Свистать всех наверх

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Четверг, полдень — пятница, рассвет

— Дайте поспать человеку,— пробурчал я с закрытыми глазами.— Считайте, что я умер.

— Давай, давай.— Он опять начал трясти меня за плечо. Не рука, а металлическая клешня.— Вставать пора!

— Боже мой! — Я приоткрыл один глаз.— Который час?

— Уже полдень. Некогда дрыхнуть.

— Полдень! Я просил, чтобы меня растолкали в пять. Тебе известно, что я...

— Подойди сюда.— Он двинулся к окну, и я, с трудом опустив ноги с постели, поплелся за ним. Видимо, во сне меня оперировали, воспользовавшись тем, что можно было обойтись без анестезии, и вынули из ног все кости. Я чувствовал себя ужасно. Хатчинсон кивнул в сторону окна.— Что ты на это скажешь?

Я высунул голову в зябкую белесую мглу и сказал раздраженно:

— Что я должен увидеть в этом проклятом тумане?

— Туман.

— Ясно,— тупо сказал я.— Туман.

— Ночную сводку погоды береговой метеослужбы передавали в два часа,— сказал Хатчинсон. По всему было видно, что он с трудом сдерживается.— Сказали, что к утру туман рассеется. А чертов туман и не думает этого делать.

Тут туман рассеялся в моей больной голове. Я выругался и впрыгнул в свой наименее грязный и промокший костюм. Он был сырым и неприятным, но я отметил это подсознательно, потому что сознание в этот момент у меня было занято другой проблемой. В понедельник ночью они должны были затопить «Нантвилль» между приливом и отливом, но один шанс из тысячи, что им удалось приступить к подводным работам той же ночью или на следующую ночь, во вторник. Даже в укрытой от ветра Торбейской гавани погода была ужасная, и только Богу известно, что творилось в эго время в «Беул нан Уаме». Но прошлой ночью они могли начать. И они наверняка это сделали, потому что в ангаре Дабб Сгейра не было подводной лодки, а кладовая, по сообщениям владельцев «Нантвилля», там была древней конструкции, не современная бронированная клетка. Такую можно разрезать за пару часов, если только под рукой будет соответствующее оборудование. А у Лаворски и компании соответствующее оборудование должно быть. За остаток ночи, даже если одновременно работали трое водолазов в сменном режиме, они могли поднять приличную часть золота, но не все восемнадцать тонн. В этом я мог поклясться. До того, как дядюшка Артур меня подцепил, я занимался морской спасательной службой. Им понадобится еще ночь или часть ночи, потому что днем работать они не отваживались. Боялись, что кто-нибудь увидит. Но в таком тумане их не увидит никто. Это ничем не хуже, чем ночь. Просто подарок судьбы.

— Разбуди дядюшку Артура. Скажи, что мы отправляемся. На «Файеркресте».

— Он тоже захочет пойти с нами.

— Ему придется остаться. Он это прекрасно понимает. Идем в «Беул нан Уам», так и скажи ему.

— Не на Дабб Сгейр? Не в ангар?

— Ты прекрасно знаешь, что до полуночи мы не можем там появиться.

— Совсем забыл,— медленно произнес Хатчинсон.— До полуночи мы не можем там появиться.

«Беул нан Уам» не оправдывал свою зловещую репутацию. В это время дня стоял почти полный штиль, только мелкая рябь изредка возникала на зеркальной поверхности моря под редкими порывами зюйд-веста. Мы пересекли пролив от острова Баллара до самой северной оконечности восточного берега Дабб Сгейра и начали потихоньку спускаться к югу, на самом малом ходу. Двигатель работал так тихо, что даже в рубке его урчанья практически не было слышно. Наверное, для того чтобы услышать его шум, надо было раскрыть обе боковых двери рубки, но мы не собирались раскрывать их для этой цели.

К этому времени прошли почти половину восточной части той удивительно спокойной заводи, граничащей с обычно рокочущими водами «Беул нан Уама», которую мы с Вильямсом обнаружили предыдущим днем с вертолета. Впервые я заметил на лице Хатчинсона намек на беспокойство. Он не смотрел вперед, только изредка взглядывали на компас. Для управления кораблем ему было достаточно лоции и показаний глубиномера.

— Ты уверен, что речь идет об этом шельфе на глубине четырнадцать саженей, Калверт?

— Должно быть здесь. Где же еще, черт возьми? До отметки семь саженей дно достаточно ровное, но глубины недостаточно, чтобы прикрыть верхушки мачт во время отлива. Отсюда до четырнадцатисаженевой отметки спуск почти вертикальный. Потом идет этот шельф, за которым опять обрыв до глубины в тридцать пять саженей. На такой глубине без специального оборудования невозможно работать.

— Чертовски узкий шельф. Всего кабельтов шириной,— пробурчал он.— Как они могли рассчитывать, что затопленный корабль попадет именно туда, куда нужно?

— Они все рассчитали. Во время штиля можно быть уверенным в успехе.

Хатчинсон перевел рычаг скоростей в нейтральное положение и вышел на палубу. Мы бесшумно скользили по воде в молоке тумана. Видимость позволяла с трудом угадывать очертания собственных бортов. Приглушенное урчание двигателя только усиливало ощущение таинственной тишины. Хатчинсон вернулся в рубку, как всегда неторопливо передвигая свою огромную тушу.

— Боюсь, ты прав. Слышу шум двигателя.

Я прислушался, затем тоже услышал его. Характерный стук работающего компрессора.

— Что значит «боюсь»?

— Сам прекрасно знаешь.— Он взялся за рычаг, слегка повернул штурвал влево, и мы начали медленно отходить на глубокую воду.— Ты собираешься вниз.

— Ты думаешь, я рехнулся? Только об этом и мечтаю? Да у меня, черт возьми, совсем никакого желания спускаться под воду, но ты прекрасно знаешь, что я должен это сделать. И понимаешь зачем. Ты же не хочешь, чтобы они закончили работу здесь, загрузились на Дабб Сгейре и благополучно смотались до того, как наступит полночь?

— Половину, Калверт. Возьми половину нашей доли. Боже мой, мы же ничего не делаем!

— Меня устроит пинта пива в отеле «Коломба» в Торбее. Ты лучше постарайся удержать это корыто точно в том месте, где оно должно быть. Я не хочу проплавать остаток жизни в Атлантике после того, как вернусь с «Нантвилля».

Он посмотрел на меня. В его глазах было написано: не «после того как», а «если», но он так ничего и не сказал. Мы обошли водолазный катер с юга — звук от компрессора не ослабевал и не усиливался — и немного продвинулись на запад. Он развернул «Файеркрест» носом к источнику звука, действуя аккуратно и уверенно.

— Расстояние около кабельтова,— сказал Хатчинсон.

— Около этого. В тумане трудно проверить.

— Склонение к северо-западу — двадцать два. Бросай якорь.

Я бросил якорь. Не обычный тяжелый адмиралтейский якорь, а маленький, запасной, на коротком капроновом канате длиной в сорок саженей. Он беззвучно вошел в воду, и так же беззвучно пополз вслед за ним канат. Размотав все сорок саженей, я быстро вернулся в рубку и нацепил на спину акваланг.

— Теперь запомни,— сказал Хатчинсон,— когда всплывешь на поверхность, ложись на волну. Сейчас начинается отлив с норд-норд-оста, и тебя принесет прямо сюда. Я оставлю дизель работающим, ты за двадцать ярдов его расслышишь. Дай Бог, чтобы туман не рассеялся. Тогда тебе придется плыть на Дабб Сгейр.

— Невеселая перспектива. А что будет с тобой, если туман рассеется?

— Обрублю якорный канат и уйду восвояси.

— А если они бросятся за тобой?

— Бросятся за мной? Вот как? Оставив двух или трех мертвых водолазов в трюме «Нантвилля»?

— Ради Бога,— раздраженно сказал я.— Прошу тебя не говорить о мертвых водолазах в трюме «Нантвилля» в моем присутствии.

На борту «Нантвилля» было три водолаза. Живые, вкалывающие изо всех сил. Насколько возможно вкалывать под давящей толщей воды, затрудняющей движения.

Найти их труда не составило. Я плыл по поверхности по направлению к катеру, ориентируясь на звук компрессора, ушел под воду всего в трех ярдах от него. Руками нащупал кабели, воздушные трубки и, наконец, стальной трос. Он-то и был мне нужен.

