Светлейший князь

Глава 24

После полудня понедельника 26 сентября счастливые и довольные, а самое главное здоровые, наши первые успешно прооперированные больные покинули госпиталь. Я конечно чувствовал себя победителем, у меня было чувство, что я могу, наверное, и горы с места сдвинуть, если захочу естественно.

Но сдвигать горы, наверное, даже интересно и романтично, но была и проза жизни. Со дня на день мог выпасть первый снег и надо было заканчивать подготовку к предстоящей зиме. Остаток дня я потратил на инспекцию Усинска.

Мой тесть Леонтий Тимофеевич, стал в Усинске почти первым человеком, что было совершенно не удивительно. Он сумел быстро вникнуть со все наши дела и казалось знал и умел абсолютно всё, что имело какое-нибудь отношение к предстоящей зимовке. Я знал, что в молодости ему дважды пришлось зимовать где-то в Якутии практически с голыми руками, и фигурально выражаясь, в чистом поле.

Могучий квартет: мой тесть, Лукерья, Агрипина и Кондрат, оказались просто молодцами. Я даже не ожидал, что мы сумели так подготовиться к предстоящей зиме. Кондрат для каждой нашей семье поставил отдельную юрту, построил все необходимое для нашего общего хозяйства: коровники, свинарники, птичники, амбары, погреба и прочее. Я просто развел руками, по моему разумению даже если бы было сделана только половина увиденного, это было бы просто великолепно. В строительном цеху я увидел первые готовые окна для юрт, Кондрат запланировал в течение месяца в каждой юрте установить застекленное окно, полметра на полметра. Конструкция их была довольно оригинальной, это по сути были деревянные стеклопакеты с двойными стеклами, вся хитрость заключалась в возможности их подтягивать по мере высыхания дерева.

— Кондрат, давай называть твои окна стеклопакетами, — Кондрат кивнул соглашаясь. — Как долго ты будешь готовить стеклопакеты для юрт?

— Пару недель, ваша светлость.

— Отлично. После этого стеклопакеты начинай делать такими, чтобы их можно было соединять друг с другом. Леонтий Тимофеевич, ты как-то рассказывал, что в Иркутске есть зимние оранжереи. Как ты думаешь, из таких стеклопакетов мы сможем строить оранжереи?

— Сможем, Григорий Иванович, без проблем.

— Когда вернётся Лонгин, нам нужно будет где-то выращивать фикусы. Это раз. И нужны теплицы просто для выращивания того, что не растет у нас в открытом грунте. Чем у нас их будет больше, тем легче нам будет зимовать.

В наших амбарах и погребах Лукерья показала заготовленные грибы и ягоды, а самое главное просто огромные запасы кедровых орехов, увидев которые я с облегчением подумал, что голодная зима нам не грозит.

— Хочется вам в ноги поклониться, Лукерья Петровна. С таким количеством заготовленных орехов зима нам не страшна.

Но орехи это было не всё. Еще были вяленый и копченый хариус, копченое и соленое мясо. Мясо было в основном добытые нашими охотниками-гвардейцами маралы. С особенным удовольствием Лукерья показала мне только что сооруженный умельцами Кондрата погреб-холодильник. Гвардейцами Мирского острога на Араданском хребте был найден небольшой ледник и неделю назад они по заказу Лукерьи привезли в Усинск два пуда льда с этого ледника. В этом погребе-холодильнике хранились свежие туши нескольких маралов. В планах Лукерьи было сооружение таких же погребов-холодильников для хранения излишков продукции наших ферм и птичников, которые должны были появиться по её подсчетам будущей зимой, когда начнется массовый отел в нашем стаде.

— Лукерья Петровна, я как-то упустил один момент, а откуда у нас соль?

— Ванча её где-то в горах нашел, а Яков Иванович подтвердил, что это настоящая соль.

Да я припомнил. Яков рассказывал мне об этой находке Ванчи, но это было в те дни, когда я был по определению Ерофея Кузьмича «токующим глухарем» и я просто запамятовал.

