать, — он помолчал и закончил. — Поэтому я остался в отряде.

— А почему так долго молчали кто вы?

— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, — я кивнул. — Поверьте, я сейчас искренне хочу быть полезным своим спасителям и вам лично.

— Хорошо, давайте о деле.

— Мне далеко до Кирилла Гу́ставовича, но кой-какие познания у меня есть, — Яков прищурился, как бы собираясь с мыслями. — По результатам вчерашней разведки с Фомой Васильевичем и Ванчей могу сказать, что здесь возможно есть золото. Саяны продолжение Алтая и по мелочам здесь много чего должно быть, — молодец, ни чего не скажешь. — Нам этих мелочей вполне хватит на первое время. Кирилл Гу́ставович разрабатывал новую технологию получения стекла без использования поташа. Вместо него глауберова соль. Я нашел остатки небольшого высохшего соляного озера, там есть и поваренная соль и глауберова.

— Какой у вас конкретный план? — начало мне понравилось, что будет дальше.

— Фома Васильевич строит кирпичный завод. Он представляет, что такое стекольное производство. Я ему объяснил, какая нужна стекольная печь, — Яков говорил медленно как-бы по пунктам. — Он её построит из камней, просто и примитивно, но будет работать. Рядом с печью оборудуем рабочее место стеклодува. Заводской кузнец Ферапонт Пучков сказал мне, что он сделает весь металлический инструмент и стекловыдувные трубки. Глинянный и деревянный инструмент я сделаю сам, — закончил как гвоздь заколотил.

— А скажите-ка мне, любезнейший Яков Иванович, есть ли в нашей долине каменный уголь? — продолжил я расспросы.

— Должен вас разочаровать, ни каменного, ни бурого угля я не нашел, — с огорчением ответил Яков. — Но Ванча прожил среди русских пять лет и приобрел некоторые знания в горном деле. Он подробно расспросил гостей из Урянхая. Там каменный уголь есть. Я думаю и у нас он может быть. Но не здесь, а южнее в предгорьях хребта, — Яков показал в сторону Куртушибинского хребта. — Надо будет организовать несколько экспедиций для исследования долины.

Я естественно согласился с таким предложением. Вскоре к нашему совещанию присоединились все заинтересованные лица: Петр Сергеевич, дедушка Фома и кузнецы Василий Иванович Кузнецов и Ферапонт Пучков. Через несколько часов был разработан план создания стекольного производства. Наши кузнецы, не откладывая этого дела в долгий ящик, тут же начали оборудование стеклодувной мастерской рядом со своей кузницей.