Я прекратил спускаться вдоль троса, когда заметил под собой мерцающий свет. Отплыл немного в сторону и начал опускаться, пока не почувствовал под ногами крепкую опору. Это была палуба «Нантвилля». Медленно двинулся в направлении источника света.

Их было двое. В тяжелых башмаках со свинцовыми подметками, они стояли на краю раскрытого люка. Как я и ожидал, на них были не легкие акваланги, вроде моего, а солидные водолазные костюмы с большими шлемами и стальными нагрудниками. К шлемам подведены шланги с воздухом и кабели связи. Легкое водолазное оборудование не годилось для работ на такой глубине. Для кислорода слишком глубоко, а запасы сжатого воздуха ограничены. В своих костюмах они могли оставаться на глубине до полутора часов по меньшей мере, хотя минут тридцать— сорок им придется потратить на остановки для декомпрессии при подъеме. Мне не хотелось оставаться там долго. Я хотел сбежать оттуда в тот же момент. Сердце колотило в грудную клетку, как сумасшедший барабанщик в приступе горячки. Дело только в повышенном давлении воды, уговаривал я себя. Не от страха же, на самом деле! Не такой я трус, чтобы так раскиснуть.

Стальной трос, которым я воспользовался при спуске, заканчивался металлическим кольцом, от которого расходились четыре цепи, закрепленные по углам решетчатой стальной корзины. Два водолаза укладывали на дно корзины металлические коробки, которые они поднимали из люка со скоростью, как я оценил, одна коробка в минуту. Металлические коробки были небольшими, но очевидно увесистыми: в каждой помещалось по четыре слитка золота, весом 28 фунтов. В каждой коробке целое состояние. На борту «Нантвилля» их было триста шестьдесят штук.

Я попытался рассчитать общее время разгрузки. В стальной корзине помещалось шестнадцать коробок. Шестнадцать минут на загрузку. Еще десять минут на подъем на поверхность, разгрузку и спуск корзины. Скажем, сорок штук в час. За полуторачасовую смену около шестидесяти. Но после полутора часов работы им надо менять водолазов. Сорок минут на подъем, с учетом двух остановок на декомпрессию, скажем, на двенадцать и двадцать четыре минуты, затем еще двадцать минут на переодевание и спуск очередной смены. По крайней мере, час. Таким образом, они поднимали шестьдесят коробок в общем за два с половиной часа или в среднем двадцать четыре штуки в час. Оставался последний вопрос: сколько коробок оставалось еще в трюме «Нантвилля»?

Я должен был это узнать, и узнать незамедлительно. На борту «Файеркреста» у меня оставалось всего два баллона со сжатым воздухом, и от первоначального давления в двести атмосфер осталось только воспоминание.

Грузовой трос дернулся, и наполненная корзина начала подниматься. Водолазы, держась за страховой канат, предохраняли корзину от ударов о корабельные надстройки. Я осторожно подвинулся к дальнему от них углу раскрытого люка и заглянул в трюм. Предосторожность не лишняя, хотя я сознавал, что слабого света фонаря не хватит, чтобы они могли меня увидеть на таком расстоянии.

Вдруг онемевшими от холодной воды пальцами я наткнулся на ведущие в глубину трюма воздушный шланг и кабель связи и резко отдернул руки. Внизу, справа от себя, я заметил еще одно слабое пятно света. Продвинувшись вперед, обнаружил его источник.

Он двигался. Двигался потому, что был закреплен на водолазном шлеме таким образом, чтобы освещать пространство непосредственно перед ним. Луч направлен вперед и вниз под углом в сорок пять градусов. Водолаз находился внутри бронированной кладовой.

Они не стали открывать кладовую ключом — просто прорезали автогеном прямоугольную дыру в стене, размером четыре на шесть футов.

Я подплыл к этой дыре и заглянул внутрь. Над головой наклонившегося водолаза горел еще один фонарь, закрепленный на стене кладовой. Коробки с золотыми слитками были аккуратно сложены штабелями вдоль стены, и оценить их количество было делом пяти секунд. Из трехсот шестидесяти штук оставалось примерно сто двадцать.

Вдруг что-то скользнуло у меня по рукаву. Я оглянулся и увидел, что это веревка, нейлоновый канат, который водолаз подтягивал, чтобы привязать к ручке очередного ящика. Я быстро отдернул руку в сторону.

Он стоял ко мне спиной. Наконец ему удалось завязать веревку на два узла, он выпрямился и вытащил из ножен на поясе нож. Интересно, а нож ему зачем понадобился?

И тут я понял, зачем этот нож.

Оказывается, нож предназначался для меня. Видимо, краем глаза он заметил меня, когда находился в согнутом положении. Или почувствовал, как вдруг застряла на мгновенье нейлоновая веревка, зацепившись за мою руку, или просто его шестое чувство было развито лучше, чем у меня. Я бы не сказал, что он резко повернулся, потому что в тяжелом водолазном костюме на такой глубине все движения человека замедляются, как в кино при съемках рапидом.

Но по сравнению со мной он двигался очень быстро. И не потому, что тело не слушалось меня, а потому, что у меня возникло замешательство в голове. Он уже был в боевой позиции напротив меня, не дальше чем в четырех футах, а я так и не сдвинулся с места, проявляя быстроту реакции и координацию движений мешка с цементом. Нож с клинком в шесть дюймов длиной был зажат в его руке, опущенном вниз так, что большой палец, находящийся сверху, смотрел в мою сторону. Так держат нож только отъявленные бандиты, намереваясь прикончить жертву одним ударом. Теперь я видел его лицо. Одному Богу известно, зачем он взялся за нож. Видимо, сработал условный рефлекс. Он мог справиться со мной без ножа. С двумя такими, как я.

Это был Куинн.

Я следил за его лицом, застыв от напряжения. Я хотел увидеть, не сделает ли он резкого движения головой вниз, чтобы надавить подбородком на кнопку аварийного сигнала тревоги. Но его лицо было неподвижно. Куинну никогда в жизни не требовалась чья-либо помощь, не просил он ее и сейчас. Вместо этого губы его расползлись в зловеще-радостной улыбке. Под маской было практически невозможно увидеть мое лицо, но он понимал, кто перед ним. Он был в этом уверен. У него было лицо человека, впавшего на мгновенье в состояние сильнейшего религиозного экстаза. Он медленно наклонился всем телом вперед, почти падая, согнул колени для последующего броска и резко рванулся вперед, занеся руку с ножом за спину в мощном замахе.

Оцепенение прошло. Я резко оттолкнулся левой ногою от нижнего края прорезанной в стене дыры, увидел, как Куинн головой вперед вылетел из нее мне навстречу, схватился за оказавшийся между нами воздушный шланг, закрепленный на его шлеме, и резко дернул вниз, пытаясь вывести его из равновесия. В этот же момент обжигающая боль полоснула меня от нижнего края ребер до правого плеча. Правая рука внезапно дернулась. Я упал навзничь на дно трюма и тут же потерял Куинна из виду. Не потому, что отключился при падении, и не потому, что Куинн рванулся в сторону, а потому что он вдруг исчез в густом кипящем облаке воздушных пузырей. Сверхпрочный эластичный воздушный шланг может выдержать самые высокие нагрузки, но и он не способен противостоять отточенному, как бритва, клинку в руках самого сильного из людей, которых мне доводилось встречать. Куинн перерезал свой собственный воздушный шланг. Рассек ножом.

Теперь ничто да свете не могло его спасти. Под давлением в сорок фунтов на квадратный дюйм через разрезанный шланг внутрь шлема проникала вода, которая, заполняя костюм, придавливала его к земле навеки. Он тонул. Почти не отдавая отчета в своих действиях, я, взявшись за нейлоновую веревку, опутал ее несколько раз вокруг бешено дергающихся ног Куинна, стараясь не попасться ему под руку, потому что Куинн все еще мог запросто прихватить меня с собой в компанию, переломив мне шею, словно спичку. В глубине души я надеялся, что когда его товарищи подоспеют, а они должны будут это сделать немедленно — громадное облако пузырей уже вырвалось из люка наружу,— они могут решить, что Куинн запутался в веревке и неудачно пытался освободиться от нее. Мне не казалось тогда, что я слишком жестоко с ним обошелся, не кажется и теперь. У меня не возникло ни сожалений, ни угрызений совести оттого, что я поступаю так с умирающим человеком: во-первых, он был уже без сознания, во-вторых, это зверь-психопат, убивавший ради удовольствия, но, самое главное, я должен был думать о живых, которым грозит смерть: об узниках подвала замка Дабб Сгейр. Я оставил его дергаться в судорогах и подыхать на полу трюма, а сам отплыл в сторону и спрятался в темном углу в стороне от открытого люка.