— Лукерья Петровна, а сейчас у нас молоко да яйца есть?

— Есть ваша светлость, но мало. Почти всё без остатка уходит на выпаивание молодняка, да кормление цыплят, утят да гусей разных. У нас с зерном не густо, вот и приходится пока на яйца налегать.

— А зимой чем кормить планируете?

— Сена, ваша светлость, наготовили достаточно. А птице вместо зерна орехи будем давать. Но без зерна скотине трудно придется. Зерна у нас самое большое до Рождества, и то, если не будем скотине давать.

В моем знание истории, принесенном из двадцатого века, как выяснилось, есть небольшие изъяны. Я искренне считал, что уйдя в Саянские глубины, мы как бы исчезнем из поля зрения сильных мира сего и какое-то время сможем жить тихо и спокойно, набираясь сил. Но не тут-то было. Оказавшись в Усинской долине, мы стали занозой и проблемой для целых двух империй, и для родной Российской и для Цинской. Смешно сказать, но капитан Пантелеев со своими пятью гвардейскими десятками оказался страшной угрозой стратегической стабильности и спокойствия только-только установившихся на огромных просторах бывшей Джунгарии. И если вдруг сильные мира сего в двух далеких столицах сочтут нас какой-нибудь угрозой, то за наши жизни никто и ломаного гроша не даст.

Да и проблем у нас оказалось, мягко говоря, чуть-чуть побольше, чем мне думалось. И вот одной из самых острых становилась зерновая. Её конечно можно решить только одним способом — торговлей. Причем купить его можно было только в российских пределах. После того как станет Енисей, снарядить караван к примеру до какого-нибудь из русских острогов будет не проблема. Но чем торговать? Если бы мы успели намыть немного золота, можно было бы рискнуть и ехать с ним. Но еще надо его добыть, и неизвестно какое решение примет таинственное «сиятельство», с которым мы дважды уже опосредованно столкнулись, после того как стопроцентно станет ясно, что у нас есть золото. Поэтому поразмыслив, я вариант с золотом отбросил.

Другой вариант, наладить сначала торговлю с китайцами, наторговать тканей и чая, а затем ехать в русские пределы. Вариант хороший, жизнеспособный и осуществимый. Но есть одно большое но. Время. В Россию за зерном надо ехать месяца через два, как только станет Енисей, а с китайцами еще надо наладить торговлю. Если за год наладим, будет хорошо. Одним словом, как подступиться к решению этой проблемы я не знал.

В один из наших «медовых» дней на эту тему зашел разговор с Леонтием. Тот меня внимательно выслушал и неожиданно заявил:

— Есть, Григорий Иванович, на мой взгляд решение, — тесть меня звал то светлость, то по имени-отчеству. — Ответь мне на вопрос, на чем много лет, чуть ли не с государя Ивана Васильевича, держится торговля российская со всякими европами? И это не меха.

Надо признаться, ответа я не знал.

— Есть такое растение ревень. Слыхал о таком? — я совершил интеллектуальный подвиг и что-то всплыло из нижних подвалов памяти.

— Но по-моему цениться корень какого-то китайского ревеня, из провинций от нас достаточно далеких.

— Да, это так. Но я много раз в Кяхте закупал его у китайцев и стало мне интересно почему их ревень так цениться? Ведь он же растет много где. И думается мне, этот секрет я распознал. Корень ревеня толстый, длинный ветвистый и он почти никогда не бывает цел, всегда посередине загнивает у всех сортов, кроме китайского. Так вот, ваша светлость, мы с Лонгином сразу углядели, что здесь много ревеня растет и накопали его немного. Я уже какой день смотрю за ними и думается мне, не загнивает серединка.

— Ты, Леонтий Тимофеевич, хочешь сказать, что мы можем повезти в русские пределы ревнёвый корень?

— Именно так. Времени немного до октября всего, но несколько пудов можем успеть накопать. Енисей надежно станет нескоро, ты говоришь чуть ли не к Рождеству.

— Пораньше, пораньше.