Те двое, которые были на палубе, уже спускались, медленно продвигаясь вниз сквозь отверстие люка. Когда они опустились на дно трюма, я осторожно выплыл наружу, нащупал руками грузовой трос и начал подниматься на поверхность. Я пробыл на глубине менее десяти минут, поэтому, когда ручной глубиномер показал две сажени, сделал трехминутную остановку для декомпрессии. К этому моменту Куинн был уже наверняка мертв.

Я сделал так, как говорил мне Хатчинсон. Всплыв на поверхность, отдался воле волн — торопиться теперь было некуда — и вскоре без особого труда обнаружил «Файеркрест». Хатчинсон помог мне выбраться из воды на борт, за что я был ему искренне благодарен.

— До чего же я рад снова видеть тебя, братишка,— сказал он.— Никогда не думал, что придет такой день, когда Тиму Хатчинсону придется тысячу раз помирать от страха. Но так оно и вышло. Как дела?

— Порядок. У нас есть время. Пять-шесть часов в запасе.

— Поднимаю якорь.— Через три минуты мы тронулись, а еще через три минуты уже плыли посередине «Беул нан Уама» в направлении норд-норд-ост, навстречу набирающей силу волне отлива. Хатчинсон включил автопилот и появился в дверях освещенного салона, шторы которого были плотно закрыты, что было в таком густом тумане излишней предосторожностью. Я оказывал себе первую медицинскую помощь, накладывая марлевую повязку на глубокий порез, протянувшийся от основания ребер до самого плеча. Мне не видно было выражения его лица, спрятанного под роскошной черной бородой, но он достаточно выразительно застыл на месте. Потом тихо спросил:

— Что случилось, Калверт?

— Это Куинн. Я встретил его в трюме «Нантвилля».

Он подошел и молча помог мне наложить повязку. Только после этого сказал:

— Куинн мертв?— Это не прозвучало как вопрос.

— Куинн мертв. Он перерезал свой собственный воздушный шланг.

Я рассказал, что случилось. Он выслушал меня молча. Мы с ним больше парой слов не обмолвились, пока возвращались на Крейгмор. Я знал, что он мне не поверил. И не поверит никогда.

И дядюшка Артур тоже. Не поверит мне до самой смерти. Но отреагировал он иначе. С глубоким удовлетворением. Дядюшка Артур, несмотря на свою отеческую манеру, был человеком крайне безжалостным. Теперь он, похоже, наполовину решил приписать себе заслугу в предполагаемой казни Куинна.

— Не прошло и двадцати четырех часов с того момента, как я приказал Калверту найти и уничтожить этого человека любыми доступными способами,— объявил он во время чая за столом.— Должен признаться, не предполагал, что этим средством окажется лезвие ножа, перерезавшее воздушный шланг. Тонкая работа, мой мальчик, очень тонкая работа. Что и говорить!

Шарлотта Скурас мне поверила. Не знаю почему, но поверила. Пока она сдирала мою самодельную повязку и со знанием дела меняла ее на другую, процесс, который я перенес с выдающейся стойкостью, потому что не хотел разрушить в ее глазах светлый образ мужественного секретного агента, заорав во все горло от боли, я ей рассказал все по порядку, и она несомненно поверила мне без лишних вопросов. Я поблагодарил ее за повязку и доверие. Она улыбнулась.

Шесть часов спустя, за двадцать минут до 11.00 вечера — срока нашего отплытия на «Файеркресте», она больше не улыбалась. Она смотрела на меня так, как смотрят женщины, которые что-то задумали, но видят, что ничего из этого не получается. Взгляд далекий от восхищения, должен прямо сказать.

— Прости, Шарлотта,— сказал я.— Мне действительно жаль, но ничего не получится. Ты не пойдешь с нами. Это окончательное решение.— Она была одета в черные брюки и свитер, как человек, который собирается — или собирался — отправиться с нами на ночную прогулку.— Это не будет пикник на Темзе. Вспомни, что ты сама говорила сегодня утром. Будет стрельба. Думаешь, мне хочется, чтобы тебя убили?

— Я останусь внизу,— умоляюще сказала она.— Я не буду лезть на рожон. Пожалуйста, Филип, разреши мне поехать.

— Нет.

— Ты же сказал, что для меня на все готов. Помнишь?

— Не передергивай. Я готов на все, чтобы помочь тебе, вот что имелось в виду. А не подставлять тебя под пули. Кого угодно, только не тебя.

— Только не меня? Ты так ко мне относишься?

Я кивнул.

— Я для тебя так много значу?

Я снова кивнул. Она пристально посмотрела на меня, в широко раскрытых глазах — немой вопрос, губы слегка шевелятся, как будто она хочет сказать что-то, но не решается. Потом она делает шаг вперед, взмахивает руками в стороны и обхватывает меня за шею, пытаясь сломать ее. По крайней мере, такое у меня возникло ощущение, следы от работы покойника Куинна еще не прошли окончательно. На самом деле, конечно, все было не так. Она повисла на мне так, как будто прощалась со мной навеки. Может быть, она ведьма или ясновидящая. Может, она видит старого Калверта, болтающегося лицом вниз в мрачных водах пещеры на Дабб Сгейр. Как только я подумал об этом, то сам представил себе подобное зрелище. Ничего привлекательного, скажу честно. Мне почему-то стало трудно дышать, когда она вдруг отпустила меня и почти вытолкала из комнаты, закрыв за мной дверь. Я услышал, как ключ повернулся в замке.

— Наши друзья дома,— сказал Тим Хатчинсон. Мы подошли сначала к югу от Дабб Сгейра, почти к южным берегам Лох Хурон, и теперь, на приливной волне, с выключенными двигателями, нас сносило в северо-западном направлении мимо неприметной рукотворной гавани Дабб Сгейра.— Ты был прав, Калверт. Они готовятся к ночному путешествию.

— Калверт у нас всегда прав,— сказал дядюшка Артур тоном «моя школа».— Что теперь, малыш?

Туман немного рассеялся, обеспечив видимость на сотню ярдов. Я посмотрел на Т-образную полоску света, пробивающегося между створками ворот ангара, неплотно прилегающих друг к другу и к верхней перекладине ворот.

— Пора,— сказал я. Повернулся к Хатчинсону.— У нас от борта до борта пятнадцать футов. Ворота в ширину не больше двадцати. Никаких маяков и ориентиров на них нет. Приливная волна идет со скоростью четыре узла. Ты действительно думаешь, что это воз-можно— проскочить через ворота на этой скорости и снести засовы, не врезавшись в скалы по дороге?

— Существует только один способ в этом убедиться.— Он включил стартер, и прогретый двигатель мгновенно завелся, чуть слышно заурчав. Он отвел корабль к югу на малых оборотах на два кабельтовых, отошел немного к западу, развернулся на север, перевел рычаг хода в крайнее положение и закурил сигару. Тим Хатчинсон приготовился действовать. В свете спички смуглое лицо было спокойным и задумчивым, не больше.

Более минуты ничего не было видно. Только тьма и проносящиеся мимо бортов клочки тумана. Хатчинсон держал курс, на несколько градусов отклонившись к западу от северного направления с учетом приливной волны. Внезапно мы все увидели чуть справа по курсу, как и должно было быть с коррекцией на прилив, большую светящуюся букву «Т», несущуюся прямо на нас из темноты. Я взял в руки автомат, открыл левую дверь рубки и встал в дверном проеме: в левой руке автомат, правая рука на ручке двери, одна нога — на палубе, вторая — в рубке. Дядюшка Артур, я знал, занял такую же позицию с правой стороны. Мы старались держаться как можно крепче. Если «Файеркрест» вдруг остановится, то это произойдет очень резко.

За сорок ярдов до ворот Хатчинсон сбросил обороты и слегка повернул штурвал влево. Светящаяся буква «Т» оказалась теперь еще правее, чем раньше, но на одной линии с нами и темной полоской воды к западу от фосфоресцирующей пенящейся белизны в том месте, где приливная волна разбивалась об уступ восточного волнореза. Еще через двадцать ярдов он снова включил полный ход. Теперь мы шли в том направлении, где должен был находиться невидимый пока западный волнорез. Мы отвернули от ворот слишком далеко влево, и было невозможно проскочить через них, не разбив правый борт в щепы. Вдруг Хатчинсон резко повернул штурвал вправо, туда же, куда нас сносила приливная волна, и мы проскочили в ворота строго по центру так чисто, что драгоценная краска дядюшки Артура совсем не пострадала. Хатчинсон перед входом в ворота перевел рычаг хода в нейтральное положение. Я мысленно спросил себя: интересно, а если бы я всю оставшуюся жизнь тренировался, удалось бы мне совершить подобный маневр? Ответ был совершенно ясен: не удалось бы.

Я предупредил Хатчинсона, что причальные кнехты находятся в правом углу ангара и водолазный катер должен скорее всего находиться там. Поэтому при входе в ангар Хатчинсон чуть повернул руль влево и тут же включил задний ход. В наши планы не входило врезаться по инерции в стену ангара и благополучно пойти ко дну.

Сам вход в ангар прошел не так гладко, как хотелось бы. Чисто с эстетической точки зрения. Ворота, вместо того чтобы раскрыться посередине, слетели с петель, и мы потащили их перед собой с жутким грохотом. Это помогло нам немного сбросить скорость. Алюминиевая фок-мачта, с встроенной потайной телескопической антенной — гордостью дядюшки Артура, задев за поперечную перекладину ворот, с диким скрежетом наклонилась и чуть не вырвала с корнем палубную надстройку, пока не обломилась. Это притормозило нас еще немного. Винт, с ревом крутящийся в обратном направлении, тоже снижал скорость, но мы шли еще довольно лихо, когда с грохотом ломающегося дерева, частично из-за нашей обшивки, но в основном из-за ворот, разлетевшихся вдребезги, под визг трущихся резиновых кранцев, мы наконец резко остановились, вклинившись намертво между левым бортом водолазного катера и левой стеной ангара» На душе дядюшки Артура появилось не меньше царапин, чем на обшивке его возлюбленного «Файеркреста». Хатчинсон дал малый вперед, чтобы закрепить наше положение, и включил пятидюймовый прожектор. Не столько для того, чтобы осветить и так достаточно ярко освещенное помещение, сколько для того, чтобы ослепить стоящих на берегу людей. Я вышел на палубу с автоматом наперевес.

Перед нашими глазами предстала сцена бурной деятельности. Работа кипела, как любят говорить некоторые газетчики. Выражаясь точнее, она кипела вплоть до нашего появления. Теперь же все застыли в самых неожиданных позах. Справа, из открытого трюма водолазного катера, на нас с изумлением уставились трое. Катер представлял собой типичное судно среднего класса, сорока пяти футов в длину, почти таких же габаритов, как «Красотка». Двое людей на палубе застыли согнувшись в тот момент, когда передавали ящик в трюм. Еще двое стояли рядом. Один поднял руки вверх, чтобы принять очередной ящик, спускающийся сверху на палубу на крюке погрузочного крана. Этот раскачивающийся ящик был единственным двигающимся предметом во всем помещении. Человек за рычагами лебедки, чрезвычайно похожий на мнимого таможенника по фамилии Томас, застыл, прижав один рычаг к груди и отведя второй вперед на вытянутой руке, как будто двадцать столетий назад на него низверглась лава Везувия, после чего он окаменел навеки. Остальные стояли согнувшись на причале, взявшись за канат, привязанный к внушительному ящику, который поднимали из-под воды двое аквалангистов. Когда надо было что-то спрятать, они мыслили без фантазии. Слева стоял капитан Имри, видимо, наблюдая за работой. Рядом с ним его хозяева — Лаворски и Доллманн. Это был большой день, кульминация их усилий, нельзя было упустить малейшую деталь.

Имри, Лаворски и Доллманн были моими людьми. Я прошел вперед, приподняв автомат так, чтобы они его видели.

— Подойдите ближе,— сказал я.— Да, вы трое. Капитан Имри, скажите своим людям, что если кто-ни-будь из них шевельнется или выкинет какой-нибудь фокус, я убью вас троих. Четверых ваших я уже прикончил. Ничего не случится, если я удвою эту цифру. По новым законам вы получите всего по пятнадцать лет. Для преступников-убийц этого недостаточно. Я бы предпочел, чтобы вы здесь подохли. Вы меня понимаете, капитан Имри?

— Я вас понял.— Глухой голос звучал низко и мрачно.— Вы сегодня убили Куинна.

— Он заслужил смерть.

— Надо было ему убить тебя тогда на «Нантвилле»,— сказал Имри.— Тогда ничего бы этого не было.

— Сейчас вы по одному подниметесь к нам на борт,— сказал я.— Вы, капитан Имри, как самый опасный из всех, пойдете первым, за вами Лаворски, потом...

— Ни с места. Попрошу без глупостей.— Голос, прозвучавший у меня за спиной, был абсолютно лишен зловещих интонаций, но упершееся в спину дуло было убедительней слов.— Хорошо. Теперь сделай шаг вперед и опусти правую руку.

Я сделал шаг вперед и отпустил автомат правой рукой. Теперь он повис в левой, которой я держал его за дуло.

— Положи автомат на палубу.

Как дубинка он мне все равно вряд ли пригодится, поэтому я положил его на палубу. Мне уже приходилось попадать в подобные ситуации, раз или два в жизни, и чтобы показать свой истинный профессионализм, я поднял руки и медленно повернулся кругом.

— Ба, Шарлотта Скурас! — сказал я. Опять-таки я знал, как себя вести, что делать, как придать голосу нужное выражение. Горькая усмешка агента, которого обвели вокруг пальца.— Рад видеть вас здесь. Большое спасибо, дорогая.— На ней был все тот же черный свитер и брюки, только теперь они выглядели не так нарядно, как в последний раз. Они промокли до нитки. Лицо ее напоминало восковую маску. Карие глаза смотрели не мигая.— Но как же вам удалось сюда добраться?

— Я вылезла через окно и вплавь добралась до корабля. Потом спряталась в кормовом отсеке.

— Неужели? Почему же вы не переоделись в сухую одежду?

Она оставила мой вопрос без внимания. Обратилась к Хатчинсону:

— Выключить прожектор!

— Делай, как леди говорит,— посоветовал я.

Он сделал, как сказала леди. Прожектор погас, и мы все оказались на обозрении стоящих на берегу. Имри сказал:

— Бросайте оружие за борт, адмирал.

— Делайте, как просит джентльмен,— посоветовал я.

Дядюшка Артур выбросил автомат за борт. Капитан Имри и Лаворски подошли к нам ближе без опаски. Они могли позволить себе сделать это, так как трое людей в трюме, двое появившихся из-за рулевой рубки водолазного катера и стоящий за рычагами лебедки — всего шестеро — откуда-то вдруг достали автоматы. Я посмотрел на эту демонстрацию военной мощи и медленно произнес:

— Вы нас ждали.

— Конечно, ждали,— весело сказал Лаворски.— Наша дорогая Шарлотта сообщила точную дату вашего появления. Неужели вы еще ни о чем не догадываетесь, Калверт?

— Откуда вам известно мое имя?

— От Шарлотты, болван. Видит Бог, по-моему, вы недооценили ее умственные способности.

— Выходит, миссис Скурас была провокатором,— сказал я.

— Приманкой,— бодро подхватил Лаворски. Его веселость, не вводила меня в заблуждение. Если бы меня пытали на дыбе, он, наверное, зашелся бы от истерического смеха.— И вы клюнули, проглотив заодно крючок, леску и поплавок! Мы снабдили приманку портативным, но мощным передатчиком и пистолетом, спрятанным в вещевом мешке. Мы обнаружили передатчик, спрятанный в корпусе вашего двигателя.— Он снова залился смехом, на этот раз чуть не до судорог.— Мы знали все о каждом вашем шаге с тех пор, как вы вышли из Торбея. Как вам это нравится, господин секретный агент?

— Совсем не нравится. Что вы собираетесь с нами сделать?