— Но не раньше декабря, так?

— Так.

— Не меньше двух месяцев у нас. Корни подсохнут и я точно тебе скажу, насколько наш ревень ценный.

Накопать корней ревеня большого труда не составило, Агрипина подобрала десяток малолетних помощников и они от зари до зари занимались ими: мыли, резали и раскладывали для сушки.

Лонгину, уехавшему за фикусами, Леонтий поручил выяснить пути торговли китайскими тканями и чаем. До будущего изобилия русских тканей было еще далеко и китайские ткани были востребованы в Сибири.

Кондрат со своими мужиками ежедневно совершал настоящие трудовые подвиги. Трудясь ежедневно от зари до зари, они успевали и валить лес и доводить его так сказать до ума: всё остро необходимое было построено, на зиму заготавливалось каждый день немало дров, сооружалось всякое разное деревянное: ведра, телеги, какие-то колеса и всё прочее, что ежедневно заказывалось Кондрату. И в этой ежедневной круговерти он с Леонтием начали присматривать и потихоньку валить хороший лес, из которого через год планировали начать строить качественно и основательно, пусть не на века, но на многие десятилетия.

Инспектировать ведомства Анны Петровны и Степана Гордеевича я не стал. Просто не было необходимости, всё порученное команде Степана выполнялось, канцелярия работала как часы, потребности наши в бумаге, карандашах, перьях и чернилах удовлетворялись полностью. А работа швейно-сапожной фабрике была видна невооруженным взглядом, каждый день кто-нибудь переодевался и переобувался, тем более что уже несколько дней как Анна Петровна передала дела на фабрике Агрипине и перебралась к супругу на завод. У Петра Сергеевича неделю назад от чрезмерных нагрузок нарушился сон, он совершенно не спал двое суток и кончилось бы всё это чем-нибудь не хорошим. Но Фома Васильевич проявил бдительность и вовремя вмешался. Приезд Анны Петровны буквально мгновенно все исправил. Под крылышком супруги Петр Сергеевич проспал безпробудно почти сутки.

Вечером мы пообщались с Тимофеем — моим шурином. У него в школе проблем не было, как стали поговаривать в начале двадцать первого века, от слова совсем. Весь наш народ, от мала до велика, сознательно и с большим усердием выполнял поставленную мною задачу: ликвидировать в кратчайший срок неграмотность и Тимофей рассчитывал, что к весне неграмотных среди нашего народа не будет.

Положением дел в Усинске я остался очень доволен. На следующий день я собирался проинспектировать наши Северные территории, а затем несколько дней полностью посвятить заводским делам. Что бы успеть на Северах за сутки, выезд из Усинска я запланировал затемно, но как говориться человек предполагает, а Бог располагает.

Запланированный ранний выезд пришлось отложить и мало того поехал я один, моя супруга осталась в Усинске.

Выйдя из юрты я увидел быстро движущуюся светлую точку на другом берегу Уса. Вот она остановилась и медленно двинулась поперек Уса.

— Ваша светлость, скачет кто-то с фонарем. Гонец, наверное, от их благородия капитана Пантелеева, — Ерофей по служебной надобности был на правобережье Уса и подошедший Прохор высказал резонное предположение.

— Позови Леонтия Тимофеевича и лейтенанта Шишкина.

Шишкин по своим делам приезжал в Усинск и возвращаться собирался со мной. Когда Леонтий с Шишкиным подошли, я с помощью подзорной трубы уже сумел разгадать загадку светлой точки. Это был не гонец, а сам капитан Пантелеев собственной персоной со своим денщиком. Ерофей был верхом, а денщик управлял телегою, впереди которой скакал капитан с фонарем.

— Давай-ка Прохор, иди за Евдокией Васильевной и в госпитале сыграй подъём.

Ерофей со своей супругой три дня был на правобережье Уса, в горах выпал первый снег и капитан проверял готовность своих гвардейцев к службе зимой. София от супруга не отставала ни на шаг и почти весь день они провели на тропе, идущей через Мирский хребет. Вечером она пожаловалась мужу на сильную слабость, а затем внезапно началась рвота. Ерофей уложил супругу в постель, решив, что она просто сильно устала. Но когда ночью рвота повторилась, Ерофей решил не мешкая ехать ко мне.