— Не будьте ребенком. Он наивно спрашивает, что мы собираемся с ними сделать. Подозреваю, что вам это хорошо известно. Как вам удалось засечь это место?

— Я с палачами не разговариваю.

— Думаю, для начала надо прострелить адмиралу ногу,— потирая руки, сказал Лаворски.— Еще через минуту — руку. Потом бедро...

— Хорошо. Мы установили радиомаяк на «Нантвилле».

— Нам это известно. Что навело вас на Дабб Сгейр?

— Корабль Оксфордской геологической экспедиции. Получил пробоину в маленькой естественной бухточке к югу отсюда. Там нет ни одного подводного камня, а пробоина серьезная. Получить ее естественным способом там он не мог. Значит, его продырявили неестественно, если можно так выразиться. Любой другой корабль вы могли бы заметить издалека, но этому стоило только выйти из своей гавани, чтобы оказаться на расстоянии прямой видимости от ангара и от стоящего на якоре водолазного катера. Весьма щекотливая ситуация.

Лаворски взглянул на Имри, тот кивнул.

— Он должен был это заметить. Я всегда был против этого. Что еще, Калверт?

— Дональд Макичерн с Ейлин Орана. Лучше бы было забрать его, а не его жену. Сьюзен Кирксайд — не следовало разрешать ей свободно бродить по острову. Скажите, когда вы в последний раз встречали спортивную юную девушку с такими огромными темными кругами под глазами? Девушку, которой, казалось бы, не о чем беспокоиться в этой жизни, верно? И вам следовало бы заровнять след от хвоста самолета, принадлежавшего старшему сыну лорда Кирксайда, когда вы сбрасывали его с северного обрыва. Я заметил этот след с вертолета.

— Это все? — спросил Лаворски. Я кивнул. Он снова посмотрел на Имри.

— Я ему верю,—сказал Имри. Все молчали.—Это все, что нам нужно было' знать. Сначала Калверта, мистер Лаворски? — Эти люди зря времени не теряли.

Я быстро произнес:

— Два вопроса. Прошу ответить напоследок. Я профессионал. Мне нужно знать. Не знаю, понимаете ли вы меня.

— Даю вам две минуты,— улыбнулся Лаворски.— Не тяните время. У нас много дел.

— Где сэр Энтони Скурас? Он должен быть здесь.

— Он здесь. Наверху в замке. Вместе с лордом Кирксайдом и лордом Чарнли. «Шангри-ла» стоит у западного причала.

— Правда ли, что вы и Доллманн разработали весь план, подкупили Чарнли, чтобы заполучить секретную информацию страховой компании; что вы — или скорее Доллманн — поручили капитану Имри набрать банду головорезов; что вы отвечали за захват и потопление судов и за дальнейшее извлечение ценного груза? Правда, что именно вы стоите, впрямую или косвенно, за гибелью наших людей?

— Сейчас слишком поздно, чтобы отрицать очевидное,— снова загоготал Лаворски.— По-моему, мы поработали неплохо. Верно, Джон?

— Прекрасно,— сухо сказал Доллманн.— Мы зря тратим время.

Я обернулся к Шарлотте Скурас. Дуло пистолета все еще было обращено в мою сторону. Я сказал:

— Получается, что меня должны убить. Раз уж моя смерть на твоей совести, лучше будет, если ты лично доведешь дело до конца.— Я опустил руку и приставил ее руку с пистолетом к своей груди.—Только поскорее, пожалуйста.

В полной тишине слышалось только приглушенное урчание двигателя «Файеркреста». Взгляды всех присутствующих в этот момент были обращены на нас. Я стоял к ним спиной, но знал, что только так и может быть. Я хотел, чтобы все смотрели именно на нас. Дядюшка Артур сделал шаг к правой двери рубки и сказал быстро:

— Ты с ума сошел, Калверт? Она же убьет тебя! Она с ними заодно!

В карих глазах стоял ужас. Другими словами не скажешь. Это были глаза женщины, которая сознает, что ее мир рушится. Палец соскользнул с курка, пальцы медленно разжались, и пистолет упал на палубу со стуком, который эхом отозвался под каменными сводами ангара. Я взял ее за левую руку и сказал:

— Похоже, что миссис Скурас не совсем готова к этому. Боюсь, что вам придется подыскать кого- нибудь еще, чтобы...

Шарлотта Скурас закричала от резкой боли, зацепившись ногами за стальной порог рубки. Может быть, я действительно переусердствовал, втолкнув ее внутрь, но было слишком поздно, чтобы рисковать.

Хатчинсон ждал в рубке и подхватил ее, прежде чем она упала на пол, одновременно опустившись на колени. Я бросился за ней в ту же дверь, как член национальной сборной по регби, который приземляет мяч за линией ворот соперника в тот момент, когда дюжина повиснувших на нем защитников пытается этому помешать. Но дядюшка Артур оказался еще проворнее меня. У него было сильнейшее чувство самосохранения. Падая, я успел схватить рукой специально включенный мегафон, положенный в рубке.

— Не стрелять! — усиленный голос громыхал, отражаясь от каменного свода и деревянных стен ангара.— Если начнете стрелять, погибнете! Один выстрел, и всем конец. В спину каждого из вас направлены автоматы. Обернитесь, только медленно, и сами увидите.

Я слегка приподнялся, осторожно выглянул сквозь лобовое стекло рубки, встал на ноги, вышел на палубу и подобрал лежащий автомат.

Подбирать автомат было абсолютно ненужным и совершенно лишним из всего того, что мне довелось проделать за эти дни — в ангаре было изобилие автоматов. Двенадцать автоматов поблескивали вороненой сталью в стальных руках двенадцати бравых парней. Они стояли полукругом в дальнем конце ангара лицом к нам. Здоровые, спокойные, солидные парни, одетые в шерстяные береты, пятнистые комбинезоны и тяжелые ботинки на резиновой подметке. Их руки и лица были черны как уголь. Белки глаз ярко выделялись на лицах, словно у вымазанных сажей клоунов на маскараде. Правда, на этом сходстве с маскарадом заканчивалось.

— Руки вдоль туловища, оружие бросить! — приказал человек, стоящий в центре группы. Его ничем нельзя было отличить от остальных.— Только осторожно, без резких движений. Медленно опускаем руки, бросаем оружие и стоим смирно. Мои ребята — хорошо тренированные коммандос. Их учили стрелять по подозрению. Они умеют только убивать. Калечить и ранить они не приучены.

Ему поверили. Я ему тоже верил. Они побросали оружие и встали смирно.

— Теперь сцепите кисти рук на затылке.

Они так и сделали. Все, кроме одного. Лаворски. Он больше не смеялся, но собирался что-то сказать.

Ребята были действительно хорошо обучены. Никакой команды не последовало. Ближайший к Лаворски коммандос бесшумно сделал шаг вперед, держа автомат наизготовку. Ствол слегка дернулся в коротком движении, снизу вверх. Когда Лаворски поднял голову, подбородок у него был весь в крови, а на месте передних зубов зияла пустота. Он послушно сцепил руки на затылке.

— Мистер Калверт? — обратился ко мне офицер.

— Так точно,— ответил я.

— Капитан Роули, сэр. Королевская морская пехота.

— Замок, капитан?

— В наших руках.

— «Шангри-ла»?

— В наших руках.

— Узники?

— Двое парней сейчас поднимутся, сэр.

Я спросил у Имри:

— Сколько человек охраны?

Он плюнул и ничего не ответил. Коммандос, который подходил к Лаворски, сделал шаг вперед, вскинув автомат. Имри сказал:

— Двое.

Я обратился к Роули:

— Двоих людей хватит?

— Надеюсь, сэр, что охрана будет не настолько глупа, чтобы сопротивляться.

Как только он кончил говорить, послышалась усиленная эхом короткая автоматная очередь со стороны ведущей вверх к замку лестницы. Роули пожал плечами.

— Дурака могила исправит. Робинсон,— обратился он к человеку с прорезиненным мешком за плечами,— поднимитесь и откройте дверь погреба. Сержант Ванс, выстройте их в две шеренги вдоль той стены. Первая шеренга—сидя, вторая — стоя.

Сержант Ванс выполнил приказ. Теперь, когда миновала опасность оказаться под перекрестным огнем, мы сошли на берег, и я представил дядюшку Артура капитану Роули, не забыв перечислить все его почетные титулы и военные звания. Надо было видеть приветствие капитана Роули. Дядюшка Артур сиял. Теперь он командовал парадом.

— Хорошо исполнено, мой мальчик!—сказал он Роули.— Надежно. Вас ожидает небольшой сюрприз в новогоднем списке награжденных. Ага! Я вижу, наши друзья появились.

Нельзя было назвать друзьями всех из той группы людей, которая появилась в проходе лестницы. Впереди шли четверо свирепых, но понурых типов, которых я никогда раньше не видел, но наверняка это были люди капитана Имри. Сразу за ними следовали сэр Энтони Скурас и лорд Чарнли. Затем появились четверо коммандос со стальными бицепсами и военной выправкой, по которой легко было узнать людей капитана Роули. Позади всех вышли лорд Кирксайд с дочерью. Трудно было угадать, о чем думают коммандос с закопченными лицами, но на лицах остальных застыло выражение удивления и непонимания происходящего.

— Мой дорогой Кирксайд! Дружище!— Дядюшка Артур рванулся с места и начал трясти его руку. А я совсем забыл, что они знакомы.— Рад видеть вас живым и здоровым, дорогой мой. Исключительно рад. Теперь все кончено.

— Что происходит, скажите Бога ради?—спросил лорд Кирксайд.— Вы их схватили? Схватили всех? А где мой мальчик? Где Роллинсон? Что...

Грохот взрыва, несколько приглушенный, послышался из туннеля, ведущего к погребам. Дядюшка Артур выглянул на Роули. Тот кивнул.

— Пластиковые бомбы, сэр.

— Отлично, отлично,— дядюшка Артур засиял.— Сейчас увидите их, Кирксайд.— Он подошел к тому месту, где среди остальных стоял лицом к стене старый Скурас с руками, заложенными за голову. С силой расцепил его сжатые пальцы и, вцепившись в его правую руку, стал трясти ее так, будто собирался оторвать ее.

— Ты не с теми людьми стоишь, Тони, мой мальчик.— Это был звездный час в жизни дядюшки Артура. Он подвел его к тому месту, где стоял лорд Кирксайд.— Ты пережил жуткий кошмар, старина, просто жуткий. Но теперь все кончилось.

— Зачем вы это сделали? — мрачно произнес Скурас.— Зачем вы это сделали? Боже, о Боже, вы сами не ведаете, что натворили.

— Миссис Скурас? Настоящая миссис Скурас? — Каждый из нас мнит себя актером, но дядюшка Артур наделен этим чувством щедрее остальных. Он задрал рукав и внимательно уставился на часы.— Она прилетела в Лондон из Ниццы ровно три часа тому назад. Сейчас она в лондонской клинике.

— Что вы имеете в виду? Ты сам не знаешь, о чем говоришь... Моя жена...

— Твоя жена в Лондоне. А Шарлотта — как была, так и осталась Шарлоттой Майнер.— Я взглянул на Шарлотту. Понять было невозможно ничего, но забрезжила какая-то неясная надежда.— В начале этого года, открывая сезон многочисленных похищений, твои друзья Лаворски и Доллманн выкрали и спрятали твою жену, чтобы вынудить тебя помочь им, предоставив свои капиталы. Мне кажется, что им было просто обидно сознавать себя простыми исполнителями на службе у миллионера. Они все продумали до мелочей, вплоть до того, чтобы вложить награбленные деньги в твою империю. Однако твоей жене удалось сбежать. Тогда они схватили ее кузину и лучшую подругу, Шарлотту. Подругу, к которой твоя жена, если можно так сказать, питала глубокую привязанность. Они пригрозили убить Шарлотту, если миссис Скурас снова к ним не вернется. Миссис Скурас тут же сдалась. Это навело их на блестящую мысль занести над твоей головой сразу два дамокловых меча. Поэтому, как подобает благородным людям, они решили оставить у себя в руках и Шарлотту. Теперь они были твердо уверены в том, что ты поступишь именно так, как они прикажут. Чтобы оправдать постоянное присутствие у них под присмотром вас вместе с Шарлоттой и в подтверждение версии о смерти твоей жены, они пустили слух о твоей тайной свадьбе.— Дядюшка Артур был тактичным человеком: он даже не упомянул об общеизвестном факте, что к моменту своей мнимой смерти душевное состояние миссис Скурас, разладившееся в результате пережитой два года назад автоаварии, существенно ухудшилось, и стало очевидно, что выйти из стен лечебницы ей уже никогда не удастся.

— Как, черт возьми, вам удалось догадаться? — спросил лорд Кирксайд.

— Это не догадка. Это заслуга моих помощников,— благодушно произнес дядюшка Артур в лучших традициях стиля «моя школа».— Ханслетт радировал мне во вторник ночью. Он передал список лиц, о которых Калверт просил срочно навести справки. Этот сеанс связи был подслушан на «Шангри-ла», но они не могли догадаться, о ком конкретно говорил Ханслетт. Все настоящие имена в наших передачах должным образом зашифрованы. Калверт сказал мне позже, что когда он видел сэра Энтони вечером во вторник, ему показалось, что тот ведет себя неестественно. Но это не было игрой от начала до конца. Он сказал, что сэр Энтони был искренне подавлен и сломлен мыслями о своей покойной супруге. Он сказал, что ему показалось, будто настоящая миссис Скурас жива, потому как невозможно было предположить, что человек, настолько трогательно оберегающий память своей жены, смог бы жениться снова через два или три месяца. Он мог только пойти на фиктивный брак во имя той единственной женщины, которую так беззаветно и преданно любит.

Я радировал во Францию. Полиция Ривьеры раскопала могилу, где была похоронена эта женщина. Неподалеку от лечебницы, в которой она умерла. Они обнаружили гроб, набитый дровами. Ты знал об этом, Тони?

Старый Скурас кивнул. Он, похоже, пребывал в сомнамбулическом состоянии.

— Через полчаса они выяснили, кто подписал свидетельство о смерти, а до конца дня удалось обнаружить самого доктора. Ему было предъявлено обвинение в убийстве. Во Франции это возможно на основании факта отсутствия тела покойного. Доктор, не теряя времени, отвез их в свою собственную частную лечебницу, где в отдельной палате, под замком, находилась миссис Скурас. Доктор, старшая сестра лечебницы и кое-кто еще взяты под стражу. Почему, скажи ради Бога, ты не пришел к нам раньше?

— У них в руках была Шарлотта, и они сказали, что все равно доконают мою жену. Не прямо, так косвенно.. Как бы вы поступили на моем месте?

— Бог знает,— честно признался дядюшка Артур.— Она хорошо себя чувствует, Тони. Калверт получил подтверждение по радио в пять утра,— дядюшка Артур многозначительно поднял вверх указательный палец.— Кстати, он воспользовался большим передатчиком Лаворски в замке.

У Скураса и лорда Кирксайда рты раскрылись от изумления. Лаворски, у которого изо рта все еще текла кровь, и Доллманн ошарашенно застыли. Глаза Шарлотты распахнулись еще шире, чем обычно. Она как-то странно смотрела на меня.

— Это так,— сказала Сьюзен Кирксайд.— Я была вместе с ним. Он просил меня никому не рассказывать.— Она подошла ко мне, взяла за руку и улыбнулась.— Я хочу еще раз попросить прощения за то, что сказала прошлой ночью. Вы самый замечательный человек из всех, кого я знаю. Кроме Ролли, конечно.— Она обернулась на звук шагов, послышавшихся на лестнице, и мгновенно забыла о стоящем на втором месте среди самых замечательных людей мира.

— Ролли! — закричала она.— Ролли! — Я увидел, как Ролли с трудом приходит в себя.

Все были там. Я сосчитал. Сын лорда Кирксайда, юный Роллинсон, сыновья полисмена, пропавшие экипажи маленьких яхт и, позади всех, маленькая, смуглая старушка в длинном темном платье и шали, накинутой на плечи. Я подошел к ней и взял за руку.

— Миссис Макичерн,— сказал я,— скоро я отвезу вас домой. Вас ждет муж.

— Спасибо, молодой человек,— тихо произнесла она.— Это будет замечательно.— Она подняла руку и по-хозяйски обхватила мой локоть.