Осмотрев Софию вместе с Машенькой и Евдокией, я спросил их:

— Ваша мнение, коллеги? — я диагноз поставил почти сразу, но меня интересовало их мнение. Занятия на соответствующую тему мы уже проводили и я надеялся, что они то же разобрались в ситуации. — Хотя стоп. Поступим не так.

Я взял лист бумаги, разорвал его.

— Напишите свой диагноз.

Прочитав написанное, я дважды изобразил аплодисменты.

— Блестяще, дамы, блестяще, — затем слегка наклонился к Софии. — Поздравляю вас, сударыня. Наша общее мнение, вы беременны. Евдокия Васильевна, дайте Софье Васильевне двадцать капель настойки валерианы, установите круглосуточный пост, Мария Леонтьевна оформите пожалуйста историю.

Радость просто распирала меня, наконец-то! Я ни на грамм не сомневался в нашем диагнозе, Софья была беременна.

Ерофей успел переодеться, почистить сапоги и ожидал меня возле госпиталя. Когда я сказал ему о нашем вердикте капитан схватил меня своими железными руками-клещами, стиснул меня так, что у меня в буквальном смысле затрещали кости и поднял чуть ли не на полметра от земли.

— Ерофей, паразит, поставь на место, — с трудом сумел я выдавить из себя.

Поездка на Северные территории была отложена на сутки. Я был уверен в диагнозе, но все равно надо было понаблюдать за Софией. Легкое успокаивающее, настойка валерианы, и простой отдых к полудню нормализовали её состояние.

Но тем не менее, следующим утром на севера я поехал один, Машенька осталась в Усинске со своей подругой. Ерофей в течение всего прошлого дня был просто совершенно неадекватным, весь день он витал где-то в облаках, постоянно улыбаясь. Попытки о чем-то пообщаться с ним заканчивались неудачами. Абсолютно у всех. Только к вечеру он начал более-менее вменяемо отвечать на вопросы. Вот уж что-что, а такой реакции я от него не ожидал.

Лейтенант Шишкин подробно мне обо всем доложил и поэтому главной целью моей инспекции было общение с урянхайцами. Но сначала я поговорил с Трофимом Рычковым и Ермилом Нелюбиным.

С нескрываемой гордостью Трофим показал мне штабеля готового кирпича.

— И что думаешь делать дальше?

— Я не силен, ваша светлость в арифметике, но вот Илья мне помог все посчитать и получается, что мы можем нужные нам печи начать класть. Только вот дедушка Фома должен подъехать и помочь.

— А в чем проблема Трофим?

— Я, ваша светлость, хочу печь кирпичного завода сделать так, чтобы она была в большом теплом сарае. Зимой много чего сушить надо. И строить зимой сможем.

— Это как?

Трофим повернулся к стоящему поодаль Илье Михайлову.

— Илья, покажи.

Илья развернул большой лист бумаги, склеенный из наших четырех стандартных. На нем были примитивно, но вполне понятно, был нарисован большой шатер высотой в две с половиной сажени, внутри которого была металлическая печка и строящаяся стена. Совершенно понятная технология.

— Это понятно, а зачем большой теплый сарай?

— Раствор готовить, всю подготовку к кладке проводить, кирпич чтобы теплый был, да и чтобы завод и в морозы работал. Ведь мы же можем почти полтыши кирпича за день делать. И потихоньку, полегоньку острог за зиму построим.

— Давайте попробуем, мы же ничего не теряем. А шатер кто делать будет?

— Да сами и сделаем, Ермилу урянхайцы обещали со шкурами помочь. Печку тоже сами соорудим.