Шарлотта Скурас подошла и взяла меня за вторую руку, если и не по-хозяйски, то так, чтобы все вокруг видели. Я не возражал. Она сказала:

— Ты подозревал меня? Ты за мной все время следил?

— Конечно,— задумчиво произнес дядюшка Артур.— Он мне сразу сказал, что все о вас понял. Ты не утруждал себя объяснениями по этому поводу, Калверт.

— Это было нетрудно, сэр. Если, конечно, учесть все факторы,— быстро добавил я и повернулся к Шарлотте.— Сэр Энтони навел меня на мысль. Тот визит, который он нанес на борт «Файеркреста», чтобы развеять подозрения, которые могли у нас возникнуть по поводу разбитого передатчика, только усилил мое беспокойство. Вы не должны были приходить ко мне, сэр Энтони. Вам следовало бы немедленно обратиться в полицию или позвонить по телефону. Затем, чтобы заставить меня рассказать о поврежденной телефонной линии, вы предположили, что радиовредитель, дабы усугубить нашу изоляцию от большой земли, разбил оба телефона-автомата в поселке. Для человека вашего интеллекта подобное предположение выглядело нелепым. В Торбее должно быть множество домов с личными телефонами. Но вам, видимо, показалось, что упоминание о поврежденной линии может навлечь на вас подозрение, поэтому вы о ней и не упомянули. Затем сержант Макдональд снабдил вас блестящей характеристикой, сказав, что вы — самый уважаемый человек в Торбее. Но ваша общественная репутация резко контрастировала с поведением в тесном кругу на «Шангри-ла», во вторник вечером. Во всяком случае, меня это насторожило.

Вся это викторианская мелодрама, которую вы с Шарлоттой разыграли в тот вечер в салоне, ввела меня в заблуждение не более, чем на пять секунд. Было совершенно непонятно, как человек, настолько преданный своей жене, может быть таким жестоким по отношению к другой, тоже, как видно, славной женщине...

— Благодарю покорно, сэр,— проворковала Шарлотта.

— Было непонятно, как он мог послать ее за фотографией прежней жены, если только ему не приказали это сделать. А вам приказали Лаворски и Доллманн. И было совершенно непонятно, почему она пошла. Та Шарлотта Майнер, которую я знал, скорее огрела бы вас по голове чем-нибудь тяжелым. Следовательно, раз вы выдавали себя за другого человека, то и Шарлотта занималась тем же.

Злодеи, как им казалось, заложили надежный фундамент под версию побега Шарлотты от жестокого феодала-супруга на «Файеркрест», где она должна была стать их глазами и ушами, постоянно держа их в курсе относительно всех наших передвижений и планов, ибо они не могли надеяться на то, что оставленный в нашем моторном отсеке передатчик долго останется незамеченным. После того, как они поняли, что мы обнаружили тело Ханслетта — к тому времени они уже убрали передатчик — стало очевидно: теперь они попытаются послать на борт «Файеркреста» Шарлотту. Они провели предварительную подготовку, сымитировав подбитый глаз — краска уже почти стерлась, кстати — и несколько вспухших рубцов на спине, после чего столкнули Шарлотту в воду, снабдив непромокаемым мешком с микропередатчиком и пистолетом внутри. «Делай то, что сказано, или миссис Скурас получит свое». Так они должны были сказать.

Она кивнула.

— Они так и сказали.

— У меня зрение стопроцентное на оба глаза. У сэра Артура — нет. Последствие ранения во время войны. Я очень внимательно осмотрел эти рубцы на спине. Рубцы настоящие. Как и следы от уколов обезболивающего препарата, сделанных перед тем, как нанести удары плетью. В определенной степени была проявлена гуманность.

— Многое могу пережить,— тяжело произнес Скурас.— Но я не мог представить и мысли о том, что...

— Я догадался, что именно вы настояли на анестезии, сэр. Я это знал. Как и то, что по вашему требованию экипажи всех этих маленьких суденышек должны были быть оставлены в живых, чего бы это ни стоило. Шарлотта, я надавил на один из этих рубцов ногтем так, что ты должна была выпрыгнуть через крышу салона от дикой боли. Ты даже глазом не повела. И это после того, как побывала в соленой воде. Тогда мне все стало ясно.

Конечно, у меня были причины для того, чтобы вести себя так, как я это делал. Ты сказала, что хочешь предупредить нас о смертельной опасности, для этого и появилась, как будто мы сами о ней не знали. Я сказал тебе, что мы собираемся покинуть Торбей через час, после чего ты пошла в свою каюту и сообщила им о наших планах. Поэтому Куинн, Жак и Крамер приплыли на веслах значительно раньше того времени, о котором ты нам сказала, полагая, что мы пребываем в состоянии ложной успокоенности. Должно быть, ты действительно очень любишь миссис Скурас, Шарлотта. Выбор был очевиден — мы или она. И ты его сделала. Но я их ждал. Поэтому Жак и Крамер убиты. Я сказал тебе, что мы отплываем на Ейлин Оран и Крейгмор, после чего ты опять пошла в свою каюту и сообщила, что мы отправляемся на Ейлин Оран и Крейгмор, что их совсем не волновало. Позже я сказал тебе, что мы идем на Дабб Сгейр. Опять ты направилась в свою маленькую каюту, чтобы связаться с ними, но, не успев сделать это, отключилась прямо на полу. Видимо, от той небольшой дозы снотворного, которую я положил в твой кофе. Не мог же я допустить, чтобы ты рассказала своим друзьям о том, что я направляюсь на Дабб Сгейр, как ты считаешь? Они бы приготовили подобающую встречу.

— Ты... ты был в моей каюте? Ты сказал, что я заснула прямо на полу?

— Я не Дон Жуан. Спокойно захожу и выхожу из женских спален. Сьюзен Кирксайд может подтвердить. Ты лежала на полу. Я переложил тебя на кровать. Кстати, внимательно осмотрел руки. Никаких следов от веревок не осталось. Видимо, они использовали скрученные резиновые жгуты непосредственно перед тем, как появились мы с Ханслеттом, тогда, на «Шангри-ла»?

Она кивнула. Видок у нее был не из лучших.

— Кроме того, я, конечно, обнаружил передатчик и пистолет. Затем, в Крейгморе, ты опять попыталась выпытать из меня побольше информации. При этом тебе хотелось одновременно предупредить меня. Видимо, к этому моменту твоя душа разрывалась надвое. Я дал тебе требуемую информацию. К сожалению, это была не вся правда. Но это было именно то, что мне хотелось бы передать через тебя Лаворски и компании. Ты, как и подобает хорошей девочке, это сделала,— сказал я одобрительно.— Ты пошла в свою маленькую спаленку и ...

— Филип Калверт,— медленно произнесла она,— вы мерзейший, отвратительнейший, лживый, подлый...

— На борту «Шаигри-ла» остались люди Лаворски,— возбужденно перебил ее старый Скурас. Он, наконец, пришел в себя.— Они скроются...

— Только не от правосудия,^:—сказал я.— На них наручники или что-нибудь в этом роде. Не знаю, чем предпочитают пользоваться люди капитана Роули в таких случаях.

— Но откуда вам стало известно, где находится «Шангри-ла»? В такой темноте, в тумане совершенно невозможно ее обнаружить...

— Кстати, как работает катер на «Шангри-ла»? — спросил я.

— Что? Катер... Черт возьми!..— он успокоился.— Он не работает. Мотор не в порядке.

— Так на него сахар подействовал,— объяснил я.— Это всегда происходит, когда сахар засыпают в бензобак.

В тот вечер, во вторник, после того, как мы покинули вас вместе с сэром Артуром, и перед тем, как отплыть на «Файеркресте» к причалу, я появился на борту катера, прихватив пару фунтов сахара с собой. Боюсь, придется менять клапаны. Кроме того, я взял с собой маленький транзисторный радиомаяк, работающий на батарейках, который закрепил на внутренней задней переборке якорного рундука. Туда никто годами не заглядывает. Поэтому после того, как вы затащили неисправный катер на борт «Шангри-ла», мы знали ее местонахождение.

— Боюсь, что мне не все понятно, Калверт.