После полудня мы были в Семиозерках. Ермил поставил две юрты и вокруг них начал ставить острог. Отношения с урянхайцами у него и его гвардейцев сложились просто великолепные, к моему огромному изумлению они успели даже создать какой-то новый русско-урянхайский язык, на котором успешно общались. Ну что же это просто замечательно, с чистой совестью я могу забрать с собой Ванчу, который как воздух был нужен Якову.

Ермил с Мергеном за несколько дней стали просто братьями, а когда Мерген пригласил нас на чаепитие в свою юрту, я увидел, как смутилась при виде Ермила младшая сестра Мергена и покраснел Ермил.

Дела у наших друзей урянхайцев шли успешно, Мерген почти выполнил свой план на осень и уже начал строить планы на добычу соболя и белки. Откладывать этот вопрос в долгий ящик он не стал и прямо спросил меня, разрешу ли я и дальше охотиться им в наших пределах.

— Ты Мерген, ответ наверное хочешь сейчас получить?

Тот молча кивнул. Ермил предупредил меня о возможности такого разговора, со дня на день посыльные Мергена поедут к своему зайсану и ему этот вопрос желательно со мной сейчас решить.

— Сейчас не отвечу, но когда сегодня буду уезжать, ответ будет.

Мне в голову пришла совершенно сумасшедшая мысль и мне надо было сначала поговорить с Ермилом.

На перевале Ермил сложил небольшой деревянный редут, открытый в нашу сторону. При необходимости два-три человека могли в нем какое-то время держать оборону.

— Молодец Ермил. Как думаешь тут службу надо организовать?

— Если острог построить и урянхайцы тут останутся, то можно здесь и половиной десятка справиться. Хорошо бы состав постоянный. Но пока семьями тут жить не получится.

— А ты уверен, что им можно доверять?

— Можно, ваша светлость, если подлости им не делать.

— А если с ними породниться, то вообще все будет в шоколаде, — смеясь, предположил я. Ермил просто ошарашено посмотрел на меня. Такого предположения он от меня явно не ожидал. Я перестал смеяться и совершенно серьезно продолжил.

— Я приметил, что у вас с сестрой Мергена симпатия возникла? Что молчишь, я ведь серьезно тебя спрашиваю. Понравилась она тебе? — Ермил кивнул. Я знал, что он был холост и продолжил. — А под венец хотел бы повести?

Ермил еще раз молча кивнул.

— А от кого это зависит знаешь?

— Только от Мергена, он у них старший, как он скажет, так и будет. Даже зайсан не будет возражать.

— Против моего сватовства возражать не будешь?

— Не буду, ваша светлость.

— Как её звать?

— Анзат.

Когда мы возвращались с перевала Шишкин, улучив момент, тихонько шепнул мне:

— Если Ермил девку урянхайскую возьмёт, мы, ваша светлость, большую выгоду от этого поимеем.

Перед отъездом из Семиозерок я решил дать ответ Мергену. Ванче я сказал быть рядом, чтобы не возникло какого-нибудь непонимания.

— Я тебе Мерген, перед отъездом обещал ответ дать. Но сначала я хочу тебе вопрос задать. Я ваших обычаев не знаю, но ты если что простишь меня, я ведь все таки князь и мне позволено то, что другим нельзя.

Мерген внимательно выслушал меня, а затем и Ванчу. Потом что-то тихо спросил у Ванчи, причем так тихо, что я не расслышал. Затем поклонился мне и на ломаном русском сказал:

— Я тебя слушаю, князь.

— Ермилу твоя сестра Анзат приглянулась, отдашь её за него?

И в этот момент я внезапно понял, что Мерген ждал именно от меня именно этого вопроса и для себя уже всё решил. Поэтому ответил он без раздумья.

— Отдам, князь.

— Тогда будем считать, что я твою сестру просватал за Ермила. По нашим законам и обычаям невеста перед свадьбой должна в нашу веру перейти.

— Я знаю это князь. Анзат к вам пойдет жить, должно быть по вашим законам.

— Тогда Ермил завтра сватов как положено пришлет. Я, не обессудь, задерживаться не могу. Если твой зайсан разрешит тебе оставаться, я не возражаю.

.