— Взгляните лучше на господ Доллманна, Лаворски и Имри. Они все понимают. Я точно знаю частоту этого радиомаяка. В конце концов, это же мой собственный передатчик. Одному из шкиперов мистера Хатчинсона была сообщена эта частота, и он на нее настроился. Как и все суда этого класса, корабль Хатчинсона снабжен рамочной антенной для ориентации по радиосигналу. Нужно просто поворачивать рамку до тех пор, пока сигнал не станет максимальным. Промахнуться трудно. Они и не промахнулись.

— Шкипер мистера Хатчинсона, вы сказали? — медленно произнес Скурас.— О каких кораблях идет речь?

Хорошо, что меня вообще трудно вывести из себя, а то в подобной обстановке, когда на одной руке у меня повисла миссис Макичерн, а с другой стороны приходится поддерживать Шарлотту, когда на тебя уставились несколько десятков пар глаз, причем многие из них отнюдь не дружелюбны, такие вопросы могут запросто сбить с толку.

— У мистера Хатчинсона два рыболовных катера для ловли акул. Прежде чем явиться вчера ночью на Дабб Сгейр, я радировал с одного из этих катеров, призвав на помощь тех джентльменов, которых вы изволите теперь видеть здесь. Они сказали, что не могут послать корабли или вертолеты в такую погоду, когда видимость почти нулевая. На это я им ответил, что меньше всего мне нужны их грохочущие вертолеты, что это связано с предосторожностью и тому подобное. Кроме того, я сказал им, чтобы не беспокоились о транспорте, потому что я знаю людей, для которых фраза «нулевая видимость» звучит как шутка.. Это шкиперы мистера Хатчинсона. Они отправились на Большую землю и привезли сюда капитана Роули и его людей. Я не думал, что им удастся прибыть сюда раньше полуночи, поэтому мы с сэром Артуром боялись появиться здесь до этого момента. Когда вы прибыли сюда, капитан Роули?

— В девять тридцать.

— Так рано? Должен отметить, что без радиосвязи я чувствовал себя несколько неловко. На берег вы добрались в резиновых лодках, проникли в замок через боковую дверь, дождались прихода водолазного катера, и ждали, ждали, ждали...

— Мы уже совсем окоченели, сэр.

Лорд Кирксайд откашлялся. Возможно, ему не давала покоя мысль о моей ночной встрече с его дочерью.

— Скажите, мистер Калверт. Если вы уже радировали с борта катера мистера Хатчинсона в Крейгморе, зачем потребовалось снова воспользоваться передатчиком здесь, в замке, позднее?

— Если бы я этого не сделал, вы бы уже лежали среди трупов к этому моменту. Я почти все пятнадцать минут посвятил подробнейшему описанию деталей острова Дабб Сгейр снаружи и замка, вместе с ангаром для кораблей, изнутри. Все, что должны были сделать капитан Роули и его люди, предстояло совершить в полной темноте. Присмотрите за нашими друзьями, капитан Роули? Корабль отойдет с Дабб Сгейра сразу после рассвета.

Десантники отвели задержанных под своды левой пещеры, развернули спинами к стене и направили им в лица свет от трех мощных прожекторов. Четверо парней с автоматами наперевес встали в цепочку, повернувшись к арестованным. Пока не придет корабль, за нашими друзьями присмотрят должным образом.

Шарлотта медленно произнесла:

— Так вот почему сэр Артур остался сегодня днем, когда вы с Хатчинсоном отправились на «Нантвилль». Чтобы я не могла заговорить с охранниками и не узнала правды?

— Почему же еще?

Она убрала свою руку и взглянула на меня без всякой нежности.

— Значит, ты водил меня за нос,— тихо сказала она.— Ты заставил меня так страдать целых тридцать часов, в то время как сам все прекрасно понимал!

— Долг платежом красен. Ты обманывала меня, я тебя. Все справедливо.

— Я тебе очень благодарна,— язвительно произнесла она.

— Если это и не так, то вам бы следовало быть ему благодарной, черт возьми,— холодно заметил дядюшка Артур. Наверное, медведь в берлоге сдох. Впервые в жизни дядюшка Артур обращался к представительнице аристократии, пусть даже по мужу, в такой язвительной манере.— Если Калверт не хочет сказать несколько нужных слов в свое оправдание, то я сделаю это за него.

Пункт первый: если бы вы прекратили передавать свои маленькие радиограммы, Лаворски мог подумать, что произошло что-то подозрительное и, оставив последнюю пару тонн золота на «Нантвилле», смылся бы восвояси прежде, чем мы оказались здесь. У людей вроде Лаворски очень обостренное чувство опасности. Пункт второй: они бы ни за что не признались публично в своих преступлениях, если бы не были уверены, что нам конец. Пункт третий: Калверт хотел подстроить все таким образом, чтобы всеобщее внимание было постоянно приковано к «Файеркресту». В этом случае капитану Роули и его людям можно было занять исходные позиции тихо и без лишнего кровопролития. Не исключено, что и ваша кровь могла пролиться, дорогая Шарлотта. Пункт четвертый и очень важный: если бы вы не поддерживали с ними постоянную радиосвязь, сообщая о наших перемещениях вплоть до самого последнего момента, когда мы проскочили через эти ворота,— кстати, мы даже не закрыли дверь в салон, чтобы вы могли слышать наши переговоры и постоянно быть в курсе наших действий,— иначе встречного боя было бы не избежать. Стрельба началась бы с того самого момента, как были сорваны с петель ворота ангара. Никто не сможет сказать, сколько людей погибло бы при этом. Но они знали, что мы находимся под контролем, они знали, что мы в западне, что вы на борту с пистолетом наготове, что дверца капкана вот-вот захлопнется. Наконец, пункт пятый, самый важный из всех: капитан Роули прятался в сотне ярдов отсюда в боковом туннеле, а его подразделение находилось при этом в помещении кладовки в здании замка. Как, вы думаете, они могли узнать, когда выступать, причем выступать надо было одновременно? Как положено всем морским пехотинцам, у них были переносные приемники, настроенные на нужную волну, и они прекрасно слышали все ваши тайные переговоры. Вы же помните, передатчик был украден на «Файеркресте». Это был передатчик Калверта, моя дорогая. Прошлой ночью он узнал частоту переговоров с Большой землей. Это произошло после того, как он... ээ... дал вам кое-чего выпить. Тогда он и проверил настройку передатчика. Еще до того, как воспользоваться передатчиком в замке.

Шарлотта обратилась ко мне:

— Мне кажется, что ты самый лживый, мерзкий и негодный человек из всех, кого мне доводилось встречать на свете.— Ее глаза блестели то ли от слез, то ли от чего-то другого, мне неизвестного. Я почувствовал себя очень неловко и неприятно. Она положила свою руку на мою и произнесла тихо:

— Дурак, о какой же ты дурак! Ведь пистолет мог выстрелить. Я... я же могла убить тебя, Филип!

Я похлопал ее по руке и сказал:

— Ты сама не можешь заставить себя в это поверить.— В этих обстоятельствах я счел нужным не говорить, что если бы этот пистолет выстрелил, то я бы навсегда потерял веру в стальной треугольный напильник с крупной насечкой.

Серый туман нехотя рассеивался, уступая место золотистым лучам неяркого утреннего солнца, скользнувшим по темной морской глади, когда Тим Хатчинсон направил «Файеркрест» в сторону Ейлин Орана.

На корабле нас было только четверо. Хатчинсон, я, миссис Макичерн и Шарлотта. Я советовал Шарлотте отдохнуть в замке Дабб Сгейр, но она меня просто проигнорировала. Помогла миссис Макичерн взобраться на борт «Файеркреста» и даже не сделала попытки снова сойти на берег. Очень целеустремленная женщина, отметил я про себя. Это наверняка приведет к конфликтам в грядущие годы.

Дядюшки Артура с нами на было. Даже табун диких лошадей не смог бы затащить дядюшку Артура на борт «Файеркреста» в эту ночь. Он переживал райские мгновенья, устроившись перед камином в гостиной замка Дабб Сгейр, потягивая отборное виски лорда Кирксайда и потрясая сливки аристократии рассказами о своих удивительных подвигах. Если повезет, он и мое имя пару раз упомянет по ходу повествования своей героической саги. Но не исключено, что этого и не случится.

Мисс Макичерн не мечтала о рае. Она чувствовала себя уже в раю. Милая, тихая старушка не переставала улыбаться все время, покуда мы плыли до Ейлин Орана. Я молил Бога о том, чтобы старый Макичерн не забыл поменять грязную рубаху.